Глава 7. Морок для чёрного зверя

Месяц Единорога,

20 день.

Северный замок и его окрестности

Ранним утром, когда ещё не успела пропеть труба, эн Альфред уже был в замковой часовне. Утренняя молитва, которую ему доверял вершить командор, должна была исполняться в тишине и покое, не нарушаемых никакой мирской суетой. Эта обязанность, походившая на жреческую, нисколько не тяготила старшего магистра. Он привык приходить сюда и славить утро и Небесного рыцаря своим серебристым голосом. Хотя… своим ли?

Если верить легенде о проклятии феи, тяготевшем над родом де Люксенов, то этот голос, похожий на серебряную переливчатую флейту, принадлежал не только одному эн Альфреду. Те из мужчин его рода, кто тоже когда-то его унаследовал, принимали вместе с ним и тяжкую ношу проклятия, вечного несчастья и невезения как в любви, так и в семейной жизни.

Неспроста ведь и Дора ушла от него, и Рене отрёкся… А всё — за вину далёкого предка, посмевшего разгневать лесную фею. Тяжела месть волшебных существ, и ложится она нелёгким бременем на плечи потомков виноватого. Но и винить предка тоже нельзя: сердцу не прикажешь, а силой полюбить ещё никого не удалось заставить.

Закончив молитву, эн Альфред осторожно прикрыл за собой двери часовни. Сегодня он ограничился лишь песнопениями во славу Скачущего, хотя обычно позволял себе исполнять и светские песни, благо, стены часовни не пропускали наружу ни звука. Наложенная на них магическая защита сохраняла тайну молитвы, не допуская в разговор с божеством ничьих любопытных ушей. И это было как нельзя кстати, особенно в те дни, когда волшебный голос начинал словно жить своей жизнью, вызывая в груди мучительную жажду петь.

Стоило ему выйти и немного помешкать в зале, как немедленно послышались чьи-то чеканные шаги и из-за колонны показался усталый и взъерошенный эн Леонсо, видно, только что из ночного дозора. Высокий, почти как его отец, старший сын командора приветствовал эн Альфреда по уставу, быстрым движением вскинув кулак ко лбу, а затем, щёлкнув каблуками, вытянулся в струну.

— Доброе утро, альд магистр! Разрешите доложить вам вместо командора?

В карих глазах парня плескалась нешуточная тревога — видимо, вести были недобрыми и не терпели отлагательства. Однако эн Альфред на всякий случай всё же спросил:

— А где командор?

— В Кузнечной, допрашивает задержанных два дня назад. Так разрешите доложить вам?

Эн Альфред кивнул, молясь про себя, чтобы донесение дозорного не оказалось слишком плохим.

— В окрестностях Замка замечен чёрный зверь, похожий, по словам очевидцев, на огромную кошку. Он нападает на овец и коз, а недавно на глазах поселянина загрыз телёнка.

Старший магистр хмуро потёр переносицу, пытаясь избавиться от нехорошего предчувствия.

— Вы сами его видели?

— Нет. Но человеку, который о нём рассказал, я верю. Он не станет врать.

— Кто же это?

— Граф де Фрезинг. Он как раз припозднился из города к себе в поместье и видел зверя, когда тот волок в овраг чью-то овцу. По словам де Фрезинга, хищник молод и силён, а ещё очень сообразителен. Как только завидел отставшую свиту графа, сразу метнулся с добычей в заросли — и был таков.

«Молод и силён… а ещё им движет жажда крови. Он почувствовал вкус убийства, и его будет трудно остановить», — промелькнула тревожная мысль.

— На людей нападений пока не было? — спросил эн Альфред, стараясь выглядеть спокойным и отстранённым.

— Нет, альд магистр, таких сведений не поступало.

— Хорошо. Можете идти, эн Леонсо. Я передам ваше донесение командору.

Когда шаги дозорного стихли и в зале снова воцарилась тишина, старший магистр медленно прислонился к дверям часовни. Не так-то легко сохранять самообладание, когда речь идёт о близком человеке...

Он провёл ладонью по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Нельзя допустить, чтобы на Рене устроили облаву. Но что он может предпринять? Как заставить сына вернуться?

***

Командор поставил на поднос недопитую чашку чая и тяжело поднялся из-за стола. Верный камердинер покачал головой и уже собрался было в очередной раз упрекать хозяина в небрежном отношении к собственному здоровью, но, встретив его твёрдый пронзительный взгляд, отступился от этого намерения.

Эн Аннибал провёл ладонью по лицу, словно снимая незримую паутину. Только боги знали, чего ему стоило держать лицо, не показывая снедающей душу тревоги. Дурные предчувствия и беспокойство о будущем Северного замка сменялись в нём досадой и горечью при мысли о собственной подступающей старости.

«Дряхлый пёс не устережёт овец», — вспомнилось некстати горское изречение, слышанное когда-то от эн Джеба. Теперь уже и забылось, о ком и по какому поводу сказал эти слова старый горец, но именно таким дряхлеющим псом и чувствовал себя эн Аннибал. Пусть грозен рык, и хватка ещё не ослабла, но внутри уже зреет осознание, что схватка с молодым противником станет гибельной.

А молодые да ретивые в Замке всегда найдутся...

«Вот, кстати, о молодых… Надобно разобраться с арестованными мальчишками. Будет им томиться неизвестностью!»

На этот раз он не стал пользоваться потайным ходом, а, миновав всю территорию Большого замка, прошёл под аркой мимо привратника. Тот, явно оробев, вытянулся в струну и, кажется, готов был превратиться в статую.

Привычно кивнув, эн Аннибал не стал задерживаться возле него, а стремительно зашагал к Кузнечной башне. Войдя внутрь, он сразу повернул налево, затем поднялся по узкой лестнице и прошёл до конца узкой, слабо освещённой галереи. Немного отдышался после быстрой ходьбы, — всё-таки не мальчик уже, бегать по лестницам! — а затем негромко постучал в резную двустворчатую дверь.

Та натужно скрипнула, открываясь, и за ней показалось насторожённое лицо эн Филиппа. Увидев командора, старый Кузнец расплылся в улыбке, отчего рыжие усы его забавно встопорщились.

— День добрый, Аннибал! Рад тебя видеть.

— И я рад тебе, только утро ещё, — проворчал командор, проходя в небольшой темноватый зал, освещаемый огнём камина и тусклым утренним светом из стрельчатых окон. — Не торопи время, Филипп, оно и так мчится, словно ошалевшая лошадь. Ещё немного — и увидимся с тобой на пиру в чертогах Акеруна...

— Брось, Аннибал, негоже вперёд о конце загадывать. Пока живём — и за то надо благодарить богов. Но ты ведь не о времени рассуждать ко мне заглянул? Дело имеется?

— Мне без дела — что псу без блох, не обойтись! — хмыкнул эн Аннибал. Пройдя в глубь зала, он присел на стул у камина, где на толстых поленьях плясало весёлое пламя, и положил на узкую каминную полку принесённый с собой свёрток. — Зови сюда молодых рыцарей, коих задержали два дня назад. Да впускай по одному, хочу поговорить с каждым наедине.

Эн Филипп ушёл исполнять приказ, а командор огляделся вокруг, оценивая обстановку. Пожалуй, он не зря выбрал для предстоящей беседы именно этот, неприметный с виду зал.

Хотя и облицованное потемневшими деревянными панелями, помещение не производило мрачного впечатления и скорее напоминало о прошедших временах. Со стен смотрели портреты рыцарей и магистров былых веков, и, казалось, молча наблюдали за нынешним командором Замка. Вдоль каждой стены темнели стулья с высокими спинками, сработанные в старомодном витиеватом стиле, а посредине зала, под стать им, одиноко стоял такой же круглый стол. Стульев возле него не было, поскольку стол служил трибуной для выступавшего на совете. Круглым же его сделали для того, чтобы оратор, произнося речь, мог встать лицом к любому своему оппоненту.

Зал Малого совета в Кузнечной башне редко использовался по своему назначению. Магистры предпочитали решать все вопросы в более праздничном и светлом зале в Башне Совета, что высилась по соседству, а здесь разве что изредка собирались Кузнецы по зову командора. Пожалуй, это было единственное место, кроме дознавательной, где он мог обсудить положение дел в Замке, не опасаясь, что сведения утекут на сторону… Или к неприятелю.

«Да, видать, скоро прозвучит и это слово. Может, я и вправду стал излишне осторожным и тем подаю повод молодежи позубоскалить, — хмуро подумал эн Аннибал. — Но, видит Скачущий, я не хочу войны в Замке. Самое подлое, что может случиться — это когда свой будет вынужден поднять оружие против своего. Рыцарь — против рыцаря!»

Снаружи послышались шаги и молодые голоса, и командор повернулся лицом ко входу, принимая строгий вид неподкупного судьи.

Вот донёсся ворчливый низкий рык эн Филиппа, в точности выполнявшего указание эн Аннибала, и юношеские голоса превратились в несмелый ропот.

Спустя некоторое время открылась дверь, и в комнату шагнул эн Клод де Жильер. Вид у парня был гораздо лучше, чем два дня назад, и хотя под глазами молодого рыцаря всё ещё залегали тёмные круги, взгляд его больше не был безумным. Напротив, эн Клод производил впечатление грустного, но вполне спокойного человека.

— Доброе утро, альд командор! — тихо приветствовал он эн Аннибала, преклонив перед ним колено. — Прошу вас простить моё неподобающее поведение… Я… Вы должны понять...

Эн Аннибал откашлялся.

— Гхм… Прежде всего я бы попросил вас прекратить ползать передо мной. Вот так… А теперь садитесь и объясните мне внятно, почему вы хотите отказаться от службы в Замке.

Эн Клод тут же повиновался и сел на указанный ему стул.

— Альд командор, позвольте спросить… Вы получили моё письмо?

Прежде чем ответить, эн Аннибал похлопал ладонью по свёртку на каминной полке.

Он сам подсказал провинившимся эту идею через эн Антонио. Как ни странно, во всех пяти письмах говорилось примерно об одном и том же: об отстранении от службы и сложения с себя звания рыцаря. Разумеется, каждый из юношей объяснял эту просьбу по-своему и к тому же не мог знать, что написали другие… Тем не менее такое совпадение настораживало.

— Да, ваше письмо у меня, — сухо сказал командор. — Но потрудитесь объяснить, чем вызвано ваше нежелание служить Воителю.

Эн Клод опустил голову и начал нервно перебирать пальцами по краю камзола.

— Эн Аннибал, простите меня. Но я не гожусь в рыцари, вы сами видите...

— Я вижу только то, что один шарлатан сбил с толку вас и других. Вы пишете о своём желании уйти в обитель...

— Да, альд командор. Мне нужно замолить грехи...

Эн Аннибал ударил ладонью по колену.

— Не сметь перебивать!.. Гхм… Так и быть, я не стану касаться вашей душевной раны… Однако замечу, что все мы рано или поздно столкнёмся с потерей близких. Вы думаете, мне не приходилось никого терять? — Он горько усмехнулся уголком рта. — Как бы не так… Скажу даже больше: мои отец и мать уже давно в краю Акеруна, и там же моя младшая сестра… Кайеровы рога! Да если б я каждый раз уходил в обитель посыпать голову пеплом, здесь, в Замке, не стало бы ни порядка, ни дисциплины!

Эн Клод жадно внимал ему, ссутулясь и подавшись вперёд. В расширенных глазах парня легко было прочесть и удивление, и что-то похожее на сострадание.

Но эн Аннибал резко завершил откровения.

— Так, хватит! — сказал он, поднимаясь. — Встать, рыцарь эн Клод, и слушать, что я скажу!.. Мы не в силах вернуть тех, кто уже ушёл, но в наших руках — спокойствие Замка и жизни ваших товарищей. Вы нужны мне здесь. Я не имею права отрешать вас рыцарства, пока вы не прослужили в моём Замке год и один день. Так гласит устав, который вы, разумеется, не читали. Поэтому приказываю: отставить нытьё и приступить к несению службы! Всё ясно?

— Да, альд командор, — тихо пробормотал эн Клод.

— Не слышу! Громче! — Командор прибавил в голосе металла. — И прекратите сутулиться. Вы рыцарь или уличный зеленщик?!

— Да, альд командор! — чеканно ответил молодой рыцарь, выпрямляясь. На бледных щеках его заиграл лёгкий румянец. — Как скажете.

— Вот так-то лучше, — смягчился эн Аннибал. — Идите, эн Клод, и помните: в трудную минуту вы можете молиться Скачущему, чтобы он даровал вам силы выстоять и победить.

***

Окрестности замка встретили эн Альфреда пронизывающим холодом. Утренний туман длинным белым языком стелился по сонной степи. Захлопает крыльями невидимая птица — и вокруг опять всё та же тишина.

«Он где-то здесь, поблизости… — соображал эн Альфред, направляя коня в сторону от наезженной дороги. — Пока разум жив, он станет держаться знакомых мест. Только бы не успел испробовать человеческой крови!»

Однако сколько он ни присматривался, в тумане ни разу не мелькнула характерная чёрная тень. Всё дальше и дальше отъезжал эн Альфред от Замка, пока наконец неширокая тропа не вывела его к обрыву над Серебрянкой.

Здесь рыжий конь, обычно смирный и послушный, внезапно встал, точно врытый в землю.

К этому времени туман начал подниматься, подгоняемый свежим западным ветром, и тупой нос обрыва хорошо просматривался с того места, где остановился эн Альфред. Чуть поодаль, на вершине холма, паслись козы.

Уверенные в своей безопасности, они деловито щипали сухую траву, а между тем под обрывом, пластаясь по земле и сливаясь с утренними тенями, крался большой чёрный леопард. Все мышцы зверя были напряжены. Он подвигался вперёд медленно, едва заметно, и лишь длинный хвост, что метался позади, выдавал его охотничье волнение.

Ветер дул к хищнику, и козы не чуяли его.

Эн Альфред слегка растерялся, не зная, что предпринять.

Послать коня на стадо, чтобы заставить коз отойти от обрыва? Но пока он поднимется по холму, леопард успеет скрыться. А к самому хищнику коня идти не заставишь: Рыжий заартачится и сбросит. И так весь напружинен и готов пуститься вскачь — куда угодно, лишь бы подальше от опасного соседства.

Пока эн Альфред размышлял, леопард прыгнул на козу, слишком близко подошедшую к обрыву.

Молниеносная атака — и вот уже зверь, вцепившись в добычу сильными когтистыми лапами, быстро и умело прокусил ей шею мощными челюстями, а затем, утащив тушу козы почти к самому берегу реки, принялся за кровавую трапезу.

Немного помедлив, эн Альфред спешился и, привязав Рыжего к низкому кусту черёмухи, стал медленно, шаг за шагом, подходить к леопарду. Он не был уверен в успехе задуманного, однако и стоять, тратя драгоценные мгновения, не мог.

Сунув руку за пазуху, он нащупал шёлковый платок, когда-то принадлежавший Дориане. Конечно, жаль расставаться с единственной памятью о ней. Но есть вещи дороже.

Подхваченная ветром и нашептанным заклятием, тонкая шёлковая полоска цвета зари взметнулась над дорогой и, затрепетав, едва коснулась кончиков травинок.

Едва уловимый, нежный мандариновый аромат растворился в воздухе.

Леопард поднял голову, принюхиваясь и смешно морща нос...

Сгусток тумана, закручиваясь в спираль, начал расти и вытягиваться, на глазах принимая очертания изящной женской фигуры. Тёмные волосы, точёная шея, лукавые глаза и губы, таящие улыбку… Длинное персиковое платье, украшенное эталийскими кружевами и стразами… Лёгкая накидка, словно взлетающая под дуновением ветра… Дора, какой она оставалась в памяти эн Альфреда, какую он хотел помнить и любить.

Дора из далёких счастливых лет, а вовсе не та холодная женщина с прищуренным злым взглядом, которая нервно прохаживалась по комнате и резким голосом отдавала приказания прислуге. После же, не прощаясь, сбежала вниз по лестнице и села в подъехавшую карету…

Усилием воли он заставил себя сосредоточиться на дорогом, слегка приукрашенном памятью образе.

Вот так она склоняла к плечу голову и тихо смеялась. Вот так она шла, на ходу придерживая край накидки. Дразнящая походка, полуулыбка… Чуть больше нежности во взгляде...

Зверь бросил есть, как-то сразу утратив интерес к задранной козе, и стал всматриваться в сотворённый эн Альфредом морок. Слегка потянул носом, переступил лапами — и тихо заскулил.

«Только бы поверил! — билась в голове единственная мысль. — Только бы пошёл!»

— Рене, вернись! Рене, вернись!

Тихий голос Дорианы плыл в воздухе словно бы ниоткуда.

Как будто зачарованный, леопард медленно пошёл вперёд, слегка помахивая хвостом.

Движением пальцев эн Альфред отодвинул фигуру жены чуть дальше по дороге в Замок. Потом ещё и ещё.

Зверь послушно следовал на расстоянии нескольких шагов от морока, и лишь время от времени жалобно скулил как щенок.

Опасаясь спугнуть его, эн Альфред шёл далеко в стороне, набросив на себя отводящие глаз чары.

У самого Замка леопард внезапно остановился. Его начало трясти и дёргать, как в припадке. Зверь упал наземь, извиваясь так, будто вознамерился сбросить шкуру.

Отчасти оно так и было, ибо разум человека одержал победу над тьмой колдовства и теперь стремился вернуть телу подобающий облик.

Спустя ещё несколько мгновений на дороге лежал обессиленный, измазанный в грязи и крови Рене.

Теперь оставалось самое трудное: незаметно перенести его в свои покои, чтобы никто, ни одна живая душа, не мог догадаться, что с сыном старшего магистра что-то не так.

***

Склонясь над изголовьем кровати, на которой лежал погружённый в сон Рене, эн Альфред делал плавные пассы руками. С каждым новым движением пальцев нити мощного заклятия всё плотнее и прочнее опутывали разум его сына, создавая толстую, надёжную магическую сеть, клетку, которая напрочь лишала тёмную звериную сущность вырваться на волю. На её перекрестьях располагались маленькие маячки; они должны были мгновенно послать сигнал, если кто-то снова попытается снять защиту с Рене. Напоследок эн Альфред добавил метку-определитель. Она предназначалась для запоминания отпечатка ауры любого, кто пожелал бы выпустить Зверя на волю.

В том, что Рене помогли совершить оборот, магистр не сомневался. Само по себе магическое плетение слететь не могло — ошибки в заклинаниях у эн Альфреда случались только в юности. Выходит, защиту сняли намеренно, и человек, сотворивший это, знал, что делает.

Правда, отсюда напрашивался неутешительный вывод: их семейную тайну выведал некто посторонний, причём владеющий силой на довольно высоком уровне. Определить, где чужак вмешался в плетение, эн Альфред не смог: магические нити словно беспричинно ослабли сами. И это ему не нравилось.

Маг такой силы… Где он скрывается и чего от него ожидать?

Наконец магистр выпрямился, со вздохом потёр усталую спину и размял руками шею.

Рене проспит несколько дней, а когда проснётся, не вспомнит ничего из своих похождений. Опасная вылазка из Замка полностью сотрётся у него из памяти.

В дверь покоев тихо поскреблись.

— Господин магистр, — донёсся голос слуги, — вас требует к себе командор.

— Сейчас, Базиль.

Эн Альфред прикрыл дверь в дальнюю комнату, где лежал Рене, затем привычным движением поправил форму и запер покои на ключ.

— Никого не впускать, даже если явятся от командора, — сухо приказал он слуге.

Вызов к эн Аннибалу не стал для него новостью. Разумеется, командор не так легковерен, как хочет показать, и возможно, что-то подозревает. В любое мгновение могла грянуть буря, однако магистр предпочитал держаться до последнего, когда молчать будет уже невозможно.

Когда он вошёл в кабинет к командору, тот сидел за столом, в раздумьях опираясь подбородком о сжатые руки.

Эн Альфред отдал честь по уставу и приблизился.

— Вы звали, альд командор?

— Да, звал. — Голос эн Аннибала звучал отрешённо, словно мыслями он был наполовину не здесь. — Эн Леонсо сказал, что вы приняли его донесение первым. Почему я ничего об этом не знаю? Или вы не сочли нужным доложить, что в окрестностях Замка бродит опасный хищник?

— Альд командор, я уже разобрался с этим, — эн Альфред постарался придать голосу твёрдость. — Зверь убит, поселянам больше незачем его опасаться. И… разрешите доложить, — продолжал он с некоторой заминкой, — неподалёку от Замка я нашёл Рене. Он под воздействием чьих-то чар и пока в беспамятстве.

Эн Аннибал остро взглянул в ответ.

— Допустим, я вам верю, — произнёс он немного погодя. — Но вам должно отдавать себе отчёт, что пока здесь командую я, и впредь о подобных инцидентах следует докладывать безоговорочно!

— Да, мой командор, — склонил голову эн Альфред. — Я учту.

— Хорошо.

Эн Аннибал откинулся на спинку кресла и немного смягчил взгляд.

— Что касается задержанных два дня назад… Знаете ли, какие сюрпризы они нам явили? Трое из пятерых оказались с пробуждённым даром. Притом способности разные: мыслечтец, огнеслов и Кузнец. Кузнец, во имя Воителя, вы понимаете?!

Эн Альфред кивнул, соглашаясь с командором.

Подобный дар — говорить с металлом и огнём, выплавлять мечи из чистого сгустка силы — встречался нечасто. Кузнецов берегли почти как живые драгоценности. И тот, в ком пробудился этот редкий дар, мог рассчитывать на бесплатное обучение и хорошо оплачиваемую службу, причём независимо от знатности и происхождения.

Словно подслушав его мысли, эн Аннибал продолжил:

— Я оставил мальчишек служить в Замке, хотя все пятеро под разными предлогами намеревались либо сложить с себя рыцарство, либо перейти к эльфиерам или каделланам. Всё это довольно странно… Но держать этих парней в темнице резона нет, и в чём-то серьёзно подозревать их я тоже не могу. Однако мне думается, что надзор за ними всяко не помешает. Вы меня понимаете?

— Да, альд командор. Я вас понял.

Эн Альфреду не требовалось ничего объяснять. Магистр и сам ощущал, что над Северным замком нависла некая угроза. Однако определить, откуда она исходит, никак не получалось: внутренний взор всякий раз наталкивался на серую туманную пелену. Там, за этой пеленой, таился враг куда посерьёзнее мальчишек, верящих в святых отшельников и чудодейственные амулеты.

Враг, чьё лицо пока скрывала маска.

***

На вершине холма задувал порывистый ветер, шевеля порыжелую прошлогоднюю траву. Облака вытягивались длинными белёсыми языками и вскоре истаивали в голубой вышине. На смену им ветер пригонял с запада другие, и казалось, что эти клочья отрываются от самой вершины Белого кряжа.

Эн Гарет недовольно переступил с ноги на ногу, придерживая руками хлопающий капюшон. Разумеется, магистр прикрывал голову вовсе не от ветра: слишком приметной внешностью наградили его боги. Кудрявые каштановые волосы вкупе с точёным профилем неизменно притягивали чужие взгляды, и если бы случайный дозор узнал эн Гарета и донёс о нём командору, у последнего появились бы ненужные вопросы.

Особенно если магистра застали бы за беседой с подозрительным незнакомцем.

Правда, пока вопросы появлялись только у самого эн Гарета: слишком уж долго не приходил на условленную встречу называвший себя братом Кеннетом.

До рези в глазах он всматривался в даль, но вокруг было пусто. Только орёл, раскинув крылья, парил под самыми облаками.

Заслонившись от солнца ладонью, эн Гарет невольно залюбовался пернатым хищником и упустил мгновение, когда на холме рядом с ним возникла тёмная фигура в балахоне отшельника.

— Я вижу, магистр, вам тоже не чужда мечтательность?

Эн Гарет вздрогнул, внезапно услышав мягкий мурлыкающий голос, и резко обернулся.

— Ещё немного — и я бы ушёл! Ты ведь понимаешь, что я не могу рисковать, торча на этом клятом холме целый день?

Отшельник усмехнулся, но тут же склонил голову, смиренно сложив ладони у груди.

— Не бранитесь напрасно, магистр, я точен, как городские часы. Это вы пришли на место раньше назначенного. Каков будет ответ на мой вопрос?

— Я согласен принять участие в вашей авантюре.

Брат Кеннет кинул на него холодный взгляд, словно сверкнул клинком.

— Авантюра, как вы изволили выразиться, не моя, а ваша. И отвечать за неё в случае провала только вам. Я лишь готов помочь по мере моих скромных сил.

Эн Гарет чуть не скрипнул зубами.

Ну, конечно! Проклятый маг ничем не рискует. Не ему ведь, откройся всё, придётся взойти на Чёрную башню… Демоны! Участие Беловолосого даже не докажешь. А сам он смоется из этих мест, как только запахнет жареным.

— Я вижу, вы всё ещё в сомнениях? У вас было довольно времени на раздумья.

Магистр нахмурился и глубже натянул капюшон.

— Я рискую головой, потому и сомневаюсь. Откуда мне знать, что ты меня не предашь?

Отшельник обезоруживающе улыбнулся.

— Дорогой магистр, какой смысл мне вас предавать? Я на этом ничего не выиграю.

Эн Гарет угрюмо взглянул ему в глаза, не желая поддаваться на уловку собеседника.

— А что ты выиграешь, если я подниму в Замке мятеж и отберу власть у эн Аннибала?

Брат Кеннет вновь склонил голову, пряча взгляд за краями широкого капюшона.

— Скажем так, у меня есть свои соображения. Во всяком случае, наше сотрудничество будет выгодным.

Эти слова вовсе не внушили доверия к магу. Наоборот, у магистра появилось стойкое ощущение подвоха.

— И что ты хочешь в награду за свою помощь? — прищурился эн Гарет.

По губам Беловолосого вновь скользнула улыбка. Он опустил взгляд, перебирая бусины чёток.

— Разве не учат боги, что добро ближнему делается совершенно бескорыстно? Я благодарен вам за спасение и за приют и хочу помочь обрести то, о чём вы давно мечтаете.

После этих слов эн Гарет почувствовал себя в ловушке. Подозрения, что маг далеко не так прост, обрели уверенность, а вместе с ними пришло понимание: отступать уже поздно. Какие бы цели ни преследовал называющий себя отшельником, он, эн Гарет, младший магистр Северного замка, у него на крючке. Ибо стоит Беловолосому донести о нём, пусть даже анонимно, и вместо командорского обруча на его мятежную голову опустится «венок правды». А уж о том, что случится дальше, и вовсе не хотелось думать...

— Хорошо, — хрипло проговорил он. — Я… принимаю вашу помощь.

Брат Кеннет растянул тонкие губы в торжествующей улыбке.

— Я знал, что мы поймём друг друга, господин магистр. Теперь ожидайте моих действий — и не удивляйтесь ничему. Возможно, мы скоро увидимся… при весьма необычных обстоятельствах.

С этими словами проклятый отшельник начал расплываться, а затем совершенно исчез в туманной дымке.