Пролог

Mores cuique sui fingunt fortunam (лат.)

Каждому человеку судьбу создают его нравы.

______________

Замок. Нейросеть Шедеврум

3932 год.

Месяц Единорога,

16 день.

Северный Замок

Над Замком нависло тяжёлое серое небо, обещая вскорости мокрый снег и слякоть. Безлистые тополя качали длинными ветками, то ли торопя тучи, то ли пытаясь их разогнать. Алое замковое знамя билось и трепетало на ветру, и белый сокол на нём будто взмахивал крыльями, порываясь взлететь.

Возле знамени, словно часовой, замер младший магистр эн Гарет де Мариньяс. Надменное красивое лицо сейчас было бесстрастным, как у куклы. Отороченная мехом шапка выглядела на его голове короной; наглухо застёгнутый плотный камзол щеголевато обтягивал торс.

Эн Гарет умел носить замковую форму, как никто, на зависть всем остальным и особенно — новичкам. Вот и теперь, на карауле у знамени, он казался этаким идеальным рыцарем, готовым хоть сейчас в бой, на защиту Замка. Левая рука, как предписано уставом, — на рукояти меча, правая — вдоль тела, взгляд — заморожено-служебный...

Гарвел покосился на него со своего места в строю.

К эн Гарету он испытывал далеко не дружелюбные чувства, да и магистр отвечал ему тем же. Хорошо хоть невмерная гордость не позволяла рыцарю снисходить до перебранки с асаваном. А Гарвел благодарил Скачущего, что удалось вырваться из-под начала этого гордеца.

«Вот эн Альфред — дело другое. Никогда не воротит нос, будто все остальные — ничтожества. К нему можно прийти и с вопросом, и просто поговорить. Всегда толково объяснит и подскажет, не фыркая, словно услышал заведомую глупость. Недаром же он — старший магистр».

Эн Альфред сидел за столом, кутаясь в меховой плащ от ледяного ветра, и, как и все, ожидал запаздывающего командора. Перед ним на красном сукне стола, прижатая тяжёлой доской, лежала стопка листов: то были заготовленные рыцарские грамоты. Рядом тускло блестела круглая массивная печать и чернильница в форме башенки, пока наглухо закрытая.

Теребя в пальцах завязки плаща с золочёными кистями, эн Альфред рассеянно смотрел куда-то сквозь строй асаванов.

Будущие рыцари стояли напротив него под высокими тополями. Каждый из них, как положено принимающим Посвящение, имел волосы ниже плеч, перехваченные на лбу кожаной лентой. Одетые лишь в рубашки и шоссы, с непокрытыми головами, юноши ёжились от холодного ветра и тайком переминались с ноги на ногу, опасливо взглядывая: не видит ли дежурный магистр?

— Стоять смирно! — донёсся до Гарвела очередной окрик. — Кто топчется? Замереть!

— Брр… Скорей бы уж… — прошептал сосед справа, длинноносый и худой Тьерри Вальен. — Промёрзнем насквозь.

— И то… — отозвался ему другой, стоящий за ним, кажется, Поль Дануан. — Я уже коченею… Где там командора носит?

Гарвел молчал, сдерживая бежавшую по телу мелкую дрожь. Совсем недавно разгорячённый испытаниями, он начал замерзать.

«И чего ждут? Или холод — ещё одна проверка?.. На выносливость? — подумал он тоскливо, украдкой сжимая и разжимая пальцы на руках и ногах. — Этак и зубы застучат, чего доброго, слова клятвы будет не произнести… Ну, наконец-то, слава Скачущему!»

Из дверей Главной башни показалась знакомая исполинская фигура, затянутая в светло-зелёную замковую форму. Командор эн Аннибал де Морнибанд. Широко шагая, он подошёл к покрытому алым сукном столу, за которым сидел эн Альфред, кивнул эн Гарету, — и повернулся к асаванам.

— Приветствую вас, юные орлы! — заговорил он ясно и отчётливо. Все взгляды вмиг впились в суровое, обветренное лицо командора, в тёмные глаза под широкими чёрными бровями. — В этот день, пусть не самый солнечный, вы расстаётесь со званием учеников и вступаете в ряды защитников Замка. Те из вас, что с успехом прошли испытания...

Асаваны в ожидании посвящения.

Нейросеть Шедеврум+Фейс-ап

Все замерли, стремясь не упустить ни единого слова: для каждого сейчас решалась его судьба. В выражении лица и глаз читался один-единственный вопрос: выдержал ли я Экзамен? Допустят ли до принесения Клятвы, или придётся сгорать со стыда под насмешками товарищей?

— … могут с уверенностью сказать, что сумеют одолеть и трудности службы, и врага, коли выпадет судьба сражаться. Посвящение примут… — спокойно продолжал эн Аннибал, словно не подозревая о сомнениях и муках в душах асаванов. Развернув перед собой длинный список, он начал неспешно оглашать имена счастливчиков. — … Луи д’Абеляр, Огюст де Балле… Поль Дануан, Клод де Жильер...

Названный делал шаг вперёд и замирал, становясь частью новой шеренги и оставляя позади своих менее удачливых товарищей.

Вот рядом поник длинный нос Тьерри Вальена: командор его не назвал, значит… Значит...

Гарвел напряжённо закусил губу, почти готовый к провалу.

Его фамилия в середине списка, и ждать до неё целую вечность!

Какая-то часть его существа успела представить, что это имя пропустят, и заранее переживала, рисуя будущее в самых мрачных красках.

«Да, конечно, пропустят! Кто я для них такой? Не тягаться сыну всадника с маркизами да графами...»

Дыхание сбивалось, то замирая, то учащаясь, а громкий стук сердца, казалось, отдавался в ушах.

Он не услышал, как его назвали. Просто стоявший слева толкнул плечом, и Гарвел одурело шагнул вперёд, вровень с теми, кого вызвали раньше.

Огласив имена до конца, командор небрежно бросил свиток на стол. В руках его появился длинный, сверкающий меч с золотой полоской вдоль лезвия.

— Именем Скачущего начинаем Посвящение! А ну, кто первый выйдет принести Клятву Воителю?

Юноши переглядывались. Идти впереди — дело всегда нелёгкое. Каждый боится осрамиться, сделать или сказать что-нибудь не так, а пуще того — не ответить на каверзный вопрос, который по традиции обязательно зададут.

Эн Аннибал хитро прищурился.

— Гхм… Коль все молчат, придётся мне самому выбрать счастливца. Александр Победитель, как вы знаете из истории, посылал впереди войска отряд государевых всадников. Так пусть же нынешнее Посвящение откроет потомок тех славных смельчаков. Гарвел Кристон!

— Да, альд командор! — отозвался тот и с бешено колотящимся сердцем пошёл к столу. Ему повезло: не споткнулся, не упал, как это случилось в прошлом году с другим асаваном, и уставно встал, замерев на месте. Пока он трепетал от происходившего, веря и не веря, что это его вызвали первым, вышколенное тело само выполняло положенное.

— Асаван Гарвел! Как зовут твой меч?

Простой вопрос заставил потеряться.

Он сам выбрал имя для меча, и теперь опасался насмешек и нареканий.

— Горящий Свет. — Он постарался произнести это твёрдо, но ладони мгновенно вспотели от волнения. Сейчас точно скажет: ничтожный! как посмел равнять себя с самим Скачущим?!

Но голос командора остался спокоен. Если он и был удивлён, то виду не подал. Но хотя бы не рассердился, и это успокаивало.

— Почему два слова вместо одного? И почему именно Горящий Свет, а не что-либо другое? — поинтересовался эн Аннибал.

Гарвел не знал, что ответить. Но и молчать перед лицом командора не представлялось возможным.

Чувствуя, как начинают гореть щёки и уши, он заговорил сбивчиво и вовсе не по уставу:

— Э… Альд командор, я смотрел его клинок на свет у окна, ну и… Мне показалось, что меч сияет сам по себе, как будто горит. Вот я и назвал… Вы не подумайте, я не сравниваю!

Эн Аннибал пронзительно глянул на него из-под чёрных бровей.

— Поменьше думай о глупых страхах, асаван Гарвел. А теперь отвечай: что для тебя рыцарство? Как ты собираешься служить Скачущему?

— Так же, как вассал служит своему сеньору, — выпалил Гарвел заготовленный ответ.

Командор опять окинул его зорким взглядом.

— И как ты это представляешь?

Гарвел вновь смешался. Что ответить на такой вопрос? Фраза из учебника казалась красивой и уместной. Чего же от него требует эн Аннибал?

— Головой думать надо, асаван Гарвел, а не повторять чужие слова, — усмехнулся командор уголком рта. — Каждый служит Воителю, да не для всякого Он — сеньор. Помни же об этом! А теперь — на колени!

Едва опустившись на одно колено, он почувствовал на плече прикосновение тяжёлого командорского меча.

«О Великий Керу, это правда! Я посвящён!» — возликовала его душа.

— Асаван Гарвел, — торжественно объявил эн Аннибал, — отныне ты отдан Воителю на служение! Произнеси Клятву перед магистрами — и получи меч и плащ.

***

Пятнадцать лет назад

3917 год.

Месяц Крылатого,

13 день.

Кайеркан

Зал Тысячи Свечей сиял золотыми колоннами и блестящими узорными арками из листьев и звёзд, которые возносились одна над другой до самого сводчатого потолка. Немыслимое кружево казалось созданием сумасшедшего зодчего; бросая вызов силе земного притяжения, оно грозило рухнуть на головы неосторожных… и всё-таки сотни, тысячи лет оставалось незыблемым. Так же, как и чёрно-мраморное кресло под алым балдахином. Сейчас оно пустовало: грозный владыка Тёмных совсем недавно отправился на Веларею навестить мать. А может, и развлечься, кто его знает?

«Не так-то весело жить в мире, где Светлые боги захватили все владения, а нам остались только эти горы», — угрюмо подумал Иктар. В последнее время он предавался мрачности с каким-то упоением. И то сказать: когда тебе, юному и полному честолюбивых надежд, вдруг приказывают жениться, радужное настроение бесследно испаряется. А попробуй не подчинись — сразу припомнят все твои грехи и проступки, начиная с самого младенчества!

Он покосился на свою невесту. Вот уж вылитая кукла! Чистенькая, белокожая, с покорным, ничего не выражающим взглядом. Ярко-рыжие блестящие волосы словно светятся изнутри, но ему почему-то кажутся стеклянными. Платье белое, ажурное, на тонкой шейке — плетёное ожерелье из тончайших серебряных нитей, и такая же невесомая диадема — на гладкой, будто прилизанной головке. Иктару это напоминает блестящую паутину. А сама девчонка (язык не поворачивается назвать такую женщиной!) — бледная, анемичная, будто фарфоровая. Посадили — сидит, хлопает лиловыми глазами; позовут — встанет, поклонится, залепечет выученные слова… Мерзость! Да ещё эти крылья у неё за спиной: нежные, хрупкие, с трогательными розовыми прожилками… Фу!

Он не любил крылья; старшие братья часто дразнили его Бескрылым, отпуская шуточки насчёт его имени. Иктар значило «летящая звезда», и для братьев это всегда был повод сострить. А стоило ответить им резкостью — дело немедленно заканчивалось побоями. Дать сдачи Иктар не мог, слишком неравны были силы, а жалоба отцу часто грозила ещё худшими неприятностями. Приходилось смиряться и терпеть, молча проклиная ту человеческую уродину, которая так необдуманно произвела его на свет.

Иктар с неприязнью посмотрел на отца, которого, в отличие от него, так и распирало довольство, едва прикрытое маской угодливости. Ну, ещё бы: сам господин джайбэнг соизволил отдать в жёны его сыну раскрасавицу дочь! Заключён важный союз между двумя знатными родами.

«Да будь он проклят, этот союз!»

Иктар отвернулся от невесты и со скучающим видом принялся разглядывать гостей. От гула их голосов зал походил на гигантский улей, а ветер от машущих перепончатых крыльев грозил погасить свечи. Будь воля Иктара, он находился бы сейчас далеко отсюда. Но в том-то и заключалась беда, что никто этой воли ему давать не собирался!

Он ещё раз скользнул взглядом по разномастной толпе гостей, как вдруг заметил возле одной из колонн бескрылую женскую фигуру.

Иктар всмотрелся внимательнее.

Лучи тёмных звёзд! Такой красоты не могло существовать.

Не здесь, не под этими сводами. Какое лицо! Нежное и лукавое, оно влекло к себе так же, как луговой клевер манит запахом пчелу; в нём одновременно уживались и небесная чистота, и соблазнительная греховность. Улыбка этой женщины обещала блаженство и невозможным образом предназначалась ему!

Он встал и, пользуясь тем, что гости начали танцевать, пошёл к загадочной незнакомке.

Которая по странному совпадению тоже не имела крыльев.

Фарфоровая невеста осталась сидеть одна, но это нисколько не волновало Иктара. Даже гнева отца он сейчас не боялся, хотя тот наверняка рассердится за такое самовольство.

Пусть! Ничто не существовало для него в эту минуту, кроме ласковых тёмно-синих глаз и тонких пальцев, кокетливо игравших золотистой прядкой у виска. Казалось, от распущенных волос женщины исходило мягкое свечение, медленно стекавшее по жёлтому шёлковому платью и парчовой накидке с кружевом по краям.

Приблизясь к ней, Иктар молча припал на колено, целуя подол длинного платья и руку, унизанную кольцами. Потом поднялся и, взглянув прекрасной в лицо, увидел, как она прижала палец к губам.

«Молчи! — требовал этот жест. — Не нужно слов».

«Пойдём!» — Незнакомка поманила его за собой и, взяв за руку, увлекла в тень за колоннами.

И он подчинился ей, хотя обычно люто ненавидел склоняться перед кем-либо.

Они миновали лестницу и длинный коридор, и наконец, очутились в каких-то пышно убранных покоях. Тогда, опустившись на бархатное ложе с цветастыми подушками, незнакомка впервые заговорила.

— Как тебя зовут?

— Иктар Ксанрой. А как...

— Не спрашивай о моём имени, — перебила она. — Просто скажи: зачем ты пошёл со мной?

Он растерялся.

Она ведь сама звала!.. Или он ошибся? Кто поймёт этих женщин?

— О, госпожа, ты так прекрасна… Где я найду слова, чтобы описать твою красоту?..

Она покровительственно улыбнулась.

— И не надо. Иди ко мне, беловолосый мальчик. Я сделаю из тебя мужчину.

Ей не пришлось повторять дважды.

Иктар скользнул на ложе, и их губы слились в пьянящем и яростном поцелуе. Его руки сладострастно сжимали и гладили, дыхание сбивалось, превращая всё его существо в одно желание: обладать!

Внезапно она мягко оттолкнула его.

— Довольно! Теперь я верю в твою искренность. Но сможешь ли ты быть со мной до конца? Найдёшь ли в себе силы пойти против всех? Ради меня одной?

— Да! — прошептал он исступлённо. — Моя богиня! Да! Да! Да!

Победно усмехаясь, женщина взмахнула рукой, убирая одежду с помощью чар.

Иктар замер, восхищённый и ослеплённый её наготой.

Крепкие загорелые руки обвили его шею, увлекая на ложе, а возле уха раздался приглушённый горделивый смех:

— Теперь ты станешь служить мне, Изольде Диамаре. Отныне ты мой, мой навсегда!