Глава 3. «Рыцарь ты - или пёс побитый?!»

Месяц Единорога,

17 день.

Северный замок

Утром ночные шёпоты показались Гарвелу нелепым сном. Да и долго раздумывать над вчерашним ему не дали. Едва он успел умыться, как в комнату вошёл эн Роберто — как всегда, с добродушной улыбкой на полном лице и с внимательным, дотошным взглядом. Пожелав доброго утра, он тут же ухватил Гарвела за запястье и, кивнув каким-то своим мыслям, стал всматриваться ему в лицо.

— Так… пульс в норме. Зрачки не увеличены… а вот румянца мало, бледноват. Как спалось, кошмары не мучили?

Гарвел резко выдернул руку из хватки эн Роберто. Вчерашнее раздражение начало закипать в нём снова. Не хватало ещё сны ему рассказывать, будто гадалке!

— Да здоров я уже, сколько раз повторять! И я не девчонка, чтоб румяниться.

Эн Роберто как-то странно улыбнулся и развёл руками.

— Ну, коли здоров, тогда не смею задерживать. Командор тебя давно уже ждёт.

Командор?! Ждёт?

Это было как ведро ледяной воды.

Гарвел замер от неожиданности.

— Командор?! Зачем?

— Этого не знаю. Только приказал позвать тебя сразу, как проснёшься.

Душу охватила тревога.

Зачем он мог с утра понадобиться командору?.. Не иначе как из-за вчерашнего!

— Где эн Аннибал, в кабинете? — Голос едва не подвёл, выдавая волнение.

— Нет, в библиотеке. Поторопись, он долго ждать не любит.

***

Главная башня, залитая утренним солнцем, возвышалась над мощёным двором во всём своём величии, и ветер, немного слабее, чем вчера, полоскал алый флаг над остроконечной крышей.

Гарвел сбежал по ступеням высокого крыльца и пересёк широкий двор, молясь про себя, чтобы по дороге не встретить никого из новопосвящённых рыцарей. Они-то уж не упустят случая подразнить вчерашним обмороком, а так не хотелось начинать день неприятной сценой!

Озираясь по сторонам, он быстро вошёл в башню, а потом торопливо свернул в полутёмную нижнюю галерею. Здесь уже не грозило столкнуться с кем-то из бывших асаванов, и можно было расслабиться.

Замковая библиотека находилась на первом этаже, здесь же располагались старшие классы. В одном из них ещё шли занятия, и оттуда доносился монотонный мужской голос. Наверное, учитель диктовал, а может, и объяснял тему ученикам.

«А у меня больше нет уроков. Я свободен!» — подумал Гарвел, взъерошил пятернёй по привычке волосы, но тут же спохватился и принялся приглаживать их обратно. Избави боги заявиться к эн Аннибалу косматым! И без того может придраться к какому-нибудь пустяку вроде смятого воротника или не застёгнутой пуговицы.

Галерея вывела его в Охотничий зал, где у противоположной стены чуть теплился камин, а над ним в полутьме располагалось чучело головы оленя с ветвистыми рогами. Дверь в библиотеку находилась по левую руку от арки входа. Чуть дальше, за колоннами, виднелись перила лестницы, ведущей на верхние этажи, в гостевые покои Замка.

Перед самой дверью, обитой тёмной, чуть потёртой кожей, Гарвел ещё раз ощупал себя, проверяя, всё ли в порядке; поправил пояс и замер, прислушиваясь: в библиотеке было тихо. Он сглотнул и поднял руку, собираясь постучать, как вдруг изнутри раздались быстрые шаги — и дверь приоткрылась сама.

 — Входи, эн Гарвел, нечего стоять под дверями! — Судя по голосу, командор был весьма недоволен. — Доброго утра желать не стану. И разговор у меня к тебе серьёзный.

Гарвел внутренне сжался, чувствуя себя маленьким и никчёмным перед лицом сердитого исполина. Захотелось немедленно сделаться невидимым или, на худой конец, провалиться сквозь каменный пол. Даже уютный запах старых книг и разноцветные квадраты солнечного света, падавшие от витражных окон, не успокаивали душу.

Эн Аннибал плотно закрыл дверь и, заложив руки за спину, смерил его пристальным взглядом. От этих тёмных проницательных глаз стало совсем не по себе, и Гарвел опустил голову, рассматривая полузатёртый узор на плитах пола. Краем зрения он видел ноги командора в высоких, коричневой кожи сапогах с блестящими прямоугольными пряжками. Ноги двигались: исполин медленными шагами мерил пространство от стеллажей до стола возле окна и обратно.

Стук каблуков негромко отдавался под сводами библиотеки, смешиваясь с равномерным тиканьем часов на стене, и тоже как будто отмерял время до окончательного решения командора.

— Гхм… Произошедшего на пиру я, так и быть, касаться не стану, — сухо проговорил эн Аннибал, — но объясни, что за чепуху рассказал мне про тебя эн Роберто?!.. Не спорю, на пиру тебя подставили по всем правилам. Но на месте нашего врача я б не стал тебя утешать, а отхлестал бы по щекам!.. За малодушие и истерику! Наотмашь, слышишь?

Теперь сапоги командора остановились прямо перед ним, властная рука больно ухватила пальцами за подбородок и подняла лицо Гарвела вверх.

— Это что такое? Как стоишь?.. Рыцарь ты — или пёс побитый, что прячет глаза от хозяина?.. Прямо стой и твёрдо сноси удары. Ты теперь не асаван, а рыцарь, принёсший клятву.

В молодости эн Аннибал был довольно хорош собой — Гарвел видел в главной зале его портрет, — да и теперь морщины возле глаз и рта скорее прибавляли командору мужества и суровости, чем намекали на подступающую старость. Зоркие глаза под густыми чёрными бровями смотрели всё так же грозно, и ни один магистр, не говоря уже о коннорах, не смог бы взглянуть ему в лицо, если случилось навлечь на себя его гнев.

Грива чёрных с проседью волос ниспадала эн Аннибалу на широкие плечи, а лоб над бровями охватывал золотой обруч с красным кристаллом — знак отличия командора. Всегда подтянутый, неизменно одетый по уставу в светло-зелёную замковую форму со стоячим воротником, эн Аннибал казался Гарвелу навечно принадлежащим Северному Замку, так же как эти стеллажи и витражные окна. Пожалуй, невозможно было представить на его месте кого-то другого.

Гарвел всей душой обожал своего командора, считая его идеалом рыцаря, мудрым и справедливым наставником, и всё-таки каждый раз робел перед ним, не выдерживая проницательного взгляда чёрных глаз.

Впрочем, один ли он терялся перед этим черноволосым, суровым исполином с осанкой короля и взором властителя?

А уж строгость эн Аннибала Гарвелу не раз довелось испытать на себе. В последние месяцы перед экзаменом командор натаскивал его сам. И сразу стало понятно: придирчивый эн Гарет, учивший Гарвела раньше, был не таким уж и строгим. По крайней мере, ограничивался всего лишь выговором. А вот попробуй только опоздать, пусть и на десять минут, на тренировку у эн Аннибала! Немедленно глянет на часы и скажет ледяным тоном: «Вот как? Смеете опаздывать, асаван Гарвел?.. Защищайтесь!» И продлит тренировку на полчаса, а то и на час, вдобавок к уставным двум. Словно сам выкован из железа!

Но не только поэтому при каждой встрече с ним у Гарвела от волнения и робости потели ладони, а уши то и дело принимались гореть.

Два года назад он, набравшись наглости, пришёл к эн Аннибалу просить руки Элизы, единственной дочери маркиза Морнибанда, и получил твёрдый отказ. Тот памятный разговор и теперь заставлял краснеть от стыда, а тогда Гарвел был вне себя от горя и разочарования. Приказом командора его выслали за дерзость в Форнард, и обратно в Соколан он вернулся только полгода назад.

Но и до сих пор в обращении эн Аннибала ему чудилась некая ирония: мол, помню-помню твоё сватовство, и ты не забывай, чем мне обязан...

Гарвел не забывал. Его могли вышвырнуть насовсем, как нашкодившего щенка, и никто бы не заступился за сына всадника. Разве граф де Фрезинг… Но и его влияния, наверно, не хватило бы. Эн Аннибал поступил и строго, и справедливо.

Сейчас глаза командора вновь сверкали, чёрные брови сошлись возле переносицы, а голос походил на рык.

И потому Гарвел предпочитал смотреть не в лицо исполина, а на блестевшую на его груди витую цепь с медальоном, где на жёлтом кружке был выгравирован клыкастый кабан — герб рода маркизов де Морнибанд.

Между тем, встряхнув густой гривой седеющих волос, командор гневно продолжал:

— Что стыдишься обморока?.. Штаны, что ль, с тебя прилюдно упали?..

При этих словах губы Гарвела невольно разъехались в улыбке, а эн Аннибал произнёс уже несколько тише:

— Вот так-то лучше, эн Гарвел. Учись над собой смеяться. Думаешь, с рыцарями конфуза не случается?

Про себя Гарвел считал именно так; конноры, и в особенности магистры казались ему людьми непогрешимыми, которым великая мудрость никогда не позволит оступиться. Но сейчас он почёл за лучшее промолчать, опасаясь снова рассердить командора.

— Надо уметь принимать всё, не пряча взора, как бы люди о тебе ни думали, — продолжал между тем эн Аннибал. — Или мнишь, будто я лицом в грязь не падал?.. Падал, эн Гарвел, и ещё как. — Он прошёл к столу и, выдвинув старинный тяжёлый стул с высокой прямой спинкой, сел. Погладил ладонью тёмную кожу лежавшего перед ним фолианта и вздохнул. — Расскажу тебе два случая… Может, и на пользу тебе будет.

Гарвел изумлённо взглянул в лицо командору. Тот нечасто снисходил до подобных разговоров, а уж чтобы стал рассказывать ему о себе — такого прежде никогда не случалось.

«Или, может, что-то изменилось с принесением Клятвы Скачущему? Я стал коннором, то есть взрослым рыцарем… Пусть даже до совершеннолетия ещё полгода...»

— Гхм… Ну так вот, — начал эн Аннибал, — был я тогда такой же наивный да горячий… Пусть и не тихоня, как ты… — Он усмехнулся в усы. — Посвящение уже прошёл, до магистерства не дорос. Словом, коннор хоть куда… Помнится, поехали раз в дозор, и Кайер меня надоумил сесть на плохо выезженного жеребца. Покрасоваться вздумал перед товарищами. А он будто зверь подо мной: горячий, злой, так и играет весь. И я на том коне — как жонглёр на канате. Остальные знай посмеиваются, ну а мне, сам понимаешь, не до смеха, лишь бы удержаться в седле. Только к лесу выехали, так мой вороной и вовсе удила закусил: поводьев не слушается, ржёт, вьюном вьётся… Так и скинул меня на землю, прямо в лужу на дороге… Каково было мне подниматься из грязи, всему перемазанному, да под хохот прочих рыцарей? Там ведь и магистр наш в отряде ехал… А поднялся, и ничего. Изловил жеребца — да кулаком ему по храпу, чтоб не баловал… Думаешь, мне этого случая не припоминали, не смеялись после, каким трубочистом я тогда выглядел?

— Альд командор, мне трудно в это поверить, — улыбнулся Гарвел. — Да и потом, с коня упасть всякий может, особенно с необъезженного.

— Вот ты как думаешь, эн Гарвел? — насмешливо прищурился тот. — А что скажешь о магистре, который в одиночку полез ловить разбойников, не желая делиться с другими славой? Да-да, это тоже я, не качай головой, было такое… Гхм… Думаю, ты знаешь о вожаке «чёрных рыцарей», Бартоломе Корранго. Так вот, орудовал тогда один молодчик, ему под стать, может, даже и понаглее. Звали его Хартман. Я в ту пору только сдал экзамен на магистерство и просто горел желанием отличиться. Вот и решил, что одолею этого Хартмана один на один. Самонадеянным был, как видишь. Да только вышло всё как раз наоборот… Хартман-то, как оказалось, не один по лесу шастал, а с ватажниками. И сколь ни был я силён, а одолели они меня да и привязали к дереву. Полдня стоял я там, пока товарищи не нашли. А уж как потешались потом целый год — и рассказывать неохота. Пока Хартмана не поймали, всё припоминали тот случай.

Командор выдержал паузу, внимательно глядя ему в глаза, и спросил:

— И ведь знаешь, чем закончилась эта история?

— Чем же?

— Дружбой моей с эн Харальдом. Он больше всех насмешничал тогда, и мне часто хотелось выдрать его белокурые волосы. Пару раз нас растащили, сделали внушение… Хорошо хоть, не лишили звёзд за нарушение дисциплины, — Эн Аннибал усмехнулся. — Вот и пришлось мне учиться отвечать на подколки недруга не ударом кулака, а ответной шуткой. Выдержка моя заставила и эн Харальда сдерживаться. Так мы привыкли поддразнивать друг друга — и, сами того не замечая, сдружились. — Эн Аннибал вздохнул и добавил неожиданное: — Когда б не Бартоломе, так эн Харальд, может, и командором бы вместо меня стал...

Гарвел не нашёл, что на это ответить. По его мнению, лучшего командора, чем тот, что правил Замком сейчас, нельзя было найти во всей Басмарии, но вот высказать это почему-то не получилось. А потом уже и не к месту стало, потому что властная рука легла ему на плечо и эн Аннибал проговорил голосом, не терпящим возражений:

— Вот так, эн Гарвел. А теперь иди. С нынешнего дня ты числишься в отпуску. Можешь ехать в своё поместье, — тут командор усмехнулся, словно вспомнив о чём-то, и похлопал его по плечу. — Иди! Надеюсь вскоре увидеть тебя не изнеженным мальчиком, а истинным коннором. Это приказ, слышишь?

— Да, альд командор!

Уставный ответ вырвался радостно и легко. Гарвел вытянулся, быстро склонил голову, как полагалось и, развернувшись на каблуках, не вышел, а вылетел из библиотеки.

Душа ликовала, хотелось петь и кричать от радости, точно мальчишке.

Отпуск, и так неожиданно!… Скоро он увидит отца и Леониту, братьев и всех остальных, что ждут его дома, в Кристэ!

***

Эн Гарет Хосе де Мариньяс проводил взглядом одинокого всадника и поплотнее запахнул подбитый волчьим мехом плащ: здесь, на вершине Главной башни, ветер пронизывал почти до костей.

Алый замковый стяг на флагштоке бился и хлопал, словно пытаясь улететь в хмурое небо.

Погода к полудню испортилась внезапно, но это сейчас было только на руку. Никто не высунет нос на холод и не станет любопытничать, отчего да почему младший магистр вышагивает по крыше.

Эн Гарет самодовольно усмехнулся.

Ведь и эн Альфред тоже даром владеет, а даже на Посвящении ничего не заметил, хотя и рядом стоял. Конечно, это действует амулет того беловолосого… как его там? Но бережёного и Акерун бережёт, как говорит матушка. Совсем ни к чему, если кто-то проникнет в его воспоминания…

А подумать нужно, пришёл час решить и дать ответ, после которого обратно дороги не будет...

Мысли перескочили к воспоминаниям о том вечере, когда он впервые повстречал Беловолосого.

Это случилось в Месяц Башни. Тогда эн Гарет взял отпуск на несколько дней, чтобы проведать в замке под Соколаном сестру и мать.

… Шумели высокие сосны вдоль мокрой осенней дороги, неяркое солнце скупо проглядывало сквозь разрывы туч.

Эн Гарет возвращался с матерью с верховой прогулки, приноравливая шаг своего коня к неторопливой поступи её кобылы, и молча выслушивал сетования родительницы. Бойкая сестрица Кларисса давно опередила их и ускакала вперёд, чтобы отдать необходимые распоряжения слугам.

Холодный ветер шевелил пожелтелую траву, мокрые листья и грязь чавкали под копытами, навевая уныние. А тут ещё матушка, кутаясь в плащ, принялась монотонно твердить, что её единственному сыну и опоре семьи нужно непременно жениться.

Эн Гарет досадливо морщился, пытаясь убедить её, что после скандала с дочерью магистра в Замке каделланов ни одна семья не захочет с ними породниться.

— Брось, мало ли что там произошло! — упрямо поджимала губы мать. — Никто ведь доподлинно не знает, отчего твоя Оливия утопилась. Болтать не будешь — забудут эту историю. И не такое забывают, уж поверь!.. А девушка хорошая найдётся — не упусти. Так уж мне охота внуков понянчить...

Из-за поворота послышался стук копыт, и вскоре к ним подлетела на вороной лошади разрумянившаяся от быстрой езды Кларисса.

— Во имя Акеруна, вы что отстали? В замке уже прозвонили в колокол! Опоздаете к ужину.

Эн Гарет воспользовался появлением сестры, чтобы уйти от неприятной темы.

— Давайте отложим этот разговор, матушка, — сказал он. — Кларисса права. Надо поспешить, скоро стемнеет.

Тронув коня шенкелями, он на корпус опередил кобылу матери, и в это время из-под ближайшей сосны раздался незнакомый, чуть прерывающийся низкий голос:

— Во имя милосердия… Помогите!

И на дорогу, прихрамывая, вышла закутанная в чёрный балахон фигура отшельника.

Святых подвижников принято уважать повсюду, ибо они отдали себя служению богам, добровольно отказавшись от радостей этого мира. В тишине пещер и уединённых хижин святые воспитывают в себе мудрость и терпение. А самые просветлённые, если верить легендам, разговаривают с богами.

Поэтому, увидев, как незнакомец в балахоне измученно сел прямо в дорожную грязь, эн Гарет окликнул ехавших на почтительном расстоянии слуг и приказал немедленно доставить сюда карету. Что и было расторопно исполнено.

Отшельник слабым голосом поблагодарил и, как принято у них, склонил лицо к сложенным вместе ладоням.

Он оказался так слаб, что дюжим парням пришлось его подсадить в экипаж. И пока везли, незнакомец всё задыхался, хватаясь за грудь, и натужно кашлял. А в замке так и вовсе слёг в отведённой ему комнате. При этом он не позволял осматривать себя врачу, объясняя, что просто несколько дней ничего не ел и немного простудился на холодной земле.

Отшельник оказался довольно молод, обычно в подвижники шли люди более зрелого возраста, и очень худ. Из-под чёрного капюшона, который он не снимал, сверкали умные золотисто-карие глаза и виднелись длинные пряди волос, белые, как свежевыпавший снег.

Эн Гарет распорядился его накормить и всячески заботиться, пока юноша не поправится, да и забыл про него за делами службы.

Когда же он вернулся домой в начале зимы, молодой отшельник уже достаточно окреп, перестал кашлять и часто подолгу сидел в общей зале, глядя, как пляшут в камине языки пламени. Он оказался высоким и стройным, с еле заметными усиками на смуглом скуластом лице. Несмотря на худобу после болезни, юноша был весьма красив; наверняка эти его белоснежные пряди волос и странные, полные магнетической силы глаза очень нравились женщинам. Но чувствовалась в нём и скрытая опасность, как у прячущегося в ножнах острого клинка. И хотя брат Кеннет, как он назвался, держал себя смиренно и почтительно, скрывая голову под капюшоном, взгляд, который он порой бросал исподлобья, был острым и холодным, как у настоящего воина.

А ещё у гостя оказался низкий, бархатный голос, совершенно не вязавшийся с его молодостью и худобой.

— Я очень признателен вам, добрый рыцарь, — проговорил брат Кеннет как-то вполголоса, когда они с эн Гаретом остались в общей зале одни. — Увы, сейчас мне нечем заплатить за своё спасение, ибо отшельники не имеют дворцов и сокровищ. Но у меня есть дар, и с его помощью я надеюсь сполна отблагодарить вас за гостеприимство.

Эн Гарет, помнится, тогда усмехнулся. Что может сделать для него бедный отшельник, по возрасту почти мальчишка? Если только лишний раз помолиться богам?

Но следующие слова гостя заставили магистра поперхнуться смехом.

— Вы молоды и честолюбивы, да, эн Гарет? Вам хотелось бы занимать в Замке место гораздо выше нынешнего… Или я не прав?

Эн Гарету весьма не понравилась такая проницательность, смахивавшая на чтение мыслей, поэтому он сухо поинтересовался:

— Допустим, хотел бы. Разве честолюбие — это грех?

Брат Кеннет едва заметно улыбнулся, склонив голову к сложенным вместе ладоням. Ответ его дышал умиротворением.

— Не грех, но сила, движущая человека вперёд. И этой силе нужна подпитка не пустыми мечтаниями, а действием и достижимостью цели...

— Это я знаю, — резко перебил эн Гарет. — К чему ты говоришь мне об этом?.. Разве у тебя есть власть даровать титулы и звания?

Несколько мгновений отшельник перебирал в длинных пальцах крупные бусины чёток из белого агата, затем произнёс, по-прежнему не поднимая головы:

— У меня есть сила, способная помочь вам обрести желаемое. Но готовы ли вы рискнуть, чтобы стать тем, кем видите себя в мечтах?

Эн Гарет недоверчиво усмехнулся.

— Сила, которая может сделать меня командором Северного замка?

И увидел, как насмешливо блеснули из-под чёрного капюшона глаза брата Кеннета.

— Да, если в вашей душе есть смелость для великих свершений. Как уже говорил, я обладаю магическим даром и могу помочь вам обрести сторонников для переворота в Замке… если у вас достаточно мужества.

Магистр почувствовал лёгкое головокружение.

— Мужества у меня хватит, — медленно ответил он, тщательно подбирая слова и стараясь, чтобы их нельзя было при случае обратить против него самого. — Но пока у меня нет ни сторонников, ни возможности стать командором, я не хочу говорить на эту тему.

Метнув на него быстрый взгляд, отшельник искривил губы в холодной усмешке.

— Мне кажется, мы поняли друг друга. На подготовку задуманного мне понадобятся месяцы, так что у вас будет время, чтобы принять решение. Ибо когда настанет час, я надеюсь услышать более определённый ответ.

Пять месяцев пролетели гораздо быстрее, чем хотелось эн Гарету. За это время он не единожды спрашивал себя, стоило ли связываться с Беловолосым. Магистра весьма неприятно поразило то, что отшельник действительно маг. Но отступать было уже поздно. Если пойти теперь на попятный, не выдаст ли его Беловолосый? Излишней сентиментальностью маг не страдает, ведёт какую-то свою игру. И, если он, эн Гарет, сейчас откажется в ней участвовать, тот вполне может найти другого магистра для своей цели.

А если у Беловолосого получится?

Стать командором, обрести власть… Ради этого не жаль продать демонам душу. И сколь обидно будет, если из-за нерешительности и страхов это место достанется другому!

Глупый червь сомнения всё же ненадолго зашевелился внутри: «Бартоломе Корранго тоже стремился к командорству, и где он сейчас?»

«Он рассчитал неверно, сделал ставку на открытый поединок, потому и проиграл! — возразил ему эн Гарет. — Соперника надо опорочить исподтишка, выбить почву у него из-под ног, тогда он лишится своих сторонников. Я всё сделаю иначе и не допущу его ошибок. К тому же у меня в союзниках маг… Если действовать с хитростью и не спеша, Замок будет моим!»

Эн Гарет поднял голову.

Холодный ветер трепал его плащ и забирался под шапку, но магистр не обращал на это внимания, устремив задумчивый взгляд на замковый стяг.

— Замок станет моим! — повторил он вслух.

Белый сокол на алом полотнище забился под очередным ледяным порывом, будто собрался полететь и предупредить хозяина о грозящей опасности.

Эн Гарет усмехнулся этой мысли: почудится же такое!

Только глупые асаваны верят в сказки и легенды. В Хранителя, незримо надзирающего за обитателями Замка, в белого сокола, который якобы прилетит оповестить о вражеской засаде… Не бывает на свете чудес, а уж боги и вовсе не станут вмешиваться в людские дела.

Только бестрепетным и решительным в этом мире улыбается удача, и он, эн Гарет, не намерен упустить свой шанс.