Глава 13. Союзник князя Джервада

Гарвелу вовсе не улыбалось разделить участь Бартоломе; а избежать этого можно было только какой-нибудь хитростью. На честное объяснение с князем надежда пропала давно.

Отбросив назад мешавшие волосы, он поднял голову, вспомня совет эн Аннибала держать подбородок гордо. И выдохнул, словно бросаясь в ледяную воду:

— Князь! У меня тоже есть последняя просьба.

— Гавари.

Гарвел сглотнул. То, что он собирался сказать, могло спасти ему жизнь, а могло и не спасти. Но попытаться стоило.

— Много лет назад у меня был наставник, который родился и вырос в ваших горах. Здесь у него был друг, настоящий побратим, и они часто вместе охотились...

— Так что же с таго?

— Князь, прошу, выслушай меня! Однажды на их селение напали. Друзья храбро бились, но врагов было слишком много, и случилось так, что друг наставника погиб, а маленький сын его остался сиротой. Мой наставник был настоящий мужчина и взял мальчика к себе в дом. Он заботился о нём, как родной отец и привязался к ребёнку всем сердцем!

— Эта в абычае у эльдагов, — кивнул князь. — Часта бывает, что мы атдаём детэй на васпитание друзьям, и эта укрепляет узы нашей дружбы. Но я слушаю тибя. Гавари дальше!

— Прошли годы, — продолжал Гарвел, — и вновь случилась жестокая война между племенами эльдагов. Когда же наступило замирье, наставнику пришлось покинуть горы и уехать в Басмарию. Он отдал выросшего мальчика в услужение к князю Анраду — и больше никогда не видал его… Ибо ему не было суждено вернуться на родину. Став рыцарем, он служил сначала в Берланнской марке, а потом у нас, в Соколане. И был уже очень стар, когда мы познакомились. Я много узнал от наставника о горах и эльдагах… Когда же он умирал, то очень просил меня узнать, что сталось с мальчиком по имени Джервад...

Князь вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.

— Кто бил твой наставник?! Ыго имя!

— Его звали эн Джеб Горец. По прозвищу Снежный пёс...

— И… он умэр? — нетерпеливо перебил князь. — Отчего он умэр? Когда?

— Да я ведь сказал: эн Джеб был очень стар. Семь лет назад ему исполнилось девяносто, и когда он заболел, то сам сказал мне, что конец близок.

— Для нас это нэ старость! Нэ уйди Джеб из гор, он бы нэ умэр. Мы живём долго, до ста пятидэсяти. И дажэ дольшэ… Духи снэжных вершин продлевают наш вэк.

Князь замолчал и отвернулся, гладя своего пса, как будто внезапно потерял интерес к этой истории.

Но если он рассчитывал, что Гарвел отступится от расспросов, то очень обманулся в своих ожиданиях.

— Так что же стало с мальчиком, князь? — Гарвел почему-то был уверен, что хитрый эльдаг знает ответ. Не зря же прячет глаза в сторону! — Я должен выполнить обещание!

— Чэму он учил тибя, твой наставник? — ответил тот вопросом на вопрос. — Гдэ ви с ним встрэтились?

— Я же сказал, он был магистром в Северном Замке. Когда я пришёл туда учиться, другие магистры уже набрали учеников, и сам командор попросил эн Джеба взять меня. Я учился всему, что положено знать рыцарю, в том числе и сражаться. Да только вскоре эн Джеба одолела болезнь, он стал кашлять и… — Гарвел замолчал, ощутив в горле комок. До сих пор он не мог забыть сурового горского воина, да что скрывать — старшего друга. То мудрого, то весёлого, даже порой острого на язык. И так неожиданно ушедшего — куда? К Акеруну? К духам горных вершин? Кто знает...

— А мальчик, каторого Джеб любил, как сына? — продолжал князь, уперев руки в колени. — Ти знаешь, как звали ыго атца?

Гарвел поднял глаза к самым верхушкам уттисов, пытаясь поймать ускользающее из памяти имя.

— Вроде бы Асландар.

И тотчас почувствовал на себе внимательно-острый испытывающий взгляд.

— Джервад, сын Асландара? — с деланным безразличием переспросил князь. — Магу тибя парадавать. Мнэ давелось слышать о таком. Эсли только я не ашибся, и эта вправду о нём. Слушай же!

У князя Анрада была дочь, прекрасная, как Фатимэй из легенд. Слава о её красоте летэла далэко по горам. Джервад сразу влюбился в дэвушку, как увидел, хатя и нэ имэл ни граша за душой. Но духи гор любят шутить с людьми, и па их воле дэвушка тоже палюбила Джервада. Хатя у нас, эльдагов, дочь далжна слушать атца. А князь Анрад хател для нэё багатого жэниха, и к дэвушке пасватался старый князь Фарах.

Начали гатовиться к свадьбэ, как вдруг этат Джервад явился к атцу дэвушки и принёс её башмак. Ти может, не знаешь, басмарин, что эта означаэт? Па стараму абычаю, дэвушка, кагда клянётся в любви, атдаёт любимому свой вышитый башмак. И тот мужчина может патрэбовать её в жёны, дажэ эсли савсэм бэдняк. Вот и Джервад так сдэлал. Князю пришлось уважить абычай предков и принять ыго сватовство, чтобы нэ прагнэвать духов гор. Князь Фарах оскарбился этим, и началась вайна...

— И тот Джервад… погиб? — Такой конец был близок гайнанским сказаниям; о трагической судьбе влюблённых часто пелось в старинных песнях.

— Зачэм пагиб? — от удивления князь Джервад сделал ошибку в построении фразы. — Я этаго нэ сказал. Но слушай дальшэ.

Джервад стал вмэсте с князем Анрадом защищать крэпость ат врага. На помощь к ним пришли саюзные князья, и войско стараго Фараха атступило… Только в паследнем баю смэртельно ранили князя Анрада, и он умэр… Э… Что эта за шум? — вдруг перебил князь сам себя. И усмехнулся: — Пахоже, тибэ придётся даслушать в другой раз.Эсли у миня будэт врэмя.

Гарвел прислушался — и впрямь различил разноголосый гомон. Серый псище насторожился и вскочил, нюхая воздух; верхняя губа его оттопырилась, показывая немаленькие клыки. Однако, повинуясь властному голосу хозяина, грозный страж снова лёг, и только прядавшие уши выдавали собачье волнение.

Из-за поворота скалы вышла группа эльдагов, которые тащили за собой двух парней явно не горского происхождения. У одного из пленников были взъерошенные соломенные волосы и голубая рубашка, разорванная на груди. Второй отличался чёрными кудрями, а смуглый цвет лица не могла скрыть никакая пыль.

«Поль и Васко!» — мгновенно узнал своих спутников Гарвел, и душу наполнило ликование пополам с тревогой.

Между тем горцы подошли ближе; обычно спокойные, сейчас они ожесточённо жестикулировали и старались перекричать друг друга; их гортанные резкие голоса заставляли в скалах метаться эхо. Связанных Васко и Поля бросили к ногам князя.

А тот нахмурился и принял столь надменно-холодный вид, что казался статуей самого себя. По его знаку эльдаги замолкли, но продолжали обмениваться яростными взглядами.

— Кто эти чужэземцы? — вопросил он.

— Да это мои друзья, — поспешно сказал Гарвел, опасаясь, как бы князь в припадке подозрительности не учинил расправу. — Со светлыми волосами — мой слуга Поль, а этот смуглый — Васко; он гайнанин, мы вместе выросли.

— И что им нада в маих горах?

— Думаю, они хотели выручить меня. Мы ведь ехали вместе...

— Пагади! — остановил его жестом князь. — Малчи, пусть ани сами скажут. — И бросил несколько слов своим.

Двое телохранителей вышли из-за кресла и, вздернув на ноги Васко, поставили перед князем.

Встрёпанный и жалкий вид друзей вызвал в душе Гарвела прилив нежности. Не бросили, хотя могли бы продолжить путь без него. И в горы забрались — ради того лишь, чтобы его спасти! И ладно Васко; выручить друга для гайнанина — неписаный закон. Сколько было случаев в старину, когда один из друзей погибал, помогая бежать другому, схваченному за кражу коня… Но Поль-то, с его беспечным себялюбием, не обязан был ему ничем, кроме обещанного жалованья! Да и про то Гарвел вроде не заикался. Какой же бэнг заставил сына булочника сунуться в горы?

— О князь Джервад, — заговорил меж тем Васко; чёрные глаза его сверкали, как угли, и держался он с гордым достоинством потомка рода Рукмани. — Мы — честные путешественники, почему же твои люди хватают нас, как воров?! Да будет тебе известно, что мы, мой друг со слугой и я, втроём направлялись в Орлист, дабы успеть к великому Празднику в Таборе Солнца. Как вдруг по дороге от Мерранга на нас напала шайка мерзких негодяев. Мы сразу поняли, что троим не отбиться от целого отряда… — Васко излагал события важно и неторопливо, в своей излюбленной манере. И с каждым словом брови князя медленно, но верно разглаживались, расходясь от переносицы в стороны. — Мой друг не успел перескочить через ров и был окружён разбойниками. Однако ему удалось сразиться с главарём ватаги — и бежать. И вот тогда-то его и схватили твои люди. А если, князь, ты сомневаешься в моих словах, то вели осмотреть моего друга. Тот разбойник порезал его мечом, и рана ещё свежа. А если и этого мало, то я привёз тебе выкуп, два ножа нашей, гайнанской работы. Вон они, у Оттара. — И Васко обернулся назад: — Отдай князю ножи, Оттар! Пусть эльдаги видят, что я сказал правду.

Горцы расступились, пропуская пастуха с кожаным свёртком; отвесив князю низкий поклон, тот сложил свою ношу наземь и, развернув кожу, отступил. Блеск отточенных лезвий притягивал взгляды, отражал небо, вьющийся узор на рукоятях так и хотелось потрогать.

«О Великий Керу, вот это красота… — только и прошептал Гарвел. При виде ножей и кинжалов его гайнанская душа всегда замирала, требуя хоть на краткий миг подержать их в руках. Что же говорить об этих чудесах кузнечного искусства, прекрасных настолько, что пожалуй, и владеть ими достоин лишь вождь? — Откуда Васко их взял и кому они назначались? Впрочем, нетрудно догадаться… В Табор Солнца, конечно же, в дар для отца его будущей невесты».

Он поглядел на князя Джервада. От такого богатого выкупа разгорелись глаза у эльдагов, но только не у него. Князь спокойно наклонился, как будто для того лишь, чтобы погладить верного пса; цепким взглядом рассмотрел ножи — и вновь выпрямился.

«Всё правильно, — рассудил Гарвел, — вождь всегда остаётся вождём. Пусть другие кричат и восхищённо цокают языками, размахивают руками и спорят о цене ножей. Вождь обязан всегда помнить о своём достоинстве, чтобы не уронить себя в глазах подданных».

Однако ответные слова князя заставили забыть все умные рассуждения. Приосанясь и прижав руку к сердцу, тот заговорил с той же церемонностью, что и Васко перед этим:

— Мнэ лэстно палучить такой падарок, увэряю вас! Но ви обижаэте миня, гаваря, будто ваш друг — мой плэнник. О нэт! Он мой дарагой гость, клянусь вэршинами гор!

Гарвел на время потерял дар речи от подобного заявления, а князь невозмутимо обратился к нему:

— Ти спрашивал о судьбе мальчика Джервада, сына Асландара? — Узкие губы под тонкими усами тронула гордая улыбка. — Мнэ больше нэзачем скрывать: он — это я! Тваим наставником бил друг маего атца и мой друг, и патаму я дарю тибэ свабоду. Будь маим гостем, отныне мой дом — твой дом!

— А мои друзья? — взволнованно вырвалось у Гарвела.

— Ых развяжут, — промолвил князь, и отворотясь, что-то сказал телохранителю, стоявшему слева от кресла. Горец кивнул и, вынув из-за пояса кинжал, перерезал верёвки на руках сначала Васко, а затем и Поля. Который, к удивлению Гарвела, в продолжение всей сцены не издал ни звука.

«Должно быть, боится горцев! — догадался он. — Да уж, при них лучше держать язык за зубами. Особенно такому, как этот искатель приключений на свою голову».

***

Напрасно Гарвел ожидал, что его с друзьями тут же отпустят. Увы, внезапное превращение из пленника в «дарагого гостя» вовсе не принесло долгожданной свободы. Напротив, теперь бежать стало ещё труднее: «гостей» торжественно препроводили в особую комнату в доме князя, где усадили на ковры под любопытными взглядами половины селения, почтительно толпившейся на пороге. Сам князь уселся тут же, и с видом радушного хозяина стал показывать свои сокровища, то есть развешанные по коврам на стенах великолепные сабли, кинжалы и инкрустированные серебром оленьи рога. Тут же висела золотая и серебряная посуда, явно из одного только тщеславия, поскольку угощение гостям внесли на обычных деревянных и глиняных блюдах.

Зато само угощение заслуживало отдельного упоминания. Это не были обычные для горцев лепешки с сыром, вернее, не только они; в первую очередь подали куски нежной жареной баранины на вертелах, истекающие соком, а потом — кашу с мясом дикой утки, изрядно приправленную ароматными травами и сдобренную маслом. За ними последовали другие блюда, источающие головокружительный аромат, и на лицах Васко и Поля сквозь радостное удивление стала проступать растерянность: как можно все это съесть за один присест?! А тут ещё пошли и напитки из кислого молока, мёда и соков незнакомых фруктов. Есть от чего прийти в смятение!

Что касается Гарвела, то он не удивлялся, памятуя рассказы эн Джеба о горском гостеприимстве. Его лишь тревожило, что из-за этого пира многие люди селения останутся сегодня без пищи. Ведь не с неба же берётся всё это изобилие, и вряд ли князь Джервад в самом деле так богат, как хочет выглядеть. По словам учителя, эльдагские князья ели то же самое, что и остальные горцы, и лишь по большим праздникам позволяли себе роскошный обед.

Князь Джервад старался развлекать «гостей» и, несмотря на свой акцент, говорил много и дружелюбно.

И всё-таки Гарвела не покидало чувство, что тот ведёт какую-то игру, и сомнения в искренности хозяина дома заставляли быть начеку. От каждого предложенного блюда он брал ровно столько, чтобы не обидеть князя, а с напитками и вовсе обращался осторожно. Не ровен час, откажутся служить голова или ноги — что он станет делать, не имея возможности защитить себя, да и друзей заодно?

— Зачэм так мало ешь? — спрашивал между тем князь Джервад. — Бэри ещё баранины! Попробуй, этат шэрбэт из сока граната, у вас такого нэт.

— Прости его, князь! — вмешался велеречивый Васко. — Мой друг не привык столько есть, и опасается, как бы от подобного изобилия не стало худо. Да и я тоже, коли на то пошло. Мы люди простые, к пирам непривычные. — И одарил князя такой простодушной улыбкой, что если у эльдага и оставались какие-то подозрения, то тут же рассеялись.

— Послушай, князь, — не выдержал Гарвел, — если мы теперь гости, а не пленники, то почему мне не отдали мой меч?

— Тибэ вэрнут аружиэ, — последовал ответ, — но нэ сэйчас. Да и зачэм оно? В маём доме ти под маей защитой.

Эти слова ясно показали: плен не закончился, он всего лишь стал почётным.

Гарвел сжал кулаки. Хотелось плюнуть на пол или двинуть хорошенько по холеной княжеской роже, но подобное скорее навредило бы, чем помогло. Волей-неволей пришлось смириться — и учтиво спросить, успокаивая в себе злость:

— Благодарю за обед, князь. Где можно здесь отдохнуть? Мои друзья устали от долгого пути.

Князь хотел было ответить. Но в эту минуту между стоявшими в дверях протиснулся запыхавшийся Джуго и что-то тихо проговорил на ухо князю. Судя по тому, как тот резко изменился в лице, случилось нечто особенное. Нахмурясь, князь стал метаться глазами по комнате, то кусая усы, то принимаясь крутить в руках кинжал. Потом, словно вспомнив о гостях, обратился к ним с вежливой, но натянутой улыбкой:

— Жэлаэтэ отдахнуть? Джуго пакажет вашу комнату. — И добавил, приложив руку к сердцу: — Праститэ, что нэ сам праважаю. Жэлаю харашо атдахнуть!

И стремительно пошёл прочь; эльдаги у дверей поспешно расступились, давая князю дорогу.

Гарвел озадаченно посмотрел ему вслед.

«Что у них такое, пожар? Или враги напали?»

Однако ответить на этот вопрос никто не захотел.

***

Закончив молиться духам, Джервад вскочил и нервно зашагал по комнате. Взгляд его, скользя по коврам и подушкам, точно искал невидимого врага, а крылья носа хищно раздувались, как на охоте или в бою. Полы длинного кафтана разлетались в стороны от стремительных шагов: князь эльдагов метался, как дикий зверь в клетке. Им овладело отчаяние.

И было от чего. Любимая жена, Чара, и нерожденный сын погибали; там, в женских комнатах, сейчас раздавались её слабеющие крики, и повитухи шептали заговоры, пытаясь помочь умирающей роженице.

А он, столь могучий, покоривший множество врагов и диктующий условия самому басмарскому королю, беспомощно ждёт, когда свершится неизбежное...

«О духи гор, ваша усмешка поистине жестока! Да неужели для того, чтобы наказать дерзкого мужчину, надо расплачиваться болью и жизнью слабой женщине?! А безвинный малыш, долгожданный сын, который никогда не сможет увидеть ни мать, ни отца, ни горы, что тонут в небе, окутанные туманом? Не лучше ли лишить жизни того, кто успел пожить, чем отбирать её у ребенка, едва пришедшего в мир?»

Духи молчали, не желая отвечать смертному. И Джервад поник головой, привалившись к резному столбу, подпиравшему потолок.

«Так вот что означало это неясное предчувствие, мучившее всю последнюю луну! Я думал, это мне грозит смерть. Глупец! Духи знают, где ударить больнее. Чара, моя бедная Чара, прекрасная, как Фатимэй! Столько лет молиться о сыне, чтобы потерять и его, и тебя!»

И он в бессильной ярости ударил кулаком по столбу. Внезапная боль в руке вернула разум. Джервад разжал пальцы: по среднему из них, с массивным золотым кольцом, стекала алая струйка. Однако не кровь привлекла внимание князя; истинный эльдаг не замечает ни боли, ни раны, если только она не угрожает жизни. Тяжело дыша, Джервад устремил неподвижный взгляд на кольцо.

«Что, если вызвать его? Он всесилен! Да, он запретил беспокоить его попусту, но… Но ведь речь о жизни Чары и сына! Что ж… — Он вышел на балкон, потирая кольцо большим пальцем. — Духи гор бросили мне вызов — и я приму его. Посмотрим, кто кого победит, они — или всё-таки Он?»

Даже в мыслях князь не смел лишний раз назвать своего тайного союзника по имени.

Знакомо прошуршали кожистые крылья. Шорох, звук лёгкого прыжка — и темнеющие горы заслонила хрупкая худенькая фигура мальчика-подростка.

— Зачем ты звал меня? — послышался приглушённый мальчишеский голос, говоривший по-эльдагски так же свободно, как и сам Джервад. — Разве я не говорил тебе, что это опасно? Кто-нибудь во дворце может увидеть, выследить, донести отцу… И тогда прощай все мои планы! С него станется меня запереть или ещё похуже, увезти на Веларею. На меня и так вечно косятся. В глаза льстят, а за спиной… Как будто я не слышу их гадского шипения!

— Довольно, Аруа́н! — нетерпеливо перебил его князь, — Я позвал тебя не скуки ради. Моя жена и мой сын (ты ведь сам сказал, что это мальчик!) умирают. Духи гор разгневались и повернули ребёнка в утробе, чтобы не смог родиться. Помоги, спаси их, а за это требуй, что пожелаешь, хоть и мою жизнь!

— Зачем мне твоя жизнь, — вздохнул названный Аруаном. — Джервад, пойми, я не целитель. Как я могу спасти твою княгиню?

— Ты можешь! — сверкнул глазами князь эльдагов. — Можешь! Я слышал, есть способ… В твоих руках огромная колдовская сила, куда большая, чем у любого целителя. Этой силой можно даже вернуть к жизни умирающего, ты сам говорил. Так сделай же это! Поделись силой с моей женой и ребёнком!

Аруан отшатнулся. А потом отчаянно замотал головой.

— Нет, нет, нет!.. Ты не в своём уме!

— Ты отказываешься? — грозно произнёс Джервад, хоть и знал, что бессилен против юного дэва.

Сын самого Кайера, Аруан являл собой странную смесь дэва и человека и, будучи полукровкой, не причислял себя ни к тем, ни к другим. Мать его, принадлежа по рождению к Светлым, стала заложницей мира между богами; от неё мальчик унаследовал кроткий нрав, а от грозного отца — скрытность и упорство в достижении цели.

У него было девичье лицо с тонкими, словно вырезанными, чертами, которое часто хранило печать серьёзности и даже грусти, но безо всякой тени надменности.

Короткие светлые волосы его были теперь взлохмачены, на лбу угадывался затейливый знак: не то раковина, не то спираль. Простая белая рубашка мальчика словно светилась в сумерках, а из-под широких шаровар выглядывали домашние атласные туфли с длинными загнутыми носами.

Изумрудные глаза Аруана сейчас казались тёмными, даже чёрными, и смотрели так печально и мудро, словно принадлежали не подростку, а повидавшему многое взрослому.

— Джервад, пойми… То, о чём ты просишь — ужасно, — произнёс он вполголоса. — Даже Светлые редко решаются на этот шаг: поделиться силой со смертным. Люди не созданы для звёздной крови, и даже частица её необратимо меняет человеческую суть! Я видел и знаю, о чём говорю. Отец забавы ради как-то поделился силой со смертной циркачкой, и даже назвал своей дочерью. Но для Миранды это плохое утешение, потому что прежние друзья теперь её боятся и зовут ведьмой. — На бледном лице мальчика отразилось волнение, он начал беспокойно сворачивать и разворачивать крылья. А голос зазвучал возбуждённо: — Ты сам отшатнёшься от твоих родных, когда увидишь их полудемонами. И разве их не прогонят из селения? Кровь Тёмной звезды — необузданная стихия, никто не скажет тебе, как она проявится в смертных. Твои жена и сын могут обернуться чудовищами, несущими смерть и опустошение всем вокруг. Ты этого хочешь? Скажи!

Джервад яростно стиснул в руке кинжал.

— Я хочу, чтобы они жили! — закричал он вне себя. — Жили! Вот всё, чего я хочу! О духи, неужели это невозможно?

— Для этого не нужно делиться силой, — улыбнулся Аруан. — Похоже, ты забыл ваш же старинный обычай… Скажи, ведь у тебя живут несколько чужаков?

— Да, — Джервад несколько удивился неожиданному вопросу. — И, по правде говоря, не знаю, как с ними поступить. Отпустить нельзя, и держать бесконечно — тоже.

— А почему отпустить нельзя? — заинтересовался Аруан.

Джервад вздохнул. Порой юный дэв оказывался по-ребячески наивным.

Как можно не понять самого простого?

— Один из них рыцарь… Может, он и вправду заслан Замком? Даром, что совсем мальчишка. И хоть говорит, будто знал аталака Джеба, но мало ли кем может притвориться человек, если хочет усыпить внимание? А если в Замке проведали о тебе? И пришлют сюда своих чародеев?

— Так ты за меня боишься? — рассмеялся мальчик. И тряхнул коротко стриженными волосами — так, что они разлетелись светлым нимбом. — За меня?! Ну и дела!

Джервад нахмурился; он не мог терпеть, когда над ним смеялись. И с трудом сносил даже лёгкие подколки от Чары. Что же говорить о...

— Не сердись, — заметил его мрачный взгляд Аруан. — Я вовсе не хотел тебя обидеть! Просто… Разве ты не понимаешь, кто я?.. Ни один смертный, будь он трижды чародей, не может повредить сыну Ворожеи и Крылатого. Это так же невозможно, как ирбису летать, а орлу — обернуться рыбой.

— Так уж и не может? — усомнился князь.

— Нет, — мальчик-дэв провёл пятерней по волосам и улыбнулся. — Я ведь тоже божество, только ещё не вошёл в силу.

Улыбка была такой светлой, что глаза показались сияющими.

Джервад не к месту заметил, что у юного дэва не росло рогов: то ли не пришло время, то ли природа матери оказалась сильнее отцовской.

А тот тряхнул головой и заговорил уже серьёзно.

— Ты просил меня помочь. Но тебе лучше попросить об этом чужаков. Обратись к тому рыцарю: он отмечен двумя сразу, и Гвендором, и Каем Люцисом. Пусть даст малышу и княгине имена своего народа, тогда их возьмут под защиту другие могучие божества, и духи не посмеют их забрать. Иди, а я помогу тебе слегка, — он снова улыбнулся, — Хоть моя магия не светлая и не тёмная, но и она может на что-то сгодиться!