27. Слово о противоестественности

Приступая к изложению истинной истории христианства, его генеалогии и его этических аспектов, хочется сразу оговориться. Во-первых, не стоило бы нам употреблять в произведении слово «истина», ибо в человеческих устах оно звучит по-разному. Существует полифония смыслов, и каждый раскрывает семантику сего термина так, как пожелает. Истина в этом случае становится разменной монетой. И именно этого и не хочется. Часто истина – ложь. Банальное утверждение, но сколько умов сломалось, пытаясь отделить зерна от плевел. Поэтому я и говорю о реальном взгляде на историю христианства. Я не стану касаться всего, нет такой цели, лишь рассмотрю корень вещей – историю о Распятом.

Во-вторых, еще раз утверждая позицию, означенную выше, повторюсь. Я буду повествовать историю жизни Спасителя, но все, что было после Креста, меня не касается. Все отцы церкви, дополняя образ Христа, искажали его. Следовательно, обойдем молчанием все, что было после.

Я постараюсь не углубляться в детали биографии, не затирать в очередной раз факты, потому как факты – есть данность, и каждый с ними может ознакомиться сам. Поэтому не для того я писал эту книгу, не для фактов. Мы должны рассмотреть не фундамент фактов, а символизм, присутствующий в благой вести. Мы должны задаться вопросом: в чем заключалось благовестие?

Образ Спасителя был намеренно искажен апостолами в угоду слабейших представителей рода. Кто они? Те, кто исчерпал свои силы. В первую очередь психические силы. Конечно, изначально имелись в виду бедняки, но не только.

Все ухищрения, предпринятые современниками Христа, ради искажения его личности станут понятными для читателей, если на страницах книги будет изложена последовательная и честная история, в конце которой само собой отпадет необходимость в моралите. Читатель сам сделает правильный вывод.

Такое слишком длинное и запутанное вступление сделано специально, чтобы отсечь людей, не интересующихся данной темой, людей, считающей эту тему священной коровой. Другими словами, отсечь слабых духом. Ну, и раз я заговорил о них, с них и начнем.

В начале творческого пути, пути наивных грез, какими они и бывают у всех, я написал философский этюд об Иуде и Христе. В нем Иуда кончает с собой по причине невозможности примириться с тем, что Спаситель своим существованием разбил мечты о справедливом царе. Я бы сказал, обывательском царьке, крепко сбитым и ладно скроенным из социальных предрассудков, которые владели умом Иуды. Неужели, думал предатель, этим все и кончится, неужели он явился только ради проповеди? А мы продолжим логику рассуждения Иуды: неужели у него не было воли к власти? Иисус же, с точки зрения заблудшего апостола, вел себя противоестественно: к власти кесаря не стремился, обходил ее стороной, зла на людей не держал, да и зла не совершал, прощал любой проступок и смотрел на мир чистым взглядом то ли ребенка, то ли безумца. Неужели, усомнился Иуда, он не видит, что я принимаю его божественность и избранность, для чего он отчуждает себя от власти, не желая быть справедливым царем?

Беспокойство Искариота не прошло бесследно для Христа. Он, как чтец чужих мыслей по лицам, прочел сие во взгляде Иуды и решился на провокацию. На тайной вечери Спаситель, вещая от имени бога, произнес фразу: «Один из вас предаст меня». И еще добавил, что тот, кто просыплет соль и станет предателем. Психологический момент! Иуда, конечно, понял к кому обращено это. Это обращено к нему, апостолу, находящемуся во власти сомнений. Неужели он догадался и догадался давно, ужасается Иуда. Руки его дрожат, и он просыпает соль. Иисус выбирает тот момент поведать о предательстве, когда апостол касается солонки, а фраза сама прозвучала обыденно, оттого чтобы произвести больший эффект. Глава стола не подготовил благодарных слушателей к такому повороту, он не начал издалека, он врезал холодное, как сталь слово «предатель» в неспешно текущий поток поучений. Это был вызов. И это был шанс для Иуды доказать обратное: раскаяться и отрешиться от дурных мыслей, от мечты о справедливым царе, роль которого должен сыграть Спаситель, но Иуда поступил иначе.

Когда что-то запрещают, мы стремимся к запретному плоду назло. Когда тебе говорят, что ты сделаешь так, ты делаешь наоборот. Именно на это и рассчитывал Христос, на дух противоречия, но апостол не поддался. Он все равно предал, он не повинился перед учителем в своем заблуждении. Иуда должен был сделать свободный выбор в пользу раскаяния. Свободный – это ключевое условие, но, получив свободу, апостол сделал выбор в пользу иного.

И вот тут я хочу поговорить о «слабых». Иуда опрокидывает солонку и убегает с тайной вечери. Он расписывается в собственной беспомощности, не готовым идти за учителем. Он сам себя удаляет из круга сильнейших, отрекается от пути спасения.

Читая дальше благую весть, мы задаемся вопросом: почему Иисус не помешал предателю? Почему пошел на казнь? Ведь он мог легко избежать ее. Все ответы кроются в естественности личности Христа. Он действовал на том историко-культурном фоне, который был. Он принимал его, как данность, но не исповедовал его, зная, что это изменится. Спаситель никогда не испытывал гнева к сильным людям мира сего, к несправедливости и греховности объективной реальности. Со стороны это выглядело как апатичность натуры великого учителя, приправленная едва уловимым презрением. После его смерти отцы христианства трактовали это как отстраненность от мирской суеты, как презрение ко всему естественному и здоровому, что является заблуждением. Но не будет рассуждать о последующих заблуждениях. Искажение учения Спасителя случится позже, не сейчас, когда он еще жив.

Итак, Иисус не стал избегать ареста. Имеется естественный ход событий, нет ни предначертания, ни злого гения, что ведет на казнь, ни потустороннего зла, которого христиане назвали сатаной. Есть лишь природа  — неизменная, понятная и доступная. Своими действиями именно это Иисус и хотел показать. Он желал поведать о судьбе, о верном понимании ее. Никак о предначертанной свыше линии жизни, а как о естественном ходе. Он, то есть естественный ход, самодостаточен и не требует себе объяснений посредством строительства громоздких конструкций. То есть, учений о загробной жизни. Никаких проповедей о потустороннем мире Спаситель не произносил, хотя и говорил о загробье, но как о символе, служившим мостом между ним и слушателем. Символ упрощал понимание, делая беседу легкой. И только. Нас окружает царство природы, а царство божье внутри нас. «Внутри» — следовало не интерпретировать, а понимать буквально. Нет мира за пределами этой земли, нет мира после смерти, не было его до и не будет его после. Так и не существует ни дьявола, ни бога, ни духов темных и светлых, ни иных богов – никого. А если они и есть, то лишь внутри нас, как порождение разума. Кто пришел к осознанию того, что царство божье внутри нас, тот уже в нем, тот вошел в него и владеет им, тот и есть сам царство божье.

Идя на суд, Спаситель говорил: «Не судите, да не судимы будете. А кто судит, тот сам осуждает себя на химеры человеческие. Суд власти – химера. Нет власти божественной. Нет власти от бога, а значит и ваш суд, только ваше порождение и только от своего имени судите. Бог внутри вас. Бог здесь. Бога там – не существует».

Так сказал Христос и пошел и принял мучение ради того, чтобы показать естественность хода событий и противоестественность власти. Власть возникла от человека, от его природы, следовательно, она естественна, но как только человек пытается нарядить ее в сверкающие золотом одежды потустороннего, украсить драгоценными камнями сакральных смыслов, власть перестает быть нормой, теряет свою естественность. Она выступает против природного начала, и от нее дурно пахнет.

Что есть хорошо? – Воля к власти. Что приносит пользу? – Все, что расширяет эту волю. Что противоестественно и ненормально? – Воля к власти, смотрящая и стремящаяся к богу, к потустороннему миру, стремящаяся стать богом. Это подобно стремлению к хаосу. Как только власть пересекает рамки природности, происходит ее коллапс. Сама история подтверждает мое умозаключение: гибель Иерусалима. Не это ли обожествленная власть разрушила город? Не это ли демонстрация тезиса о естественности хода событий? А разрушение храма после смерти Христа? Возможно, никакого землетрясения и не было, но если мы взглянем на данное событие как на еще один символ, то увидим указующий перст: это закон природы, и катастрофа не является божье карой. Просто у природы включился инстинкт самосохранения. Священный Синедрион вышел за границы естественности и пал в хаос. Он захотел судить подобно богу, и перечеркнул собственную природность.

Все события, окружающие человека, не следует расценивать как божественное и иное потустороннее вмешательство. Все явления – только следствие твоих действий и действий других сил, но сил вполне естественных и понятных, которые можно «пощупать руками». Божественного провидения или дьявольского наущения не существует.

Взгляд древних на внеприродное менялся. Медленно, но верно происходила эволюция мировоззрения. Его можно охарактеризовать следующим образом. Вначале боги были всемогущи. Второй этап – да, боги всесильны, но есть те, кто способен поспорить в силе и ловкости с ними. Наконец, боги не так уж и всемогуще, тот же фатум довлеет над ними. И последнее. Боги? А кто это? Я, безусловно, привел грубый пример, но примерно так происходило вытеснение и возвращение к естественному положению вещей.

Однако несчастие гениев порой заключается в том, что они приходят слишком рано. Иисус был тем гением. Он давно перерос наивные верования, но ему пришлось жить и действовать, когда власть идей о мире ином сильна. Спасителю приходилось трудно. Он пришел в мир, чтобы дать людям свободу от противоестественных мыслей, но мир его не понял. Мир воздвиг кумир на могиле Христа. Мир сделал Христа богом. Политеизм сменился монотеизмом, но это не было прогрессом, это было топтанием на месте.

Конечно, уже до рождения Спасителя существовало единобожие в среде еврейства. Еще слабое, но существовало. Он пришел разрушить порочный круг. Иисус также желал здравого взгляда на власть, выступая против ее возвеличивания, ибо он понимал, что превозносят власть лишь слабые духом, а сильный духом пользуется ей без экивоков на божественность. Он пришел сделать человечество сильным. Конечно, возникла угроза традиционной власти, и это осознал Пилат, начавший дознание странствующего проповедника.