11. Женщина Габриеля

«Бред… Нет, правильнее сказать – абсурд. Я чересчур заигрался, и меня не туда понесло», — решил Габриель.

Он, прервав ментальную связь с Новосибирском, улыбнулся. Все же было забавно наблюдать за людьми, наблюдать за тем, как они мечутся в поисках разрешения загадки, подобно животным в клетке, что пытаются вырваться на свободу. Санчес выставлял приманку – иллюзию разгадки тайны Бермуд – а затем обрывал связи. Со стороны это выглядело как колдовство. Старый и хитрый шаман, держащий в руках магические нити, дергает за эти нити подобно колдуну, манипулирующему жертвами. Он не боится возмездия духов, ибо он и их подчинил.

Габриелю важно было знать состояние дел, поэтому и послал экспедицию в Бермуды. Боялся ли он разоблачения? Нет. Но если и боялся, то не настолько, чтобы лихорадочно заметать следы. Он мог движением мысли уничтожить человечество, но это было скучно. Человечество еще пригодиться. Во-первых, пусть оно подготовит почву для экспансии расы из параллельного мира. Во-вторых, поиграть с душами куда приятнее, чем насильно обрывать их связь с телами.

Санчес не покинул Токио.

Он стоял у окна и наблюдал за движением мира. Отстранившись от городской суеты, как от назойливого монотонного шума, прислушиваясь к себе и окружающей объективности, он сосредоточился на дыхании чужих мыслей. Ему привиделась шевелящаяся ментальная пленка человеческих помыслов, страхов, радостей, надежд и прочего, что можно назвать одним словом. «Ноосфера», — вспомнил Габриель термин. Вот волны тревоги забродили по пленке, будто ветер пошевелил ее. Он знал, причина была в его выступлении на Всемирном Конгрессе.

Люди, обладающие острым умом и чуткой душой, уловили, что время сделало крутой вираж, изогнувшись дугой, и полетело в ином направлении. Мир оставался прежним, как и пару часов назад, но неуловимая грань пройдена. Отсюда и произросла тревога. Она еще бесформенная и, не обладающая волей, оказалась бельмом для внутреннего взгляда. Оказалась занозой, бередящей душу и отравляющей спокойствие дней. Ничего, решил Габриель, скоро все успокоятся, я же обещал им царство спокойствия.

Тех людей насторожила смерть господина Лао-Джи-Цы, насторожило завещание старого председателя. Это видео, показанное по всем телеканалам Земли, воспринялось искусной подделкой, хоть и не было повода усомниться в подлинности. Нарочитая публичность обесценила интимность части человеческого бытия, называемого смертью. Все на показ, все на продажу. А еще решили те люди, что не мог господин Лао передать должность Санчесу, не соответствовало это ни натуре председателя, ни его устремлениям. Характер Лао-Джи-Цы – вот, что могли предложить в качестве контраргумента, но факты упрямо сказали об ином.

Пусть Лао почувствовал приближение смерти, но даже ее близость не смогла поколебать бы внутренний стержень, примешать в холодный расчет сиюминутную эмоцию – страх. Не было этого, утверждали одни, а фаталисты лишь развели руками: что случилось, то и случилось.

— Не мог передать полномочия, — равнодушно повторил Габриель осколок чей-то мысли.

Конечно, не мог, но члены конгресса стали равнодушными. Они превратились в снежную пустыню – бесконечную и мертвую по отношению к человечеству. Почему? Потому что Габриель подчинил волю Конгресса себе, словно внедрил в мозги конгрессменов кусочек своего я. И теперь, где бы они ни были, Габриель отыщет их. Да даже искать не придется. Конгрессмены на крючке, на самом надежном крючке – ментальном, даже деньги никогда не обладали такой силой и властью, как этот крючок.

«Правда, есть те, кто покинули зал. Ганс Вилькен, например. Тот оказался изворотливым, как угорь, но его излишняя импульсивность и непоследовательность, если я правильно расшифровал образы сознания, на руку мне. Да, это сослужит хорошую службу: отвлечет внимание миллионов людей на Вилькена, пока я буду заниматься своими делами. Вряд ли он обладает хорошей ментальной защитой. Я смогу его контролировать. Куда опаснее отцы церкви», — ледяное течение мыслей прервал телефонный звонок.

— Слушаю.

— Здравствуйте, господин Санчес.

— Господин Морган? Вы не поврите, но я ждал вашего звонка! — радостно сказал Габриель.

— Это означает, что вы не передумали?

— Нет, не передумал. Финансовая помощь будет не лишней. Это мое окончательное решение.

— Давайте, встретимся.

— Сейчас? Где?

— Насколько я знаю, вблизи от вас есть кафе.

— Да-да, есть. Через десять минут буду.

Кафе под открытым небом носило название «Белый лотос». Габриель еще издалека увидел молочного цвета столы и стулья из пластика, тенты – такого же цвета, но никаким восточным колоритом от них не веяло. Подобные забегаловки по Европе и Азии рассыпаны как горох тысячами.

Господин Морган был на месте. Он привстал в поклоне и протянул руку.

— Еще раз здравствуйте.

Они обменяли рукопожатиями.

— Что-нибудь закажите?

— О, нет, спасибо, — сказал Санчес.

Он сосредоточенно посмотрел на финансиста. Встреча, случившаяся три года назад, немного выветрилась из памяти, и внешность Моргана до сего момента была как в тумане. Санчес разглядел черты собеседника. На самом деле Габриелю был не интересен этот человек. Оставлять три года назад ментальный крючок в сознании Моргана не имело смысла.

Еще один короткий взгляд, брошенный на собеседника. Он одет в темный изысканный костюм, сверху накинут макинтош темно-кремового цвета. Приятное лицо с учтивой полуулыбкой, застывшей на устах, высокий без морщин лоб, ежик русых волос, а взгляд спрятан за зеркальными стеклами очков.

— Три года назад, господин Морган, вы предложили материальную помощь. Раз это ваша инициатива, вам и начинать разговор. То, что я попросил средства для экспедиции в Бермудский треугольник – не в счет. Мне хотелось бы знать ваши планы. Как мы собираемся сотрудничать? Расскажите о вашем виденье.

— На самом деле все зависит от вас. Какую экономическую политику вы предложите. Я читал «Открытый путь», но там ни слова об этом. Понимаю, философский труд, и все-таки.

Габриель почувствовал, как Морган чуть прищурился. Это был не хитрый прищур, а скорее прищур хищной птицы, выслеживающей добычу.

— Честно скажу, господин Морган, не знаю. Я не обдумывал деталей, но надеюсь на вашу консультацию.

— Приятно слышать. Пока опустим подробности. Хотелось бы услышать вашу точку зрения, чтобы было отчего отталкиваться.

— Мои действия будут просты, эффективны и справедливы по отношению ко всем. Никто не уйдет обиженным. Изучая историю предшественников, заметил одно их свойство: пренебрежительное отношение к технической интеллигенции. Считаю ее нужно выдвинуть на первый план, не в ущерб гуманитариям. Хотелось бы увидеть сбалансированность в мире. Не только гуманитарные науки могут облагодетельствовать человечество, но и технические науки. Такова социально-экономическая концепция: баланс этих двух направлений. Гуманитарии не могут обойтись без техники, как и технари пользуются порой методами, разработанными в гуманитарной сфере. Понимаете? – Морган кивнул. — Нужна сильная финансовая поддержка технической интеллигенции. Это в общих чертах.

— Я вас слушаю, и ловлю на мысли, что вы мечтаете о гегемонии технарей.

— Вовсе нет. Тем более Конгресс вряд ли допустит такое. Хоть я и его глава, но, в некотором смысле, мои руки связаны.

Морган опять кивнул: «Намек понят».

— Ваша концепция, как бы вам сказать, до конца не оформлена, но это не беда.

— Надеюсь, у меня есть время подумать? — произнес Габриель, запуская ментальное щупальце в сознание Моргана.

— Да, пожалуй, — неуверенно сказал тот. – Хотя мы могли переговорить об этом по телефону.

Моргану на пару секунд показалось, что лицо Санчеса раздвоилось. Правда, фантом оказался не человеческим лицом, а собачьей мордой.

— Это не тот случай, когда говорят по телефону, — медленно проговорил Габриель, убирая щупальце.

— Согласен.

— Подумайте, над моим предложением о поддержке технической интеллигенции. Может, у вас возникнет какой-то свой план. Как говорится, карты вам в руки. Я тоже не останусь в стороне. Буду готов помочь.

— Конечно. До свидания.

Габриель долго смотрел в спину уходящему собеседнику. Морган скрылся в толпе, но его ауру Санчес легко выловил среди прочих аур.

Габриель подумал о Всемирном Конгрессе. Он раскинул ментальную сеть, ощупывая сканом Землю: далеко ли ушли души членов Конгресса. Санчес сделал так, чтобы они сильно не разлетелись, натянув ментальные поводки.

«Гегемония технарей – неплохую, кстати, идею подкинул Морган, — решил Габриель, — но сначала надо придумать речь-оправдание, для чего же я, не посоветовавшись с Конгрессом, встретился с Морганом».

И оправдание родилось:

«Я знаю, что двадцать второй век отличается от двадцатого, что земляне добились-таки потрясающих успехов в организации своего общества. Теперь существует такой строй, который окупает сам себя, если так можно выразиться. Из истории мы помним, в двадцатом веке люди считали экономику базисом социума, нам удалось невозможное: сделать культуру основой человеческих отношений, а экономику превратить в инструмент, в сферу обслуживания. Встретившись с господином Морганом, я не желал реставрации старых времен. Я хотел того, что и вы. Я хотел оставить финансовую сферу сферой обслуживания, только чтобы она еще и обслуживала техническую интеллигенцию. Ей мало уделяется внимания в наше время. Я не предупредил вас заранее не из-за того, что что-то замыслил против и в обход решению Конгресса, а из-за желания не кормить пустыми надеждами. Кто знал, может, господин Морган откажет. Из простой человеческой слабости – преподнести всем подарок – я и смолчал. Не думайте, меня волнует не только мой авторитет, как председателя, но и авторитет Конгресса».

«Последние предложения, кстати, корявы и неправдоподобны», — подумал Габриель, попросив официанта принести зеленого чая. Но это не обеспокоило, ведь участники заседания будут под его полной властью. Для особо ретивых, чтобы окончательно им запудрить мозги, он решил сделать пояснительную записку, где подробно изложит в полемической и беллетризованной форме свои мысли. Тут же родилось название записки: «Гармоничный человек».

 «Гармоничный человек – носитель высокой духовности, но в то же время он должен обладать и техническим инструментом. Первый шаг к этому – обратить взоры на техническую интеллигенцию, которая почти сто лет находилась на задворках истории. Миссия Всемирного Конгресса по отношению к ней – проникнуться ее духом. Узнать, чем живет она, чем дышит, какие тайные мысли бродят в головах ее лучших представителей. Проявить участие. И все это ради того, чтобы гармонизировать человеческую натуру, а с другой стороны, одухотворить техническую интеллигенцию».

Габриель прикинул план записки, и ему представилось, что она легко прорастет новым сочинением, которое будет носить тоже название.

Тревожная мысль сверкнула в уголке сознания, словно кто-то подал сигнал бедствия. Санчес вернулся к реальности, отпил из чашки и отыскал едва различимое мерцание ауры Моргана. Тонкая белесая нить в воображении натянулась между ним и финансистом, и часть личности Моргана навсегда затерялась во внутреннем мире Габриеля. Теперь он знал о каждом его шаге.

Например, сейчас господин Морган направился в аэропорт. Понимая, что миссия его выполнена, он с приятным чувством наконец-то улыбнувшейся удачи поднялся по трапу и занял свое место. Рядом сидел пожилой человек. Гладкое со здоровым румянцем лицо, кожа, которой чуть коснулись морщины, живой взгляд, могли создать ложное впечатление, что соседу лет сорок или сорок пять, однако благородная седина говорила о почтенном возрасте. Морган знал этого человека, но сделал вид, что впервые видит.

— Что ж, так и будем молчать? — обратился незнакомец.

— Уж кого угодно я готов был встретить, но не представителей Управления.

— Так сошлись звезды.

Морган хмыкнул. Он не верил в предопределенность, судьбу, в мистику, верил лишь в свою интуицию, зиждущуюся на прагматизме. И интуиция подсказала, что внимание со стороны Управления есть тревожный сигнал.

— Как прошли переговоры с господином Санчесом?

— Согласился с нами сотрудничать. А что, у руководства были сомнения? Габриель и три года назад не особо артачился.

— Мне не нравится ваше безрассудство, Морган. Говорили, что вы прагматичный человек. Поэтому сами должны помнить, что много лет назад Всемирный Конгресс выбил из-под нас почву, и пока не один его председатель не повелся на наши посулы. И вот, Габриель Санчес. Он оказался либеральных взглядов, более демократичным. Не стоит же упускать шанс.

— Я помню, демократия – это власть денег. – Финансист сделал паузу. – Просто удивило такое внимание. Можно подумать, что Управление не доверяет мне.

— Ну, почему ж. – Сосед глянул в иллюминатор и вновь обратился к Моргану: — Управление перестраховывается. Я же объяснил, если рыбка сорвется с крючка, то придется ждать еще несколько лет.

«Это еще посмотрим, кто у кого на крючке», — решил Габриель.

— Значит, вы следили за мной? – уточнил Морган.

— Безусловно. Но, как видите, все прошло гладко. Если бы наверху решили поменять план действий, вы бы получили иные инструкции.

— Управление могло и предупредить заранее о своих действиях.

— Могло, но не стало.

— Значит, оно все-таки не доверяет мне.

— Да бросьте, Морган. Не стройте абсурдных предположений. – Сосед опять посмотрел в иллюминатор. Самолет, набрав скорость, поднялся в воздух. – Управление всегда так делает. Как говорит пословица: доверяй, но проверяй.

Разговор на этом закончился. Сосед, надев солнцезащитные очки, откинулся на спинку кресла. Казалось, он уснул. Морган, прикрыв глаза, прокручивал в голове по нескольку раз план действий на сегодня.

В аэропорту дороги Моргана и человека из Управления разошлись. Морган так и не вспомнил имени соседа, хоть лицо давно примелькалось. Много раз он видел его на деловых встречах.

От аэровокзала Морган взял такси. По пути он решил заглянуть к личному психологу.

Тот встретил его на пороге дома, как старого друга:

— Бен, старина, проходи! Как давно с тобой мы не виделись?

— Очень давно. Миллион лет.

— Ну, как дела? – Серые близко посаженные глаза сосредоточенно посмотрели на Моргана. Казалось, что они глядели из иного мира. – Я же знаю, ты не так прост. – И серый холодный взгляд коснулся души.

— Есть вопрос. Как раз по твоей части. Что ты скажешь о повторяющихся сновидениях?

— Ну, как сказать, — задумался друг. – Насколько я помню, у тебя не было проблем со сном. Но говори без предисловий. Что конкретно беспокоит?

— Последнюю неделю мне снится одно и то же. Затем я просыпаюсь в странной тревоге. Во всякую мистику-эзотерику я не верю, так что нужно объяснить сон научно.

— То есть, я должен успокоить тебя?

— Типа того.

— Ну, я не толкователь сновидений, но спрошу сразу: есть ли у тебя предположения? С чем или с кем это связано?

— Габриель Санчес.

— Почему?

— В этом сне он присутствует.

— Не факт. — Друг задумался. Серые глаза его забегали с интересом и, в конце концов, остановились на Моргане. – Расскажи.

Все начиналось так, как и начинался обыкновенный рабочий день: Морган приезжал в учреждение, открывал кабинет, и на этом реальность заканчивалась. Начиналась фантасмагория.

За дверью был другой мир. Бен оказывался в иной обстановке. Просторную комнату занимал длинный стол, уставленный яствами. За столом пировали незнакомые люди. Один из них, что сидел в середине, вставал и приветствовал Моргана:

— Вина дорогому гостю!

Бен узнавал в хозяине пира Габриеля Санчеса. Тот, протягивая руку в сторону, ожидал, когда в нее вложат полный кубок, затем вино через хмельных людей передавали гостю. Морган отпивал и ставил на стол сосуд.

— Нет-нет, так не пойдет, — укорял Габриель. – Дело надо доводить до конца.

Санчес подходил к Моргану, возвращая ему допитое вино, и подводил Бена к женскому портрету, висящему на стене.

— Но прежде чем мы завершим ритуал, — продолжал Санчес, — предлагаю полюбоваться портретом.

Морган узнавал картину. Это была Джоконда Леонардо да Винчи. Всегда Санчес подводил к этому портрету и спрашивал:

— Как она вам?

— Мне никогда не нравилась эта девушка. Что-то недоброе во взгляде.

— Но красивая, согласитесь? Хотя в реальности она еще красивее, чем на портрете.

— Вы хотите сказать, что у нее был реальный прототип? – скептически ухмылялся Морган.

— Я даже видел ее вживую, как вас сейчас. Она моя давняя знакомая, и господин да Винчи сделал большую услугу мне, нарисовав ее.

— Вы знакомы и с Леонардо? – еще больше скепсиса звучало в голосе Бена.

— А что? – зло спрашивал Габриель и тут же продолжал, будто ничего не было: — Ну, да знаком. Правда, в конце его жизни я с ним разругался. Представляете, прихожу как-то утром, а у него гостит странный тип в светлых одеждах и так презрительно свысока сообщает мне, мол, убирайся, он не нуждается в твоих услугах. Он, то есть Леонардо. Пришлось уйти.

— А вы хитрец, господин Санчес. Не было никакого гостя в белых одеждах. Вы поссорились с художником из-за женщины. Ну, из-за этой, — Морган кивал на портрет, — с кого писали.

— А вы как будто знаете, что это была за женщина?

— По сути, все женщины одинаковы.

— Прекратите! Слышите, прекратите! – Угрожающе кричал Габриель. — Если бы вы знали, что Джоконда, это не она, а оно.

— Хватит морочить голову!

— Да что вы! Оно существо из иного мира, внешне похожее на земных женщин, но несущее другую функцию. Женщина, говорите? — презрительно проговаривал слова Габриель. — Да таких женщин никогда не было, нет, и не будет на планете Земля.