Точка невозврата. Любовь

Когда кто-то забарабанил в дверь, оба солнца заливали комнату столь ярким светом, что оставалось загадкой, как он не разбудил меня. Вставать сил не было. Может, если подождать, то уйдут? Будь что-то срочное, пришла бы Аль, а ей не надо стучаться… Я покосился на стенные часы — полдень давным-давно миновал — и с головой накрылся одеялом. Кто-то заботливый решил принести обед. Спасибо, не надо. Я лучше посплю до ужина…

Но зачем-то встал Вил и пошёл к двери. Забыл, что у Аль есть ключ? Или выспался… я печально понял, что вылезть из-под одеяла и окончательно, прямо сегодня, сделать выбор из двух замков всё-таки придётся, но затаился: вдруг поверит и до вечера оставит меня в покое?

— Доброго дня, милорд, — жизнерадостно прозвенел голос Ньяра, младшего из служителей, весёлого паренька, который всем моим орденским песням каждый вечер подпевал и даже переписал слова, бурно жалея, что не сумеет наиграть их мелодии на минеле. — А вот сьерина Альвин просила ровно в три занести записку, она-то по делу отлучилась. Ну я пошёл, милорд, а вам покушать принести? А, ну ладно, вы тогда сами спускайтесь, там суп с грибами, вкуснющий!

Замок негромко щёлкнул, закрываясь. Зашуршала бумага. А в следующий миг я рванулся с постели к Вилу — не понимая, не думая, лишь стремясь заглушить дикий крик, зазубренными пилами раздирающий в ошмётки мои чувства и рвущийся наружу, в Сумрак: отчаянием, ужасом, ураганом. И успел в него вцепиться со спины, одной рукой притиснув к себе, а рукавом другой попросту зажав ему рот — рискуя, что из такого ненадёжного захвата он вывернется, а что он может сделать в ярости, я отлично знал… но держал изо всех сил, умоляюще шепча: тише, тише, тише. И это было не только о крике: в его кружевах бушевала буря, которой до Поля оставались, кажется, секунды. И все вэй услышат нас…

А как успокоить его в кружевах, я не представлял. Только нырнуть вглубь, в средоточие нашей серен, и потянуть его следом, глубже, дальше, миг назад, час назад, покой и тишина, танец пылинок в лучах солнц и запах черёмухи… Буря медленно начала стихать, и я рывком развернул его к себе и обнял покрепче, висок к виску, узор к узору, продолжая шептать что-то ласковое и бессвязное. Бумажка выскользнула из его пальцев и легла на пол у моих босых ног. Почему-то замёрзших так, словно я стоял на льду, а не на тёплых ромбах паркета. И всего меня едва не трясло от холода. Жарко было лишь рукам, сцепленным в замок на талии моего друга. Даже дыхание леденило рот, а зубы заныли. Что это со мной… плевать, что это с ним?!

— Пусти, — слово упало в точности как листок: сухим неживым шелестом разрезав воздух. И потом: — Прочти.

Я отпустил его просто потому, что он бы заметил, как я дрожу, а это было сейчас лишнее. Стоять стало сложновато; я уселся на пол и подобрал письмо. И минуту или две смотрел на него, вспоминая, как линии и завитки складываются в слова, а те в послание, имеющее смысл… не тот, что в сознании Вила: конец всему, обрыв, чёрные воды, осколки, смерть.

«Вил даэн, не надо пугаться и сходить с ума, поскольку я-то с него не сошла. Хотя от любви, говорят, это случается, а от твоей — почти неизбежно… ох, даэн, я шучу. Поверь мне, Вил, просто — поверь. Помнишь, мы говорили о том, что ты не умеешь доверять? Это было возле эллина, это было здесь. Ты сказал: я верю тебе. Так верь мне сейчас, ми тайфин: я знаю что делаю. Я ушла не навсегда, не думай глупостей. И нет, я не собираюсь страдать и платить за тебя собою, это чересчур мрачно — ты же знаешь, я люблю счастливые финалы песен! Я ушла не к твоему магистру, а лишь поговорить с ним — и вернусь так быстро, что ты не успеешь заскучать. И не надо бежать за мною — я уехала на рассвете, и сейчас, когда ты читаешь, Кусака уже принесла меня к нему. И выбрось из головы ерунду, что там клубится! Он не обидит и не удержит меня. Я всегда права, помнишь? И вижу путь ясно. Не бойся, даэн. Без риска нет шэна, но эту партию я выиграю, как Энт тогда, я просчитала все ходы, и мои камушки лягут точно в свои ямки. Не бойся и не пугай Энта. Спроси его, он наверняка понимает, какую атаку я решила сыграть. Энт, объясни ему! И успокой. Погуляйте в лесу или идите в замок, Хет всюду найдёт вас и скажет, где встретимся. И не надо ссориться. И бояться. И волноваться. Энт эджейан, ты-то, надеюсь, веришь мне? Посмей только подумать, что нет! Вил, я люблю тебя. И я вернусь».

Я осторожно положил листок, словно он мог разбиться, и поднял глаза на друга. Тьма в его чувствах неуклонно окрашивалась пурпурным, золотым, алым — всполохами огня.

— Ты знал?

Его голос и вправду мог обжечь. И взгляд, казалось, вот-вот взорвётся яростью.

— Конечно, нет. Я бы её удержал. И спать бы лёг не тут, а в конюшне возле Кусаки.

Он несколько секунд глядел на меня сверху вниз. Почти упал на колени рядом, будто ноги отказались держать его, и закрыл руками лицо.

— Она не вернётся, — слова падали вязко и тяжело, как камни в глину, и от них хотелось тоже заслониться. — Она знает и просчитала. Бред. Она открытая, и на её памяти сеть. Луч её не выпустит. Подождёт, пока приду и я. А куда денет её дальше, зависит от сети. Если она чья-то ученица, отдаст назад. Учителю. А нет, оставит себе. Получив сразу двух послушных нас: ради неё я выполню все его приказы. И она для меня тоже. Вот это будет жизнь, — у него вырвался резкий злой смех, слишком похожий на рыдание. — И это всё я. Она видела… я не сумел скрыть, примириться… Энт, какое тут подойдёт искупление? Скажи. Сделай. Или я сейчас что-то сделаю сам. Хотя не всё ли равно. Вот теперь в самом деле всё кончено.

_ _ _

От холода меня уже потряхивало; хотелось сжаться в комочек поплотнее, обхватить себя за плечи и застыть. В солнечных лучах я согреюсь… Я сжал зубы, натянул носки с сапогами и поднялся.

— Вставай.

Вил посмотрел на меня совершенно чужим непонимающим взором.

— Что?

— Уходим. Прямо сейчас. Закинь всё в сумки, я схожу на кухню за припасами и попрощаться.

Я протянул ему руку, но он встал сам, с письмом Альвин в стиснутых пальцах.

— Куда?

— В лес. Найдёшь дорогу к нашему дому? Ну, где мы жили после твоего пробуждения.

— Я помню, — резко бросил он. — Зачем?

— Аль же написала: погуляйте в лесу. Вот и пойдём. Здесь всё равно оставаться больше нельзя. Нет смысла.

— А в лес идти какой смысл? — у него вырвался сухой смешок. — От Каэрина там не спрячешься.

— Мы и не прячемся. Но уходить собирались всё равно. Ты поправился и сидеть в комнате тебе вредно, и хозяева это тоже понимают. А раз она уехала, то и выступать я не могу. И обсуждать дальнейшие планы я бы предпочёл не здесь.

— Тут обсуждать нечего. Искупление и Каэрин — отличное сочетание. И план заодно. Для меня. Тебе — замок.

— Очень смешно. Смешнее только Сон Меча. На двоих. То-то она посмеётся. Собирайся, я быстро.

И выйдя за дверь, побежал, прыгая через две ступени, а в кухне пробормотал что-то невнятное о записке и срочном деле, надеясь, что всё остальное люди додумают сами. Объяснять и правда было некогда: счёт шёл на секунды. Может ли метка связать его с Лучом и перенести к нему нырком, я не знал, но рисковать не собирался.

Влетев в комнату и увидев его, живого и не тающего в вэйском окне переноса, я едва не рассмеялся от облегчения — если бы не его лицо. Холодное и далёкое, как в эллине когда-то. И глаза, пылающие золотом. И пусть его тело было здесь, но сознание унеслось в такие дали, что впервые за долгое время я не слышал его вообще, ощущая на месте серен абсолютную, глухую, серую тишину.

Ну что ж. А'эрин — «странник во тьме». Со странствием в серой тишине мне тоже придётся как-нибудь справиться.