Точка невозврата. Решимость

Когда он вошёл в очередной раз, его появление в проёме двери совпало с мигом, когда лучи обоих солнц засияли из-за туч столь ярко, что всю комнату словно залило золотом — и им же вспыхнули волосы Энта, в беспорядке рассыпанные по спине и плечам.

Вил привстал, опершись на локоть. Из-под его руки Аль озабоченно спросила:

— Наконец-то вспомнил, что людям надо спать? Где ты был? Расчёсывал гривы лошадей до блеска и украшал бантиками?

Энтис рассмеялся.

— Этой ночью я в их обществе как раз и спал, так что бантики они заслужили. А сейчас вы мне вряд ли рады, но нам пора решать. — Он сел на край стола спиной к друзьям, давая им возможность одеться. — Мы застряли. Хозяева наверняка уже гадают, что держит нас в шаге от Тени. И в любой миг в трактир зайдёт Рыцарь или вейлин, и вот тогда от расспросов не увернуться.

— Я увернусь, — беспечно заверила Альвин, натягивая подаренные в замке сапожки. — У нас всё ещё есть история ссоры влюблённых, а сюда я ни вэй, ни Рыцарей не пущу.

— И любопытство взлетит до неба. Я и так замечаю вопросы во взглядах. И не вечно же нам сидеть тут под носом у Каэрина.

— Серен, — пробормотал Вил. Улыбки его друзей разом исчезли.

— Да, — Энт спрыгнул со стола и устроился на полу, на ложе из одеял. — Серен — странная штука. И легенда, и правда, всё вперемешку. О серен знают все, но сути никто не знает. То, что написано в Канонах, похоже на сказку, иносказание. Путь Света — это ведь тоже метафора. И что означает «достигшие Света», и почему кто-то становится «сияюще чистым» в семнадцать, а другие чтят заповеди до старости, но серен не дожидаются… Ответов я не нашёл. Ни в книгах, ни в дневнике прадеда.

— Так тот дневник… — Вил осознал, что с силой стискивает пальцы Аль, и поспешно отдёрнулся. — Не только твой отец стал эт’серен, но и прадед? А другие Крис-Талены?

— Он на самом деле не прадед, а прапрапра… и я о его серен понятия не имел. Он предполагал, что таких людей больше, чем известно, но некоторые о себе помалкивали. Не таились, просто не болтали. Серен — она не для всех, а только для двоих. Хотя эт'серен всегда очень уважали. И выбирали Лордами Трона… если подумать, неплохой повод скрывать.

Он помолчал, подставляя лицо не по-зимнему ярким солнцам и жмурясь, как котёнок.

— У Крис-Таленов серен и прежде случалась. Я слышал о девяти. Двое были близнецами… Кер обожал эту историю: с рождения во всём подобные друг другу, и даже души их соединились.

Вил озадаченно подумал, что же в столь красивой судьбе могло вызвать у Энта усмешку. Но спросить не успел: Аль встала и потянулась, закинув руки за голову.

— Пойду убеждать добрых хозяев, что не один ты у нас умеешь работать, Рыцарь.

— Мы же ничего не решили, — растерялся Вил. — Вам велят с утра до ночи трудиться, чтоб не выгнали?! Но ты сказала, вы всё делали сами, никто вас не заставлял!

Девушка рассмеялась.

— Нет, даэн. Нас даже просят вместо грязной работы поберечь усердие для музыки. Но мне кажется, если нас кормят и заботятся, стоит помочь хотя бы с мытьём посуды. А вам лучше поговорить без меня. Серен только для двоих, верно?

Щёлкнул язычок дверного замка. Вил прикусил губу.

— Она обиделась? На меня? Я грубо спросил… Или из-за твоих слов о серен?

— Вовсе она не обиделась. Просто понимает, что в иных беседах не нужен третий. — Энт с невозмутимым видом прилёг, сбив одеяла в валик и прислонясь к нему спиной. — Прости. Для тебя лишний тут я, само собой, но дело-то не в наших желаниях. Аль не злится, а ты?

— Конечно, нет! Что за чушь, вовсе ты не лишний! — Вил осёкся: друг тихонько смеялся. — Ты что, нарочно? Энт, ну… вы оба с нею… такие несерьёзные.

— Если мы станем ещё серьёзней, то окаменеем или свихнёмся. Ты и так мрачен за троих, пока её не обнимаешь! — его узор звенел весельем. Вил не знал куда деваться от смущения… и внезапной догадки, что Энт слышит не только мысли, а тогда…

— Серен не значит, что все чувства делаются общими. Ты моих сейчас не разделяешь?

— А ты моих?!

— Нет, — хмыкнул Энт, — ты и так насквозь виден. И пока ты был с нею, не разделял.

Они переглянулись и расхохотались.

— Всё нормально? — Вил осторожно всматривался в лицо и мелодии друга.

— Всё хорошо. Конечно, не считая, что всё плохо, но хорошо. Я ведь подумал тебе это. Ты не слышал?

В странном, всегда затуманенном кружеве Энта мелькнула сепия огорчения.

«Слышал», успокоил Вил, и друг услышал тоже: оттенок изменился до радостного перламутра. Но хотя узорам Вил верил полностью, чувство неловкости не уходило. Он слишком долго убеждал себя, что знает чувства Энта… и вот теперь даже серен между ними — близость, где нет места недомолвкам и фальши, — а он всё не мог отбросить сомнения. Разве Энт… и кто-то вообще… способен не любить её?

— О важном надо говорить, — улыбнулся Энт. — А вы оба молчали. Что всюду пойду за тобою — это я сказал для неё. Ну, для тебя тоже, само собой. Но мне хотелось её подтолкнуть. Тебя-то бесполезно, я год тебе на все лады пытался объяснить, что ей не нужен и не жду, а ты упорно не понимал! Ну сейчас-то хоть понял?

— Ты нас подслушивал? — вместо ответа вырвалось у Вила совсем не то, что было в мыслях. Впрочем, было в них столько, что выбрать главное никак не получалось. Но Энт, казалось, не обиделся.

— Вы же при мне говорили. И обо мне. А когда ты обо мне говоришь или думаешь, я теперь знаю. Ощущаю… будто ты издалека зовёшь меня, но голос твой и во мне, и вокруг, повсюду. Сперва услышал во сне, а потом и по-настоящему.

— А я ещё радовался, что ты спишь крепко, — с нервным смешком пробормотал Вил. — Хорошо притворяешься…

Энт пожал плечами, выглядя вовсе не виновато.

— Вы бы замолчали. Не сказав главного. Хотя я опасался, что обсуждать вы будете лишь то, как мне тут хуже всех! — его усмешка снова напомнила Вилу едкий степной сок. — Аль правильно тебе рассказала о маме. Она умеет не отступать и не бояться ссор, если считает, что права. Не все на это способны.

— Мне нравится, что ты не любишь ссор. Это не значит — бояться. А ты умеешь ссоры прекращать, это тоже не все могут.

А ведь раньше он не замечал, как часто Энт останавливал их с Аль бурные перепалки. Смешил или обращал их негодование на себя, и гроза с молниями утихала… да и в спорах кто всегда уступал первым? «А хоть что-то толком сделал ли я в одиночку? Даже признание в любви…» Вил сам себя не понимал весь день. Или два? Как давно прозвучало невероятное слово, после которого мир изменился?

— Но я молчу о важном, — с иронией напомнил друг. — А перестаю молчать, и ты сердишься, кричишь и заводишь речи о расставании.

— Прости, что я кричал, — смутился Вил: задним числом истерика с воплями и обвинениями казалась столь безобразной, что одним «прости» никак не откупишься. — И я тебя ударил… сильно. Хочешь, дай сдачи.

— Ты же и так ощутил этот удар. Забыли. Серен не оставляет места для обид, хоть какой-то плюс.

— Почему ты не хотел серен? Что плохого?

— А что хорошего? Отражать мой эллин тебе понравилось? И всегда чувствовать мои раны? Они ведь будут. Даже если уйду из Ордена, без драк и боли не обойтись. А я не собираюсь уходить.

— И не надо! — испугался Вил. — Наоборот, тебе бы засесть в Тень и не вылезать! Подумаешь, раны. Их и без кружев запросто вылечить, а в Тени не страшно и с кружевами. А боль легко перетерпеть. Ты же не станешь драться всерьёз, до смерти!

— Как знать… — встав, Энтис подошёл к окну, полускрытому узорчатой синей занавеской, и глаза его отражали летящие по небу предгрозовые облака. — Я не в восторге, что тебе придётся терпеть. Эллина больше не будет, но сражения неизбежны. А быть открытой книгой для меня ты не против? Вопрос о подслушивании показался мне упрёком.

Вил совсем растерялся. Упрёком это и было, смешно отрицать, но ведь он не хотел задевать Энта, вопрос просто вылетел, опередив множество других, куда более сложных. Об Альвин, Аль-лэй, даэн… чью щедрость и нежность он принял, не имея никакого права принимать. Бездумно пошёл за желанием, а когда он поступал так, платить приходилось другим. Тем, кого он любит. Но ни Энт, ни Аль его не обвиняют… только заботятся и прощают без конца. И дарят любовь… а он берёт и берёт, и серен взял тоже, да ещё и заставляет Энта за это извиняться!

— Тебе было тяжело ждать меня? Ты говорил, если эт'серен не рядом, тоже чувствуешь боль.

— Не совсем. Тревогу. Хотя не понимал её, ведь иногда я видел твоими глазами, пел с тобой и знал, что ты в порядке. А тревога росла и росла. Всё во мне натягивалось, и с каждым мигом сильнее. — Энт рассеянно присел на постель, продолжая глядеть в окно. — Серен проявляется неодинаково. Тот, кто отражает боль тела, зовётся джан'нэл, второй — а'эрин. Мне казалось, расставание мучительно для обоих, но значит, нет. Ведь и в замке ты не ощущал ничего, когда я уходил из покоев.

— И даже в другую комнату…

Энтис вцепился в него взглядом. Вил вздохнул:

— Я решил, тут что-то вэйское и только моё, как и раны. Началось, едва я попал в замок. С тобою рядом ощущения делались странные… и приятно, и страшновато, но пугала скорее необычность. А когда ты отдалялся, то и мне становилось не по себе. И тянуло, да… словно в душу воткнули крючья из пустоты.

— И не говорил.

— Ты тоже, — помедлив, Вил коснулся его сжатой руки: — Мало ли о чём не говорят. Особенно вэй. Мы же не знали, что это стоит обсуждать. Вэйские чувства всегда странные.

— И несмотря на это, ты ушёл.

— Ну… может, отчасти из-за этого. Но не только. Я устал прятаться и втягивать вас в обман. Ну и ещё… из-за Аль, вас двоих… хотя вот об этом непременно стоило тебе рассказать.

— Лучше ей. Тогда бы ты никуда не ушёл. И подозреваю, тебе бы стало неважно, что приходится прятаться!

Вил с облегчением рассмеялся в ответ. И что-то изменилось, он ощущал: в той глубине, где они двое были едины и неразрывны, а теперь там не осталось и секретов — и стало просто, как никогда.

— Аль сказала, ты предложил оставить нас в Эвриле и отправиться в Лив одному. Но как же серен? Лив далеко. Даже верхом это знак туда, знак обратно… Ты не отпустил бы меня, а сам? Смог бы?

— Могу попробовать. Согласишься?

Голос Энта оставался уверенным, но лицо чуть заметно побледнело. А в глубине плеснулся страх — и тотчас погас, сменившись твёрдостью.

— Энт, это бред. Ты же знаешь. Нет разницы, кто из нас уйдёт, кто останется, это ровно те же ощущения… тревога, от которой не уйти, тянущая пустота. Зачем предлагать то, чего не выдержать? Ни тебе… ни мне.

— Я-то думал, ты не чувствуешь всего этого. А знание, что ты в безопасности, помогло бы справиться с тревогой. Я и сейчас считаю, что это неплохой вариант.

— Нет! Это вообще не вариант!

Вил перевёл дыхание. Сердце билось так отчаянно, словно он бежал несколько таров… или вновь стоял перед Каэрином.

— Нет варианта, когда несколько знаков пути между нами! Я едва дотерпел в трактире, но ведь нас разделяло лишь несколько часов, ты был совсем рядом. И всё равно удержала меня только Черта: ну как я бы вернулся? Днём — нельзя, ночью я бы не влез по твоему дереву… но я прикидывал, сумею ли влезть. Энт, ну что ты придумал? Ты, значит, меня одного не пустишь, а я тебя пущу?

Друг глядел на него прямо и внимательно. Будто видел нечто новое или увидеть пытался.

— Даже без серен идея глупая, к родичам идти должен я, а не посылать друга: они насторожатся и не поймут. Но чем бы ни была серен, она есть, мы не можем с ней спорить. Когда я услышал, что ты собрался ехать один, я ощутил… слишком много пустоты. И чуть не ляпнул, что без тебя не смогу, но после поцелуев и слов о любви вышло бы обидно… и я сказал, что она разлюбит меня из-за метки. Я вправду боюсь этого… но куда больше в тот миг я боялся, что ты уйдёшь, а я останусь. С пустотой.

Энтис поднёс руку к губам, пряча в ладони смех.

— Ох, хоть тут получилось удачно! Ну как можно с даэн полночи говорить обо мне?! Но этой ерундой ты её рассердил, а сердитая Аль становится откровенной. Другие слова её бы не обидели, но огорчили, и вместо нежности она бы вновь начала искать выход. А мы и так искали его непрерывно, пока ты спал, и ничего безопасного не придумали. Нет, всё отлично, ты сказал всё правильно!

— Ерунду, но правильную? — Вил хотел улыбнуться, но рот скривился в гримасу. — Не знаю. Не хочу её сердить. И огорчать. Энт, я люблю её так, что едва могу дышать, думая о ней. А думать, что ей грустно из-за меня, и вовсе невыносимо…

— А вот это стоит повторить ей, и не раз! А остальное я скажу сам. Едем в Лив все вместе, только я сперва отвезу домой Хета. Оставлю конюхам, они добрые и помочь не откажутся. Заодно попрошу Кера присмотреть. Кусака троих не увезёт, одолжу лошадок у сьера Эверлена. Двух дней мне хватит на приготовления, а вы пока отдохнёте и отоспитесь. Надеюсь!

Вил ошеломлённо уставился на деловитого друга, который с таким спокойствием разрушил все стены, которые окружили их, куда ни шагни. Настолько убедительно притворяться Энт не умел никогда, тем более в кружевах… сплетённых отныне общим узором, если верить легендам Ордена. Но и в мелодиях Вил не слышал сомнений. Одно стремление и волю, и это было новое: совсем недавно Энт не был столь в себе уверен. До тех странных и страшных снов…

— Но тебе без посвящения нельзя! Ни орденскую лошадь, ни плащ! А Эверлену ты что скажешь, выпрашивая у него лошадей в таре от замка?! Он же спросит… я бы спросил!

— Отвечу, что есть важная причина, он не откажет. Вил, послушай. Ты был прав. Когда сказал, что я на перепутье, верю в серен и не верю, — ты был прав, я растерялся и тебя заразил своим сомнением. Ведь всё это чушь, Вил, кто о чём подумает, поверит ли Мейджис — всё неважно! Значение имеет лишь серен — и мы. Серен — не то, что надо доказывать. Никто не бегал за людьми, тыча им в нос серен. Это то, что просто есть. И вести себя я буду соответственно — тут ты прав тоже. Серен превыше правил и запретов. Эт'серен не нуждаются в формальностях вроде посвящений. Понимаешь? Мне можно всё. Тебе можно всё. Орденских лошадей, белые плащи, трактиры. Если пожелаешь, мы придём в Эврил и останемся там, и никто не посмеет протестовать — потому что эт'серен сами выбирают место и путь. Сияющие неподвластны доводам и приказам Сумрака. Нет больше границ для нас. Нет Черты. И даже заповеди, кроме первой, не столь важны теперь. И если нарушу их, больше не надо платы и эллина.

Вил мог лишь смотреть на него, беспомощно гадая, его ли подводит слух или Энта — разум.

— Почему… — он судорожно кашлянул и выдавил, плюнув на дрожащий голос, вовсе не подобающий вэй: — Почему тогда ты работаешь?!

— Это помогает думать. Руки заняты, мысли свободны… и вместе с предметами Сумрака приходят в порядок. Мне требовалось понять, кто я теперь. Что чувствую, на что готов решиться.

— На что? — тихонько спросил Вил.

— Да на всё. Я же эт'серен. Орден открыт для меня… и моего джан'нэл тоже. Эврил рядом, и это путь, но ты ведь не хочешь идти по нему, верно?

Вил кивнул, по неясной причине чувствуя сожаление, но и радость от того, что друг понимает его.

— На эллин плевать, — он осознал это лишь сейчас, но Энт не выглядел удивлённым. — И на Мейджиса. Но всем будет понятнее, если твой эт'серен — сын Рыцаря из замка Лив. И хотя я оставлю имя, что придумала мама, но её настоящее имя мне знать надо. И назвать, если спросят. Она гордилась мной. И я хочу ею гордиться. И Лили Тиин, и леди Элайвен. А если приду с одними догадками, то выйдет, будто болтаю попусту и боюсь проверять. А с моим лицом и серен не спасёт от подозрений…

— Почему мы не побывали в Ливе, спросят непременно. Меньше вопросов — меньше бед, я это с пяти лет понял. Вот я Керу и скажу: еду в Лив, а зачем, объясню после. Молчать он всё-таки научился. Да и расскажет, ничего. Меня больше волнует твоя метка. Может ли Луч узнать, что ты покинул Джалайн?

— Скорей всего.

Энтис нахмурился и потёр лоб, словно разгладив складки на нём, мог убрать тревогу и из мыслей.

— Защитить тебя я смогу. Мой статус выше, не пойдёт же он против Ордена. Он тебя не заберёт. Но и метку может не снять. Его зовут самолюбивым и своевольным, даже король с Верховным ему не указ… а меня послушал. Вил, может, я просто заеду к нему? Он знал маму и родился в Тени, значит, не чужой мне. Я не буду грубить, мирно попрошу отпустить тебя и разбудить Хета. Ну что он мне сделает?

— Хватит! — лишь вина за прежнюю ссору удержала Вила, чтобы не закричать и сейчас… или ударить. В глазах плясал багрово-чёрный огонь. — Энтис, обещай, что никогда не пойдёшь к нему. Дай мне клятву меча.

_ _ _

Теперь уже он выглядел растерянным. А в общих кружевах вспыхнула мелодия протеста.

— Вил, так нельзя. Когда клятву просил я, ты ответил: не люблю отрезать пути. А я сказал, нечестно из любви и страха делать цепи для друга, и ты ведь не возразил.

— Для друга нельзя. А ты другое дело.

Энтис широко раскрыл глаза. Протест окрасился нотами недоумения… и разгорающегося гнева.

— Не злись и послушай меня! Ты больше друга, ты эт’серен. Энт, я тебя знаю, ты сделаешь по-своему, если заберёшь в голову, что так нужно, но Звезде на твои прихоти наплевать. Луч угрожал тебе. Лишь в Тени ты защищён, но за Чертой обязан следовать законам. А ты нарушил их, и придёшь в его дом — окажешься в его власти. Ему до орденских сказок дела нет.

— Серен не сказка.

— Тем более. Ты же умный, Энт. Ну сложи всё вместе! Книга вэй у твоего отца, дар у тебя, теперь твоё кружево сплетено с кружевом Открытого — и ты не видишь связи? Сияющий, да? И такими же были другие Крис-Талены?

— Владеющими даром? — тихо уточнил он. — Думаешь, серен возникает между вэй, и так было всегда?

— Возможно. Луч знал твою мать, и это тоже камушек в ямку вэйского дара Крис-Таленов: обычных людей вэй вряд ли запоминают. Эджейан, он тебе прямо сказал: не попадайся. Если по пути в Лив, на виду у народа, белый плащ и прикроет тебя — то в его владениях ты станешь просто Открытым, который пришёл к Лучу добровольно. Ты не сможешь сказать, что тебя туда привели силой. Не сможешь отрицать, кто ты и кто я. А что у нас какая-то особая связь кружев — так это лишний повод запереть тебя накрепко и не выпускать никогда. Серен изучать, узор твой разбирая по ниточке. И мой заодно, потому что я пойду за тобой следом, и не только из-за серен. Из-за тебя. Ты же понимаешь. Не смогу не пойти. А уж тогда не смогу выйти, хоть в плаще, хоть без. Энт, я разве часто тебя прошу? Поклянись на мече, что ни при каких обстоятельствах во владения Каэрина Трента ты не сунешься. Ну?

Он взял со стола меч и медленно вытянул из ножен, глядя мне в лицо. Лезвие сверкнуло в лучах солнц. И хотя я ждал, но всё-таки сморщился, когда по руке Энта — и моей собственной — потекла кровь.

— Клянусь. Но это неправильно… прежние клятвы добром не кончились. Но ладно. Ладно. Я слишком сильно разрезал? Прости. Забыл, что ты отразишь. К этому надо привыкнуть. Вылечишь или лучше просто перевязать?

Я молча коснулся раны друга лёгким колебанием кружев, привычно проскальзывая меж нитей Поля и не задевая их. Он внимательно следил, как вместе с его порезом затягивается и мой.

«Мы сделали глупость, ми эрин. Мы договаривались больше не давать обещаний».

«Зато я хоть здесь спокоен!»

«Нам всё равно придётся идти к нему и требовать убрать метку».

— Нет, — возразил я, выходя из кружев отчасти для проверки, смогу ли, отчасти из упрямого нежелания поддаваться. — Энт, я решил: оставим это. Луч в своём праве, но и мы в своём, если из Тени не вылезать. Ну и не надо. Шататься по дорогам — не то занятие, ради которого стоит рисковать. Петь я больше всё равно не сумею.

— Сумеешь, если метка исчезнет.

Я вздохнул: закрыться полностью не получилось. Или на самом деле не так уж я и старался.

— Когда пою, я касаюсь кружев. Раньше, наверно, я был слабее или больше меня оставалось в Сумраке; но теперь всё иначе. Может, это серен. Или Хет. Или такое происходит с каждым вэй со временем. Неважно. В тот раз моё пение призвало магистра, и это повторится, я ведь не умею петь тише. Лучше и не пытаться.

«Но ты менестрель! Это твоя суть, ты любишь петь! Как можно отказаться от того, что любишь?!»

«Я не могу отказаться от вас! Тебя и Аль я люблю больше песен!»

— И потом, — рывком выдирая себя из Мерцания, отрезал я, — нам есть чем заняться в Тени, кроме пения. Мы должны разобраться с серен. Понять её. И научиться ставить барьеры. А то как же сражаться? Ты будешь помнить, что я чувствую твою боль, и осторожничать, а я буду всё время думать, не хуже ли ты танцуешь из-за меня. А ведь Рыцарям без сражений нельзя. Даже эт’серен, верно?

Энтис нахмурился. И я снова ощутил, как разгораются протест и гнев… и страх, и причину такой бури я никак не мог угадать, даже после трёх лет дружбы, даже с серен. Но главным казалось — прекратить. Успокоить, а уж после искать объяснений.

— Дело не в том, что я боюсь твоих ран, — по крайней мере, тут не было ни капли лжи и колебаний. — Не боюсь, а просто хочу не мешать тебе быть собою. Серен и так-то штука сложная. Ну что ты? Всё сердишься за клятву?

Мой друг покачал головой. И кружева пели, соглашаясь… но их оттенок в глубине струился неясным ароматом, полным тревоги, полным загадки. Но лезть туда означало сломать что-то хрупкое между нами, важнее чего я не мог вообразить, пусть на другой чаше весов лежала бы первая и единственная моя любовь. Серен…

— Мы узнаем правду о моей маме, а потом о твоей, — вырвалось у меня внезапно, но теперь уж пришлось закончить: — Здесь тоже есть тайна. О том пожаре. Но ты не виноват. Я знаю точно. И смогу доказать.

Взгляд Энта обжигал ледяной бурей, полной заодно и огня. Но я различал в вихре смятения иное: надежду. И радость, пусть неуверенную, перемешанную с ужасом и желанием закрыться, оттолкнуть… и кинуться в омут воспоминаний. Прыгнуть навстречу истине, как прыгнул тогда к минеле. «Когда падала Лили, то и я словно падал на всём скаку… ты ничего мне не должен».

«Нет, Энт. Я должен. Верь мне, сделай по-моему, и я открою все тайны. И защищу от них тебя… ми эрин».

— Я верю, — проронил Энтис, не сводя с меня глаз, тёмных сейчас, как ночное горное озеро. — Но давай сперва вернёмся из Лива. Не могу пока о ней думать, это тоже барьер… стена до неба. И запомни вот что: миру нужны твои песни… мне они нужны. И тебе. Пусть не сразу, но я найду тебе способ снова петь. Обещаю.

И в узорах появилась усмешка — прохладная, но лучше того, что там творилось прежде. Я улыбнулся:

— Мы же обещали не обещать! Энт, честно, я переживу. Вот только подыскать бы мне маску… не хочу пугать людей. И для Аль так будет приятнее. С тобой я забываю, как выгляжу, но едва подумаю о ней, всё возвращается.

— Для Аль разницы нет, как ты выглядишь. Насчёт маски идея неплоха, но только чтобы чужие не косились. А для тех, кто тебя любит, ты вовсе не изменился!

— Для тебя — да. Ты-то не влюблён в меня, вот тебе и неважно. А что чувствует даэн, откуда тебе знать? Она помнит, каким меня увидела в первый раз, а теперь видит это… Придумаешь, где взять маску? Праздничные не подойдут, но может, мастер сумеет сшить гладкую, на половину лица? Вот только заказ выйдет недешёвый…

— Для серен всё и всюду задаром, но ведь сперва такого мастера надо найти. Возможно, проще будет сделать её в Ордене, у нас часто устраивают карнавалы. Я знаю дома кое-кого, кто мог бы… она наверняка согласится. Правда, тогда тебе всё же придётся заглянуть вместе со мною в Эврил.

Я ощутил, как всё сжимается — рот, пальцы, мелодии — и поспешно расслабился. Но конечно, Энт заметил.

— Если не хочешь, не надо! Её ведь можно попросить приехать сюда. Не бойся, я сделаю, как ты скажешь.

— Я не боюсь. — Сердце стучало так, что едва не заглушало голос. — Не стоит. Тащить орденскую сьерину из Тени в трактир, мастерить непойми кому маску — звучит странно. Зачем ей?

— Для меня, — удивлённо отозвался Энтис. — Мы выросли вместе, Элли как сестра мне. Мы дружим.

Я сдавленно кашлянул. Сестра. И считает Энта и Аль парой… ещё одна ложь, которую придётся распутывать. Всё, что мы делали в замке, было неверно с самого начала… делал я, позволив ему прятать меня и обманывать. Засчитается ли мне второй эллин, если сам я не стоял там?

— Почему серен можно нарушать заповеди? Или только одному?

— Обоим. Не то чтобы можно, всё-таки серен — Рыцари и следуют по пути Ордена, а заповеди дают добрые советы. Но серен значит, что двое шагнули выше долгов перед людьми, теперь их долг лишь перед Светом.

«Вот только что такое этот Свет, и какую потребует плату?»

Но видно, мысленная связь снова оборвалась: Энт не ответил. А вернее, просто не знал ответа…

— Не надо звать твою подружку, Энт. Обойдёмся сами. Попросим ненужную тряпку у хозяев. И насчёт Хета… если ты его в замок повезёшь, то выходит, всё-таки расскажешь о нас Мейджису?

Выражение его лица стало очень спокойным и отрешённым, и я отлично знал такое: скрывает, прячется.

— Энт? Нельзя же не рассказать?

— Можно. Приеду ночью, оставлю Хета в конюшне, встречусь с Кером и уеду. Рассказ подождёт возвращения из Лива. — Он надменно вздёрнул подбородок. — Я не обязан никому давать отчёты, куда и зачем направляюсь. И время прийти и уйти выбираю сам.

Встав, он прошёлся по комнате, бесцельно касаясь меча, кувшина, ручки двери, одёжной стойки, занавески.

— Мейджис сам эт’серен. Но он так давно потерял отца… не понимаю, как он жил все эти годы, как выдержал.

Отвернувшись к окну, Энт потёр лоб.

— Мне его очень жаль… но я не представляю, как об этом говорить. И не хочу. Если пытаюсь вообразить на его месте себя… мне становится… — голос его угас. Я поднялся, подошёл к нему, взял за руку и развернул к себе:

— Что?

— Вот если бы я умер, допустим, год назад, и остался кто-то, кого я любил. Ты бы сумел полюбить его тоже?

У меня перехватило дыхание. Вдруг. Сердце забилось как-то слишком медленно, тяжёлыми редкими ударами. Все мои чувства вэй буквально взвыли об опасности, близкой, смертельной… а я вообще ничего не понимал. Смотрел на него сквозь непонятный вязкий туман и почти не видел, и по-настоящему реальным было одно: «если бы я умер». Если. Когда. Когда-нибудь. Скоро… всё равно будет чересчур скоро… и мир закончится. И оставшиеся несколько часов — или минут — я буду искать наиболее быстрый путь в Мерцание. Из Сумрака, где без него мне останется только этот туман, эти вязкие глухие удары, тоска, сводящая с ума скорее, чем любая телесная боль.

О чём я? Когда ты умрёшь, серен отразит. Как хорошо. Как потрясающе здорово. Долго терпеть эту жуть мне не придётся.

— Вил!

Как хорошо, хорошо, как… хо-ро-шо…

— Вил.

Глаза — совсем рядом. Серые. Небо в летящих птицах… летящих тучах… глубина тёмных озёр, что меня… зовёт. И уносит. Родник — и пропасть без дна… отличное сочетание! Там тихо. Легко. Не больно.

— Вил, дыши, а?

А я не дышу? Как… интересно.

Из-под светлых, слепяще светлых волос — оглушительно чёрным. И алое отражается в них… цвета кленовых листьев. Цвета пламени. Смерти. Твоей… разделённой. Две тени Чар станут одной в Мерцании Изначальном…

— Успокойся, ну пожалуйста. — Его руки на моих плечах почти незаметно дрожат. И тёмная глубина во взгляде не отступает. Моя глубина. Мой эрин. Эджейан. Вечность.

В голове всё плыло. Мне стоило огромного труда мыслить ясно, не проваливаясь в глубокую, зовущую, прохладную темноту. Глаза я прикрыл: смотреть было больно. На периферии зрения посверкивал образ цепи: врастающей прямо в плоть, от его горла к кисти моей левой руки, обвивая несколько раз, и потом — проползая под кожей прямо в сердце. И дальше, вглубь… пронзая не только тела, но и кружево, прошивая его новым, прекрасным и внушающим ужас узором. Моё кружево. И его. Цепь была живая, пульсировала ледяным серебром, щетинилась остриями шипов. И все они направлены были в него. Часть уже в него воткнулась, и глубокие раны казались чёрными росчерками пера на слишком белой незащищённой груди.

— Ты цел?

— Да, — шепнул я. — Энт, извини.

— Ничего. Нормально.

За что я прошу прощения, он не спросил. Да и незачем: всё он знал и так. Всё ощущал. Его ладони едва не обжигали меня холодом… Я невпопад вспомнил наш первый урок танцев с мечом: он спокойно купался в ледяной воде и потом занимался со мною без рубашки и босиком, а я трясся от холода и боялся поводка… и считал, что он бьёт меня, чтобы наказать. Унизить. Я всегда боялся боли куда меньше, чем унижения. Гордость. А теперь эта серен, неразрывная связь между нами… и главный тут, кажется, я. Какой подарок для моей гордости.

Он отпустил меня и тяжело оперся о подоконник, прислонившись виском к стеклу. Нормально, Энт. Ага. Кому другому это рассказывай.

— Ты прав, барьеры нам необходимы. Вил, я не предполагал, что будет так. У тебя. Думал, так чувствует лишь а'эрин… это значит — странник во тьме. А второй перевод — «видящий суть». Неудивительно, что предки отказались от хиан-эле ради тайфа… как общаться на языке, где смысл каждого слова меняется от крохотной чёрточки или точки, а звучат-то они одинаково…

— Хиан-эле — язык вэй, — пробормотал я. На самом деле говорил он совсем о другом. Хотя и на обычном повсеместном тайфе, а не древнем полузабытом таднирском наречии.

— И старых орденских книг… интересное совпадение, не находишь?

— Энт… — я то ли радовался, то ли жалел, что сейчас мысленная речь прервалась. — Ты такое и сам ощущал? И видел… нашу серен? Как цепочку?

— Как косичку из ниток, — он неясно усмехнулся. — Тонкую, но прочную.

— Ты пробовал разорвать?!

Меня снова повело куда-то вбок. Похоже, он прав, отправляться в дальний путь верхом мне рановато… А может, у Эверлена попросить сразу уж карету?.. или если нам всё дадут задаром, то взять в первой же крупной гостинице… Энт придержал меня, и я для надёжности устроился прямо на полу, плотно обхватив руками колени.

— Попробовал разок, когда ты спал. Хотя нити красивые… золото, серебро, зелень травы и оттенки красного. Вот она мне и не понравилась… будто из огня. Но она словно ожила и затянулась сильнее. А в твоих снах началось что-то вроде пожара, и я испугался и перестал. О таком нигде не написано. Похоже, серен все видят по-разному.

— Совсем спятил, — выдохнул я. Та серебристо-алая цепь всё ещё мерцала вокруг нас, бледной изящной вязью звеньев скользя по моей руке и его груди, захлёстываясь вокруг него, спиралью поднимаясь к горлу и обнимая шею причудливым подобием ожерелья. Шипы пропали, но я знал, они здесь. Они просто вонзились полностью.

— Не смей больше. И в Книгу без меня не лезь! Это же Чар. Тьма знает что натворишь, или на шум явится Каэрин.

Со стороны, наверное, выглядело забавно: я командовал едва слышно, потому что громче не получалось, с запрокинутой головой сидя у его ног. А он смотрел то ли на очень интересный конюшенный двор за окном, то ли в небо.

— Я не боюсь. Пусть бы явился, побеседуем. Раз уж мне к нему ты запретил.

А я боюсь, Энтис. Прости, смейся, я трус, всегда был трусом… безумно боюсь за тебя. Жизнь моя давно танец на грани, на волоске над пропастью, и я всегда спасался одной мыслью: если, нет, когда я сорвусь, ты вернёшься в Орден. Я всегда утешал себя тем, что тебе есть куда вернуться. И эту боль ты переживёшь, не для себя, так для Альвин, и не сразу, но всё пройдёт, я не стану смертельной потерей, твоим сном на мече…

— Бестолочь, — его смешок прожёг меня насквозь смесью иронии и горечи, как вылитым на рану соком неситы. Он выпрямился и протянул мне руку, поднимая с пола, и на миг наши пальцы сплелись крепко, до боли… и ещё больнее было представить, что мы разнимем их. Что он больше не станет держать меня.

— Я не перестану, — бросил он. Кружева его окутались туманом, скрывающим ноты вины, тревоги, но и радости тоже — и она каким-то образом заполнила и мои мелодии, стирая страх, будто бы все наши неразрешимые проблемы уже позади, стены разрушены и волноваться попросту не о чем… кроме серен. А может, и она в итоге окажется не такой уж страшной. Он же сказал, что те нити были красивые.