Прогулка Аль по Замку, слава Мерцанию, оказалась недолгой и закончилась появлением сопровождающих — двоих юношей с плотно уставленными подносами. Я вовремя спрятался — ещё до стука, потому что Аль с ними громко разговаривала в коридоре и смеялась, — и подсматривал в очень удобную щёлочку, найденную между заслоняющих дверь с той стороны книжных полок. Наличие щёлочки наводило на интересные мысли: не я первый здесь прячусь? А зачем иначе превращать дверь в шкаф с книгами. Кто ещё нуждался в укрытии в покоях Крис-Таленов?
В комнате юноши вмиг примолкли, сочувственно поглядывая на Энта — он лежал с закрытыми глазами, страшно бледный и такой убедительный, что без Чар и я бы поверил, будто он без сознания, — быстренько сгрузили подносы на стол и ушли, шёпотом пожелав Аль удачи и пообещав после заката зайти ещё, с лекарствами и ужином.
Отчего даже те, кто о нас ничего не знает, решили, что ей потребуется удача? Да уж, нам всем она бы не помешала…
Стоило ей задвинуть засов, Энт мигом «очнулся» и посмотрел на подносы с одобрительным интересом:
— Ты молодец. Завела друзей на кухне? Быстро её отыскала?
— Какой менестрель первым делом не отыщет кухню по запаху! — она усмехнулась. — Ты как, получше? Больно?
— Не особенно. Вы же меня лечили.
— Не очень-то успешно. Я так устала… непонятно, с чего. Отдохнула ведь, и всё равно на ходу засыпаю.
Я отлично понимал — с чего. Когда кто-то вытягивает из тебя все силы, как сделал с нею я, ещё бы не устать.
Она, видимо, ощутила мой взгляд. Или за счёт неведомо когда пробуждённой странной своей силы уловила, какой он виноватый.
— Вил, выходи. Других гостей мы не пустим. Я там посплю, на тряпках будет удобно. Энт, тут нет ещё одеяла?
— Есть, конечно. И кстати, ещё одна постель — тоже. — Он рывком встал, пошатнулся и уцепился за спинку кровати. Я кинулся к нему и подхватил под руку:
— С ума сошёл, вскакивать?
— Да я в порядке, не волнуйся. — Я чувствовал, с каким облегчением он опирается на меня, едва ли всем весом не наваливаясь; рука у него мелко дрожала. — Здесь есть ещё комната. Её давно не открывали… папина.
Аль озабоченно нахмурилась.
— Не надо. Энт, я могу на старой одежде поспать, она же мягкая, получше многих трактирных постелей. Ложись.
— Ерунда. Идём.
Он держался очень прямо. А меня почти наяву трясло от сочетания ощущений: его боль — совершенно моя, и я старался не поворачиваться спиной к Аль, боясь, что кровь выступит снова, — и вновь то странное чувство ожога, холода, уюта, тепла… наслаждения.
Ещё одна дверь обнаружилась в тёмной комнатке с балконом. Немудрено, что я сразу её не заметил: дверь почти полностью закрывал заваленный всякой всячиной высокий комод. Энт немедленно попытался его сдвинуть, пихнув комод плечом с видом абсолютно здорового победителя всех состязаний в борьбе, когда-либо проводившихся в Тефриане. Я чуть не охнул от вспышки боли — хорошо, что уже был к ней готов и сумел сдержаться. И всё-таки Аль, похоже, что-то учуяла: взгляд у неё был быстрым, но очень внимательным.
— Не глупи. Давай вместе.
Он виновато усмехнулся.
— Это я задвинул. Когда его не стало. Тут было лучше… светло и не такой беспорядок… Я не хотел туда ходить.
— Сердился на него? — негромко спросила Аль.
Энт резко повернулся, глядя на неё, как на невиданное чудо.
— Наверное. Я раньше не понимал.
Она пожала плечами:
— Ты же был маленький.
— Не очень. В девять лет уже о многом начинаешь размышлять… не как дети. По-настоящему. Всерьёз.
Аль промолчала, а я уперся ладонями в комод — просто чтобы их отвлечь. Потому что к боли от кнута из-за этого разговора добавилась другая, глубоко и остро, как кинжал, всаженный прямо в душу… как было всегда от мыслей о маме. А этого мне сейчас совсем не хотелось. Как и думать о том, что же это со мною уже второй день происходит.
Комод сдвинулся неожиданно легко: видно, я всё-таки чуток подзабыл о контроле и к силе сумрачной случайно добавил ту, что зовётся Чар. Но Энт не торопился входить. И я мог поспорить на сотню стелов, что он попросту боится. И в который раз подумал, где росла мама, в каком краю, красивым ли был её дом… и если вышло бы так, что я нашёл его, — решился бы зайти внутрь? Назвать себя, назвать её… хотя что толку её родным в придуманном имени? Даже будь они лучшими людьми в Тефриане, могли попросту по описанию её не узнать — или не признать во мне её сына. И выгнать не со зла, а потому, что проверить мою историю невозможно.
Из нас троих только Энт мог войти в комнату своего отца. По-моему, Аль думала о том же.
Он медленно повернул причудливую резную ручку, толкнул дверь — она легко, без скрипа, отворилась. Я моргнул от неожиданности: думал, здесь темно и пахнет жильём без хозяев, как в кладовой, но здесь было совсем иначе: светло, свежо и прохладно. Из открытого окна нас обдал запахом палых листьев и подступающих снегопадов порывистый зимний ветер.
Здесь очень сильно чувствовалось присутствие хозяина — я бы наверняка решил, что он совсем недавно отсюда вышел и вот-вот вернётся. А ведь вещей в комнате почти не было: кровать, стол, стул, узкий шкаф. Какие-то бумаги на столе, аккуратно сложенные стопкой. И ни единого признака, что это — жилище именно Рыцаря, а не, допустим, пекаря или трактирщика. Ни оружия, ни книг, как у Энта… он не жил здесь, Феннел Крис-Тален, Лорд Трона, только ночевал. И всё-таки оставил след столь яркий, что даже спустя годы я отчётливо его ощущал. След человека с глубокой, сильной душой, полного страсти и горячего стремления не просто плыть в течении дней, а узнавать новое, преодолевать преграды, что-то неверное — в себе и в мире — менять… и уничтоженного. Это было как пощёчина, как удар хлыста. Боль. Полное поражение. Я невольно пошатнулся и прислонился к стене, не заботясь, заметят ли ребята, — так это было оглушительно. На миг даже в глазах потемнело. Как он вообще с этим жил?!
Знает ли Энт? И должен ли я ему сказать о том, как мучительно уходил из мира Сумрака его отец, как отчаянно желал уйти, видя в смерти благо, избавление от страданий?
И всё это — из-за гибели той, кого он любил, в огне пожара? Да… это я мог понять. А вот как в океане сплошного горя он протянул целых два года — не мог.
— Ты что?
Рука Энта легла мне на плечо. Тепло. Миг надёжности, миг покоя — «всё правильно, как надо, и я защищён» — и это растворилось, отступило под натиском боли, царящей здесь. Боли, яростно разорвавшей клыками и когтями ту жизнь, ту душу, что здесь обитала. И на секунду мелькнуло что-то ещё: у горя появился облик, чья-то хищная воля, нацеленная на обитателя комнаты, как стрела. И тотчас всё пропало. Наверное, показалось. Ещё бы, после наших с Аль экспериментов с Чар. Она едва на ногах стоит, так я её вымотал, вот и у меня какие-то дрёмные кошмары…
Нельзя ничего этого Энту говорить. Ему и так здесь плохо. Вон какой бледный и потерянный, словно всех лет со дня смерти его отца и не было. Я будто бы видел не своего почти взрослого друга, а маленького мальчика, внезапно полностью осиротевшего, который застыл на пороге комнаты, куда её хозяин никогда больше не зайдёт. Никогда не назовёт его по имени, не обнимет. Так много лет в опустевшем Сумраке — до встречи в Мерцании Изначальном… в реальность которой дети Ордена не очень-то верили, с учётом их странного представления о природе Света и Тьмы.
— Здесь… холодно, — с лёгкой заминкой сказала Аль. — Красивый шкаф.
— Резьба? Да. Это мамина работа.
— Энт, давай её закроем, как было. Я в той комнате буду спать. Мне кажется, там… уютнее.
Для Аль такое явное, нескрываемое замешательство было совсем не обычным. Но если — хотя какое тут «если» — её Чар тоже пробуждена, и она ощущает то же, что я, — то всё правильно. Ей тут нельзя оставаться. Это горе накроет её с головой и утопит, унесёт слишком далеко, и даже Хет обратно не вытащит.
— Аль, а где Хет?
Я не ожидал, что спрошу. Само вдруг вырвалось.
Её взгляд как-то посветлел, стал ярким и проницательным. И теперь она точно видела меня, а не тени прошлого.
— В лесу, охраняет Лили. Хм… и здесь, хотя уже нет, ему здесь неинтересно. А ты сам его не чувствуешь?
Я молча тряхнул головой; она кивнула. Я готов был расцеловать её за то, что она этого не обсуждает.
Энтис со вздохом огляделся, подошёл к столу, бесцельно разворошил кипу бумаг. Открыл шкаф и вытащил груду подушек и одеял, часть которых выскользнула у него из рук на пол, довершая устроенный им беспорядок.
— Пойдёмте. Только на полу ты спать не будешь, у меня кровать на полкомнаты, вам с Вилом хватит.
Я неторопливо подобрал подушки, очень стараясь не ляпнуть, что ему, видно, досталось хуже, чем мы думали, потому что такую чушь выдать можно только в совершенно больном виде. Когда мозги полностью засыпают.
— Энт, давай ты представишь, что кто-то войдёт — а там я.
— Будем запирать.
— А если, как сегодня, войдут вместе с нею? Или с тобой? Ты же не собираешься всё время притворяться, что без сознания. Ещё немножко, и явится уже не твой приятель, а кто поглавнее. С лекарями.
Энт покрепче сцепил руки, прижимая к себе одеяла, и вышел; мы последовали за ним. Я аккуратно придвинул комод на прежнее место, вновь заслоняя дверь. Он не возразил. Это было, в общем, странно — обычно он так легко не сдавался, когда против его мнения было лишь неуловимое «кажется», противоречащее здравому смыслу, — но сейчас странным было всё. И я бы не удивился, окажись, что и он почувствовал в комнате отца что-то неладное.
А я абсолютно ясно вдруг понял: мне придётся с ним поговорить. Нельзя молчать о подобном. Особенно когда ты и твои друзья — Чар-Вэй. И все ваши ощущения, даже смутные, имеют прямое отношение к реальности.
Кто бы знал, как мне этого не хочется…
Энт раздёрнул пыльные тяжёлые шторы, и кладовка превратилась во вполне жилую, только очень захламлённую комнатку. Я с невольной тоской взглянул в сторону балконной двери. Аль усмехнулась:
— Энт, его нельзя тут оставлять. Он будет жить на балконе, вот увидишь. И простудится. Или его там заметят.
— Не заметят, если выходить рано утром или ночью. Я оттуда три года ночами выбирался, и ничего.
— Выбирался?! — у меня перехватило дыхание. Да, смотреть с высоты было красиво до невероятия, но… при мысли, чтобы оттуда спускаться, ноги вдруг попытались подогнуться, а в груди возник неприятный тянущий холодок.
Энт преспокойно кивнул:
— Тут рядом дерево. Очень удобно. С балкона перепрыгиваешь на ветку, а вниз слезть уже запросто.
Я незаметно сглотнул. Клятвенно обещая себе и добрым богам, что ничто в мире Сумрака меня не заставит это испытать.
— Я тебя научу, — бодро пообещал мой друг, к счастью, повернувшись ко мне спиной и роясь среди составленных у стены коробок. Глаза у Аль — она-то, увы, не отворачивалась — искрились весёлым смехом.
— Он тебя поймает на слове, Энт. Прямо сейчас бы и полез, но тебе пока лучше погодить с упражнениями.
— Да уж, — пробормотал он. — О, нашёл… Аль, ты иди, ложись. Я тут всё устрою.
— Что именно? — осведомилась она, подходя ближе и легонько касаясь его спины; он вздрогнул. — А говорил, не больно. Это не мне, а тебе надо в постель немедленно. Лицом в подушку. А я буду на тебе проверять лекарства Ордена.
— Лучше я, — голос мой, слава богам, прозвучал вполне ровно. — Аль, я ведь Вэй, помнишь? Спи, я разберусь.
Мне ответил её тихий смешок. И на что я надеюсь, в который раз безуспешно пытаясь её обмануть?
— Ладно, только поешьте. Нам и так притащили обед на пятерых, а ведь вечером прибудет ещё и ужин.
Мы переглянулись. Не знаю, как ему, но мне трудно было даже подумать о запихивании в рот пищи, даже такой вкусной, как в Замке.
— Это кровать, — сказал Энт, показывая результат своих поисков. Кроватью он не казался — просто несколько кусков дерева разной формы. — Её можно собрать. Подержишь?
Я прикусил губу. И сам себя выругал за глупую детскую привычку, тем более, он-то её прекрасно изучил.
— Энт, тебе сейчас не надо столярничать. Давай постелим прямо на пол, ты ляжешь и дашь мне тебя вылечить.
— Зачем на пол, тут есть матрасы… — он разбросал кучу древних пожелтевших плащей, остро пахнущих цветами сальи, испытанным средством от моли. Матрас был всего один, но здоровенный, явно рассчитанный на двоих, причём отнюдь не худышек. Видимо, прежние лорды Крис-Талены отсутствием аппетита не страдали.
— Ладно, потом соберём. В самом деле, это шумно, не будем Аль мешать.
Он очень тщательно расстелил на матрасе одеяло, затем другое, третье, расправил края с такой старательностью, словно готовил ложе для принцессы. Ко мне он упорно не поворачивался. Пока я не поймал его за руку и не толкнул на приготовленную постель, поспешно садясь рядом, лицом к лицу. Судя по его загнанному виду, он бы и теперь охотно от меня спрятался.
— Энт, что?
— Не надо касаться Чар. — Он всё-таки отвёл взгляд и уставился на сереющее в окне небо. — Я-то слышу.
— Ты Чар-Вэй.
— Пока не был, слышал тоже.
— Не начинай снова. Никто же не пришёл разбираться. И никого из Звезды я тут не вижу. Это сказка, Энт. Ведь ты сам понимаешь, про Орден за века сложили разные сказки, просто потому, что так оно страшнее и интереснее.
— Я тебя очень прошу. Ты можешь сделать разочек то, что тебя просят? Пусть сказка. Пусть глупо. Можешь?
Теперь он глядел мне прямо в глаза, и отказать я не мог. Даже если бы постарался. Я вздохнул. Вот так всегда…
— Хорошо. А тогда скажешь, в чём дело? Ты же не из-за Чар такой дёрганый.
— С чего ты взял… — он с досадой поморщился: — Прости. Я не должен ускользать, я же обещал. Прости.
— Всё нормально. Только расскажи. Это же я, Энт. Что в мире есть такого, о чём нельзя мне рассказать?
— Многое, — прошептал он и снова принялся любоваться тучами за окном. У меня зябко сжалось сердце. Что ещё за сюрпризы готовит мне замок Эврил, в добавление к эллину, пустоте в Кружеве моего друга и тайне его отца?
— Ты меня пугаешь.
— Извини.
— Перестань, а? — не выдержал я. — Ты меня первый день знаешь?
— Вил, ты останешься до конца зимы?
Настала моя очередь прятать взгляд. Но это было бы… нечестно. Особенно когда он пообещал даже молчанием не лгать мне.
— Нет.
Тишина была такой плотной, что я едва не рванулся в Кружева: убедиться, что та опасная пустота не вернулась.
— Ты обещал.
Я слышал, как звенят в его голосе подступающие к горлу слёзы. И такого я вспомнить не мог… пожалуй, за все два с половиной года нашего общего странствия.
— Что не брошу. Да. Но не что тут останусь.
Его движение было стремительным, как бросок багрянки: миг назад я сидел напротив него, а теперь лежал вниз лицом на одеяле, со стиснутыми стальной хваткой запястьями скрещенных за спиной рук.
— Ты ведь отсюда не уйдёшь, если я не выпущу.
Так и было. Все мои уловки и обманные трюки он хорошо изучил, да и я-то их изобрёл лишь после его уроков, поэтому вырываться и не пытался.
— Могу вылезти с балкона. Сам сказал, что так выбирался.
— Ага, только ты тогда весь застыл, будто я тебе предложил оттуда спрыгнуть и полететь птичкой. Ты туда один не полезешь, если не утратишь последнюю каплю разума. И кстати, я могу запереть балкон. А ключ выкинуть.
— А ещё связать. Чего уж там.
— С этого мы, помнится, начинали. — Его тон стал неуютно серьёзен. — Может, пора мне об этом подумать.
— Ещё немного, и я решу, что ты полез в эллин специально, чтобы меня сюда заманить.
— Ещё немного, и я сам в этом признаюсь.
Так. Определённо, пора это прекращать. Тем более, рукам было больно, а лежание носом в матрас ясности мыслям не добавляло.
— Пусти. Я не убегу. Знаешь же.
— Ох, я что-то не уверен.
Он всё же меня отпустил — не совсем, одну мою руку продолжал удерживать крепким захватом. И это было так странно — остро, огненно, глубоко, приятно… невыносимо. И я меньше всего — больше всего — хотел освободиться.
— Эджейан…
«Мой любимый брат», льдистым колючим эхом отозвалось в сознании, любимый… однажды я скажу это вслух, но понимаю ли сам, что это? Он смотрел пристально и жадно, вцепляясь взглядом в самую суть меня, в глубину — может, именно ту, где мы едва не утонули недавно… где я ощущал его как себя, нет, яснее, чем себя когда-либо.
— Энт эджейан, зима — целых три знака. Как ты собираешься меня тут столько времени прятать? Пока ты болен, еду таскают сюда, а потом? Или у ваших служителей принято бегать с подносами по покоям?
Он покачал головой, но мне казалось, он меня не очень-то слышал. И это — ответ на нечто иное, не произнесённое вслух… на то, что я чувствую непрерывно с того момента, как попал сюда? На моё «эджейан»?
— Не принято. Но и не запрещено. Я придумаю.
— Скоро сюда придёт твой Мейджис.
— Искать незваных гостей на балконе он не полезет. Тем более, в папиной комнате.
— Мы её закрыли.
— А надо открыть. Я затем её и показал.
Я чуть не зажмурился, вспомнив безграничие боли и тоски, рухнувшие на меня там. Безнадёжность. Смерть как желанное спасение, как выход из тесной клетки… кружева, превратившиеся в сеть. Войти туда снова?!
— Ты говорил, Мейджис был его другом.
Он выглядел удивлённым. Трясины… а когда же он мне такое говорил? Но раз я знаю, то должен был…
— Друг может захотеть туда попасть. В память о нём.
— Прежде ему не хотелось, — Энт склонил голову, заставляя волосы упасть на глаза — я отлично это знал, его обычную защиту от слишком внимательных взглядов. — Не все друзья такие, как мы. Вил эджейан.
Не знаю, чего мне хотелось. Убежать? Рассказать о боли, живущей в комнате его отца? Обо всём, что чувствую с момента, как увидел его в эллине?
— Я не хочу тебя подставлять ещё больше. Тебе и так из-за меня досталось.
— Не из-за тебя.
— Это уж мне решать.
— Но провести зиму здесь, в тепле, или шляясь по морозу от пинка до пинка с очередного порога — это решать не тебе! — взорвался он. Давно он так не злился — кулаки сжались, а глаза потемнели от бешенства. — Ты меня кем считаешь?! Камнем? Я смогу тебя отпустить — и сидеть тут?! Да и привяжу, если надо! Не хочешь до конца зимы — отлично, дай мне два-три дня, и уйдём все вместе в хэйдонский Нэш, там-то ты не был в эллине!
— Тебе нельзя куда-то срываться через три дня! Или зачем было запрещать мне лечить тебя Чар?!
— Трясины! А я запретил из прихоти, ну конечно! Я слышу тебя постоянно, с эллина, не прекращая! И слышу Аль! И если нечто третье, похожее на сиреневое облако, которое искрится и смеётся, — Хет, то его я слышу тоже!
— И что?! Ну слышишь, так ты пробудившийся Вэй, который, если не врал давеча, слышит даже мысли! Это твой дар, не дошло ещё? А как отсюда следует, что кто-то другой услышит?! Меня и Звезда не заметила!
— Да неужто! А в лесу давеча что было? Кого там ловили Призывом? Кто чуть меня не убил, вырываясь?!
Мы смотрели друг на друга, тяжело дыша — и кажется, одинаково не понимая, злимся мы или поражены дальше некуда, настолько, что наружу это могло выплеснуться только гневом. И хорошо ещё, что пока без драки.
Я медленно выдохнул. Тихо, Вил. Ты — Вэй-лорд, признанный или нет. Так остынь и не веди себя как глупый мальчишка. По негласным законам Вэй (которые верны даже для Открытых, просто потому, что основаны не на сумрачных причудах, а на здравом смысле) именно ты — главный здесь. Вспомни-ка, чем кончилось, когда ты решил поиграть в младшего и неглавного.
Энт крепко сжал рот, словно тоже себя останавливал, запрещая уже созревшим словам вырываться наружу. В его лице и поникших плечах явно читалось смущение.
— Извини. Вил, я… не думал так. Правда.
— Ничего, если бы и думал. А чем ещё объяснить. Вот только Призыв не преодолеть сумрачным усилием и парой кожаных поясов. Не вы удержали меня — а то, что тянуло, закончилось.
— Нет, — он отвёл глаза; его щёки багрово пылали. — Это были мы. Говорю же, я слышал. Аль и Хета. И… ещё…
— Себя? Ты поймал голос своего кружева, заглушающий крик Призыва?
Он коротко кивнул. И поглядел на меня виновато и беспомощно, словно не спас тогда, а подвёл во всём.
— А замок Нэш далеко?
— В паре дней от Северина, если верхом. Я могу взять свою Кусаку и ещё пару лошадей, весной верну обратно.
— Так можно?
— Кто мне запретит! Я всё ещё Рыцарь.
От этого «всё ещё» у меня остро кольнуло в сердце. Проклятые Трясины Тьмы. Я ведь знал с самого начала — наша дружба до добра его не доведёт. Я знал, что Путь со мной закончится для него в эллине. А теперь он готов на ещё большие безумства, даже если сам не замечает… как часто я стискивал зубы и заставлял себя молчать, слыша очередное «Если бы я был не из Ордена» — не из страха поссориться, боялся я другого: что он над этим задумается всерьёз. А с его упрямством — уж если решит, то упряжкой не своротишь… «Всё ещё Рыцарь». Нет уж. Им ты и останешься — пока хоть что-то в сумрачном мире зависит от моего желания.
Прости, эджейан. Ради этого — ради тебя, понимаешь ты или нет — я пойду на многое. И если надо поранить тебя — и поверь, себя тоже, и не факт, кого сильнее, — я готов. Тем более, если так будет лучше и для Альвин.
— Пока нет. Ты же не прошёл Посвящение.
Он весь встрепенулся, широко распахнул глаза — словно не верил в услышанное. Вернее, что услышал именно от меня. И вглядывался пристально, ища, ожидая: скажу я, что ляпнул со зла или пошутил неудачно? Нет. Не скажу.
Он, видно, понял. И закрылся, мягко, но полностью, где-то глубоко внутри отстраняясь, становясь каменным.
— Я пройду. Не проблема.
Мне хотелось заплакать. Как после первой настоящей ссоры, когда он подрался из-за меня в трактире. Тогда я не удержался — и стал просить. Тогда у меня не хватило сил — и справедливости — отпустить его. Теперь — хватит.
— Пройдёшь — встретимся за Чертой. Нэш твой никуда не сбежит, а зима тем более. И пока она не настала, самое время мне отсюда выбираться. Только одному. Ты подумай об Аль — ей здесь уж точно лучше, чем за Чертой! Ведь Призыв может и повториться. И раз даже ты сумел услышать её Чар, то слышали и другие. Тот, кто Призывал, — наверняка. Вылезет она из Тени — и через сколько часов он пожалует? Аль-то прятаться не умеет.
— Её спрячет Хет.
— Зато меня, похоже, не спрячет. Энт, она в опасности со мною рядом. Во всяком случае — в Джалайне.
«Как и ты. А несколько суток до Нэша — для Магистра Вэй вполне достаточно, чтобы снова нас найти. И я готов чем угодно поклясться, что ты и сам это понимаешь».
— Допустим, — без выражения произнёс мой друг. — И находясь в опасности, ты намерен отсюда уйти?
Это было самое сложное. И я не мог даже себе отчётливо всё это объяснить: Альвин и загадочные таланты Хета, Призыв, который не увёл меня… нечто в Поле Джалайна, что я ощущал всегда — неясно, обманчиво… место не для меня. Прежде я думал — это оттого, что здесь умерла мама. Но и сам я едва не умер здесь, во сне оказавшись в Тени — и в эллине. И потом, встретив разбойников… и недавно, испытав всю прелесть Призыва… Мне надо как можно скорее отсюда уйти — из Замка, из Тени и вообще из Джалайна — а это куда проще одному.
И уж если на то пошло, тот странный трюк, показанный мне Хетом… игра не для компании. Если я попробую — только без них. Если осмелюсь попробовать… если мне хватит безумия и готовности умереть… если.
Но главным было совсем другое. И всё прочее я мог ему рассказать, но… Ядовитое горе, живущее в покоях его отца. Тень чужой недоброй воли, пойманная самым краешком и тотчас исчезнувшая; но если заговорить о ней, вдруг она окажется куда более реальной, чем мы оба хотим знать? Может, меня останавливало то, что отец решился стереть у маленького сына часть памяти — значит, было что прятать, даже причиняя боль. И если этот человек, проживший два года в глубине кошмара, но сумевший вытерпеть — из-за сына, конечно, из-за него, — если он считал это необходимым, то имею ли я право взять и разболтать? Не мог же лорд Крис-Тален ожидать, что в его комнате в Замке однажды окажется вейлин — после всех усилий напугать сына до дрожи одним упоминанием силы Чар?
Всё это было сумбурно, странно и в общем, бессмысленно. Рассудочных объяснений у меня не было. Чувства Вэй… они как никогда рвали меня на части, требуя и быть к Энту как можно ближе — и немедля отсюда удирать. А сердце и вовсе свихнулось, когда я увидел Аль в эллине… нет, раньше, Аль на залитой кровью поляне… или когда я увидел спящую — за шаг до того, чтоб считаться мёртвой, — девочку в траве.
Или в тот миг, когда незнакомый Рыцарь поймал летящую на камни мою минелу.
— А знаешь, — сказал Энт спокойно, будто мы просто болтаем о ерунде, чтоб занять время, пока на вертеле жарится свежепойманный ужин, — я ведь мог бы и сейчас стереть тебе часть памяти. Ту, где ты увидел Эврил в первый раз. И где я признался, что не прошёл Посвящение. Может, мне так и следует поступить.
— Ты же не станешь.
— Нет. А надо бы.
— Только не ты, Энт. Я поэтому и дружу с тобой. Тот, кто на такое способен, моим другом бы не был.
— Только ты мне не доверяешь всё равно. Не полностью. Друг… до первой вэйской тайны.
Я потёр лоб, ощущая себя подлецом и предателем… и дураком, потому что он, конечно, сделал это специально.
— Доверяю. И это не вэйская тайна, а правила Ордена. В любом Замке тебя спросят, почему ты зимовать решил не дома. И что ты ответишь? Узнать-то правду — дело недолгое. А врать я тебе не разрешу.
Он выразительно поднял брови.
— Я часто вру без твоих разрешений?
— Не играй словами. Ты меня понял.
— Да. И ты прав. Я пройду Посвящение, как только буду готов. Дай мне пять дней. За это время никто не найдёт тебя — не заподозрят, что есть кого искать. А затем я открыто сообщу всем, что хочу покинуть Эврил и продолжить Путь Круга, потому что он по-прежнему зовёт меня — а его зову не отказывают. И все поймут, отчего я беру двух коней, отправляясь в дорогу зимой в компании девушки: скорее удивятся, если я так не сделаю. Третью лошадь одолжим у сьера Эверлена — и ему я скажу правду. Если ты, — он неясно усмехнулся, — не запретишь.
— Скажешь, что я не Рыцарь, каким он меня считает, а менестрель? А если разозлится, что сразу не сознались?
— Скажу, что ты мой друг, который не носит белый плащ лишь оттого, что пришёл за ним не в ту Тень Ордена.
Я растерялся. Вот это было внезапно. А ведь получается, он и впрямь видит меня насквозь, куда яснее, чем я его… и даже чем вижу себя я сам.
— Не обязательно просить третью, — выдавил я, чтобы не слишком громко молчать, — двух коней нам хватит.
Он кивнул.
— Мы лёгкие, а ты всё равно ездить верхом не умеешь. А что говорить в замке Нэш, выберешь ты. Я утаю только нашу Чар. Остальное — хоть всё. Или часть, как пожелаешь. Нам стыдиться и прятать нечего.
— Даже в Ордене? — чересчур тихо спросил я. Уже догадываясь о его намерениях и вытекающем из них ответе.
— Белый плащ тебе подойдёт. Я всегда это говорил.
— Я не готов, — вырвалось у меня то, что я не планировал выдавать даже ему — никогда. Ему — особенно. «Я не хочу» прозвучало бы куда безопаснее. Да только он, похоже, и без моих слов знал, чего на самом деле мне хочется.
— Больше, чем я — к Посвящению, — фыркнул он. И каменная стена исчезла столь неуловимо, что я не мог сказать, произошло это сейчас или парой фраз раньше, или стены на сей раз и вовсе не было, а я сам её выдумал. И теряя уже все свои барьеры, так тщательно выстроенные для этой беседы, теряя всяческое понимание того, кем я выгляжу и как обязан поступать, я совсем по-детски спросил:
— А если тот, кто послал Призыв, поймает нас между Тенями?
— А вот ему, — без тени смущения отозвался мой Рыцарь, — я стану лгать. Даже без твоего разрешения. Впрочем, я знаю способ избежать неправды: стоит заявить, что мы направляемся в Нэш, чтобы принять вас с Аль в Орден, — и даже сам Верховный нас не остановит. Я знаю законы, Вил. Ты был прав: я слишком долго забывал, что я не просто мальчик с флейтой. Посвящённый лорд Крис-Тален, сын Лорда Трона, ведущего род от начала Ордена, — не тот, с кем можно не считаться. Я буду собою. Рыцарем. Даже на пути Открытого и менестреля.
Я сглотнул застрявший в горле острый комок, пытаясь не сдаться окончательно, не раствориться в неожиданной силе, исходящей от него — и такой властной, надёжной, такой желанной.
— Но ведь он может просто забрать нас. Незаметно, как проделали с Аль. А тебя убить. Кто ему помешает?
— Я, — просто сказал Энт. — Папин фокус с памятью. Я никогда не думал, что его можно использовать для защиты, как оружие, да и не знал, выйдет ли. А теперь знаю точно. Получится. Хотя лучше не проверять. Но ведь есть ещё и Хет — раз он сумел незаметно отправить тебя сюда, то наверно, и всех нас забрать от этого Магистра сможет?
— Не уверен, — честно признался я. — Тут всё очень непросто. Сам Хет непростой. Я бы на него не полагался.
— Ладно. Будем рассчитывать на власть Ордена и законы Тефриана. Увидишь, всерьёз с ним сражаться нам не придётся. Ведь только ты в курсе, что я не знаю Великой Тайны, — а Магистру-то это неизвестно!
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.