Глава 8. Замок

— Мы в Замке?

— Откуда ты взялся?!

И заговорили, и замолчали мы одновременно. Она выглядела совершенно растерянной, и я ощущал себя точно так же. И, кажется, куда больше её был испуган.

— Хет, что ты сделал?

Вот это было неожиданно. Хотя на самом деле я не очень-то удивился. Ведь именно она в первый же день назвала нам его имя. И пусть мы оба делали вид, будто шутим, что она говорит с ним, но я был почти уверен: она и вправду говорит. Да и Энт понимал наверняка. Недаром постоянно теребил меня расспросами о сказочных лат.

Теперь я ощущал всё куда острее, словно чувства и настроения обрели цвет, мелодию и запах. Сердитый и требовательный багрянец тревоги — Аль. Я сам… забавно, себя я воспринимал как сплошной вопрос с примесью страха. Оттенок Хета — озорной и чуточку виноватый.

Только Энта я не мог расслышать. А когда мысленно приблизился, тёмная беззвучность вдруг обрела силу и надвинулась, напомнив то ли пасть, то ли омут: обдала жаром, сомкнулась вокруг меня и потянула внутрь, всасывая, глотая… Я рванулся прочь так стремительно, что даже тело дёрнулось и вновь упало на лохматый ковёр. Вокруг рассыпался плеском родниковой воды смех Хета.

— Очень смешно! — негодующе бросила Аль. — Я велела тебе ждать! Вам обоим!

Её гневный взгляд скользнул по мне, но тут же изменился — не знаю, что она увидела, но похоже, что-то слишком жалкое, чтобы на это злиться.

— Вил, ты же говорил, что тут Чар применять опасно! Даже по мелочи! А теперь ныряешь?! Уж звучать, так на всё Поле? Ты обещал не лезть! Дал слово! Я же всё уладила, всё в порядке!

«Не в порядке».

— Не в порядке.

Я прикусил губу. Мы с Хетом сплели наши Кружева в странном переходе так тесно, что я повторяю его мысли? А свои-то собственные у меня остались? И вообще — что случилось со мной, когда я растаял там и прошёл сюда… и каким я вернулся?

Смех. Окрашенный лёгким тоном вопроса.

«Ты — это ты. Каким уже стал до того. Я менять не умею».

Что-то в этой фразе мне не понравилось. Но сейчас куда важнее было другое… штуки три «других». И на первом месте — тишина там, где полагалось быть Энту.

Хотя под яростным взором Аль (пусть адресовался он не мне, а невидимому и переставшему смеяться Хету) я пересмотрел порядок: важнее всё-таки разобраться с моим тут присутствием. А именно — что нам с Аль делать, когда сюда заявится какой-нибудь Рыцарь.

— Хет сказал, никто тебя не услышал, — порадовала Аль. Ярости заметно поубавилось, а из-под неё отчётливо проступило замешательство — и пожалуй, страх. Но тут я не поручился бы: на моей памяти она никого и ничего не боялась. Вот только тогда, на дереве, когда мы смотрели на Энта.

«Нет. На кровь у тебя на спине».

Возможно, это снова был Хет. Или уже мой собственный внутренний голос. В любом случае, говорил он глупости. Ну, кровь, так всё равно не моя по-настоящему… и чего тут бояться. В эллине-то стоял не я.

— А почему, не сказал?

— Нет. И он уже не здесь. Да ты ведь знаешь.

Я молча мотнул головой. Я не знал. Как и внятного объяснения всему, что произошло. Одно я знал точно: дело было вовсе не во мне. Не в моих умениях и талантах, а только в желании и сути самого Хета. И я очень, очень надеялся, что Аль не станет расспрашивать, потому что ответить я не смогу и пытаться не хочется: мне попросту обидно до слёз. Как давным-давно, в детстве, с выгнавшим меня за дверь Магистром...

— Что не в порядке, Вил?

Её голос был совершенно спокойным. Слишком. И я вспомнил, какой видел её — и Мейджиса Сатсела, — не сводящих глаз с эллина. Лёд снаружи — неистовое пламя внутри. Пламя гнева, протеста… или страха?

И мой собственный страх, словно спущенный с поводка, ринулся на меня и стиснул клыки мёртвой хваткой. Энтис. Тёмная пустота и закрытые глаза на бледном лице. Сон обморока? Или смерти?

Я сошёл с ума. Его всего-то высекли, мне тогда досталось похуже, а я ведь жив. С чего ему умирать?!

Но здравый смысл тут не работал. Я чувствовал, знал, что с ним всё очень плохо, и раны от кнута — лишь полбеды, малая часть того «не в порядке», которое я с самого начала ощущал. И кстати, Хет — тоже.

— Вил, ты объяснишь что-нибудь? Или мне спросить Рыцарей?

— Звезду, скорее, — пробормотал я. На языке вертелось «лучше Хета», но если он ушёл — значит, остаться просто не мог, что бы ни творилось с Энтом. А ответов либо не знает тоже, либо их мысленная связь сейчас не работает.

— Что Энт тебе сказал?

— Когда? — растерялась она. А я здорово удивился. И тому, что вдруг спросил то, от чего сейчас уж точно толку не было, и главное, что она так выглядела: я едва ли не впервые видел её смущённой.

— Ну, в эллине.

Она внимательно смотрела на Энта — или на вышивку покрывала.

— «Спасибо».

Я кивнул, наконец-то поднялся с ковра и присел на краешек постели. Шёлк прохладно скользил под ладонями. На такой роскошной кровати я сидел впервые, да вообще-то и не видел никогда. И где бы я мог? В гостиницах подобных комнат не водилось, точнее, меня в них не пускали. Стены обтянуты были расписанной узорами тканью, высокое окно обрамляли искусно вышитые занавески. Здесь почти не было вещей, кроме этой кровати, стола из мраморного дуба, совершенно потрясающего книжного шкафа до потолка и большущего кресла, где сейчас с ногами устроилась Аль, а рядом с нею легко мог бы поместиться и я. И даже не очень тесно к ней прижимаясь… мои мысли соскользнули было на эту тему — мы с Аль вдвоём в кресле, наши руки вместе и её голова у меня на плече, травяной сладкий запах её волос… Но из этой картины я вылетел сразу, глянув на Энта. И не глазами… я не очень мог это объяснить даже себе: как я смотрю на него в Кружевах. Не как прежде, и вообще тут больше подошло бы не «смотрю», а «ощущаю». Смотрят с расстояния, снаружи; я же словно был частью его мелодии, воспринимал изнутри. Но сейчас его мелодией была пустота.

Звучало это довольно-таки страшно.

— Аль, надо его разбудить.

— И Хет так сказал. Но у него не получилось.

«Вот почему он казался растерянным». Откуда взялась эта уверенность, я не знал, но не сомневался. Хет ощутил то же, что я, пустоту в Кружеве Энта, и не смог вернуть его.

Он не смог из-за меня.

Нет… из-за нас.

Этого я тоже не понимал. Просто чувствовал. Перенёс меня Хет без труда, но потом случилось что-то необычное… что-то, связанное с Энтом… с тем ощущением, будто я внутри него, часть его… и эта моя — наша? — часть оказалась в пустоте. А для Хета это такой же сюрприз, как и для меня.

И это плохо. Потому что кем бы Хет ни был, но ясно, что удивить его чем-то, касающимся Чар, очень даже нелегко.

— Мне нужно использовать Чар.

Аль кивнула, не сводя с меня напряжённого взгляда.

— Ты тихонько? Как тогда, с деревом?

— Постараюсь.

Мы оба понимали, что это значит. Всё будет здорово, если «тихонько» получится, но гарантии нет. И мы совершенно не знаем, истории о том, что дети Ордена слышат колебания Чар в Тени, — правда или нет.

Это может быть правдой. Орден полон тайн, даже его сыновья не все их знают. Великая Тайна, потом Черта… участие в Войне Чар, которого не было… Но Энт слышит Чар, это факт. А значит, другие тоже могут. И как же нам быть? Будить его без Чар — бесполезно, раз уж Хет не сумел. Ждать, пока сам не проснётся… Нет. Я не могу. Эта пустота в нём — во мне… слишком пугает. Я такого долго не выдержу. И если моё чутьё Вэй не обманывает, а обычно оно говорит правду, то быть в этой пустоте для него вредно и опасно. И если мы будем тянуть, ожидая непонятно чего, то кто знает, каким он в итоге проснётся.

— Извини.

— Давай уже.

В её устах это вполне могло означать «извинение принято». В любом случае, другого я не дождусь. Пока всё это не закончится.

В мелодиях я не замечал времени, но когда вынырнул, ходики на стене — и мои собственные чувства — хором утверждали, что прошёл почти час. А он так и не проснулся. Собственно, я вообще не проник туда, где мог бы его разбудить: странный барьер из тёмной тишины постоянно меня отбрасывал. А главное, я понимал, что барьер этот — ненастоящий. Вроде устройства мира, как его воспринимают неслышащие: один вещественный зримый Сумрак без Кружев. Видят-то они правильно, а всё равно — не то. И с этим барьером точно такая же штука. Но понимания было недостаточно.

И я ведь прекрасно знал, почему. То самое «тихонько». Мне попросту не хватало сил, чтобы пройти сквозь эту придуманную преграду, заставить её проявить свою иллюзорную суть и раствориться. Потому что она взялась оттуда же, откуда и сон Энта. Или он каким-то непонятным образом проявил свой дар и её случайно создал, а теперь из-за неё спит, или ему так хотелось сбежать, что он придумал себе такое укрытие, и тогда нужен настоящий Вэй, сильный и опытный, чтобы его оттуда вытащить.

Аль смотрела так, что мне хотелось превратиться в этого Вэй тотчас же. Или самому себе врезать посильнее за то, что превратиться не получается.

— Я не могу.

— Не сдерживайся. Ты обычно… другой. Иначе ощущаешься.

— Тебе Хет сказал?

— Хета здесь нет, — отрезала она. — Нет, я сама замечала. Я же слышу. Когда ты используешь Чар, это слышно… только не так, как звуки… голоса… — она досадливо нахмурилась. — Понимаешь?

— Конечно.

По-моему, я за всю жизнь столько не удивлялся, сколько за последние три дня. Или с момента Призыва их прошло уже четыре или пять? Вот этому бы я точно не удивился...

— Делай всё по-настоящему. Как в Дикой земле. Это ведь опасно — что он так спит?

Я кивнул.

— Но они тоже могут услышать, Аль. Чар непредсказуема. Уж если она так себя ведёт у вас с Хетом… — я невольно замялся, но она договорила за меня:

— То у Рыцарей — тем более? Допустим. Но тогда ты спрячешься. А я скажу, что Чар использовала я.

Я молча смотрел на неё, пытаясь выбрать из всех слов, просящихся на язык, наименее обидные.

— Успокойся. Я всё продумала. Кто бы и что ни услышал, они не войдут в комнату без стука, — Аль с невозмутимым видом кивнула на дверь: — Я заперла. А когда постучат, ты уйдёшь в другую комнату, на балкон. Никому в голову не придёт бродить тут и искать кого-то, кроме Энта и меня.

— Здесь есть балкон?

Почему из множества вопросов у меня упорно вылезали самые неважные, я не понимал. Наверное, они просто были ещё и самые безопасные. Потому что спрашивать, как она намерена защищаться от знаменитой ненависти Ордена к Вэй, известной всему Тефриану и по слухам, ведущей пойманных в Тени Вэй прямиком в Звезду — или на костёр… Нет. Какой смысл. И так ясно, что у неё нет ответа.

Во всяком случае, того, который мне понравится.

— Пошли.

Она взяла меня за руку — я слабо удивился, отчего её рука такая горячая, — и потянула вглубь комнаты, к тому, что я принял за большой, во всю стену, книжный шкаф. Но Аль не ошиблась: полки под её рукой бесшумно разошлись в стороны, и «шкаф» впустил нас в тесное тёмное помещение, вроде кладовой, заваленное пыльными сундуками, бумагами, старыми игрушками и одеждой, тоже весьма не новой — я заметил фасоны, каких прежде не встречал ни разу, разве что на картинах.

Аль подвела меня к закрывающей всю стену шторе и отдёрнула её:

— Смотри.

Да, это и правда было не окно, а балкон. Не сразу, но тугая задвижка поддалась — её явно не открывали несколько лет, — и я осторожно высунулся наружу. И хотя здесь свистел, продувая насквозь, зябкий осенний ветер, да и времени торчать на балконе, любуясь видом, сейчас не было, не говоря о том, что тут меня запросто мог кто-то заметить, — я стоял и смотрел, не в силах отвести взгляд. Я никогда не был на такой высоте. Башни Замков видел, конечно, издалека — но представить, как глядишь оттуда, сверху, и каким огромным и в то же время маленьким кажется мир… наверное, даже настоящий зимний мороз не выгнал бы меня отсюда. Я даже вообразить не мог такой красоты.

Аль рывком втащила меня в комнатку и аккуратно расправила штору

— Если к нам постучат, иди сюда и прячься. И не стой, а сразу садись на корточки, чтоб из других окон не увидели. Только тут холодно… — она деловито оглядела залежи одежды и выдернула из кучи чёрные штаны и пушистый серый свитер в замысловатых белых, чёрных и сиреневых узорах: — Надень. И умойся. Представляю лицо Энта, если он увидит тебя в помаде и платье.

У меня вырвался нервный смешок: я совсем забыл о своём облике «робкой сестрички».

— Здесь есть вода?

— Вот, — Аль толкнула ещё одну дверь, столь же неприметную, как та, что вела сюда, и широким жестом обвела комнату, половину которой занимала внушительных размеров ванна. Я повернул красный кран и едва успел отдёрнуть руку: оттуда полился почти кипяток. И пах почему-то шиповником. Аль усмехнулась:

— Глядя на это, призадумаешься, отчего он не хотел возвращаться. Променять такую роскошь на дороги...

— И на эллин?

Она молча повернулась и ушла, прикрыв за собою дверь. Я присел на край ванны и бездумно провёл пальцами по ряду баночек с разноцветным содержимым. Да, на сок мыльной травы и студёные лесные озёра это было совсем не похоже. Как и на тесные душевые комнатки в гостиницах — предел роскоши для менестреля, да и в них-то нас с Энтом иногда не пускали. Правда, с Аль стало проще, она быстро усвоила неписаный закон тефрианских дорог: «Прекрасной сьерине никто ни в чём не откажет» — и пользовалась им вовсю; а заодно чуть больше удобства, вроде душа с горячей водой, хорошим мылом и чистыми полотенцами, доставалось и нам. А уж в сьеринах — само собою, если только не очень попадаться на глаза слугам… И всё-таки такое я видел нечасто. Значит, он вырос именно здесь? Среди уюта, полок с книгами, красивых вещей, он каждый день мог смотреть на мир с высоты, а за его окном было только небо… Так много свободы. Выбирать, где быть, что надевать, о чём читать, с кем сражаться… глядеть на небо или на Тефриан внизу… самому выбрать день своего Посвящения. А он почему-то выбрал меня. Но в итоге всё, что я смог дать ему, — то же место, откуда он ушёл, только сейчас он здесь без сознания. На собственном опыте узнав, что означает эллин.

Я его подвёл.

Я его иногда просто ненавижу. Вот какую трясину он тут устроил?!

Ну конечно, его могли заставить. «Рыцарь идёт лишь туда, куда хочет»… ага, уже верю. Да я сто раз легко его заставлял делать то, чего ему не хотелось. А кому-то вроде Мейджиса это ещё проще. Всего лишь спросить, не осталось ли на его Пути нарушенных Заповедей… как это сделала Аль.

Я рывком открутил белый кран — в ванну хлынул поток воды, теперь с запахом мяты, — и сунул голову под ледяную струю. Аль тут ни при чём. А Энт умеет отвечать на скользкие вопросы. Как тогда, в трактире, с игрой шэн… «Пять способов не соврать, но и не признаться», — смеющийся голос без тени тревоги и беззаботная улыбка. Его плащ на моих плечах. «Нам нужен Рыцарь, умеющий лгать» — но ведь и это было бы ложью, пусть не он бы её произнёс. «Это не обман, Вил, мы просто не скажем всего». О да — он-то утаивает правду отлично. Так почему же в этот раз не захотел утаить?!

Мерцание, как же он меня бесит.

Во что он нас впутал!..

Если я не смогу его вытащить… не смогу разбудить… я сам лягу и умру рядом с ним. Я без него не сумею. И не хочу. Без него… как без неба, и без дорог, зелёной травы и звёзд, и без песен… вот только — Аль.

Я медленно закрутил кран, потряс головой, разбрызгивая холодные мятные капли. Чуть было не вытер лицо рукавом нового свитера, но вовремя опомнился, взял с полки мягкое ворсистое полотенце и долго лохматил им мокрые волосы, пока не понял, что попросту тяну время. Аль. Разбужу я его или нет, ведь её я не брошу. Правда, теперь, когда она в Замке — может, она сама бросит меня? Уют, роскошь и безопасность, а ещё — много красивых молодых Рыцарей, для которых она уже героиня, Дева-Пламя из легенд, храбрая девушка, готовая встать в эллин ради своего друга… больше чем друга, своего даэн, возлюбленного… все наверняка считают их даэн, она почти прямо сказала им это… и правильно, она умница, вот только к чему в этой картине я?

Полотенце влажной горкой прошелестело на пол. Я поднял его, встряхнул, сложил, аккуратно пристроил на сушильную рамку. В голове было звонко и темно, как в пещере в горах, и думать о нас с нею — думать о чём-то вообще — я то ли не мог, то ли не хотелось.

И о чём тут думать. Да, он её даэн. Пусть не по-настоящему пока, а в мыслях. Да, она останется здесь в любом случае, проснётся он или нет, ей некуда отсюда идти и незачем. А мне незачем и нельзя оставаться. И всё это я прекрасно знал заранее. А сейчас главное — разбудить Энта. И при этом не подставить её — но тут уж как получится… хотя она и здесь нашла умный ход: если Рыцари решат, что Вэй — она, то вреда ей наверняка не причинят, она же явилась не украдкой с тайными намерениями, а открыто, при всех, защищать любимого. Не тронут они её, будь она хоть трижды вейлени...

Я вышел из ванной, осторожно пробрался меж сундуков и коробок, которыми был заставлен чуть ли не весь пол комнатушки, и вернулся в спальню. Аль задёрнула занавески, создав голубоватый предвечерний полумрак, и от этого странным образом стало теплее и как-то спокойнее. Хотя до покоя мне было как до неба...

Сев на кровать, я взял Энта за руку. Холодную, даже в сравнении с моей, и без признаков пульса.

— Лучше бы ты лёг, — заметила Аль. — Тебе неудобно.

Я послушно примостился на краешке постели. Теперь не только наши с ним пальцы соприкасались, а плечи, бёдра, мои влажные волосы упали на его лицо — я не стал убирать их. Возможно, у меня ещё оставалась крохотная надежда, что он просто возьмёт и проснётся. Сам. И мне не придётся касаться Чар в Замке, залезая в глубину чужого Кружева и ломая там непонятные барьеры — со всех сторон чистое самоубийство, что в Мерцании, что в Сумраке.

«Но ты же сам сказал, что без него жить не хочешь».

«Мало ли, что я сказал. Все знают, грош цена словам менестреля. И потом, без него — одно дело, а разбудив его...»

«Вместо него».

Да. Всё сразу стало просто, ясно и правильно. Вместо него умереть — это было легче лёгкого. По сути, к этому я был готов, уже когда шёл сюда. Когда радовался, что чувствую его боль, потому что он, по-моему, от этого чувствовал её меньше. Когда обещал Аль не пытаться заменить его в эллине, зная, что при первой же возможности нарушу обещание. Я закрыл глаза — и целиком погрузился в Кружева. Если бы речь шла о песне, то сейчас я пел бы на пределе голоса, бросая всю силу и весь талант в эту беззвучную мелодию, в этот зов, крик, стремление… и в то же время — это была тишина, полный покой моих кружев, потому что только покой мог отделить истину от иллюзорности. Только в покое барьер в сознании Энта мог обнажить свою суть — и растаять, как всё наносное, неправильное, нарушающее законы гармонии и красоты. Но покой такого рода сам по себе требует сил… много. Всех, что есть. Всё, что ты готов отдать — а может, и то потаённое, главное, что не готов.

Но у меня больше ничего не было. И я чувствовал, знал, что я близок, на волосок, на сотую долю мига — и мне всё равно не хватает. Нужно было что-то ещё. Мои мелодии были слишком… яркими, слишком звучали, жили своей жизнью и стремились на волю, в Мерцание Изначальное, чтобы ожить там, обрести голос и дыхание… а мне надо было успокоить их. Но у меня не получалось.

Наверно, у меня вырвался всхлип или стон — Аль уселась рядом и тронула мою руку:

— Тебе больно?

Я покачал головой. Такая боль называется как-то иначе. Телу всё равно, а моя душа… лежит вот тут рядом и не просыпается.

— Вил, давай вместе.

Я ошарашенно на неё уставился.

— В чём дело? Я не умею сама свою Чар использовать, но ты-то можешь. Это логично, чтобы один Вэй мог брать силу другого. Наверняка в твоей книге об этом написано.

Я сглотнул. Каким же надо быть дураком, чтобы думать, будто за все дни и ночи общих дорог она Книги не заметила. Не знаю, дело в её словах, или в Замке, или в лице Энта… но я впервые отчётливо вспомнил то давнее обещание: «никому, кто потребует или будет молить, или тебе придётся забыть о Книге». И почему-то я не сомневался: он и впрямь способен сделать так, что я забуду. Осталось только его разбудить.

Вся моя жизнь. Я теряю всё, как ни поверни. Его или себя… и его всё равно, потому что Рыцарь, пусть умеющий скользить между правдой и явным враньём, не простит нарушенной клятвы. И дело даже не в его желаниях. Некоторые вещи просто происходят. Идёт дождь — ты мокнешь, в дикой степи заболеваешь от жары, а если не держишь данное другу слово, то дружба прекращается.

— О чём тут размышлять? — сердито осведомилась Аль. — Если не знаешь, как, или я тоже должна знать, то вытаскивай книгу и вместе почитаем. Вряд ли это так сложно, чтобы вдвоём не разобраться.

— Это не сложно, — медленно произнёс я. — Это опасно. По разным причинам.

— Назови парочку.

У меня как-то странно шумело в ушах — будто бы все звуки, даже мелодии Поля, сделались тишиной. Кроме Аль, кроме только её Кружева, голоса, глаз.

— Опасно для тебя.

Мой голос застревал в тишине, вязко продираясь сквозь неё, как зазубренный нож сквозь вату.

— Я плохо контролирую Чар сейчас. Если начну брать у тебя, могу взять слишком много.

— Но дело не в том, — очень мягко сказала Аль. — Ты расстроен, что я знаю. О книге.

— Ты ни при чём. Просто...

— Твой секрет? Или Энта?

Я молчал. Ответ тут не требовался.

— Если это секрет, то ты его не выдал. Это ведь не ты мне рассказал, а Хет. Да я и сама её видела. И вообще, какая сейчас разница? Надо его вернуть, а с великими тайнами после разберёмся. Что мне делать?

— Сядь рядом.

У меня попросту не было сил возражать. И слов. Не стану же я ей повторять ту клятву. Она и так переживает из-за их ссоры и винит себя, ещё не хватало взвалить на неё вину и за это.

— Дай руку… и возьми за руку его. И учти, я никогда такого не делал. Если тебе станет плохо, сразу отпускай меня и отходи подальше, заслоняйся… — я покусал губу. — Не в Сумраке. В Кружевах. Ясно?

— Да.

Сомнение в её глазах говорило совсем другое. Я вытащил из сумки книгу и быстро перелистал.

— Вот здесь… Почитай. И попробуй. Мы не будем этого делать без тренировки.

Она скользила взглядом по строкам так уверенно, что у меня появилось подозрение: делает она это не в первый раз. Но в самом деле, какая уже разница.

И кстати, она права. Не я ведь ей разболтал.

И кто решил, что я обязан Энту рассказывать? Он сам-то мне о своей идее с эллином рассказал?

— Я всё поняла, — заявила Аль, откладывая книгу. — Ничего сложного. Не надо тренировок, вдруг и правда нас кто-то услышит, а мы не знаем, запретят мне Чар тут использовать или нет. Не хочу рисковать.

— Ты же уверяла, что на тебя не рассердятся, — не удержался я.

— Это да. А запретить могут.

Когда она становилась такой мирной и не отвечала на мои подначки, я всегда терялся. Почему-то с нею в состоянии «не тронь, порежешься» было проще. Может, потому, что тогда мне не настолько сильно хотелось её поцеловать… Я провёл ладонями по лицу — стирая и эти мысли, совсем сейчас лишние, и капли холодного липкого пота, уже не из-за Аль, а наверное, из-за перерасхода сил: всё-таки выкинул я почти всё, а такое и в Сумраке хорошим не кончается.

Руки дрожали. Жалко, что Аль всё видит. Хотя теперь неважно… чего она только ни увидела.

Наши пальцы соприкоснулись: у неё горячие, почти как кипяток из крана, мои — наверно, как лёд. Мне ужасно не хватало Хета.

— Ты не боишься?

Глупее вопроса я не мог ей задать. Но звук Кружев уверял, что она совершенно не сердится.

— Нет. Но давай уже с этим разберёмся. Не боюсь, но мне неуютно. Когда ты… когда он так спит.

Их с Энтом пальцы переплелись так же тесно, как и наши. Она была собранной и отстранённой.

— Давай.

Наверное, я и вправду спятил, что согласился, успел подумать я — и провалился в мир Кружев. Глубже, дальше, сквозь первые слои — и вниз, в безмолвную темноту… на отобранной у неё чистой силе, как на крыльях. Я каждый миг ощущал, как много отнимаю. Или она сама отдаёт — но это не имело значения. Я уже не мог перестать. Войти в темноту, ощутить иллюзорность барьера, дозваться до Энта, пробудить его — было важнее. Даже важнее, чем её — нас обоих — жизнь…

Аль расцепила наши руки в тот момент, когда у меня получилось: стена рухнула, растворилась, тишина наполнилась песней. А ещё здесь появился Хет — и тут же исчез снова, но я отчётливо видел его в Кружевах, мальчика с сиреневыми кудряшками и взволнованными глазами… и это он отдёрнул от меня Аль, размыкая нашу связь, я знал точно. А в дверь осторожно постучались.

Я едва мог поднять ресницы. Слезть с кровати, идти… нет. Разве что свалиться и заползти под неё.

Аль, очень бледная и вся словно выцветшая, осунувшаяся, как после трёх голодных дней и ночей под дождём, задумчиво воззрилась на дверь. Я отчаянно пытался собрать остаток сил и всё-таки встать.

Стук вовсе не напоминал разъярённого Рыцаря, учуявшего ненавистную Чар: тихий и неуверенный, будто стучавший вовсе не чувствовал себя вправе тут находиться. И заранее ожидал, что его не захотят впустить.

Если бы только я по-настоящему дозвался до Энта… он-то в своём доме точно знал, отпирать или нет!

— Иди туда, — шепнула Аль, взглядом указывая на приоткрытую дверь в кладовую. — Это не за нами. Хет бы знал.

— Его тут нет.

— А так был бы. — Она сползла с кровати, тоже с явным трудом, и подхватила меня под руку: — Пойдём.

Ресницы Энта слегка шевельнулись, но я промолчал. Если хочет притворяться — значит, это правильно. В тёмной комнатке я даже не стал особо прятаться, просто лёг на пол за ближайший сундук — в конце концов, Аль права, кто меня тут станет разыскивать? И этот стук, а главное, мелодия гостя… сомнение. Страх. Нет, кто-то сильный и опасный, вроде Мейджиса, не звучал бы так.

— Приветствую сьерину, — раздался голос: мальчишеский и такой же робкий, как стук. Не Мейджис, уж точно. И не кто-то вроде. Когда он спросил: «Можно я войду?» — совершенно бестолково, поскольку уже был внутри, — я его узнал. Парень, который стоял возле эллина, он ещё так дёргался и переживал. Я почти услышал облегчение Аль, выдохнул — только сейчас заметив, что не дышу и едва не прокусываю губу, а всё тело застыло, как камень, — и расслабился. Всё прекрасно, нашу игру с Чар не заметили. Этот не в счёт, он просто зашёл проведать друга. И кажется, извиниться. Интересно, за что?

— Милорд, — льдинкой прозвенел голос Аль.

— Ой нет, сьерина, зовите меня просто Кер, — заторопился он. — А как Крис… Энтис? Он очнулся?

Кер. «Лучший друг», значит? Тогда я понимаю его страх… а вот чувство вины — нет. Он в этой истории с эллином как замешан?

— Как видите, нет. Не надо трогать его, лорд Кер. Это не помогает. Я пыталась.

— Но это ужасно, — растерянно произнёс он. — Вы понимаете в медицине? Я попрошу наших целителей прийти сюда, посмотреть… это совершенно неправильно!

— Вы правы, — её тон едва уловимо потеплел. — Но не стоит тревожить целителей, милорд. Я с этим справлюсь сама.

— Но как?..

— С помощью Чар.

Я прикусил руку. Она с ума сошла. Мне казалось, глубоко внутри меня, где непонятно как жила часть Энта, та, что таилась за барьером тишины, — раздался испуганный вскрик. Беззвучно, и я был уверен, совершенно незаметно для тех двоих.

Вот Хет — тот мог бы заметить. Наверное. Да и то не факт. Пролезть-то за тот барьер не сумел ведь.

— Вы… Чар-Вэй, сьерина?

— Если я не должна звать вас милордом, милорд, то и вы зовите меня по имени. Альвин.

— Да, леди… Альвин, — он запнулся. Но я совершенно не слышал ни гнева, ни отвращения. Может, не зря он был лучшим другом Энта?

— Ты не расскажешь другим? — её голос стал низким и бархатистым, как сонное жужжание пчёл летним полднем в густой траве. — Кер, разве я опасна?

— Нет, что вы! — в водухе трепетал оранжевыми и жёлтыми всполохами его испуг, смешанный со смущением: он совсем растерялся. Не очень хорошо. В таком дёрганом состоянии он послушает того, кто сильнее надавит. И не факт, что это будет Аль. — Сьерина… Альвин, я никому не скажу. Но вам нельзя применять Чар здесь. Вас могут услышать.

— И тогда поведут в эллин? — ласково спросила она.

— Нет!.. — он замялся. Хотел бы я видеть выражение его лица. — Не думаю. Вряд ли. Ведь вы же ничего плохого не сделали, вы помогаете другу… Но всё-таки не надо. Кто-то может рассердиться… не на вас.

— На него?

Ну почему же он звучит так виновато? Что, ради Мерцания, этот «лучший друг» натворил?

— Ну… да. Возможно. Вы с ним… поэтому и поссорились? Ну, когда вы его прогнали, и он ушёл сюда?

— Да, — легко признала она. — Вэй не место в Тени Ордена, а сыну Ордена не место возле Вэй. Это знает каждый за Чертой.

— Но Вэй — это ведь не всегда… что-то плохое, — осторожно возразил он. Ух ты. Какие мы интересные. А Энт по нему не скучал — или сто раз проговорился бы. И это чувство вины, которое меня уже здорово смущает. Эх, как жалко, что я не знаю, стоит он ко мне лицом или спиной, не высунуться. Хочу на него посмотреть.

— Альвин, я очень за него… и вас… волнуюсь. Мне ведь можно ещё зайти? Вы не рассердитесь?

— Что ты, нет! — я почти видел, как она улыбается. — Ты его друг, верно? Ты поэтому такой расстроенный? У вас что, не часто делают это… в эллине?

— Нет! Никогда! — вот тут он просто взорвался виной, негодованием, злостью — на кого, я не понял, но кажется, отчасти на себя самого. И кстати, на Энта тоже. Нет, я был прав, дружба у них забавней некуда.

«Взгляни-ка на себя, вейлин. Ты сам на него злился так, что готов был отлупить вдобавок к эллину».

«Да — секунду или две. И никогда бы не причинил боль… ну, может быть, после… и сейчас я не злюсь, уж точно! То есть нет, я… как же тут не злиться?! Проклятые трясины Тьмы!»

— Мне очень надо перед ним извиниться, — тихо сказал Кер. — Это ведь я должен был держать кнут. Мне и предложили, а я сглупил. Отказался. Я не подумал тогда, чем всё кончится. Просто не мог представить такого. И что вообще он туда захочет, это на него совсем не похоже… и что кто-то поступит с ним так.

— А почему сперва поручили тебе? — спросила Аль. Я знал эту интонацию — и невольно сжался, хотя вопрос и связанное с ним настроение предназначались не мне. — Вы же с ним дружите?

— Как раз поэтому. Это закон: если Рыцарь идёт в эллин, то провести искупление предлагают лучшему его другу. Сначала, — его голос совсем затих.

— А потом? — тем же вкрадчиво-нежным тоном уточнила Аль.

Наверняка она уже всё поняла. Как и я. Я практически не сомневался.

— Тому, кто… меньше всего похож на друга, — чуть слышно отозвался он.

— Врагу?

Собственно, это не был вопрос. Ну конечно. Ради Мерцания, он что, вправду такой бестолковый?! Я провёл в Ордене в общей сложности часов пять, а он в нём родился и вырос — но я уже знаю, а этот… лучший друг — нет?

Похоже, я понимаю, отчего Энт по нему не скучал. С иными друзьями и вправду врагов не надо.

А тот тип с кнутом, первый человек в моей жизни, которого я с такой бешеной яростью ненавидел… значит, настоящий враг? Моего Энта?

Тот, кто почти успешно убил его. Тот, кого убью я.

Так будет. Клянусь Мерцанием, я сделаю это.

— У нас нет врагов, — пробормотал он. — Не должно быть. Мы же братья. Но… кто-то дружит меньше, это нормально… не все друг другу нравятся.

— И если отказался лучший друг, то зовут того, кому ты не нравишься, — подвела итог Аль.

— Как вы думаете, он простит меня? Я правда не знал! Мне и в голову не могло прийти!

Да, потому что ты идиот. Мне пришло бы это в голову сразу, едва я впервые услышал это правило, пусть бы я только вылез из колыбели. О, у них всё устроено очень… по-орденски. Как говорил Энт — ты делаешь лишь то, что захочешь? И с тобой делают ровно то же. Лучший друг может превратить всё это в формальность, не бить — лишь несколько раз дотронуться. Никто не заставит его, раз сам он не хочет. Но если он не хочет вообще в этом участвовать — не хочет избавить друга от боли — тогда позовут другого. Кто вполне может и захотеть. Логично, вообще-то. Вся эта игра — ваши, и только ваши, решения…

Простит? Не уверен, что на его месте я простил бы.

— Не знаю, — уже без намёка на мягкость сказала Аль. — Тебе надо спросить у него. Когда он очнётся.

И не прошло и пары секунд, как дверь открылась, закрылась, с тихим скрежетом повернулся ключ. Мы снова остались втроём.