Глава 15. Настоящий Рыцарь

Надо же было не запереть, бестолково билось в моих мыслях, всегда проверял, надо же… и почему-то я не был уверен, что это думаю именно я.

Вил спокойно встал и с изяществом Рыцаря, ведущего род от соратника самого Алфарина, склонил голову:

— Приветствую, милорд.

Кер поставил дымящийся кувшин на стол и безмолвно рассматривал Вила, словно причудливую скульптуру или картину, выполненную в непривычной манере, слишком странной, чтобы ему понравиться.

— Карджелин Арайн, — представил я, осознав, что дальше молчание станет просто неприличным. — Кер, это Вил Тиин. Мой друг и наставник на Пути.

Вил с безукоризненной вежливостью улыбнулся.

— Всегда лёгких дорог, милорд. Рад встрече.

Кер коротко кивнул, бросив на меня взгляд — определённо обиженный. И до меня вдруг дошло, что назвал я его первым, даже не задумавшись. Как младшего старшему, по возрасту, званию или почёту, — или как представляют знакомого близкому другу. А ведь и впрямь не заметил… но Кер-то всегда мигом замечал такое. Трясины Тьмы.

— Приветствую, — проронил он прохладно. Вил крайне убедительно притворился, что несказанно счастлив: его улыбка сияла так, что могла бы затмить солнца, если бы они и без того не спрятались за свинцовыми облаками.

— Лорд Арайн, я вас оставлю. Вы, конечно, пришли обсудить нечто важное; не стану мешать, — и отвесив ещё один непринуждённый поклон — равного к равному, и кто-кто, а Кер с его знанием этикета не мог этого упустить, — исчез за дверью, ведущей в крохотную кладовую и в ванную. Я едва не выдохнул облегчённо: миг я всерьёз боялся, что он раскроет наш тайник за книжным шкафом. Где-то внутри раздался едкий смешок: считаешь всех идиотами, эджейан? И снова я не понял, подумал ли это сам — или всё-таки слышу мысленный голос Вила. И если второе, то…

Додумать мне помешал Кер.

— Крис? Не знал, что у тебя… — он запнулся, — новые гости. Это же тот менестрель… из эллина?

— Это мой друг.

— Да, ты сказал.

Мы замолчали. Я совершенно не представлял, о чём и что говорить, а главное, как убедить не выдавать нас — того, кто выдавал меня почти всегда, начиная с шести лет, когда сам себя назначил моим Лучшим Другом. Хуже всего, что и ход его размышлений я не представлял. А вот обиду — о да, её я чувствовал. Яснее некуда.

— Он здесь давно?

Вообще это звучало не как вопрос. Кер смотрел пристально и настороженно. Он что, думает, я буду ему врать?

Ну допустим, я мог бы. Он лучше многих знает: я прекрасно умею ускользать от правды, избежав откровенного вранья; но сейчас — есть ли смысл? Что сыграет вернее, уклончивость или чистейшая правда? Неясный голос изнутри отозвался: скажи как есть, искренность он оценит, он ведь уже понял наверняка. Ну… учитывая, что это Кер, — мог и не понять.

— Не очень. Это имеет значение?

— А разве нет? Как он прошёл? Он в замке впервые и не мог найти твои покои сам.

— У нас есть общий друг.

Мне ответил беззвучный смех Хета. Впрочем, я слышал его в эти дни не раз. Понятия не имея, чудится мне — или взаправду.

Кер, нахмурясь, кивнул:

— Леди Альвин. Отчего ты сразу не рассказал мне? И остальным? Её ты не прячешь.

— Ты и впрямь не видишь причин не сообщать всему Замку о том, что в гостях у меня менестрель… из эллина?

Я невольно воспроизвёл его нарочитую паузу, и яд в моём голосе удивил меня самого: я этого не хотел. Но тот я, который упорно вылезал наружу в Тени Эврила, как я ни пытался запихать его обратно, за спину Рыцаря, и убедить сидеть там тихонечко и не болтать, — он попросту мне не подчинялся. Я словно перестал принадлежать себе, контролировать себя — кажется, последние крохи этого полезного уменья я растратил сегодня на Мейджиса.

— Крис, но… тебе, конечно, не запретят, и всё же… это не очень честно, ты не считаешь? Прятать его вот так.

Я постарался разжать зубы и выдохнуть — по возможности, незаметно.

— Нечестно не открывать каждый миг моей жизни всем взглядам? Быть может, мне вовсе не запирать дверь?

— Многие не запирают.

Он выглядел сбитым с толку и смущённым. И готовым, тем не менее, спорить бесконечно. И я хорошо знал, к чему ведут эти споры: не добившись ответов у меня, он побежит искать их у Талина. А заодно у всех наших общих приятелей, встретившихся по дороге.

— Многие не проводят Путь в обществе менестрелей. И тем более, не начинают и не прерывают его эллином.

— Прерывают? — со странной интонацией повторил он. — Ты же здесь!

— На время. Полтора знака, и я продолжу Путь.

— Отчего такой срок? Что случится спустя полтора знака?

Ну вот. Упрекаю его, а сам молчать о важном совсем разучился… как и следить за состоянием двери.

— Случится моё Посвящение.

— Мейджис разрешил тебе? — взволнованно воскликнул Кер. — Но целых полтора знака, зачем? Я же просил его, он практически обещал…

— Ты просил? О чём?

Я понял, что из всех сил сжимаю его руку, лишь когда он чуть заметно поморщился.

— Прости.

— Прощаю, — он неубедительно улыбнулся. — Видишь ли, я слышал вашу беседу. Утром, до тренировки. Когда он сказал, что ты будешь готов только через три знака. Ты ушёл таким расстроенным… Крис, я не подслушивал, но вы оба очень… громко разговаривали.

Точнее, он на меня кричал, и вероятно, я отвечал тоже не шёпотом. Проклятые трясины Тьмы.

— И я с ним поговорил. Мне показалось, после той глупости, что я сделал, я обязан попытаться тебе помочь, или какой же я друг. Мейджис бывает слишком резким, но все ведь знают: ты лучший и был им всегда. Я всего лишь ему напомнил. Лорду Трона не до нас, он мог забыть. Но он согласился. Сразу. Сказал, что сам охотно проведёт бой на испытании. Я думал, это случится в ближайшие дни… Но куда ты собираешься уходить?

Мейджис. Сам. Хочет со мною сражаться.

Он не проронил ни намёка там, в беседке. Приберёг на сладкое, в качестве сюрприза? Или полагал, что Кер мне расскажет?

Трясины. Да, отличная вышла шуточка. А финал у неё будет и того лучше. Где это видано, чтоб на первом Посвящении кто-то из Лордов Круга влез в формальный, несерьёзный танец? Тем более, самый искусный воин…

В животе поселился вязкий тянущий холод. Острый, будто туда уже вонзилось острие меча. Вполне настоящего.

— Крис? — обеспокоенно позвал Кер. — Это ничего, что я вмешался? Я ведь сделал правильно? По-моему, да.

— Да, — я кивнул, пользуясь возможностью уронить волосы на лицо, хоть отчасти спрятаться. — Конечно. Спасибо.

— Не за что, — расцвёл он. — Не представляешь, как я рад. Крис, я всерьёз говорил, что пойму, если ты сердишься до сих пор… и я готов заплатить. Ты точно не хочешь?

Я сумел изобразить улыбку. И даже неплохую: он ответил на неё облегчённым вздохом.

— Перестань. Вот уж этого мне не надо. Если говорить о плате, ты можешь сделать кое-что… очень важное?

— Что угодно!

— Никому не говори про Вила. Вообще ни слова о нём. Ни намёка. Ни единому человеку, даже Талину. Обещай.

Он насупился. А моё — или не только? — сердце забилось часто и тяжело, медленно заполняясь льдом.

— Выходит, что угодно, но с оговорками? Болью платить согласен, а подержать язык за зубами — уже нет?

Он протестующе вскинулся, но перебить я не дал:

— Или ты предлагал так, для вида? Безопасно, вроде и платить готов, и всё равно ведь принять откажутся?

— А ты и принимал, — бросил он. И сразу смутился, будто сказал то, чего говорить вовсе не следовало.

— И я жалею. Не надо было так делать. Извини.

Он выглядел таким изумлённым, что я окончательно убедился: вёл я себя тут просто распрекрасно. Бедный Кер.

— Ты на меня обижен? Скажи честно.

— Нет! Крис, что ты! Я ляпнул зря. Искупление уходит. А я и правда мог рассказать то, о чём лучше промолчать.

— А я мог быть несправедливым и злым.

«И сейчас могу, но поверь, мне этого не хочется. Кто виноват, что я здесь больше не дома, с братьями, а чужой?»

А был ли Эврил мне домом хоть день после смерти отца? Был ли кто-то из вас мне настоящим братом?

Если на то пошло, кому был братом я сам?

— Ты не был злым! Тебе нелегко пришлось… в детстве я не думал об этом. Мейджис в качестве наставника — тот ещё подарочек. Не понимаю, за что он с тобой так… ты же не был настоящим менестрелем. И заплатил.

Я вдохнул и выдохнул. Тихонечко. Незаметно.

— Кер, ты согласен обещать? Насчёт Вила? Дай слово Рыцаря.

Он сжал губы, и вид у него был отнюдь не согласный. Трясины… вот кто мне мешал подумать и представить ему Вила первого, а не наоборот.

— Не хочешь — ладно. Тогда уходи. Но другом меня больше не называй. И этот разговор у нас будет последним.

— Клянусь честью Рыцаря ни с кем не обсуждать присутствие в Замке Вила Тиина, ни явно, ни намёком, по имени или нет. — Слова резали воздух со свистом заточенной стали. Глаза Кера Арайна были холодны и зло сощурены, как у готового к броску тигра. — Ты доволен?

— Спасибо.

И неожиданно для себя я обнял его и уткнулся щекой в его плечо. Он замер, словно его ударили, а в следующий миг обнимал меня сам, так крепко, что дыхание перехватило, а на глазах выступили слёзы от боли… а может, и нет.

— Крис, — шепнул он. — Что угодно.

Мне хотелось поймать этот миг и молчать. Отбросить все детские глупости, обиды, зря сказанные слова и его ремень в моей руке, всю мою злость и его вечную убеждённость, что он поступает правильно, — просто думать, что он мой друг и любит меня. Пусть он и не пришёл ко мне тогда, после смерти отца, когда я приучался терпеть зубы вгрызающегося в меня одиночества.

Он ослабил хватку и бережно отстранил меня:

— Всё забываю, что надо поосторожнее. Тебе не больно?

Я улыбнулся, надеясь, что он примет это за «нет», — правда была слишком сложной.

— Не хочу сплетен и вопросов, — прозвучало как попытка оправдаться, но мне было всё равно. Он кивнул:

— Твоё право.

— Понимаешь?

Вот это уже было зря. Но я так хотел уцепиться за остаток прежней жизни, всего, что было ценным и верным для мальчишки по имени Энтис Крис-Тален, ясно видящего впереди свой путь в белом плаще… Крис. Словно удар кинжала. Остро и точно — и без пощады. Прежде мне нравилось. Или я в этом постоянно себя уверял.

«Джер не звал тебя так».

И никак вообще. Хотя пару раз, во время наших тайных уроков стрельбы из лука, он сказал: Энтис. Крисом я для него не был.

Кер мне не ответил, и я знал, что это значит. Нет, он не понимал. Я вырвал у него клятву угрозой, и он сдался, как всегда сдавался под моим напором, попросту боясь рассориться окончательно, хотя какая ему от меня радость, я так и не смог уразуметь. Но когда ты кому-то нужен настолько, что он принимает твои условия, это дорого стоит — и я с детства привык ценить то, что он звал нашей дружбой, а сам я предпочитал не задумываться над названием.

Похоже, он сам осознал, как опасно выглядит пауза вместо согласия, и торопливо заговорил:

— Не совсем, но какая разница. Я пообещал. Я тебя не подведу. Послушай, ты же не всерьёз намерен продолжить Путь среди зимы? В такое время не путешествуют. Подождём хотя бы до Стрижа, пока дороги подсохнут.

— Они до конца Ветра подсохнут, — бездумно отозвался я, вспоминая рассказы Вила. — Постой. Чего подождём?

Он глядел на меня с недоумением:

— Я с самого начала собирался на Путь Круга с тобой вместе, и раз ты идёшь снова, всё отлично получается. Только не зимой. Не бойся, я умею ходить подолгу, застревать каждый час для отдыха не придётся.

Я любовался им в полной растерянности, абсолютно не представляя, что мне теперь делать.

— Кер, я ведь пойду не в плаще, — осторожно начал я, но судя по его вопросительному взгляду, уклончивость тут не годилась, да и всё равно подходящих слов не нашлось, и я прямо выпалил: — Я продолжу путь менестреля. Ты разве согласишься на такую компанию?

— Зачем?!

— Но мы с Вилом… — я запнулся. Выражение его лица так резко изменилось, что до меня, наконец, дошло: он не понял и главного. И кто из нас больший мастер болтать чего не надо, ещё как посмотреть.

— Ты снова собираешься с ним? Но тогда… он ждёт твоего Посвящения, и ты спешил только поэтому?

— Ну да, — беспомощно отозвался я. — Почему же ещё?

— Я думал, из-за Мейджиса. Раз уж он то решение отменил. Думал, тебе важно по-настоящему стать Рыцарем.

— Я по-настоящему Рыцарь, пока следую Заповедям. — Я помолчал, уговаривая себя не быть идиотом и наконец уже соображать, что несу, чтоб не испортить всё окончательно. — Ты не стал бы помогать мне, если бы догадался?

Он отвёл глаза. И я не сразу заметил, как застыли его плечи, нервно раздуваются ноздри, затем он резко вскинул голову и глянул мне в лицо, и я даже подался назад: я и забыл, каким Кер может быть, когда сердится. Или… когда ему плохо всерьёз. В его глазах блестели слёзы.

— Что я сделал, Крис? Я хоть раз дал повод… ждать от меня такой низости? Помогать другу лишь ради награды, и если каждый его шаг и вздох мне безумно нравится? Вот каким ты меня считаешь?

Не помню, кто из ребят назвал его тигрёнком; мне это имя казалось не очень подходящим. Но не сейчас. Его обида тотчас переплавлялась в негодование, от которого оставался волос до ярости. И клыков и когтей, вполне тигриных.

— Почему же низость. Ты просто мог подумать, что Мейджис прав. Мы же не спорим с теми, кто поступает правильно.

— Я сделал бы то, что сделал.

— Спасибо.

— Крис, ты… — он сжал губы, вскочил, пересёк комнату, сел на широкий подоконник. Подальше от меня, чтоб не было соблазна ударить? Он слишком хорошо воспитан для подобного. Никаких ударов без разрешения. Не то что я.

— Ты ведёшь себя оскорбительно, — глухо сказал он, глядя не на меня, а в окно. — Таких вопросов не задают.

— Хочешь платы?

— И это тоже! — он порывисто обернулся и с явным усилием разжал кулаки. — Сейчас? Кто бы согласился?!

— Можешь подождать недельку, пока не вылечусь. Соглашайся, потом ведь не предложу.

Он яростно сверкнул глазами и втиснулся лбом в стекло с такой силой, что я заволновался, не разобьёт ли — вид бьющегося стекла с детства пугал меня, с того раза, когда я залепил в окно мячиком и чуть не остался без глаз из-за брызнувших в лицо осколков. Не знаю, как маме удалось меня выдернуть, а потом залечить порезы так, что даже шрамов не осталось; не зря папа поддразнивал её той самой Чар-Вейхан из сказок…

— Кер, я шучу. Ну извини. Не злись. Я знаю, что ты не станешь.

— Но пошёл бы я к Мейджису просить за тебя или нет, ты не знал. Это была не шутка.

— Это было желание услышать, что ты ответишь, — признался я. — И как. Я бы посмотрел ещё разок, оно того стоило.

Он прислонился к стеклу виском, глядя на меня искоса из-под непривычно длинных волос.

— Всё-таки ты сумасшедший. Так нельзя. Запросто взять и ударить парой слов, а потом снова… ты и впрямь можешь налететь на искупление однажды. Не все же умеют прощать, как я.

— С другими я бы не разговаривал.

Он не очень успешно попробовал спрятать улыбку.

— В самом деле. Чего я ждал от того, кто с Пути лезет в эллин, а на Пути — в шкуру менестреля. Ах да, и на Путь намерен отправиться холодной зимой. Пешком, конечно. А свою даэн бросить в замке или потащить с собою?

Я вздохнул. Вот это был отличный вопрос, лучше некуда. И на него вообще не существовало верного ответа.

— Она сделает, как захочет. Я тут не решаю. И не советую.

— Она не захочет уходить из дому зимой, — сказал Кер убеждённо. И ровно то же самое на все лады говорил мне Вил, да и сам я не сомневался. И это было самое сложное.

— Ты же не бросишь её тут одну.

Я видел совершенно ясно, что будь так, уж он-то не стал бы горевать: Аль ему нравится. И наверняка не ему одному. И если мы тут задержимся… на месте Вила я бы каждый миг разрывался между желанием оставить её на зиму здесь — и утащить отсюда немедленно.

Хотя это ерунда. Не станешь же всякий раз утаскивать её отовсюду, где на неё смотрят с восхищением, тогда уж сразу запереть в доме без окон. Хотя я подозревал, что именно это однажды и произошло: отчего-то ведь её связали беспамятной сетью. Вполне вэйский способ спрятать то, что всему миру открывать не хочется. Например, любовь.

— Всё из-за того, что она Вэй?

— Чар-Вэй в Тени не место, — признал я, радуясь удачной возможности увильнуть от объяснений. Он погрустнел:

— Но ты не станешь болтаться по дорогам вечно. И для неё это не жизнь. Женщине нужен дом, где ей захочется завести детишек. Послушай, а разве она из Звезды? Шла по их жутким Ступеням Боли?

— Нет, конечно, — ляпнул я раньше, чем успел сообразить, что отсюда следует. Чёрт… Хотя Кер вряд ли в курсе, кто такие Открытые. Он всю жизнь просидел в Замке, не вылезая, откуда ему знать.

— Ну тогда всё хорошо, — радостно заявил он. — Ей ведь не обязательно использовать Чар. Ты можешь спокойно на ней жениться хоть завтра, и никуда вам идти не надо.

Ага, уже. Бегом. Я представил лицо Аль, услышавшей такую идею, и едва сдержал нервный смех.

— Всё непросто. Мы почти дети… она не рвётся стать лейан в ближайшее время. Мы об этом и не разговаривали.

Кер мерил меня задумчивым взором, не отрываясь от окна, словно близость бледного зимнего света придавала ему сил.

— Девушки из-за Черты не очень-то любят Заповеди. Талин говорил. Дело в них? Моя мама тоже ушла поэтому…

Я смутился. И правда, совсем забыл… у многих моих ровесников матери жили вне Тени, и в детстве это казалось нормальным, но поглядев на жизнь за Чертой и послушав сплетни в трактирах, я с опозданием понял, что ничего нормального тут вовсе нет. И вряд ли говорить об этом — тем более, со мной — было ему легко и приятно.

— Чар манит, — вырвалось у меня. — Это не лента для волос, которую можно повязать или нет. Скорей как умение смотреть или слушать… ты же не выколешь себе глаза, чтобы слепые считали, что ты такой же.

— Вот как… — он помолчал, глядя в окно. — Прости, что я полез. Непросто, да.

«Прости меня ты. Я обманываю тебя всё время, пусть не прямо, но суть-то не меняется. Ты этого не заслужил».

— Всё нормально. Не извиняйся.

— Ты изменился.

— Манеры бродяги и выгляжу, как они? Мейджис мне уже сообщил.

— Нет. Ты стал… холоднее, но и мягче тоже. — Он неловко усмехнулся: — Странно, да? Наверное… как снег.

Я выдавил растерянный смешок:

— Со снегом меня ещё не сравнивали. Я его и не помню. Неплохой повод уйти, пока не растаял, и оценить.

Какое-то время он не отвечал, а я думал, что хорошо бы это продлилось подольше. А ещё лучше — быстренько разойтись, пока кто-то из нас не сболтнул нечто уж вовсе лишнее, после чего мы поругаемся всерьёз.

— Почему именно менестрель?

Ну вот. Так я и знал. Кер, ну пожалуйста, очень прошу, заткнись, а? Я не хочу с тобой ссориться снова!

— Здесь тебя было не упросить, чтоб сыграл. Я только случайно и слышал твою флейту, в конюшне или в саду. От всех подальше.

— Я плохо умел, — пробормотал я. И конечно, от истинной причины это было далеко. И искать её не хотелось.

— По-моему, хорошо.

— Раньше ты мне не говорил.

— Ты же прятался, — удивлённо ответил Кер. — Раз ты не хотел, чтоб слышали, то как я стану об этом говорить!

— Логично.

Мы рассмеялись.

— Возьми меня, Крис. Если это переносит леди Альвин, как-нибудь выдержу и я. И ведь твой спутник не обязан снимать белый плащ и играть в трактирах? Это я вряд ли смогу… — он виновато повёл плечом: — Я и тут разлюбил.

— Почему? У тебя здорово получалось.

— Да не знаю. Не было настроения.

В его глазах и повисшем молчании столь явно читалось «без тебя», что мне стало совсем неуютно. Что бы сам я к нему ни испытывал, но он-то во мне нуждался, а я сбежал на два года и о нём почти не вспоминал.

— Если я верно представляю, как снаружи относятся к менестрелям, тебе Рыцарь рядом не помешает. Видя белый плащ, люди будут вести себя приличнее, разве нет?

Он легко коснулся почти зажившей ссадины на моём лице, памятке от Призыва и впавшего в безумие Вила:

— Падать не в ту сторону не придётся.

Кер Арайн и в детстве проявлял порой редкую проницательность. Иной раз. Когда лучше бы — наоборот.

Вообще-то нарисованная им картина вдруг показалась мне очень даже привлекательной. Входить в трактиры и селения в компании Рыцаря — элегантного Кера в безупречно белом плаще, с уверенным видом, в котором нет даже надменности: попросту ни малейших сомнений в том, где его место в Сумраке и как к нему следует относиться.

Да, такой спутник нам бы точно не помешал… если только Вил не против, с него станется упереться намертво…

— Кер, я пойду не летом. Тебе оно надо? И потом… я не знаю, скоро ли смогу вернуться. Если вернусь.

— Как это — если?! Куда ты денешься?

Может, я заразился от Вила опасной страстью дразнить людей, цепляя за живое? Ну что ж я никак не затыкаюсь!

— Замков много.

— Но ты наш… как же… — сейчас никто бы не упрекнул его в излишней уверенности: на его дрожащие губы было жалко смотреть. — Крис, о чём ты говоришь?! Это… из-за эллина… из-за Джера?

Наверно, у меня тоже сейчас могли бы трястись губы — если бы я заговорил. Поэтому я взялся за ум и молчал.

— Прости меня, — он подошёл, сел рядом, положил руку на мою. Я смотрел на его изящные пальцы, на фоне моих — с обломанными ногтями, тёмных от въевшейся в царапины грязи — такие ухоженные и нежные, и тщетно пытался представить этого изысканного юного лорда у ночного костра на холодной земле, на соломе в конюшне… о чём я, ему отведут лучшие покои всюду, где он ни остановится… Меня не оставляло подозрение, что и он сравнивает нас.

— Крис, не надо. Я тебя очень прошу, я готов умолять, если поможет… Он не единственный здесь. И никто на его месте так не поступил бы. Знаешь что сейчас думают все? Как себя упрекают? Ты нужен нам. Тебя любят.

У него прервался голос. Я осторожно высвободил руку и обнял его за плечи:

— Не грусти. Сам говорил, искупление уходит. И дело не в нём. Давай не будем, а? Я просто не знаю, вот и всё.

— Не знаешь, где собираешься жить?! Ты уходишь не на Путь, а вообще, отсюда? И я для тебя поэтому лишний?

Я с силой сжал веки. И мне, что ли, заплакать? Испугается и уйдёт… хорошо-то…

— Ты не лишний, ты мой друг. Ну пойми ты, я могу бродить год, два, и это не прогулка по парку — это дождь, ветер, грязь, еда не как проголодаешься, а как поймаешь… в гостиницах, конечно, тебе дадут что пожелаешь, но от одной до другой иногда идти день, а иногда не успеваешь до ночи. Это и летом не праздник, а зимой тем более.

— Так зачем?! Для какой трясины тебе это?!

Всё, конец. Уж если Карджелин Арайн начал ругаться — мы дошли до края и висим над пропастью. На волоске.

— Я не могу объяснить! Тут много всего. Чар, и Мейджис, и Альвин, и главное, Вил, здесь он долго не просидит, и полтора-то знака — чересчур, я не уверен даже, что он…

— Здесь?

Похолодевший голос Кера остановил меня вмиг, будто выплеснутый в лицо ковш ледяной воды. Или пощёчина.

— Ты же видел, — я растерялся, как терялся в спорах с ним всегда, смущаясь и отступая перед его убеждённостью.

— Я не думал, что ты намерен держать его в Замке полтора знака.

Стойкое ощущение увесистого удара не проходило.

— Мне казалось, ты понял.

— Я понял, что он тут был все эти дни. С самого начала, иначе его бы в коридоре заметили.

— Даже ночью? — я знал, что завожусь, и изо всех сил пытался вспомнить шутки трактирной публики — и молчать.

— Среди ночи твоя даэн его бы не провела. Она не знает Тень и замок так хорошо, чтобы бродить ночами. И какое это имеет значение, Крис? Важно другое. Ты не можешь его скрывать столько времени.

— Почему?

— Да потому, что его уже заметили! А если бы вошёл не я, а Мейджис?

— Я следил за дверью. Это единственный раз, когда я забыл. Но больше уж не забуду.

— Здесь всё время ходят уборщики. И теперь, когда ты встал с постели, к тебе может зайти кто угодно. Ребята за тебя волнуются, им интересен твой Путь — многим хочется поговорить.

— Полагаю, не настолько, чтоб ломать запертые двери.

— К тебе должен прийти целитель. Ему понадобится ванная. Что тогда?

— Откуда ты знаешь про целителя?

Видно, с лицом у меня творилось что-то неправильное, потому что он вспыхнул, как сухая ветка летним днём:

— Оттуда, что Мейджис меня просил сегодня его к тебе привести! Я что должен был ему сказать — не надо, Криса лечит его подружка с помощью Чар?!

— Целитель его не найдёт.

— Попросишь леди силой Чар сделать его невидимым?

— Кер, — я сделал голос столь спокойным, насколько вообще было возможно. — Не кричи это слово, пожалуйста. Ты ведь ей обещал. Хочешь её подставить?

— Ты сам подставишь и её, и себя этими прятками! Если хочешь держать тут своего менестреля до Посвящения, так делай это открыто! Закон Холодной Зимы никто не отменял, как и право Рыцарей принимать гостей. Чего ты боишься? Эллина? Он здесь с твоего разрешения, значит, наказывать не за что. Его никто пальцем не тронет.

— А как будут смотреть? Представляю выражение Мейджиса, который придёт с визитом. Или мне его не пустить?

— Да о чём ты? — он недоумённо тряхнул головой: — Подумаешь. Ты не побоялся возражать ему на Круге и войти в эллин, ты споришь с ним так, что слышит треть замка — и тебя смущает, что он увидит твоего менестреля? Он его видел уже. И знает о вас.

В глазах у меня как-то странно посветлело — будто комнату вдруг заполнил густой рассветный туман.

— Что он о нас знает?

— Что и все, — ему явно стало возле меня неуютно — он зябко поёжился, пытаясь незаметно от меня отодвинуться.

— А что знают все?

— Что вы вдвоём шли по пути менестрелей, — с вызовом бросил он. — И это не тайна. Ты мне сам рассказывал.

Ну да, я сам всегда оказываюсь не в меру болтливым идиотом, рассказывая тебе что угодно. Доверяя тебе…

— Ты не видишь разницы между «не тронут» — и «примут как равного»?

Он широко раскрыл глаза, глядя на меня с тревогой, как на тяжело больного, не очень поддающегося лечению:

— Ну нет, конечно. Это было бы довольно странно… с какой стати? Бродяга из-за Черты и мы… нет.

— Кер, — мягко сказал я, каждой частичкой тела и души чувствуя взгляд Вила, — давай ты уйдёшь. И мы больше не станем об этом говорить. Ты дал слово чести не обсуждать этого. Ни с кем в замке. Значит, и со мною.

— Это нечестно!

— Нечестно не держать слово.

Он выдохнул и закрыл лицо ладонями. Я ждал. Безмолвное внимание Вила жгло меня, будто крапива. И я не мог даже мысленно перед ним извиниться, просить… о чём? Прекратить смотреть, слушать, всё забыть?

«Ты можешь заставить его забыть. И забыть, что ты его заставил».

Мысль отозвалась зябкой дрожью: казалось, он видит меня насквозь, знает и это. Он не сможет больше верить мне.

«Ты мой. Навсегда».

«Не глупи, Энт. Ты не Мейджис и за него не в ответе, и за весь твой замок тоже. Я не слепой и вижу разницу».

Обрывки его фраз, его тон, смесь серьёзности с лёгкой насмешкой, накрученная на палец прядь волос. Всаженный в моё сердце кинжал потихонечку начал оттуда выползать. Кер отвёл руки от лица и глянул беспомощно и виновато, и я снова вспомнил ремень и звуки ударов.

— Я тебя обидел? Крис, ну прости. Я несу чушь. Я просто за тебя беспокоюсь… — он потряс головой, зажмурясь, и слабо усмехнулся: — Ты это ненавидишь. Когда лезут тебя учить. А я лезу постоянно. Ты прав, я не должен был. Обещать и сразу нарушить… мне бы тоже стоило сходить в эллин. За компанию…

— Ещё не хватало. Ты дал слово мне — значит, решаю я. А я запрещаю. Забыли. Ясно?

— Нет, — тихонько проронил он. — Ты на меня злишься. И слово я вправду не сдержал. И сказал такую ерунду о твоём друге… Крис, я же всё понимаю.

— Что?

— Да всё. Я понимаю, отчего ты его прячешь. Да, никто не будет на него смотреть как на ровню, и дело не в нём даже, а в разнице меж Орденом и всеми, кто не Рыцарь. Но если узнают — прощай твоё Посвящение.

— Не узнают. Если ты не скажешь.

— Я обещал! — он спохватился и понизил голос, глянув на дверь: — Задвинь засов. Мало ли.

Я послушно встал и сделал то, что следовало сделать с самого начала. Вообще он прав. Веду я себя по-дурацки.

— Но и ты пойми. Узнать могут и без меня. Здесь все на виду. Хочешь, я нашим скажу, что ты не в лучшей форме для бесед и лезть к тебе не следует? Они и так-то побаиваются.

— Я что, кусаюсь?

— В тот день… ты так смотрел. Если бы ты себя в эллине видел, сам бы испугался.

— Мне там быть совсем не хотелось. Страх штука заразная.

— Ты не выглядел тем, кто чувствует страх, — серьёзно возразил он. — Но холодным, дальше некуда.

— Как снег? — я усмехнулся.

— Как камень. Белый мрамор, как боги в храмах. И взгляд примерно как у них. Мороз по коже и чувство, что все мы — не Рыцари, а полные ничтожества… и тебе нас даже жалко.

— Да ладно, — я выдавил смущённый смешок. — Там мне точно никого жалко не было, кроме себя любимого.

Он скованно засмеялся в ответ.

— А кого Круг хором упрашивал отказаться? Тебе себя жалко очень интересным способом. Тогда и сейчас. Так ты возьмёшь меня? На Путь с вами вместе.

— А хочешь? По-прежнему?

— Ещё больше. Хочу увидеть то, что видишь ты.

— Тоже тянет поглядеть взглядом богов из эллина?

Он нахмурился.

— Несмешная шутка.

И довольно злая, верно. Он вызывал у меня странное чувство: смесь горечи, досады и острой щемящей нежности — и я просто не знал, как с этим разбираться. Я и впрямь мог бы взять его с нами. И понимал, что Вил не разрешит.

— Я немножко устал, — мне даже не пришлось притворяться, чтоб голос звучал виновато. — Придёшь завтра?

— Я не мешаю? — он смотрел с опасением и надеждой. Мешаешь. И я то и дело хочу или наорать, или что похуже, и всё-таки ты мой друг, единственный здесь, и я люблю тебя, и почему не могу сказать это вслух, я не знаю.

— Не выдумывай. Приходи. Только выбери время, когда Аль не будет — ей гости как раз помешать могут.

— Ясно, — его глаза весело блеснули. — Брент тоже в гости не особо зовёт. Уже полгода как. Дело к свадьбе.

— В неполные восемнадцать? Да ладно. Он младше меня. Кому он сдался?

— Джинис, сестрёнка леди Неты. Помнишь? Играла с нами в водяного, плавала лучше всех. Нам лет семь было.

Я попробовал вспомнить, и даже почти получилось: блики солнца на поверхности пруда, тёплые брызги, смех. Девочка с чёрными косичками, за которые мы все её ловили, а она ловко уворачивалась и отбивалась фонтанами брызг… водяной-водяной, поплыви со мной, наколдуй желание… Но всё закрыла вспышка пламени, запах пепла, стена сплошного огня. По побелевшему лицу Кера я видел: он вспомнил тоже. Почти сразу после той игры у пруда. Мне не повезло поймать водяного… или желание было неправильным. Водяной, сделай так, чтоб мама не умирала.

— Крис, — севшим голосом шепнул он, — прости. Ради Мерцания. Я дурак. Безнадёжный. Мало Талин мне всыпал на балконе, ума не прибавилось…

Я улыбнулся. Без усилий. Прошлое в прошлом. И лучше оставить там пламя, чем ребятишек, играющих у пруда.

— Оставь. Что ж теперь, ничего не вспоминать? А за что он тебя? Не знал, что Талин перенял манеры Мейджиса.

— Вовсе нет! — быстро заступился он. — Он словами. Я сам нарвался. Он поймал меня на перилах. Помнишь, на башне.

— Он видел, как ты упражняешься? С поясом?

Кер неохотно помотал головой.

— Без.

— Тогда я его понимаю, — я вспомнил игры Кера на башне и поморщился, представив, что он выделывал это один — и без страховки в виде перекинутого через перила ремешка. Хотя если бы он сорвался, пояс бы его не спас… — Я же просил. Только со мной и со страховкой. А ещё меня звал сумасшедшим. Ты мне, кстати, не обещал?

Он смутился.

— По-моему, нет. Ты сказал: не надо. Ну и всё. Обещания не было.

— Вот бы мне было весело об этом вспоминать, если бы я вернулся и нашёл под балконом плиту с твоим именем.

Он кусал губы, пряча от меня взгляд. Я вздохнул. Я ведь знал, зачем он полез туда. Я мог заранее догадаться, что он полезет. И не взять клятву чести? Мне что, было на него совершенно наплевать? Жив или умрёт, неважно?

— Я был бы в этом виноват.

— Нет! — испугался он. — С какой стати?! Не ты же этот фокус выдумал. И это в прошлом. Талин уже постарался.

Я молча на него смотрел. Видя, как он теряется, краснеет, опускает глаза… и прекрасно зная, что я сейчас делаю. И зачем. Ощути такое чувство вины за весь этот разговор, за эллин и то не данное — и не исполненное — обещание, чтоб считать меня обиженным дальше некуда и желать искупления всей душой. А я тебе его не дам. Не так просто.

— Крис, — совсем тихо сказал он.

Я молчал. Не знаю насчёт снега и мрамора, но было и впрямь как-то зябко, будто молчание становится плотной седой пеленой, коконом, и слова, мысли, чувства, всё бледнеет и замерзает. И говорить я не могу, пусть и захочется.

— Если я хочу с тобой пойти, мне надо думать о нём иначе? Но я же не могу… мы другие, Крис. Заповеди и наши каноны, всё, во что мы верим… Но это ведь не значит, что остальных я считаю хуже. Просто другие, и всё. Разные.

«Другие. Просто совсем иное, да?»

Нет, Вил. Я так не чувствую. Никогда этого не понимал. И кто я сам, меж миром за Чертой и орденской Тенью…

— Не буду больше о нём говорить, раз тебе не нравится, — сумрачно сказал Кер. — И не выдам. Я же тебе не враг. И всё-таки лучше бы ты передумал. Можно всё сделать честно, и плохо никому не будет. И уйти тогда не в холод и потихоньку, а спокойно дождаться весны — всем нам. Ну поверь, Крис. Никто его не заденет. Тем более — тебя.

Белая пелена окутала меня так крепко, что я не мог бы даже кивнуть, наверно. Только глядеть на него и молчать.

— Не забудь запереть дверь. — Он встал, вдруг порывисто наклонился и ткнулся носом в мою макушку. — И оставь эти глупости о других Замках. Ты наш, был и всегда останешься. Хоть десять лет притворяйся менестрелем.

И уже от двери добавил с умоляющим видом ребёнка, которому сладкого нельзя, но ужасно хочется шоколадку:

— Ну пожалуйста, эджейан, возьми меня! Трудности пути меня не пугают. Я справлюсь. Даже зимой. Если иначе нельзя, я сам буду петь в трактирах. Я на всё готов, только бы ты согласился. Ты не представляешь, как для меня это важно. С тобой. И с арфой, возможно. Думаешь, ты один ищешь ответ, что значит быть настоящим Рыцарем?