Глава 9. Заповедь Слова

Я с трудом, но встал и вернулся в спальню. Аль полулежала в кресле, и вид у неё был довольно странный. Словно она узнала о мире нечто совсем новое и не до конца понимает, как ей к этому относиться.

А может, всё я выдумал, и она просто устала. Выглядит измученной. И под глазами круги. Ещё бы, сколько сил я из неё выжал. И не ели мы с нею… сколько? День — это уж наверняка.

— Как у них тут добывают еду, интересно?

— С подноса, — она прикрыла глаза. — На столе. Кер принёс.

Я посмотрел на стол. Два кувшина, над которыми вьётся парок, пышный поджаристый каравай, несколько тарелок: с сыром, незнакомого вида мясом, овощами, пирожными. Я разломил хлеб — это оказался пирог с загадочной, вкусно пахнущей начинкой.

— Будешь?

— Не сейчас, — сонно отозвалась она. — Я выпила вина, оно горячее. Ешь, пей и спи. Я уже… — и вправду заснула, как уверял мой слух Чар, сразу и глубоко, будто глотнула чистого сока дрёмы. Я рассеянно откусил — пирог оказался на вкус не хуже, чем по запаху, — и сам не заметил, как сжевал половину. Вина мне не хотелось, но к счастью, во втором кувшине обнаружился горячий шин. Я осторожно наполнил тоненькую чашку в форме причудливого цветка, уселся с нею прямо на пол и привалился спиной к кровати. Мягкий ковёр сам по себе вполне тянул на ложе получше многих, какие выпадали нам в странствии, а такую изысканную посуду я видел разве что на витринах, в городах вроде Аэтис или Северина, где живёт немало по-настоящему богатых людей, готовых покупать что-то не очень нужное — лишь потому, что это красиво.

Наверное, я задремал тоже: мне ясно виделось, что я снова в эллине, всё больше и больше во тьме, и пытаюсь позвать: «Джер…» — но кем бы он ни был (хотя там, во сне, я отлично знаю, кто это) — он не откликается. И именно поэтому тьма так желанна и всё полнее захватывает меня. И там, внутри, в глубине, появляется другое имя, как якорь и маяк, как нечто невыразимо манящее: Вил… Моё имя? Только ответа нет, но неважно, теперь — неважно. Мы оба — одно…

— Вил…

Я не сразу понял, что слышу его шёпот наяву. Да и немудрено: он прозвучал едва уловимо, даже для слуха Вэй. Я моргнул, пытаясь отогнать сон; шёпот не повторился. Всё-таки показалось… а что из этого взаправду? Может, я в лесу, лежу на траве, приходя в себя после Призыва, а эллин, Замок, мальчик-Хет — всё это мне только снилось?

— Вил?

Приложив, кажется, не меньше усилий, чем требуется на бег после серьёзной драки, где победа вовсе не за тобой, я сумел встать и почти сразу упал снова — точнее, пытался-то я сесть на кровать, но боюсь, вышло не очень убедительно.

Он смотрел на меня. Такой же бледный и неподвижный, как раньше; живыми были только его глаза. Мне казалось, надо сказать что-то хорошее, улыбнуться… не каждый день видишь лучшего друга после того, как чуть не потерял его. Но куда больше хотелось ударить изо всех сил. С размаху. А уж что просилось на язык, произносить вслух при Аль явно не стоило.

— Злишься?

— Нет, радуюсь.

— Извини.

Мои губы всё-таки сложились в улыбку, но приветливой она вряд ли получилась. Его взгляд стал почти испуганным.

— Вил, мне правда жаль. Очень. Но я рад, что ты здесь. Как ты прошёл?

— Хет помог. Передай привет Аль, я ухожу.

— Куда уходишь?! — он поморщился, пытаясь привстать, но вышло у него только чуть подвинуть ко мне руку. — Вил!

— Лежи. Рано тебе шевелиться. Ухожу из Замка, из Тени. Помнишь, кто я? Мне тут делать нечего.

Его пальцы коснулись моих. Это было так странно. Я не мог осознать, что чувствую — ожог, укол… только это было приятнее всего, что я когда-либо ощущал… после смерти мамы. И даже не так: я словно дотронулся до самой сути чего-то важного, главного, что составляет всего меня. Наверное, нечто схожее было со мною, когда впервые я смог ощутить всю глубину, красоту и беспредельность своих Кружев.

— Ты из-за Книги?

У меня перехватило дыхание. Слишком быстро. Слишком… неправильно. Он не мог знать. Не мог. Только если… он и вправду всё это время каким-то образом был рядом, или я был в нём, в его Кружевах… невозможно, но как иначе?!

— Я не собираюсь убегать. С нею. — Говорить это было труднее, чем когда-то давно — подчиняться требованиям забияк в трактире, из-за которых я впервые попал в Тень Эврила. — Я не сдержал слово. Но я не прошу прощения. И не жалею.

— Перестань, — хотя он едва шептал, вышло резко и почти яростно. Я тревожно покосился на Аль, опасаясь разбудить её, но к счастью, она мирно спала — или очень талантливо притворялась. — Вил, не надо. Слушай, я…

Он хрипло закашлялся. Я вскочил, налил в чашку тёплого вина, подсел к нему снова и приподнял его голову:

— Пей. Это твой друг принёс.

— Кер?

Определённо, все в этот день как сговорились меня удивлять: такой непонятной усмешки я на его лице ещё не видел.

— Нравится? Может, хочешь шин?

— Вкусно. Спасибо. Не уходи.

Я закрыл глаза. Всё-таки сна мне не хватило, а уж ему — тем более… Я бездумно допил остаток вина. И правда вкусно.

— Не прямо сейчас. Не пока ты… — у меня чуть не вырвалось «так лежишь». — Пока не разберёмся с Книгой.

— Ладно.

Он снова коснулся моей руки, едва-едва, но то странное ощущение появилось снова. Я совершенно этого не понимал. Я больше двух лет делил с ним дороги, еду, плащ по ночам, мы прикасались друг к другу тысячу раз… я давно перестал бояться, что он захочет от меня чего-то другого, кроме дружбы… и сам я ничего подобного никогда не хотел, уж это точно. Это было совсем не то, что я чувствовал возле Аль. Абсолютно не то. Но я не мог противиться этому. И не пытался. Я не ушёл бы сейчас, разве что меня бы от него оторвали силой.

— Похоже, я в твоей одежде, — я бесцельно подёргал нитку, вылезшую из рукава. — Потом расскажу. Ничего, если я тут лягу? Хотя на твоём ковре поуютней иной кровати в трактире…

— Ерунда. Ложись тут. Она широкая.

Я очень осторожно, чтобы не разомкнуть наших рук, улёгся рядом с ним, и желая, и опасаясь продлить это чувство, углубить его… разобраться. Но усталость оказалась сильнее, а может, тут было и облегчение от того, что он, кажется, не рассердился из-за Книги — хотя я знал прекрасно, что это неважно, клятва-то нарушена всё равно, и отвечать придётся. Но пока это отодвинулось куда-то далеко, как и моя злость, желание выплеснуть её, причинить боль, сделать что угодно, лишь бы навсегда это прекратить, лишь бы он никогда не заставил меня пережить всё это снова… Я уткнулся ему в плечо и заснул. И если что-то мне снилось, то я этого не запомнил.

Солнце било мне в глаза; потом его сменило другое сияние — взгляд и улыбка Аль.

— Проснулся? Я иду в ванну. И буду в ней лежать, пока не почувствую, что вот-вот отращу жабры. Там есть ароматные соли и мыло с запахом земляники… — она мечтательно вздохнула. — И специальное масло для волос… Если кто-то постучит, не смей открывать. Перебьются. Мало ли чем мы тут с ним занимаемся. Кстати, Хет сказал, с ним всё хорошо, но вставать ему пока всё же не следует. Съешьте мясо, пока не испортилось.

И она ушла, брызнув на меня вихрем смешинок, — я понял, что тянусь следом, только когда обнаружил себя сидящим на кровати, и криво усмехнулся. Если я туда за ней потащусь, вряд ли она мне порадуется. Хотя если бы мы с нею… этой огромной ванны вполне хватило бы на двоих…

«Вил».

Я был уверен, что вслух он ни звука не произнёс: я услышал, как он на меня смотрит.

— Привет.

— Отдохнул? Я давно не сплю. — Он свёл брови. И я, как всегда, подумал, почему с его золотистыми волосами у него брови такие же чёрные, как у меня, только красивее, вразлёт, а у меня такие, будто я вечно хмурюсь, неудивительно, что именно он нравится Аль… и вообще он всем нравится… кроме только того типа в эллине, которого я убью. Но сперва…

— Энт, нам надо поговорить. Решить всё до конца.

Я едва не прикрыл глаза, потому что это было и так непросто, а ещё и видеть его — вовсе невыносимо. Но я выбрал среднее и уставился на его подбородок.

— Послушай. Я сказал, что не жалею, но это не совсем правда. Я бы выбрал — выполнить обещание. Но раз не вышло, и это было для хорошего дела, значит, так тому и быть. Я сам виноват. Никто больше. И ты сделай то, о чём шла речь в клятве. Ты говорил, я её забуду. Ладно. Забирай. — Я сумел сдержаться и не поглядеть на Книгу на столе. Хватит, попрощались. — Я всё равно должен был её отдать… потому что это всё из-за меня. Я же знаю, какую ты нарушил Заповедь на самом деле. Ты тогда сказал, что дал отцу слово, насчёт Книги. Заповедь Слова, да? Я подумал сразу… но ты молчал, а я боялся спрашивать. Так что, знаешь, я…

В горле застрял комок — из льдинок или слёз, я не мог разобрать. Как и посмотреть на его лицо. Я сглотнул и ровно договорил:

— Не знаю, заслужил ли ты такое по вашим законам, но я — точно. Ты сделай, что должен. Это нормально. Я совсем не обижусь.

— Нет!.. — начал было он, но я решительно перебил:

— Да. Энт, я никогда не считал, что Заповеди глупость. Ты же знаешь. Я сам бы… может, если бы всё сложилось иначе… но я не о том. Я пытаюсь объяснить, что дело не в Книге и не в клятве. Я не поэтому… собираюсь… уйти.

Слова упорно не хотели говориться. Но в конце концов, Вэй я или нет… пусть последние мгновения.

— Энтис, я решил ещё до того, как дал ей Книгу. Я просто так больше не могу. Мы не можем. Мы и не должны были пытаться. Мы слишком разные. Не сами мы с тобой, а наши правила. Что ты и я считаем верным. Я знаю, это звучит так, будто я пытаюсь схитрить, заставить тебя передумать. Будто пугаю, что если заберёшь Книгу, то я уйду. Нет. Правда, нет. Заберёшь или нет, ничего не изменится. Я это сделаю всё равно. Хотя… мне не хочется.

Это уже было зря, конечно. Но в эти минуты, в наш последний разговор, мне хотелось быть искренним — во всём. Время увиливать и таиться прошло… да и когда это было правильным? Делай мы всё как надо, он не вошёл бы в эллин.

— Если не хочется, то зачем? — очень тихо спросил он. Как всегда, в точку. Вот почему так сложно выкладывать ему такие вещи начистоту: он слишком хорошо меня знает. Всё у нас всегда — слишком…

— Затем, что я не могу постоянно бояться! — я отчаянно вдохнул, пытаясь успокоиться, но его взгляд уже поймал меня — и всё моё самообладание пошло в трясины, осталось разве что не срываться на крик, который мог бы услышать кто угодно в коридоре, не говоря об Альвин. — Ты всегда это делаешь. Ты молчишь. А потом я… мы все получаем сюрпризы. Разве это честно?! — я прикусил губу: у него был такой вид, словно он снова стоял между столбов, только кнут держал я. — Энт, прости. Наверно, тут ничего страшного нет. Может, вас так учат: о важном не говорить. Заповедь Истины, лучше не сказать, чем соврать, я понимаю. Но я с этим жить не могу. Идти рядом с другом, постоянно думая, что сейчас он мне не рассказал о чём-то, а сам уже собирается в эллин, потому что жалеет о том, что сделал… из-за меня…

Как я ни старался, голос пропал. И жаль, что не двумя словами раньше. Вот уж их точно произносить не стоило.

— А меня ты можешь послушать?

Он с усилием приподнялся, пытаясь сесть ровнее; его рот дёрнулся, и меня словно бросило на ту площадь, где между нами не было расстояния, не было даже разницы, бьют его или меня — мы были рядом, мы были одно. Его боль была моя. И сейчас я чувствовал то же самое.

— И впрямь разные. Я глупости делаю, а ты их говоришь. — Он улыбнулся так же странно, как когда я сказал ему про Кера. А его рука была холодной и коснулась моей еле-еле, и я не понял, почему снова ощутил укол и ожог одновременно.

— Кто тебе сказал, что я жалею? Об этой истории с эллином — да. Но только о ней. Потому что я не должен был всё это устраивать. Начиная с того, чтобы уйти сюда вот так, после ссоры и не сказав тебе. Я всё сделал неправильно. Если уж и просить искупления, то за это. У тебя.

От его усмешки во рту сделалось горько и сухо, как в дикой степи, и я поспешно сглотнул, боясь повторения того степного приступа тошноты.

— Только я не прошу. Ты и так меня собираешься наказать. На свой лад. Я бы попросил лучше ударить, но ты же не станешь. А извиняться имеет смысл? Обещать, что я никогда так не сделаю больше? И ничего не буду таить? Что сказать, чтобы ты передумал?

— Ничего, — прошептал я. — Я не передумаю. Делай, что должен… с Книгой. И хватит… пожалуйста! Просто отпусти.

— Нет.

Вот теперь он сжимал мои пальцы по-настоящему. И наши взгляды соединились. Глаза в глаза, и я не мог оторваться.

«Это было. Я помню. Я смотрел уже так… и он. Это было давно… не раз… в моих снах. Где я становлюсь не собою».

— Я всё время думал о той клятве. Пока ты спал. Я ведь слышал… или мне снилось, а оказалось правдой, но неважно. Я всё равно решил отменить её. Взять назад.

— Так нельзя, — беззвучно выдохнул я.

— Можно. Мне решать. И не имеет значения, что ты сделаешь потом, уйдёшь или останешься. Книга твоя. Без всяких обещаний. И кому рассказать о ней, твоё дело.

— Я не стал бы.

— Знаю. И когда отдавал её тебе, я тоже знал. Иначе это был бы вовсе не ты. Не тот, за кем я пошёл и кого назвал другом. Не тот, кому я вообще мог бы её показать. Я ведь вижу тебя, Вил. Видел всегда. И отдать тебе Книгу я хотел. По-настоящему. И чувствовал, что поступаю правильно. Но я не понимал, как совместить это с обещанием отцу. И наверное, со всем, что я думал о Чар. С моим страхом. Я заставил тебя дать клятву, потому что это было… знакомо. Привычно. Словно сшил то, что разорвано, вот только разорвал я — и требовать, чтобы чинил ты, было нечестно. Дарить с условием… Тогда подарок вообще не имеет смысла. Как и дружба, в которой необходимы клятвы.

— Ты говорил… — миг я помедлил: чего сейчас вовсе не надо, так это заплакать. — Рыцарь просит искупления, когда жалеет о том, что совершил. Так о чём ты жалел, Энт?

— Не о том, что я тебе её дал. И не что Аль догадалась. И главное, я не жалею, что нарушил данное отцу слово, потому что это спасло тебя. И никогда не жалел, ни секунды. Мне только хотелось бы, чтобы отец был здесь… чтобы мы могли об этом поговорить. Он бы меня понял. А если и нет, я только у него должен просить прощения. Это наше с ним дело. Но не с кем-то ещё в Ордене. И ни с кем в мире Сумрака. Кроме тебя.

Наверное, я потратил вчера слишком много сил, а может, фокус Хета был не такой уж безобидный, иначе почему мне так трудно хранить самоконтроль… и просто понимать, что происходит. Я ведь слышу слова, отчего же мне никак не уловить их смысл? И так… больно… или хорошо? Как можно одно с другим перепутать?

— Вил, ты мне веришь?

Я молчал. Верю ли? По-моему, я не знал ответа.

— Прости меня. На самом деле ты прав. Отчасти это было из-за тебя. Но это не твоя вина. Дело не в Книге. И не в Заповеди Слова. Я злился — не на вас с Аль, а вообще… на всё. Она была права насчёт Замка: холодную зиму нам стоило провести в Тени Ордена. Пойти в Эврил ты бы не согласился, но Теней ведь много. Нам нужно было идти не в Джалайн, вот и всё. Или остаться в Северине. Я мог привести вас в любой Замок, в любой дом Вершины, я сам когда-то сказал вам это… Я забыл о холодной зиме. Попросту забыл. И что-то словно тянуло меня к Лойрену. Так было и раньше. Когда случилась та история с Книгой, я тоже хотел вернуться в Лойрен, как будто там моё место, судьба… я этого не понимаю. И тогда не понимал. Думал, я тоскую по дому, но на самом деле этого вовсе не было. А теперь мне кажется… может, я всё время хотел заплатить… за тебя? За то, что я чувствовал, когда ты стоял там. И я позволил. Я же мог помешать. Хоть попытаться. Подойти и спросить, зачем ты явился в Тень Ордена. Никто бы меня не остановил. А я не сделал ничего, как вчера ничего не сделал Кер, и по той же причине: мне не хотелось думать, как я держу кнут. И ему не хотелось. Это… что-то вроде трусости. Самообман. Попытка отгородиться. Будто, если сам ты в стороне, то от этого кому-то легче.

— Если из-за меня, — выдавил я, глядя на его руки, крепко держащие мои, — то какая разница, Книга или нет. В этом ведь и дело. Если твой друг из-за тебя хочет, чтобы его у всех на глазах били кнутом… как с этим дальше жить?

— Я хотел не этого. Я не знаю, чего хотел. Сперва — убежать, чтобы не говорить с Аль, потому что я не представлял, как об этом говорить. Потом… я был менестрелем в Тени. Не Рыцарем. Не у себя дома. Всё стало чужим. Я сам стал чужим тут. Я не мог простить… и твоего эллина, и что ты не со мной в Замке и не будешь никогда… А Аль считала, дело только в моём желании. Но ведь она права. Рыцарь делает то, что хочет. Почему же я не могу привести друга в мой дом, если хочу? А там появился Мейджис со своими обвинениями, и я просто… разозлился. Вина и искупление были ни при чём. Он назвал меня менестрелем, и я полез в эллин. Чтобы доказать ему. И понять, сумею ли я… то, что сумел ты.

Я растерянно поднял на него глаза. Лицо горело, словно кто-то надавал мне пощёчин, но сейчас мне было всё равно.

— Ты хотел доказать, что ты менестрель, но и Рыцарь тоже? Мейджису? Или себе?

— Не знаю. Всем, наверное. Ордену, отцу, Альвин… тебе.

— Мне не надо. Я никогда не сомневался.

— А кто ночью злился и велел убрать от тебя белый плащ?

— Но я… — я задохнулся. Он это понял вот так?! О, Мерцание. — Энт, я просто не хотел врать! Я не люблю, ты же знаешь!

— А ты знаешь, что я люблю тебя. И поверил, будто я сожалею, что помог тебе? Что пытаюсь за это извиниться?

Я бессильно покачал головой. И так он делает всегда. Я бешусь от злости, мне хочется отлупить его или наговорить такого, чтобы он не знал, куда деваться от стыда, а потом именно так чувствую себя я сам.

— Энт, это для меня слишком. Ты в законах Ордена разбираешься лучше меня, да и вообще во всём, ты прочёл столько книг… ну как ты можешь быть таким…

— Глупым?

— Нет. Жестоким.

Я прикусил губу. Как тогда в лесу, трясины, с его сапогами… он что, ничему не учится? А я сам?

— Энт, ты мне можешь обещать… — у меня вырвался короткий смешок. — Нет. Не обещай. Хватит с нас обещаний. Ты больше не пойдёшь в эллин, не сказав мне? Если тебе правда будет нужно, всерьёз нужно, то может, это смогу сделать я?

— Ты бы согласился?

— Наверное, да. Лучше я, чем кто угодно. По вашим правилам первый, кому это предлагают, — твой друг. Кто тогда?

— Да. И это последний раз. Правда. Прости за эллин. Я совсем не подумал, что сделаю тебе больно. Прости.

Мне очень хотелось лечь и закрыть глаза. Кажется, от этого разговора я устал не меньше, чем вчера от полёта в глубину на крыльях чужой силы Чар.

— Энт, скажи прямо. Без игры слов. Ты в самом деле не жалеешь, что нарушил Заповедь для меня? Совсем-совсем?

— Нет.

Это прозвучало резко, как взмах меча. Даже мой слух вейлина не мог уловить ни тени колебаний.

— Ты меня прости тоже. Я в тебе не должен был сомневаться. Я боялся, что потерял тебя. И что однажды так будет снова.

— Не будет. — Он надолго замолчал, и я уже подумал, что он задремал, когда он спросил: — Ты не бросишь меня?

Я вздохнул. Хотелось бы мне обойтись одним-единственным ответом. Его рука обняла меня, легко притягивая к себе, и в перерыве меж выдохом и вдохом я как будто полностью растворился в Мерцании, в его Кружевах, не было наших тел в Сумраке, не было ничего — лишь два узора Кружев, сплетённых воедино, и общая наша песня.

— Не брошу, — шепнул я и прибавил совсем неслышно, не для него, а только для себя: — Ты мой.

И тихий, тихий, едва различимый шёпот пошевелил теплом кончики моих волос:

— Навсегда.