Точка невозврата. Серен

Мы молчим так, словно все слова мира завершены — лишь тишина владеет Мерцанием и Сумраком, лишь зимние облака заполнили небеса, скрыв от нас звёзды, лишь играет занавесками, ветвями и травами ветер.

И лёгкие каштановые пряди кажутся совсем чёрными в лишённой звёздного света ночи. И по воле ветра, во власти его равнодушной игры, они развеваются и задевают моё лицо, губы и щёку — чистую, которой я к тебе повернулся, притворяясь, что хочу глядеть в окно, а не на ту, прекрасней которой не видел никогда… ту, которой взгляд мой больше не смеет касаться.

Ветер.

Задашь ли вопрос, который так пугает меня? Поймёшь ли ответ?

Разрывается пелена облаков, и в глаза мои смотрят сияющие золотом взоры звёзд.

И словно это сияние наделено волшебной силой разрушать заклятье недвижности и тишины, она встаёт и медленно, медленно идёт к окну, окунаясь в песню звёзд… в ветер.

А на грани зрения — движение, взмах руки, знакомым жестом убирающей с лица завесу светлых волос, призрак улыбки. Свежесть и глубина лесных озёр — его взгляд.

Что значит — серен?

— Вил.

Моё имя падает всплеском камня, брошенного в озеро. Та, что у окна, поймана тишиной.

И я уже знаю, кто из них спросит меня. И застываю от неизбежности. Смогу ли?.. За что он просил прощения?

— Собираешься опять уходить один?

Я молчу. А тонкая серая тень у окна вздрагивает… или это лишь игра облаков и ветра.

— Забудь, — вздох так тих, я едва ловлю его. — Без меня ты больше не уйдёшь никуда.

С открытых губ не слетает ни звука, голос пропал, растаял в ветре, да и нет слов.

А в его смехе нет ни капли радости. Но есть тепло, глубоко внутри, в сплетении синих нитей, в сердце непроницаемой мягкой тьмы, пронизанной росчерками алого и серебра.

— Не рассчитывай ускользнуть тихо. Я слышу твои мысли. И это ответ, Вил. Я знал, что настанет время просить прощения… и не получить. Но я не хотел втягивать тебя в это. А теперь ничего не изменить. И куда ни пойдёшь, смирись, что я пойду с тобой, ми эрин.

Он натягивает сапоги, встаёт, не сводя глаз с меня. И видит явно не только в Сумраке.

— Куда ты среди ночи? — наконец-то получается у меня.

— Уже почти рассвет, — бросает он, и впервые взглядывая на ходики на стене, я понимаю, что мы с Аль проговорили несколько часов. А по моим ощущениям время пролетело в один миг…

— До рассвета ещё долго. Спи!

— Я хотел сделать кое-что на кухне, пока не придут повара готовить завтрак. Вчера не успел… когда тарелки выскальзывают из рук, продолжать глупо. Но закончить-то надо.

— Не надо! — вырвалось у меня. Застывшие минуты, застывший голос, всё вдруг ожило, пришло в движение; я вскочил с постели, пытаясь его остановить, но он уже стоял у двери, непреклонно сжав резную круглую ручку с навершием в форме настурции.

— Энт, хватит! Прекрати. Помнишь, что ты Рыцарь для них? Веди себя соответственно!

Он усмехнулся так странно, что я замер в шаге от него, вглядываясь и едва узнавая.

— Соответственно чему? Выпрашиванию милости ценою обмана? Ты серьёзно просишь меня этому соответствовать, ми эрин? Смотри, я ведь могу согласиться. И путь наш с тобой в замок Лив, безусловно, станет куда легче… но что ты скажешь своей семье тогда?

И вышел, плотно прикрыв за собою дверь, а я гадал: отчего увидел взвившийся белым крылом плащ и стальной блеск меча под ним, если ни того, ни другого у Энта не было?

Я попятился и почти упал на кровать. «Я запрещу, и он подчинится»? Что тут происходит?

— Что значит «ми эрин»?

Лишь услышав слова, я понял, что произнёс их вслух. И без толку, ведь Энт уже ушёл, но от окна откликнулся тихий голос:

— Эрин — дружеское сокращение от «эт'серен», так зовут тех, что достигли слияния. Я думала, ты знаешь хиан-эле.

— Знаю, — пробормотал я, чувствуя, что ничего-то теперь толком не знаю. И главное — абсолютно не знаю, как объяснить всё ей. Энт разнёс в пыль мою надежду донести своё намерение осторожно, опираясь на доводы разума и никого не обижая… А может, она и не обиделась? Он во власти загадочной штуки, именуемой серен, и это явно опаснее, чем мне казалось; но Аль-то свободна от орденских верований и сохраняет здравый рассудок!

— Аль, я… — всё смешалось, спуталось под её взглядом, и я беспомощно сказал: — Он не послушал и меня. Извини.

— За что?

Я склонил голову, едва сдерживая желание спрятать лицо в ладонях. Она села рядом; ткань её рубашки коснулась сжавших одеяло моих пальцев. Волосы Альвин пахли дождём.

— Он прав? Ты хотел уйти в Лив без нас? Его бросить из-за угрозы Луча и серен… а меня?

— Я не хотел вас бросить!

Ну вот. Ну почему так получается всегда?!

— Я забочусь о вас! Я хочу лишь тебя уберечь!

Тихий неясный смешок.

— Вэйская забота. Мы столько раз спорили и ссорились из-за этого… но ты безнадёжен.

— И я вовсе не злюсь на него за серен! — перебил я, внезапно не в силах сдержать поток из мешанины чувств, грозящий затопить меня и унести слишком далеко, безвозвратно. — Это он как будто на меня злится… разве я не прав?! Сам он не верит ни в какую серен! Иначе не притворялся бы слугой, а шёл домой и требовал всего, что его по праву! Эрин… И подумал бы о тебе! Раз он убеждён, что их драгоценный Мейджис не выбросит даже меня, то уж тебя примут без сомнений.

— Примут? — блеск её глаз вдруг резанул как лезвие клинка. Я моргнул. Почудилось…

— Ты уже всё решил? Спланировал? Расскажи мне. Если Энт из твоих планов выпадает, то остаюсь я? Куда же меня примут, и как ты представлял себе путь в Лив в одиночестве?

Я не представлял. Просто не успел подумать об этом.

— Как собирался добывать еду? Разве петь ты сейчас сможешь?

Мне стоило труда не отвернуться. Или зажмуриться, прячась от её взгляда хотя бы так. Но ведь она права. Она лишь сказала правду. И что её от моего вида тошнит, неважно.

— Не знаю. Вряд ли. Но мне надо как-то жить с этим, Аль. Нельзя же не пытаться. Я всё ещё могу играть. Может, выйдет закрыть волосами щёку… маску надеть.

— Может. И что слушать тебя без песен не станут, а маску попробуют сдёрнуть, чтобы поразвлечься, тоже может быть. А ты полезешь в драку и потом с переломанными рёбрами будешь голодать и ночевать на улице — сейчас, когда и днём-то ещё холодно.

Она смотрела на меня в упор, и я никак не мог понять её настроения. Хотя что тут понимать… всё из-за Энта с его дурацкими сказками, из-за его упрямства, ведь раз он решил идти со мной, то и она его покидать не хочет. Само собой.

— Аль, — прошептал я, ощущая горечь вины во рту, горле и каждом завитке кружева, — ну прости. Я же просил: уговори Энта пойти с тобой в замок. Я понимаю, что тебе без него плохо! Но если он упрётся, то лучше тебе потерпеть без него под защитой, в тепле и уюте, и Хета там приютить, — чем тащиться через полстраны в компании урода, от которого со всех сторон одни беды. И драки, и ночёвки на улице… и в любой момент появится магистр, и вам обоим конец. И всё время смотреть на такое… — моя рука словно сама коснулась щеки, — твоей выдержке любой вэй позавидует, но зачем тебе-то это?!

— Выдержке? Так она стоит похвалы, Вил? Моя выдержка, когда я смотрю на тебя?

Я растерянно кивнул: её голос тоже звучал тихо и как-то странно — через силу. Будто ей больно глотать. Она ещё и простудилась? И ведёт речи о путешествии?!

— Зачем мне — что?

Мне показалось, чего-то я не понимаю. Интонация и взгляд… но прежде, глядя на меня, она не видела чудовище. И прежде Энт не заставлял её разрываться между любовью к нему и безопасностью. Ну вот что он нёс здесь?! Для чего было — при ней?

— Зачем тебе это путешествие, Аль? Ты сама сказала: всё изменилось. Я сделал ошибку, когда ушёл. Ты тогда говорила, друзья могут выбрать то, что хорошо лишь одному. Но я выбрал неправильно. А сейчас хочу хоть что-то исправить — для вас. Для всех в итоге, но сперва вы с Энтом должны пойти в замок и заключить союз лейан. Посвящён Энт или нет, ты станешь частью Ордена как его жена. А он от тебя уже никуда не уйдёт, — я сумел улыбнуться. — Глядя на вас, Мейджис подобреет и позволит ему пройти это несчастное посвящение. А я доберусь в Лив, всё там решу и вернусь к вам. Уже без метки, если мамина родня позаботится. А если и нет, в белом плаще разберусь и с магистром. Ведь так выйдет хорошо, да?

Я замолк с надеждой: сейчас-то удалось всё сказать ясно? Зря тянул со словом «лейан», произнести его следовало давным-давно. Они могли медлить из-за меня. Энт знает, как я отношусь к ней, и его рыцарские идеи… да ладно, я тоже не кинулся бы в лейан бездумно, если моё счастье ранит друга. Но это зашло слишком далеко. Аль не должна страдать из-за любви к тому, в чьём сердце есть не она одна, а влетевший туда с аккордами минелы бестолковый бывший менестрель!

— Да, — она смотрела в окно, где бледнели звёзды в просветах меж широко раскинутых крыльев облаков, потом прямо взглянула мне в глаза, и я ощутил странную дрожь во всём теле: будто меня разом обдали ледяной водой и толкнули в костёр, иных сравнений я подобрать не мог. — Всё выйдет восхитительно, если только я соглашусь. Но ты опять решаешь, не спрашивая, чего хотим мы… чего хочу я.

Она вздохнула, и я вновь подумал, что у неё болит горло, поэтому она так отрывисто роняет слова и морщится. Я хотел спросить, и тут она взяла мои руки в свои, переплетая наши пальцы. И горло подвело уже меня… застыло, как и я сам.

— Вил, ты уж извини, но я не стану женой Энта. Понимаешь, для лейан надо любить.

— Но он любит тебя! — выпалил я. И поразился неожиданно острому стремлению его защитить. Аль усмехнулась:

— Любит. Только не так. Кроме того, я тоже его не люблю. То есть, не так. Вил, ты же поёшь баллады о любви. И сам сочинил парочку. Ты должен знать, кого зовут «даэн», а кого сестрой и братом. Энт замечательный и прекрасный, и лучше брата не придумаешь, но лейан ни при чём.

Мы с нею были так близко, что я мог коснуться дыханием её ресниц. И руки наши были вместе, совсем как в самом начале, полтора года назад, когда мы едва знали друг друга, и я сказал, что дружить ей лучше с Рыцарем, а не с бродягой, а она ответила: «Но мне с тобой интересно». Интересно… Что Энт сделал ей без меня… или чего не сделал?

— Он обидел тебя? — мне хотелось ослепнуть, чтобы не видеть её глаз и выбившихся из-под серого шарфа каштановых прядей… и губ, сжатых с печалью или досадой, не понять. И вынырнуть из трясины ненужных слов. И отодвинуться — впервые её близость не только пьянила, наполняя тело и кружево жидким огнём, но и причиняла боль, едва я представлял, какое дивное зрелище перед нею маячит. — Это он нечаянно… наверно, из-за меня. Тревожился и ляпнул глупость. Прости его.

— Он меня не обидел. Вил, мы не ссорились. Ты меня слышишь? У нас всё в порядке. Мы просто не даэн. И не станем. Он не влюблён в меня, и это очень удачно, ведь я не могла бы ему ответить.

Аль склонила голову, и шарф соскользнул, выпуская на волю небрежно заплетённую толстую косу: без ленты, отданной мне, она наполовину распустилась, шелковистым красным золотом укрыв наши руки. А я тонул в пряном аромате тальника — им пахли её волосы в моих пальцах, когда я думал, что она не проснётся… сейчас к нему прибавились ноты миалы и ежевики. Я вдруг вспомнил один из самых странных разговоров у лесного костра: единственную неловкую попытку уверить Энта, что я не влезу между ними, что бы ни чувствовал, и тихий смех: «Вил, да я ей не нужен! Зачем я ей сдался, когда у неё есть Хет? Всегда вместе и понимают друг друга без слов! Был бы он правда сказочным лат и обернись человеком, и мы увидели бы любовь, достойную сотни песен!»

— Как-то Энт сказал, что всерьёз ты любишь лишь Хета, — вырвалось у меня. И наконец-то я признался: — Я видел его облик в Мерцании. И он был не пёс. Юноша. Красивый… с сиреневыми глазами. Он помог мне попасть в замок. Ты знаешь его таким? Он ведь жив, верно? Кем бы ни были лат, их способности выше людских. Он не мог умереть!

— Он и не умер. Но далеко. Есть какие-то причины, не дающие ему пока вернуться. Надеюсь, он поторопится, таскать за собой огромного и не очень живого пса — дело непростое… что приводит нас снова к замку Эврил — куда, ты прав, нам стоит попасть поскорее. Нам всем. И тебе. — Она мягко высвободила руку и прикусила кончик косы, не сводя с меня непонятного задумчивого взгляда. — Расклад такой: Хета мы не можем взять с собой в путь до Лива. Бросить его в Эвриле одного мы не можем тоже. Оставить Энта нельзя, он высказался достаточно ясно. А я буду там, где ты, потому что люблю тебя. Выходит, возвращение твоё в Эврил решено и не обсуждается. Пока не проснётся Хет. А там посмотрим.

Я молчал. Пытаясь осознать, что сейчас услышал. Что она хотела сказать. Ну конечно… о даэн, братьях и сёстрах…

— Я тоже тебя люблю, Аль, — осторожно, словно ступая по болотным кочкам, произнёс я, очень стараясь наполнить тон и кружева лёгкостью и спокойствием, — и Энта, и Хета. Но потому-то и не хочу в Эврил. Ну сколько можно? Там Мейджис, снаружи Луч. Со мной рядом плохо придётся вам обоим. А я на дорогах вырос, ничего со мной не случится.

Она всё кусала косу, разглядывая мой подбородок так внимательно, что я встревожился, не осталось ли там следа от супа. А проверить неловко… я ощущал такую растерянность, что просто не знал, что делать и говорить. Но она всегда звала меня «любовь моя», и это была шутка, вот и всё, не даэн, а сестра… Покой в мелодиях кружев рвался в клочки под напором урагана, и они таяли в пламени.

— И потом, — я рискнул добавить в голос ноток смеха, — сравни: в замке будет тот, кого ты точно любишь больше меня! Из нас с Энтом, с его серен и моим страшным видом, и мирно спящим Хетом я бы на твоём месте выбрал Хета без раздумий!

Альвин отбросила за спину косу, наклонилась ко мне и поцеловала.

_ _ _

* лейан — супружеский союз, а также синоним слов муж/жена: «Она стала его лейан», «Он мечтал быть её лейан с детства»

** даэн ‒ возлюбленный/ая. Слово является сокращением от труднопроизносимого словосочетания на древнем языке хиан-эле. Буквальный перевод ‒ «невыразимо прекрасный в нашем слиянии, рождённом любовью»

Оба слова не склоняются.