Точка невозврата. Встреча

Чем мне заняться в ближайшие три часа ожидания, пока не появится Энт, я совершенно не знал. Как и того, зачем понадобилось срываться сюда настолько раньше назначенного срока. Но он сам-то наверняка придёт заранее, или мне предстоит очень удивиться… Я прошёлся по поляне, посидел на пеньке, почти сразу понял, что даже в тёплой одежде это решение не из разумных, встал и обнажил меч — если эту детскую игрушку можно было так называть. Сам я скорее бы причислил Дашар к длинным кинжалам. Но отрабатывать с ним приёмы фехтования его длина не мешала — даже наоборот. В конце концов, не с Рыцарем же я с ним собираюсь сражаться. А разобраться с кем угодно, и даже парочкой кого угодно, обученных вне Тени и вооружённых творениями кузнецов не из Ордена, я спокойно могу и с моим лёгоньким Дашаром. Уж если на то пошло, сейчас бы я это мог и с обычной палкой. Или со столовым ножиком. Хотя лучше с вилкой, в зубчики проще захватить лезвие чужого оружия…

Это странное чувство, эта пустота… часть меня упорно не желала оставаться моей, видеть и ощущать: мир вокруг меня, промозглый холод зимы, блеск Дашара, шорохи леса… всё это как-то шло стороной, будто я смотрел сам на себя из-за толстого и мутного оконного стекла. И только когда этой частью себя я мысленно тянулся к Энту — находил — касался… только вот это уже был не я, это был… он? Нет, конечно, нет, я всё ещё я, Вил Тиин, стоящий у мёрзлого дерева на поляне, где впервые услышал имя Энтиса Крис-Талена… и в то же время я был в замке, хотя и не видел его; я просто знал, что мне надо как можно скорее оттуда выбираться, потому что это чувство пустоты… повелительный зов той моей части, что делала мир живым, поющим и разноцветным… манил сюда, в лес, в то место, где сейчас я — всё ещё я? — ждал его.

Этот зов был вне Поля, я знал точно. Он звучал столь глубоко, что и в большинстве Кружев не отзывался. Я сам — я, смотрящий из-за стекла, — едва его слышал. Но тот я, которому было так оглушительно, так нестерпимо пусто, — мог слышать только его. И только к нему стремиться.

Наверно, я сам был виноват во всём, что случилось дальше. Ну а кто же ещё. Когда чувствуешь, что тебя зовут, пусть даже тихонько, то откликнуться уже погромче — так легко… не говоря уж о том, что я всё это время ещё и танцевал с Дашаром, а забыться и сделать беззвучный ритм чуть более звонким — особенно когда смотришь на самого себя из-за стекла… ну конечно, я мог. Но сам ничего не замечал до того, как на старом дереве, к которому я несколько минут прислонялся, переводя дыхание после особенно яростной серии выпадов, не зазеленела почками ветка — это в середине-то зимы! А пока я на неё бестолково таращился и в сотый раз пытался понять, как же это у меня получается, и в какой из прочитанных мною глав Книги об этом написано, и отчего я ухитрился это пропустить, — внезапно я осознал, что на полянке я не один. И к сожалению, тот, кто заинтересованно любуется мною из-за деревьев, — вовсе не Энтис.

Конечно, я его знал. По слухам, по имени — чуть ли не полжизни… какой менестрель, и тем более, какой обладатель Дара мог бы не знать вэй’Каэрина Трента, известного как выдающимся талантом слушателя Кружев, так и особой жестокостью в обращении с учениками. Но видел я его прежде лишь раз — и сам о том не догадывался, пока не увидел снова. Сейчас. Тот вэй-лорд в гостинице. И теперь я молча глядел на него, застыв в прямом смысле слова, и думал: почему там я его не узнал? Тогда мне и в голову не пришло, что передо мною Луч, и тем более, тот самый Каэрин. И почему сейчас я в этом не сомневаюсь?

— Приятно знать, — с любезной улыбкой промолвил он, — что в Кружевах ты узнаёшь меня. Вил, не так ли?

Ни в Кружевах, ни вслух имени я ему не называл. Но если о Магистрах говорят правду, то он попросту мог вынуть его из моих мыслей… а закрывать мысли, выходит, я не умею… что бы я прежде об этом ни думал.

Он усмехнулся.

— Вил из Замка Эврил, как услужливо поведал мне хозяин той гостиницы. Он к тебе весьма расположен.

— Мы незнакомы, и я не понимаю, что вам от меня надо.

В уши словно набили ваты — я едва слышал себя. Все силы мои уходили, чтобы стоять перед ним прямо и спокойно, не дёргаться, не пытаться убежать, и главное, не потерять сознание. Сделать голос ровным и бесцветным, лишённым обертонов, чёрно-белым, как зимний лес вокруг нас. Не выражающим ничего.

— Думаю, понимаешь. Впрочем, я и впрямь пока не представился. Каэрин Трент. Луч Звезды Тефриана.

Я молчал. Если мои мысли видны ему, несмотря на все усилия скрыть их, то мне уже конец, скажу я что-либо или нет.

— Но ты же и так знаешь меня, маленький Рыцарь… владеющий Даром. Нет, уже Открытый, полагаю. Но раз моё имя произнесено вслух, то и тебе пристало назваться. Я часто бывал в замке Эврил, но твоё лицо мне не встречалось… как и столь яркий оттенок Кружев. Как же полностью звучит твоё имя? Кого из детей Ордена, в чьей Тени Чар пробудилось подобное дарование, я ухитрился упустить?

Уже опустив глаза, я понял, что делать этого было нельзя ни в коем случае. Я и не хотел. Просто не смог выдержать его насмешливый, едкий, зелёным огнём обжигающий меня взгляд.

И посмотреть на него вновь — уже не помогало. Он в упор разглядывал меня и откровенно смеялся.

— Ну, мальчик, это можно считать ответом? Не Рыцарь, нет. Стало быть, обычный странник из Тени… или обычный менестрель? Хотя о чём я, тебя уж точно не назовёшь обычным. Исход свершился, ведь так?

«Я закрыт. Я в тени. Меня не слышно».

— Это даже не смешно, малыш вэй. Не будь тебя слышно, я не пришёл бы сюда за тобою следом. И вряд ли заметил бы, как страстно ты зовёшь кого-то. Но кто может, найдя Открытого, защитить его от Звезды?

Зову?! Нет, нет, я… но он, конечно, был прав: похоже, пытаясь спрятаться от него, я сумел лишь закрыть свой внутренний голос от самого себя. И только теперь понял, что не просто зову — и не в той далёкой глубине, где было так пусто, пока там я не становился отчасти Энтом. Нет, на самой поверхности Кружев я кричу беспрерывно, умоляюще, отчаянно: приходи, скорее, ну приходи же! Энтис, иди ко мне!

— Мальчик мой, кого бы ты ни звал, но ты оказываешь ему крайне дурную услугу, пытаясь притащить к Лучу в качестве спасителя. Ты знаешь, что по закону Тефриана любой, кто держит в тайне от Звезды имя Открытого, будет сурово наказан? Даже если, как я полагаю, речь идёт о ком-то из Ордена… друг? Отец? Или, возможно, девушка?

Я ни разу не пробовал полностью заглушить все мелодии своих кружев, мне было страшно о таком даже подумать, да и Книга от этого предостерегала. Но сейчас я изо всех сил пытался сделать это. И всё равно, что будет со мною дальше. О чём я, никакого «дальше» у меня теперь нет… но Энт не должен появиться тут — не должен! И погружая все нити каждого завитка узоров в белый холод оглушающей немоты, я оставил звук лишь глубоко в пустоте, где сам себя едва слышал… и там я — или уже не я? Кем или чем была эта часть, которую я заметил лишь в миг, когда смотрел на Энта в эллине? — там я требовал, яростно, на пределе сил и желаний сердца: Энт, остановись, будь в Замке, не смей ко мне приближаться!

А глаза щипало от слёз. Потому что я… то моё новое, непонятное, глубокое «я»… понимало: этот мой голос не может полностью заглушить второй, внешний, зовущий его сюда. Не прекращающий его звать.

— Хватит, — мягко произнёс Луч. — Властью Звезды я заявляю права на обладателя Дара, и твой долг — следовать за мной. Я не враг тебе и не собираюсь ни разрушать Дар, ни сообщать о тебе прочим — пока. Но ты должен понимать, что я обязан следовать закону. Как и ты. Давай не будем всё усложнять.

Я закрывал от него Энта. Никогда ещё я так ни от кого что-либо в себе не закрывал. И ведь у меня почти получалось… но он был словно огонь, изумрудный колючий огонь на острие урагана, он врывался в мою защиту и опалял, рушил, разносил в клочья, а те втягивались в языки пламени, усиливая и укрепляя его.

— Перестань. Это весьма эффектно и даже действенно, я впечатлён. — Искреннее тепло и симпатия в его тоне были хуже всего, потому что мне всё больше хотелось ему поддаться. — У тебя есть талант, и немалый, бесспорно. Я бы сказал — уникальный. Но совершенно нет опыта. В отличие от меня. И желая затенить, ты лишь обнажаешь. Поверь, мальчик, не подумай ты о своём защитнике… своём друге… троих друзьях… я бы и не знал о них. Да я не знал бы и о том, что ты — не сын Ордена, если бы ты сам себя не выдал. Ведь сперва я поверил тебе — в гостинице. И верил даже здесь, пока ты со столь явным смущением не отвёл взгляд вместо того, чтобы в гневе послать меня в трясины с моими расспросами.

Сила его напора прижала меня к дереву, распластывая на стволе. Щёку задела ветка с едва набухшими почками, и я с внезапным ужасом подумал, что он заметит ещё и это… и разумеется, он заметил.

— Интересно. — Теплота из его голоса исчезла напрочь. А пристальное, острое внимание — осталось. — Твоя работа? И как?

— Моя. Не знаю.

Почему я отвечаю, я не знал тоже. Он разрушил не только защиту; он настойчиво, властно забирал под контроль мою волю.

— Тот Рыцарь, которого ты звал, всё знает о тебе?

— Д-да.

Мне казалось, что мои слёзы, кровь во рту от прокушенных губ, узоры кружев — всё обратилось в огонь.

— Так избавь его от нашей встречи, которая не будет приятной и не кончится добром ни для кого из нас. Тем более, он… и ещё… девушка? — глаза Вэй заслонили весь мир передо мной изумрудным пожаром. — Ты готов притащить сюда и девушку? Которая знает о тебе тоже? Заставив Звезду наказать и её?

«Её глаза иногда обжигали вот так же, изумрудно… Нет — темнота! Тени. Стена. Ничего… Альвин!..»

Последнее, что я хотел сделать, — начать с ним драться. В самых безумных грёзах, начитавшись Книги и совершив очередное «великое» открытие в себе самом и собственной силе, я не представлял, что вступлю в сражение с Вэй. Тем более, с Магистром. Тем более — с Лучом. Но я просто не мог остановиться. Это вырвалось наружу само — как тогда, с разбойниками, схватившими Энта, но только многократно сильнее. Что-то во мне словно устремилось в его огонь, в самую сердцевину его пламени и запело там, но песня эта оглушала — и обвивалась вокруг его кружев, вплетаясь в переливы его мелодий, в их суть, делаясь нотами, основой… направляя то, из чего создаются цвета и звуки, против него самого. Изнутри. Извне. Отовсюду.

Огонь. Уже не его. Уже нечто большее. Сотни цветов, оттенков, языков кинжального пламени. Я сам их создаю, я сам могу в них сгореть… если только там, высоко, в глубине, что-то не поймает и не защитит меня… не сделается мною, забрав меня себе… и за пределами Поля, Сумрака, Кружев — там, где нет даже нитей, сплетающих Кружева… я останусь настолько собою — настолько свободным — что никому не найти меня никогда, никому не дозваться.

«Вил!»

«Эджейан… Энтис».

Тишина взорвалась его криком. И я тотчас зажал ему рот — хотя это было совсем не то, не звук и не прикосновение, и никто не слышал этого крика, кроме нас двоих, — даже Луч. Уж это я знал точно.

Но миг был потерян. И моя недолгая власть — тоже, и окончательно. Губы жёг солёный вкус крови. Луч стремительно подошёл вплотную и обеими руками стиснул мои плечи, наклонясь к самому лицу:

— Мания самоубийства?! Что за эгоистичную глупость ты учинил? Кого едва не вызвал?! — по его вискам и подбородку тоже стекала кровь, а в яростно пылающих его узорах я безошибочно ощущал цвета боли. — Идиот. Ты, трясины, звучишь как Магистр, как чёртов истинный Вэй, а когда я пытаюсь спасти тебя — лезешь в драку? Чтобы вся проклятая Звезда тебя услышала?! Чтобы прямиком отсюда отправиться в лаборатории Башни и сдохнуть там через полгода, если повезёт?!

Я едва понимал, о чём он говорит. Разбуженное пламя, то неистовое нечто в глубине, всё ещё бушевало во мне, впиваясь и едва не разрывая. Всё тонуло в огне. Остатки сил я тратил на то, чтоб не выть от боли.

— Видит Мерцание, я пытался этого избежать.

Он отбросил меня в склизкую кашу из земли, догнивающих листьев и остатков недавнего снега. Я едва успел вздёрнуть голову, чтобы всё это не забило мне рот, и тут нечто вроде невидимых ледяных оков обвилось вокруг меня, поставило на четвереньки и обездвижило, не давая пошевелиться. Одежда с треском разорвалась — я смутно подумал, как жаль, раз в кои-то веки у меня появилась хорошая одежда… и удар обрушился с такой силой, что я не смог даже закричать. И дышать. И осознавать… никакой кнут не мог бить так, врезаясь сквозь кожу, плоть и кажется, даже кости, добираясь до самых кружев… наверно, я всё-таки кричал — или кружева кричали, захлёбываясь, заходясь в какофонии бывших мелодий… а я, не видя и не чувствуя ничего, кроме ужасающей боли, рвался и рвался, не желая того, но не смея застыть и покорно ждать, пока боль закончится. Энтис. В той тишине, где тишины больше не было. Энтис, который непонятно как был здесь тоже. Каждый миг. Каждый удар. Каждый вопль рвущихся моих кружев. Энтис, которому я не мог позволить увидеть всё это ещё и в Сумраке. Нет. НЕТ. Не смей приходить сюда!

— Глупый мальчик. — Его голос способен был рассечь даже боль холодным презрением. — Ради твоих друзей и тебя самого надейся, что они здесь не появятся. Хотя если там девушка, так оно и будет. Женщины знают цену реальности. Ни одна из них не сменит постель Рыцаря в уютных стенах Замка на промёрзший лес и гнев Вэй-лорда. И не позволит тому, кто с нею рядом. Тем более, ради Открытого менестреля. А иначе что бы они увидели? Тебя, вот такого, сейчас — у моих ног, в грязи и следах от порки?

«Увидит… она?!»

Я хватался за этот голос, словно ловя ладонями лезвие меча, режущего меня… и чувствовал то же самое. И зачем делаю это, да и вообще что именно делаю, я не понимал. Я ничего уже не понимал, кроме одного: они могут прийти и увидеть меня. Она может увидеть. «Не сменит… постель Рыцаря… с нею рядом». Рядом. Энт и она. От одежды уже почти ничего не осталось, да кажется, и от тела под нею тоже; в глазах клубился огненно-алый туман, и как у меня вышло освободиться и встать, было похлеще Великой Тайны.

«Энт и она. В его… постели. И увидят меня…»

Меня так шатало, что не поймай он меня за плечи, и я сразу упал бы снова. Он к чему-то прижал меня спиной… к чему-то раскалённому, шипастому и ядовитому, судя по тому, что я ощущал. Но крохотная часть сознания, которая ещё ухитрялась отделять иллюзии от сути, утверждала, что это попросту дерево.

— Побеги на сухой ветке и свежая трава посреди зимы, — глухо, как сквозь толщу воды, прожурчал голос Луча, совсем не едкий и лишённый даже намёка на ярость. — Дитя с песней Магистра… Назови своё имя.

Голос Чар. Я и сам умел говорить так. Но не с подобной, всё сминающей повелительной силой, которой я просто не мог бы противиться, только… укрыться в том глубоком островке тишины. Где был Энтис.

И тут я его услышал. Уже совсем рядом, а я безнадёжно сползал по шершавому стволу вниз, в бурую кашу из прелых листьев, не зная, как прогнать его, давясь заполнившей горло и рот кровью. И он был не один.

Потом я удивлялся, как долго продолжалось всё это — вопросы, насмешки и боль, и мои смешные попытки противостоять ему — и как стремительно понеслось время, когда Хет бесшумной чёрной тенью вылетел из-за кустов, целясь Лучу прямо в горло. Тот резко отмахнулся — я видел вспышку, извив бича из ярко-белого пламени и мгновение страха в зелёных, как у Альвин, глазах — и Хет беззвучно рухнул к его ногам, издав при падении такой стук, с каким ни одно живое (или пока ещё живое) тело наземь не падает.

Я, наверное, вскрикнул… или попытался, но вырвалось лишь сдавленное хриплое рычание. Никакой тишины не осталось, как и барьеров, пусть они и не спасали; но я снёс их все, отчаянно прорываясь к сути загадочного существа, которое было неважно кем на самом деле — главное, нашим товарищем, спутником на дорогах, другом. Но ответа не было, зато Каэрин яростно хлестнул уже меня жгучим вихрем своей силы — я едва не ослеп от хлынувшего ему навстречу собственного огня — а на полянку вышел Энтис.

Он двигался мягко и грациозно, с уверенностью гуляющего по своим лесным угодьям сытого тигра. Его лицо было отрешённым настолько, как если бы всё происходило во сне; рука лежала на рукояти меча, но столь небрежно, словно сам он не замечал этого и даже помыслить не мог, чтобы оружие покинуло ножны. Однажды я видел в точности такое выражение и такую походку: когда под мою песню он уходил от логова семейки биров.

— Лорд Энтис Крис-Тален, — прохладно обронил он, глядя не в лицо Луча и не на меня, а куда-то сквозь нас.

Каэрин выглядел странно. На миг мне показалось — я слышал — что он думал не обо мне и вообще был не здесь, а далеко, в глубине скрытых от меня мыслей, во власти памяти.

— Крис-Тален защищает Открытого, — задумчиво произнёс он. — Это становится традицией. Милорд, вам здесь не место.

— Как и вам, — мой друг говорил ровно и бесстрастно, и я не был уверен, видит ли он бездыханного Хета, понимает ли вообще, кто перед ним.

— Вы знаете, что нарушили закон, — на удивление мирно заметил Каэрин. — Но ради леди Крис-Тален, с которой я был знаком, я отпущу вас сейчас. Уходите, милорд.

— Только с моим другом.

Магистр сузил глаза. Я не знал, чувствует ли Энт волну обжигающего холода, воронкой закрутившегося вокруг него, — холода, который был ещё и огнём, от которого я едва мог видеть и дышать. Лишь дерево за спиной помогало мне не падать. А Энт стоял прямо, отстранённый и спокойный, и часть меня — та дальняя странная часть, что была в нём, — тоже была полна покоя… будто мы уже умерли, и ничто не поранит нас.

— Если снова я увижу вас вне Тени, лорд Крис-Тален, то все, кто небезразличен к вам, об этом пожалеют, — ярко-зелёные глаза обратились ко мне, и неистовое пламя вырвалось из них, окутало меня и пронзило насквозь, и я едва не оглох от мучительного стона моих кружев. — Если захочешь вернуть всё как было, ты придёшь ко мне.

В его руке блеснул мой Дашар. Я не мог шевельнуться… а лезвие кинжала приблизилось к моему лицу и вонзилось, и уже два крика смешалось, в Мерцании и Сумраке, а может, их было три… и я увидел её лицо — Альвин. Застывшее и такое белое… как мраморное лицо Давиат в лесном храме. И обрушилась тьма.

— Вил!

Звук доносился глухо. Я тонул в изумрудном пламени. Кинжалы… и острее их, жарче огня — глаза Аль.

— Вил, пожалуйста, очнись. Посмотри на меня.

Я не мог. Там, за огненной стеной, был Магистр, который убил Хета, а она видела… всё. Его труп. Меня в разодранной одежде… А Каэрин видел и слышал мелодию её кружева. Бешеную. Полную Чар. Едва я открою глаза, и он заберёт нас обоих. Заберёт её у меня.

— Энт, он жив?

— Да. Я его ощущаю. А Хет?

— Спит. Кажется. Но не умер, я бы знала. А если он и Вила усыпил так?

Лучше бы он и впрямь меня усыпил. Или убил. Я не знал, как вырвусь из-за этой завесы, как посмотрю ей в глаза, как решусь с нею заговорить.

«Вил, пожалуйста».

«Огонь… изумрудный и чёрный…»

«Вил, он ушёл. Я прогнал его. Я очень прошу, просыпайся».

Это не было чем-то вроде слов. И даже не колебаниями кружев. Возможно, всё это мне лишь снилось.

— Вил? Ты нас пугаешь.

Её голос отзывался в кружевах перезвоном льдинок, лёгким летним дождём… а за ним пряталась мощь урагана. Ярость, от которой меня — и весь мир — отделяла лишь тончайшая вуаль ожидания. И сон Хета.

Я открыл глаза. И пожалел сразу, потому что на меня сотнями тех изумрудных кинжалов упала боль. Я лежал на их остриях, а другие прибивали меня к земле, заполняя разрывы жидким кипящим ядом.

Кажется, я застонал, потому что в мелодиях кружев двоих… троих?.. изменился оттенок тревоги.

— Всё хорошо. — Голос Энта прервался облегчённым вздохом. — Вил, ты только не дёргайся. Полежи тихонько. И говорить не надо. Главное, Луч ушёл, и все мы живы и свободны. Почти. Могло быть хуже.

— Хет, — выдавил я. А лучше бы и правда молчал — казалось, моё лицо в самом деле погрузили в огонь. По щекам потекли слёзы. Я смутно удивлялся, отчего не слышу, как они шипят на раскалённой коже.

— По-моему, он накинул на Хета такую же сеть, как была на Аль вначале. Аль говорит, он жив. Ей виднее.

«Или ей хочется думать так».

«Я верю ей».

«Это твоя Чар? Как у нас получается?»

«Нет, я… просто слышу тебя…»

И конечно, слышать мы сразу перестали — если это безмолвное, неощутимое касание мыслей можно было так называть. Я понимал, что Энт прав и шевелиться не стоит, но попробовал. И едва успел зажать зубами жалобный вскрик.

Кружева моего друга определённо зазвучали более сердито. А ещё там, в глубине, прятался отзвук смеха — довольно нервного, но всё-таки это был смех. Да мне и самому впору было засмеяться, зная, что именно он сейчас вспоминает. Судьба и впрямь подсматривает за владеющими Чар и порой играет с ними не в самые весёлые игры — уж со мной это происходит точно…

Меня окутал терпкий медовый запах. Чувство, что к щеке прижали раскалённое железо, слегка отступило. Дыхание Энта было неровным и тёплым, и тоже неуловимо отдавало медвянкой.

— Дёрнешься, свяжу, — тихонько шепнул он мне в ухо. Я всем кружевом ощутил бархатистую мягкость его улыбки. — Как только тебе станет получше, мы уберёмся отсюда, а пока спи. Я разведу костёр. И не думай о нём. Не бойся. Он не придёт. — Сквозь ресницы я видел его серьёзный взгляд. — Не волнуйся ни о чём. Всё и правда могло куда хуже закончиться.

«Ничего не окончилось, эджейан. Всё только начинается».

Но ответа не было. Зато боль никуда не делась, несмотря на целительное действие Чар и сока медвянки. Я закрыл глаза и попытался пусть не заснуть, но хотя бы окунуться в подобие сна, отчасти выскользнуть из Сумрака, отодвинуть и тело, и разрывающую его боль… и страх. Такой сильный страх, какого в жизни я ещё не испытывал.

Потому что боялся я не за себя. Уже нет. Луч был прав: бояться следовало за них. И то, что случилось с Хетом, было первым шагом… предупреждением. И угрозой. Которую он с лёгкостью мог исполнить.

«Все, кто небезразличен к вам, об этом пожалеют».

«Если захочешь вернуть всё как было, ты придёшь ко мне».