Элайвен

Энтис остановился, тяжело дыша, и медленно разжал пальцы обеих рук, выпуская тренировочные мечи: тяжёлый и малопригодный для воина его сложения — из правой руки, тонкую лёгкую саблю с витой гардой — из левой. Зачем он мучился с мечом, сам не знал: он такое оружие ненавидел, оно затрудняло все его любимые манёвры. Но зато позволяло… что? Спустить пар? Или получить десяток новых синяков и ссадин от манекенов, которым плевать на его удобства, они просто вращались в заданном темпе и отлично соответствовали орденскому присловью «Дышать, танцевать и любить нельзя понарошку». Во всяком случае, что касалось танца и дыхания… которое у него сбилось примерно на середине второго часа и никак не восстанавливалось. Трясины Тьмы. Надо было на Пути заниматься больше. Просить Вила использовать Чар в их сражениях. А этак он и за два знака к бою с Мейджисом не подготовится. Тот попросту будет положенные полчаса лупить его по всему, куда дотянется, как эти манекены, только у него-то, в отличие от них, будет не палка, а сталь. Ею больнее. А ещё ею можно очень красиво нарезать одежду ленточками… и кожу под одеждой… причём так, чтобы когда на исходе получаса с тебя свалятся штаны, под ними-то ран не будет, а вот где ткань на тебе останется, там другое дело. Ну и кто виноват? Полез во взрослый бой со сталью, готовься к последствиям.

Да ну его в трясины, устало подумал он, уворачиваясь от замаха манекена, у которого механизм заедал, отчего иногда включался сам собой. Со мной такое не пройдёт. Даже у Мейджиса. Увечный манекен отозвался угрожающим скрипом и всё-таки двинул его палкой по бедру, причём от души — он упал на колено, пригибаясь и отшатываясь от другой палки, свистнувшей возле виска, отодвинулся подальше и с трудом встал. Чёртова штуковина попала прямо по шраму от кнута. Как нарочно целила. Или это он, как идиот, топтался рядом, прекрасно зная, что от этого манекена любой подлости можно ждать.

В этом зале никто никогда не занимался, кроме него. Поэтому они ночами ходили сюда с Вилом… он привалился к стене ноющим боком, коротко дыша сквозь стиснутые зубы… а прежде, когда-то, детьми, здесь они танцевали с Джером.

Он не знал, чего ждал. Что Джер придёт? Станет извиняться, объяснять? Ему не хотелось всё это слушать. Нет. Всё, что между ними могло произойти, осталось в эллине.

Но он и не пришёл, избавив Энтиса от неприятного занятия — уклоняться от разговора. Да и ясно было, что не придёт. Джер гордый, как вэй, так он и побежал к тебе разбираться. И два года назад побежал, ну да. Но тогда… я ждал его, часами сидя на той лужайке, где, наверно, до сих пор висят мишени со следами от наших стрел… и простил бы сразу, не слушая объяснений, и ещё кто у кого просил бы искупления… тогда я считал его другом.

Чушь, безжалостно сказал он себе, подобрал оружие и аккуратно засунул в стойки. Всё тело ныло так, словно он не занимался тут всё это время, а снова стоял в эллине. Мышцы — нормально, даже хорошо, такая боль означала, что они привыкают к нужному ритму и скоро придут в норму, как было до Пути. Но болели шрамы, совсем как в первые дни, и это ему не нравилось. Надо ж было сглупить по полной и не позволить Вилу вылечить его. А от всех этих мазей толку нет, они снимают боль ненадолго, а едва он берётся за меч, и всё возвращается.

Вообще-то был отличный вариант: попросить Альвин. Она предлагала сама. И он уже почти созрел, чтобы согласиться.

Но нет. Он сухо усмехнулся краем рта (по губам ему попало тоже, по чистой глупости: что-то зашуршало у двери, и он по-дурацки оглянулся, заслуженно получив в челюсть — в бою по сторонам не глазеют). Нет, теребить с этим Аль нельзя. Раз уж ты решил оставить шрамы напоминанием, так терпи. И учись с ними сражаться — не как неуклюжее нечто, едва взявшееся за меч, а как Энтис Крис-Тален. Как сын своего отца. Как лучший.

Как ни хотелось ему остаться на часок-другой здесь, но надо было спускаться вниз, к живым партнёрам в танце. Механизмы людей не заменят. Последнее время он наловчился подгадывать появление на площадках так, чтобы попадать на занятия посвящённых Круга, лет двадцати-тридцати: они воспринимали его в качестве партнёра совершенно спокойно и не лезли с вопросами. Энт подозревал, что за это стоит сказать спасибо Дейсину Рэйду или Талину, которые обладали достаточным авторитетом, чтоб замолвить словечко за ненормального мальчишку, решившего за два знака наверстать пару лет. С Талином он бы тоже не отказался потанцевать, но тот не изъявлял желания. Ну и ладно. В общем-то, всё правильно, какой из него сейчас соперник лорду Внутреннего Круга. А вот через знак, тогда можно и всерьёз попросить…

Ползущий вниз лифт тихо урчал, напоминая мурлыканье маленьких бирят в руках Вила. От мерного звука клонило в дрёму: пришёл он сюда задолго до рассвета, когда понял, что совсем не может спать под музыку, клокочущую в голове во сне, не умолкая, под смех и звон кружек, бренчание расстроенного клавесина и знакомый голос, поющий одну за другой знакомые песни. Он пытался не слушать, проснуться… но глаза были открыты, а сон не прекращался. В конце концов он сдался, тихонько встал, боясь разбудить Аль, и перебрался на подоконник, завернувшись в плед. Лучше не стало: он думал и думал, где сейчас Вил, внизу и вдали, в каком он доме и как с ним там обращаются… правдив ли сон, где поющий голос — уверенный и весёлый, а рядом кто-то дружелюбно смеётся… или это всего лишь причуды памяти, самообман, вечные его попытки сбежать в фантазии от себя самого.

Потом он бродил по комнате, меряя её беззвучными шагами; выскользнул за тайную дверь в кладовую, вышел на балкон и долго стоял там, не обращая внимания на ледяной дождь, пока от холода вовсе не перестал чувствовать тела. Тогда он влез на перила и сел спиной к замку, привычно цепляясь пальцами босых ног за фигурные завитушки стальной ограды. И понимая, что если порыв ветра сдёрнет его вниз, сейчас ему не удержаться. На скользких прутьях, окоченевший и в мокрой пижаме — шансов нет.

Вошла Аль и посмотрела так, что он вправду чуть не свалился, вздрогнув под напором её негодования. И испуга, сильного, настоящего… а он совсем не хотел её пугать.

В руках у неё было огромное пушистое полотенце. Она завернула в кокон Энта всего, от волос до коленок, и крепко обняла за пояс, отчасти придерживая, отчасти втаскивая на безопасный балкон. Молча увела в ванну и запихнула под струю горячей воды. Только спустя какое-то время он понял, что некоторые из шрамов, от оружия в танцах и от кнута, сочатся кровью, а Аль видит. И вообще видит его голым, поскольку пижаму стащила с него сразу, да и сама промокла уже насквозь и тоже видна вся под длиннополой драной рубашкой (наверняка ещё дедовской или прадеда) — это он тоже осознал лишь сейчас.

Но это было словно за стеной, прозрачной, мягкой, скрадывающей звуки, мысли, неловкость, всё. Ему и больно не было, хотя по белому дну ванны бежали симпатичные розовые струйки, а в озябшие ноги будто навтыкали сотни иголок. Он знал, но не ощущал.

Когда Аль вытянула его из ванны (он там почти заснул, но музыка началась снова, и сон улетучился весь, стёк вместе с последними каплями воды) и отвела в комнату, он всё ещё молчал. Боялся, что она станет спрашивать, а он не был готов рассказывать о снах, где не только звенели переборы минелы и лился завораживающий глубокий голос, то и дело переходя на баллады Ордена, но Энт постоянно сознавал, что голос — его, именно он поёт и играет, хотя, конечно, то был Вил; и как с этим разобраться, он не понимал. Возможно, он просто от тревоги потихоньку сходил с ума. И проснуться не удавалось.

— Ложись и спи, — мягко сказала она, подталкивая его на кровать.

Он сейчас её обожал. Он готов был и впрямь в неё влюбиться: никаких вопросов!

— Я не хочу, — так же мягко сказал он. Осторожно, как когда спускался с башни по вязу, нащупывая подходящие ветки носком сапога и зная: выберешь не ту — лететь придётся долго. И оказаться на земле в целом виде даже чудом не получится.

— Давай я пойду в библиотеку? Там уютно. А ты спокойно отдохнёшь. Сможешь лечь хоть наискось, хоть поперёк кровати, — она усмехнулась. Глаза у неё были тревожные.

— Ой, нет. Ну что ты… вовсе ты мне не мешаешь! — он огорчился непритворно, и стена между ним и всеми мыслями и чувствами, от Сумрака и Мерцания, стала понемногу таять. — Аль, правда, нет. Дело не в тебе. Просто снится всякое… непонятное. Может, это дар…

— Но книгу ты не читаешь.

— Не хочу.

— Ты ведь не думаешь, что дар. Вил, да? — она вздохнула. — Вил и посвящение.

— А-аль, — протянул он, и досадуя, и надеясь, что она выдернет из него правду, какой бы странной та ни была. Но девушка пожала плечами, словно говоря: ладно, сдаюсь, умолкаю — коснулась губами его щеки, забралась в кровать, лицом к стене, и плотно закуталась в одеяло, отгораживаясь и от Энта, и от зимы, и от всей этой неясной и зыбкой реальности. Оставляя его с ночью наедине.

Он надел тренировочные холщовые штаны и рубашку (предусмотрительно окрашенные в цвет застывающей крови) и пошёл в любимый боевой зал. Уже в коридоре заметил, что так и не обулся, раздосадованно вернулся и несколько минут ползал по ковру, на ощупь разыскивая сапоги, один из которых в конце концов нашёлся далеко под кроватью, а второй почему-то у двери, будто бы им в неё кинули. Он не помнил, как кидал, но он вообще не очень-то помнил последние дни: тренировка, какая-то еда, ещё тренировка, танец, второй, третий, если повезёт… еда снова, если не удастся незаметно улизнуть в покои или спрятаться в библиотеке раньше, чем его выловят Кер или Альвин и начнут в него эту еду впихивать, а Кер к тому же потащит в столовую, уверенный, что Энт без ребят ужасно соскучился, но смущён из-за эллина. Он усмехнулся, натягивая сапог. Смущался не он, а все остальные. Он заплатил, вины не осталось. По всем канонам и неписаным правилам Ордена — после искупления проступок забыт, его словно и не было. И это должно относиться и к очищению после нарушения заповедей, в эллине или нет. В теории. На практике — он это прекрасно понял, встав туда, — всё иначе. Да он сам говорил Вилу: память не уходит, уйти могут лишь чувства, разочарование, гнев… но кто в замке злился на Энтиса Крис-Талена? Мейджис, но его-то гнев вряд ли смыло очищение. Джер… оказалось, Джер. Но что стало с чувствами Джера… и какое до них дело ему?!

А ребятам никогда не было особого дела до него, зато в эллине он сунул их всех носом в неприятную истину: теория и практика не совпадают. Рыцарь может нарушить заповедь… случайно и нет. И это вы ещё не знаете, что он при этом может вовсе не сожалеть о содеянном, но винить себя, и вина с искуплением не проходит. Рыцарь может из любви к другу подставить его под большие неприятности, спросите Кера. А остальные Рыцари могут промолчать. По самым разным причинам. И тут вам бы стоило посмотреть в зеркало…

О нет, смущён тут вовсе не я, думал он, с кошачьей неслышностью шагая мимо дверей в комнаты, иные из которых были приоткрыты, а то и распахнуты настежь: Кер был прав, многие обитатели замка не утруждались запиранием дверей, не видя в том никакого смысла. И не все, к сожалению, за этими дверьми спали… и кто-то вполне мог заметить крадущегося по коридору странного рыцаря: нормальные люди ходили, не прячась. Но ему совершенно не хотелось с кем-то здороваться даже кивками, тем более говорить. А потом слушать новые сплетни о том, куда и зачем шатается по ночам Крис-Тален…

… Когда лифт степенно дополз до первого этажа и Энтис вышел из замка во двор, было ещё темно: одно солнце плотно укутано одеялом из туч, второе холодной зимой вообще едва заметно лишь в середине дня, и то если прояснится. До завтрака оставался примерно час, но народу на площадке почти не было: ещё бы, зимой все выбирают сражения в залах. Поэтому-то он и явился именно сюда… и не очень умно поступил, сделав это в лёгкой одежде для тёплых комнат замка. Он передёрнул плечами — на дорогах бывало и хуже, да и какая разница — и присмотрелся к немногим любителям танцев на свежем воздухе. Совсем взрослые дяди под сорок попросту пошлют его играть в своей песочнице. Несколько незнакомых мальчишек лет пятнадцати наверняка готовятся к первому посвящению, сражаясь все на одного, он тоже любил такие игры когда-то… кстати, тот один держится весьма неплохо. Энт спрятал улыбку: не только он самостоятельно дошёл до «нечестных» приёмов, задумавшись о том, как выглядит бой в реальности, где противник не скован Первой заповедью и ему нельзя сказать «выхожу».

Но с детишками ему танцевать без толку… хотя посвящение они, возможно, будут проходить вместе. Но им-то, к счастью, не достанется в партнёры Мейджис.

К площадке неторопливо приблизился высокий плечистый парень, зябко ёжась и оглядываясь в поисках возможных партнёров. Вид у него стал разочарованный. Зато Энтис мигом забыл о холоде и воспрял духом, чуть не бегом кидаясь к новоприбывшему:

— Дейс! Сразишься со мной? Пожалуйста!

Дейсин Рэйд приветливо и слегка удивлённо улыбнулся:

— Крис-Тален вдруг без партнёра? Я не из первых бойцов, сам знаешь. А насчёт зимы ты вообще-то слыхал? Или шёл в зал, а случайно забрёл на площадку?

Энтис с усмешкой мотнул головой, обрывая и тему, и мысли о случайностях.

— Ты же один, Дейс. Ну давай! Без правил и без защиты. Пока никто не таращится.

Рэйд поднял брови, глядя с полным пониманием. И искорками смеха, которые Энтис оценил. Может, Вил-то был прав?

— Я тебе не по уровню, Крис. Тебе бы кого покруче. Но вперёд, если хочешь.

— Да ладно, — радостно заверил Энт, салютуя мечом, взятым в оружейке наугад, специально чтоб отвыкнуть от отцовского, с которым Мейджис его на посвящение не пустит точно. — Я на Пути упражнялся мало, а ты каждый день…

Дальше было не до бесед. Лорд Дейсин мог проигрывать более сильным ровесникам, но на него обрушился, как осенний степной ураган. Один удар Энт пропустил почти сразу, незащищённое острие меча Дейса чиркнуло по предплечью, но он едва ощутил эту боль на фоне других, подарков бешеной ночной тренировки. Второй был хуже: он почти слышал, как лезвие прорезает кожу, плоть, скользит по рёбрам. Дейс на миг замер: видно, уверен был, что его выпад Энт блокирует. А он… чувствовал что-то вроде эха, далёкий безмолвный вскрик, протест, страх… и не свою, а чужую боль, но и её — отголоском, знанием о ней, а не нервами. Всё это нахлынуло на него внезапно, заставив пошатнуться, едва не выпустив оружие. Он сумел отбить следующий удар словно в тумане, а дальше несколько минут лишь защищался и уходил от напора противника — и видел, что Дейсин озадачен: он ждал от Крис-Талена большего. И эта растерянность сыграл Энту на руку: он просто кинулся напролом, сокрушительно атакуя и уже вовсе не думая, что меч в его руке тоже не защищён. Такой напор вмиг сожрал почти все его силы… но оружие Дейса валялось за пределами площадки. Он победил.

И кажется, особого вреда не причинил. Теперь Энт мог выдохнуть тёмный жар боя и тревожиться, не поранил ли партнёра всерьёз: по его свитеру расплывалось несколько багровых пятен. А Дейс с такой же тревогой глядел на него. Плечо ерунда, грудь — ладно, Аль ему поможет, не самое страшное… а что ещё? Правая рука неприятно ныла; он поднял её и удивлённо посмотрел на рукав, набухший от крови. Хорошо, что завершая бой, он дрался левой.

— Что это было?!

Дейс выглядел одновременно взбешённым и обеспокоенным.

— А что? — невинно уточнил Энт. — Так себе отбивал, да. Видно, ночью перетренировался. Ну я ж говорил, у меня сейчас не особо с уровнем.

— Это не так себе! — отрезал Рэйд, меряя его свирепым взглядом. — Это Тьма знает как погано! Я что, не видел твоих сражений? Ты защищался лучше даже в пятнадцать!

— А вообще-то я победил… — заметил Энтис, старательно сохраняя дружелюбно-простодушный вид. Сработало: Дейс в замешательстве отвернулся, наклонясь за мечом. А когда глянул на него снова, злости уже не было, одна озабоченность.

— Тебе здорово досталось. Иди к лекарям, перевяжи.

Энт с готовностью кивнул и с умеренным интересом принялся разглядывать подтянувшийся на площадку народ, без слов ясно давая понять: спасибо за заботу, я разберусь. Старший Рыцарь с сомнением задержал взгляд на его руке:

— Многовато крови, Крис. Не очень хорошо. Тебя в лечебню не проводить?

— Отнести, — усмехнулся Энт. — И по пути петь колыбельную. Дейс, ну что такого? Всех ранят. Она почти и не болит.

Видимо, это Дейсина убедило: лицо у него облегчённо разгладилось.

— Не загоняй себя. Тебе же не двенадцать. До посвящения твоего знак, наверстаешь.

Мило, подумал Энт, вовремя прикусив язык: спрашивать у Дейса, откуда тот знает о дне посвящения, бессмысленно и попахивает оскорблением. И так ведь ясно: он знает то, о чём болтают в столовой и на тренировках, а тогда какой подтекст в вопросе? Не лезь не в своё дело? Он так и решит, а обижать одного из немногих, кто вроде бы и вправду понимает тебя, — верх идиотизма.

— Благодарю за танец, — церемонно сказал он, как на состязаниях, протягивая сопернику меч эфесом вперёд: формальный знак уважения, бой окончен моей победой, но мы не враги, и я доверяю тебе. Рэйд серьёзно кивнул и, завершая ритуал, коснулся ладонью его пальцев, но не оружия: мы не враги, я оправдываю доверие.

— Кстати, ты был потрясающим, — с ухмылкой заметил он. Отбрасывая, кажется, не только формальности танца, но и негласно принятую разницу между Старшим и Младшим, признавая противника полностью равным. — В конце я едва замечал твои выпады. Никогда не видел, чтоб кто-то двигался так стремительно. По-моему, даже не я тебя порезал, а ты сам на лезвие налетел, пока я вслепую пытался отбиваться. Только на твоём месте я бы всё-таки был поосторожнее. Вэйская скорость — это здорово, но клинок ты силой Чар не затупишь и не остановишь… и чужой, и свой. В другой раз резанёт не по твоей руке… и руки может не остаться… Ты просто это держи в уме, а так-то это всё круче некуда. Я не откажусь повторить. Завтра. Только ты давай не тяни с лекарем.

И преспокойно ушёл, забросив увесистый меч на плечо, словно удочку. Энт смотрел вслед, но не видел… застыв, приоткрыв рот и кажется, не дыша.

«Вэйская скорость. Ты не затупишь и не остановишь клинок… силой Чар».

Он почти упал на ближайшую скамью и откинулся на резную спинку, глядя в плотный слой облаков и стараясь не думать о том, что слова Дейса могут значить… чего они никак значить не могут… и вообще лучше не думать ни о чём. Посидеть спокойненько, пока боль слегка не отпустит, и тихо-мирно пойти к себе (а конечно, не к лекарю, который ударится в панику и ещё скажет Мейджису), дождаться Аль и попросить подлечить его силой Чар. Она сумеет. Она предлагала. Она видела, как лечит Вил, а у них… у нас, вэй, наверняка умения так и передаются: наблюдаешь, ловишь мелодии кружев… дальше делаешь сам…

— Ну ничего себе он рассердился! — воскликнул знакомый голос. Энт приоткрыл глаза: Кер стоял прямо перед ним, а на скамейке возле устроился Брентон в обнимку с мечом именно того вида, какие Энт не любил: здоровенные, с чашеобразной гардой, с такими бой строится на силе и точности, но не ловкости, разве что ты богатырь из сказки и тебе что этот меч, что соломинка… Ему хотелось спать.

— Кто рассердился? — пробормотал он. На фоне пасмурного неба и общей монотонности цветовой гаммы — унылых вариаций на тему серого — русые волосы Кера казались почти золотыми, яркими, будто подсвеченными невидимым лучом солнца.

— Дейсин на тебя, раз «вэйским» стал ругаться. Вообще не удивляюсь. Сильно ты его.

— Да это он хвалил, а не ругался, — возразил Брент. — Злился бы, не назвал бы потрясающим. Крис, ты немыслимо крут. Я хотел тебе предложить танец… — он погладил меч и смущённо усмехнулся: — Думал, за два года я тебя вполне мог обогнать, а уж вровень-то без вопросов. Согласен? Ясно, ты тут играешь с большими ребятами, но я-то ведь тоже не мальчик.

— После такого танца он встанет с тобой?! Может, сразу с нами обоими? Ему к лекарю надо поскорее. — Кер озабоченно нахмурился, вглядываясь в лицо друга: — Крис, ты как?

— Не выспался, — протянул Энт. Не сразу осознавая, почему приятели обмениваются одинаковыми понимающими ухмылками. Ну, кстати, и хорошо. — В смысле, Дейс хвалил?

— Конечно, нет! — фыркнул Кер. — Брента до завтрака слушать опасно. Такими словами не хвалят! Я бы обиделся.

— Ты бы иногда выглядывал за Черту, не нёс бы чуши, — беззлобно отозвался Брент. — Там это похвала. Вэйски ловкий, вэйская скорость, вэйский слух. Мне парни из сейра о мечах моих говорили: мол, баланс вэйски сочетается с прочностью. Очень уважительно говорили. Как Дейсин сейчас. Крис, ты ж долго жил снаружи, замечал наверняка. Крис?

Энтис слушал голоса словно сквозь мягкую пушистую ткань. Ему нравилось. Звуки скрадывались, интонации приглушались; настойчивая убеждённость Кера, добродушный сарказм Брентона, всё то, к чему привык с детства — сейчас окрасилось туманом, мглой неясных нот, оттенками неопределённости. Он понимал, что это не очень нормально, Дейс прав, крови вылилось порядочно, и её надо поскорее остановить… но было спокойно, и ему не хотелось двигаться и разрывать пелену покоя. Вот он дурак, испугался Дейса, а Брент ведь прав, его попросту похвалили обычным присловьем людей за Чертой, а он надумал ерунды. Чего там Брент от него хочет? Голос взволнованный?

— Да, ты прав, — согласился он, старательно выговаривая слова. — Вэйский у них значит — получше многих. Потанцуем завтра утром? Или сейчас?

Негодование Кера прорвалось даже сквозь пушистую пелену, причём раньше слов.

— Ты в своём уме?! Ты встать-то можешь? Брент, глянь на его рукав! Насквозь… а ты заметил тот финт Дейса вначале? Мне вот показалось, он и тогда Криса неслабо достал.

— Кстати, да, — волнение Брента тоже звучало сильнее, на высокой ноте, неуютно дёргая нервы, как подступающая зубная боль. — Крис, ты совсем белый. С зелёным отливом.

— Как сыр? — усмехнулся он. Ребят это предсказуемо успокоило… но не очень. — Вы видели весь бой?

— Не с самого начала. — Брентон тревожно глянул на Кера: — Может, я лекаря позову?

— Может, спросишь меня? — Энтис слышал будто Вила, а не себя: его тон, смесь мягкости и яда. — Я жду Альвин. Сейчас она придёт, мы поднимемся к себе, и она всё уладит. У неё талант.

— Ну, — с сомнением протянул Брент, — валить на девушку такую радость: вечно любоваться твоими ранами и их перевязывать… не очень красиво. О ней-то ты подумал? Что она чувствует?

Энтис об этом думал не раз — собственно, потому и не приставал к Аль с такими просьбами, а её предложения помочь не принимал. До этой ночи… после которой отказываться казалось попросту глупым. Умалчивания, игры в прятки… она видела всё, а если вспомнить, что она вэй, то наверняка и прежде многое замечала… Но об этом Бренту говорить не стоило. Зато по изменившемуся лицу Кера он понял: тот тоже вспомнил о вэй. И сейчас ляпнет… Энт невольно задержал дыхание, судорожно гадая, что сказать тогда, но не-обманный обман не понадобился.

— Брент, отстань от него, — улыбка Кера была лишь чуточку натянутой. — То лекарь, а то даэн. Сравни!

Брентон рассмеялся. Энт вспомнил, что тот скоро намерен вступить в союз лейан и о любви, похоже, знает не понаслышке. Ух. Пронесло. А Кер всё-таки молодец. А я на него рычал. Настоящий друг.

— Ты бы принёс ему шина с тоником покрепче, — посоветовал Кер приятелю. — А то нам его наверх тащить придётся, сам не доползёт.

— Очень смешно, — хмыкнул Энтис. Брент внимательно на него глянул, встал и двинулся в направлении оружейки, куда повара каждое утро приносили запасы укрепляющих напитков, как и в тренировочные залы на этажах.

— Спасибо.

Кер встревоженно коснулся его рукава и насупился, глядя на окрасившую пальцы кровь:

— Нет, ты правда дурак. Так нарваться и сидеть тут… Вы с Альвин когда сговорились встретиться?

— Мы не сговаривались.

— Ты же сказал, что её ждёшь!

— Угу, только она об этом не знает. Но обычно она меня находит… сама.

Кер кивнул и понизил голос:

— Из-за её дара, да? Я отослал Брента нарочно. Хочешь, я её поищу? Она сразу сможет тебе помочь?

— Надеюсь. Да успокойся ты. Вы такие пугливые, будто ран не видали сроду. Убеди Брента, что я в норме, а?

— У него глаза есть. А я не волшебник — убеждать, что он не видел того, что видел. Вон он тебе шин несёт, сам убеждай. И он прав, Аль напугается тоже. Драться открытой сталью тебя никто не заставлял.

— Это точно, — заметил подошедший Брент, протягивая другу дымящуюся кружку. Из-за спины Кера ласково прозвучало:

— Чего напугается Аль?

Ребята вздрогнули; лица у обоих стали виноватые. Энт порадовался, что кружка уже у него, и рискуя обжечься, залпом глотнул. Шин густым пахучим огнём протёк в горло, выбивая слёзы из глаз, делая всё ещё более туманным.

— Да ничего. Меня немножко задели, а они паникуют. Пошли наверх или в столовую?

Лицо у Кера стало откровенно яростное. Брентон протестующе открыл рот, но Аль спокойно сказала:

— Наверх. Мне надо тебе рассказать кое-что. Мальчики, я буду ужасно, до небес благодарна, если вы нам через полчасика занесёте ещё шина! И чего-нибудь пожевать этому герою? Ну какая ему сегодня столовая.

Энт выдал приятелям покорную усмешку — не спорить же со сьериной! — встал и положил руку подруге на плечо; она нежным жестом обняла его за талию, и они неторопливо пошагали к лифтам. Хотя ребят этот манёвр вряд ли обманет: им наверняка видно, что он мёртвой хваткой в неё вцепился (и на плече Аль наверняка останутся синяки). А ей стоит немалого труда идти ровно и не шататься…

В лифте он ещё стоял прямо, хоть и прислонившись к стене. Сам дошёл до своей двери, затем до секретного входа, и только в тайнике обессиленно рухнул на матрас, заваленный скомканными одеялами.

Аль села рядом, осторожно положила ладонь на заскорузлую от крови ткань на его боку. Казалось, от её пальцев идёт жар, всё сильнее, разбегаясь по его телу щекотными искрами. Когда его лечил Вил, ощущения были иные.

Боль преобразовалась… менялась… уходила. Вся боль. Раны затягивались, он едва ли не видел это.

— Ты же не делаешь это ему назло? — мягко спросила она.

— У тебя здорово получается…

— Ну зачем, а?

— Низачем. Ты думаешь, я буду нарочно подставляться?

— Как ночью, — кивнула она. Чар плотной горячей волной обнимала его запястье, и он удивлялся, отчего рукав не тлеет и не сгорает.

— В бою было не так. Дейс зацепил меня, и я… словно услышал крик, боль… но не мою. Как ночью: я слышал песни Вила, но это был я, и это был Вил. Я отвлёкся, Дейс достал меня уже всерьёз, а рука — просто случайность.

— Класс. Можешь тренироваться с защищённой сталью? Обещай?

— Мне семнадцать, — он вздохнул. — В моём возрасте никто не делает так. И я же вэй. Я хорошо сражался.

— И будешь не хуже с тупым клинком.

— С двумя.

— Тем более. Ну обещай! Пожалуйста.

У юноши снова вырвался вздох. Жар плыл по всему его телу… ниже и ниже, и то была уже боль иного рода.

— Ладно. Надо мной будут смеяться, но ладно. Тебе же слушать это.

— После того, как я услышу это хоть раз, — заверила она, — никто не посмеет над тобой смеяться.

Засмеялся он сам: тут было где разгуляться воображению. Сон всё ещё накатывал на него волнами, поочерёдно с щекотными искрами тепла.

— О чём ты хотела рассказать? Или это уловка?

— Нет. Ты ведь знаешь, кто такая Элайвен?

_._._._._

Альвин медленно шла по вытертым, но чистым коврам, устилающим коридоры замка. Спешить было некуда и не хотелось. Странное состояние сна наяву, которое владело её другом, словно заразило и её: она не могла толком спать после того, как он ушёл среди ночи (сперва долго чем-то шурша в поисках неведомо чего, стукаясь о мебель и по неясной причине не активируя светокристалл), но когда спустя пару часов отчаялась заснуть и встала — не получалось ощутить, что всё наяву. Допивая холодный шин из чашки Энта, чувствуя холод ветра, который остался на балконе и в тёплую комнату никак не мог пробраться, но успел проникнуть в неё и жил глубоко внутри… влезая во все свои одёжки и новый (вообще-то старый и вдвое больше неё) уютно разношенный свитер, нашаривая туфли и отстранённо радуясь, что они большие тоже и в них отлично помещается по два носка… она никак не могла понять, что было сновидением: Энт на балконе, взъерошенный, со странным взглядом сквозь неё и ещё более странной улыбкой; на белой коже алые росчерки ран, багряные струйки, по-змеиному извиваясь, ползут по белому дну ванны; серые глаза меняют цвет — или ей кажется? Темнеют, отражая золотой свет кристаллов, становятся иссиня-чёрными.

До рассвета оставалось ещё часа три, и не меньше — до завтрака. Но замок уже наполнялся голосами, шагами, стуком и звоном оружия: рано здесь вставали многие и сразу устремлялись в залы и на площадки для тренировок. Хотя сейчас площадки во дворе, обычно заполненные, почти пустовали: мёрзнуть обитатели замка не любили. Как и она (её руки сами собой зябко обхватили плечи, хотя в коридорах холодно не было вовсе, скорее уж наоборот). Почему Энта потянуло прямо в сердце ночного холода, в ледяной ветер… не говоря о перилах?!

Но она знала. Не умом, да и в его поступке не было места разуму; однако интуитивно она понимала его. Холод, ветер, свобода высоты — против тесной ловушки стен и огня. В их длинном, бесцельном и безмятежном странствии он всегда выбирал нечто обратное огню, стремился прочь из замкнутого пространства — едва возникала тень опасности, нотка печали. Он зачем-то пытался скрывать от них с Вилом, как манят его корабли, при этом с восхищением и какой-то голодной страстью вглядываясь в распростёртые крылья парусов. Но Энт не говорил о кораблях… и об огне, и о матери, не считая единственного раза. И никогда не говорил о том, как умер его отец. Однажды, когда Энта рядом не было, она спросила Вила. Он смутился — Аль всегда замечала его смущение, пусть он вовсе не менялся в лице — и неохотно сказал: кажется, старший Крис-Тален убил себя, но Энт ему не рассказывал. В устах Вила это означало: и ни в коем случае не вздумай его расспрашивать. Она и не стала бы. Родителей они, все трое, предпочитали без необходимости не обсуждать.

Мимо неё проходили люди, знакомые и нет. Кто-то кивал ей, улыбаясь, она кивала и улыбалась в ответ. Часть её рассудка задавалась вопросом, не выглядит ли она слишком взлохмаченно и нелепо даже по меркам Ордена — где, как она быстро обнаружила, внешний вид не вызывал ничьего интереса, пока на кого-то не наталкивался обладатель особенно грязной (например, заляпанной краской или маслом) рабочей одежды. Но и тогда жертвы столкновений всерьёз не возмущались. Освоившись в замке, она начала куда лучше понимать ту сценку в лесу, когда Хет выдернул её из сна, а в поле зрения появился мальчишка в кое-как залатанных рваных штанах и с копной нечёсаных, криво подрезанных светлых волос. Энт попросту вёл себя так, как привык с детства: неважное не стоит внимания и сил, а внешнее — неважно.

Но красоту ценили и здесь. Красота, удобство и качество — замок был пропитан сочетанием всего этого, хотя удобство порой преобладало. Аль выдумывала новые забавные способы укладывать волосы — единственный способ привнести долю красоты, уж если по части качества и удобства похвалиться ей было особо нечем (кроме почти новых туфель на упругих толстых подошвах, они в самый раз подходили для долгой ходьбы и не сразу промокали). Но сейчас она даже не знала, собраны волосы в косу, хвост или висят как попало; она не ощущала, ей было всё равно. Ей хотелось найти Энта. И не хотелось, чтобы кто-то знал, что она ищет. Сон наяву, алые струи… это было лишь для двоих, и она несла это, как до краёв полную чашу, бережно, опасаясь легчайшего движения, от которого содержимое чаши разольётся.

Она заглянула в зал, где Энта не было; прошла коридор до конца и спустилась на лифте этажом ниже, а дальше пользовалась обычной лестницей — со ступенями из лилового камня, будто припорошённого сединой, с перилами, искусно покрытыми резьбой в виде цветов, причудливых сложных узоров и птиц.

Войдя в очередной зал — любимый, на первом этаже, самый большой и светлый, поблизости от библиотеки — она остановилась у дверей и залюбовалась: то, что происходило, и впрямь было танцем. Стремительным и грациозным, опасным… опасность особенно завораживала. Сейчас Аль прекрасно знала, что именно видит, могла разбить слитный вихрь движений на элементы и оценить каждый из них. Сражались тут многие, но танцев в стиле Энта — один против нескольких — она не заметила.

Один из воинов эффектным жестом забросил тренировочный меч в стойку (тот упал точно в паз с глухим деревянным стуком) и с улыбкой приблизился, вытирая вспотевший лоб.

— Аль! Давно смотришь?

— Привет, Розетта, — её губы невольно расползлись в ответную улыбку: новая подруга действовала на неё так всегда. — Минут десять. Ты впечатляешь.

— Я была неуклюжей, как Болотник, — весело возразила воительница. — Не продула лишь потому, что Сеси ещё хуже.

— Сеси в порядке, — спокойно парировала вторая девочка, маленькая и крепкая, по плечо длинноногой Розетте. Её оружие красовалось в ножнах за спиной, широкое у гарды и сильно сужающееся к острию; такими здесь никто, кроме неё, не сражался.

— В порядке, но я-то лучше. Аль, а ты отчего не танцуешь? Скучно же торчать у двери и смотреть!

Альвин смущённо усмехнулась:

— Я плохо умею, Рози. Но если не боишься поскучать вместо танца на равных, то давай. Только не таким мечом, как у Сеси!

— И зря, — невозмутимо заметила та. — Чиенна удобная. К ней просто надо приноровиться.

— А мне нравится прямое и тонкое, — сказала третья девушка — в отличие от подруг, она не танцевала, а полулежала на длинной скамье, протянувшейся вдоль стены, разрисованной ветвями и листьями едва ли не всех деревьев Тефриана, причём так искусно, что казалось, ветви шевелятся на ветру, а листья меняют оттенки: в ненастные дни, как сейчас, передиваются сочной зеленью, а под лучами солнца обретают жёлтые, оранжевые, багряные оттенки подступающей зимы.

— Аль, не слушай её. Сражайся тем, что тебе по руке.

— О, леди Эллена даёт советы! — Розетта усмехнулась. — Ты сегодня вне игры?

— Я ждала настроения, но оно не пришло.

— В реальном бою враг не будет ждать настроения, — вырвалось у Аль. Девочки посерьёзнели.

— Верно, — признала Розетта. — Мы все тут играем… и ребята тоже. Все вообще. Но врагов-то нет. И не будет, надеюсь. Так когда ты со мной потанцуешь?

— Могу сейчас, — внезапно для самой себя предложила Аль.

Розетта озабоченно оглядела её наряд:

— В этом? Тебе будет неудобно, а ещё платье пропахнет по́том, и пока постирают, пока высохнет, в чём ты будешь ходить? Пошли подыщем тебе штаны и рубашку в одёжной?

— Давно пора, — поддержала Эллена, приподнимаясь. — Идём!

— Эл… — Аль вздохнула. — Я ведь не живу здесь. Вообще-то я менестрель.

— И что? — Розетта недоумённо нахмурилась: — Ты упираешься из-за этого? Какой ерунды Крис тебе наговорил?

Сеси издала выразительный стон.

— Мальчишки…

— Альвин, нам неважно, кто ты. Ты наша, раз ты даэн Криса, и менестрели тут ни при чём. Ты занималась тем, что тебе нравилось. К чему влекло твою душу. Это здорово. Заслуживает уважения.

— Ну да, — Эл кивнула, словно ровно ничего необычного тут не было. — Мы все так думаем.

— Но никто не любит менестрелей. Нас считают бездельниками. Или идиотами.

— Они сами идиоты, — безмятежно заявила Сеси. — Те, кто считает так. Мы — нет. Мы умные, знаешь ли. У нас отличное образование. Его столько, что иногда голова просто трещит, как спелый дит.

— Точно! — с чувством согласилась Розетта. — Трещит. И плавится. И мечи от неё пружинят. Аль, тебе всё равно понадобится дорожная одежда потеплее. У нас в одёжной много всего. И новое, и не очень, на любой вкус. Мы тебе подберём. Глупо уходить из замка в платье и драном свитере крисова прадедушки.

— Почему ты думаешь, что я уйду?

Розетта пожала плечами:

— Это заметно. Ты осматриваешься как гостья… на свой дом смотрят не так. Но вы же уйдёте вместе? Не поссорились?

Она заворожённо покачала головой.

— Это Крис тебя тянет, — убеждённо заметила Эллена. — Видно, что ему тут неуютно. Ты бы не давала ему командовать, Аль. Они у нас такие… привыкают жить в своих фантазиях. Наши ребята. Не понимают, что на самом деле не они решают там, где речь о любви. Им так лишь кажется.

Розетта рассмеялась.

— Мы им не мешаем думать так. Они ведь в сражениях в основном побеждают.

— Но вы же танцуете не с ними.

— С ними тоже. По-всякому. Обычно они искуснее. Но то в танцах, а когда бои кончаются, правит любовь. За Чертой это понимают, а у нас не всегда. Он поэтому пока не твой лейан?

— Он не предлагал, — пробормотала Аль, против воли поддаваясь орденской манере говорить правду (или молчать, но с друзьями отмалчиваться было бы странно и не очень-то вежливо). — И это… рановато. Какой лейан в семнадцать.

Подруги с удивлением переглянулись. Ну ясно, подумала она, снова что-то далёкое от Ордена.

«Или я не очень-то хорошо стала врать».

— Кому рано лейан? — оживлённо вмешался новый девичий голос: к компании от распахнутых дверей зала подошли ещё трое, их Аль видела впервые. Две девушки и мальчик, с виду ровесник Энта, в обнимку с одной из незнакомок: оба синеглазые, одеты в абсолютно одинаковые переливчато-синие рубашки с косым воротом, вышитым серебром, с одинаковой причёской — длинные волосы собраны в хвост у левого уха, а справа свисает тонкая косичка — и только приглядевшись, можно было отличить их от близнецов.

— Лейан не рано, если любить, — промурлыкала та девочка, которую не обнимали: в развевающемся, нежно шуршащем золотистом наряде, вполне подходящем для пресловутой церемонии лейан, вступления в супружеский союз. — Вы поймёте, когда найдёте своих даэн. Я считаю минуты до церемонии.

Розетта выразительно закатила глаза.

— Джинис и её любовь. Ну всё, можно отсюда уходить… сражений не будет, одни только вздохи о прекрасном принце Джин и её очень-очень близкой свадьбе. Аль, познакомься с нашей невестой!

Невеста — черноглазая, пухленькая и настолько хорошенькая, что Альвин едва не зажмурилась — приветливо подняла ладошку:

— Так ты знаменитая даэн Криса? Девочка из эллина? О тебе ходят легенды.

Аль скорчила гримаску, стараясь показаться не сердитой, а всего лишь смущённой… что, собственно, было чистейшей правдой.

— Я просто перепугалась. Не могла видеть всё это. И сделала первое, что в голову пришло.

— Я сделала бы так сразу же! — пылко воскликнула Джинис. — А потом бы я его убила. Медленно.

— Милая, любящая Джин, — пропела Розетта.

— Но это ужасно! — твёрдо заявила Джинис, мигом разрушая впечатление хрупкой нежной невесты. — Аль, ты молодец, если уже Криса простила. Он поступил жестоко и эгоистично. Я Бренту сказала: если он посмеет хотя бы подумать об эллине, пусть забудет о лейан. И я не шучу.

— А я простила бы, — застенчиво сказала незнакомая девочка, покрепче обнимая юношу. — Ведь это происходит между Рыцарем и его совестью. Но я встала бы в эллин с ним рядом.

— С ним? — поднял брови юноша.

— С тобой, — улыбнулась она. — Другого не будет. Говоря о лейан, который и у нас близок.

— Аль, знакомься, — Розетта широким жестом указала на пару «близнецов» в синем: — Наши гости. Меллиэн из Алента и Эндрис из замка Лив.

— Уже из Алента, как и Мэлли, — уточнил юноша. — Пока что. После лейан посмотрим.

— А когда? — оживилась Джинис. — Давайте после нас с Брентом? Я приглашаю вас, а потом мы все к вам приедем, будет весело!

— Звучит мило, — Меллиэн хлопнула в ладоши: — Договорились. Хотя нам сперва надо вернуться домой и удивить моих. Если только они удивятся хоть на миг, что я с Пути приведу супруга!

Девочки дружно рассмеялись. В глазах Эндриса плясали озорные искорки:

— Мои — нет. Никакого удивления, едва они увидят Мэлли.

— Как вышло, что вы попали в Эврил? — спросила Аль, ловя себя на том, что немножко, самую чуточку, завидует.

— Необычно и романтично, — весело отозвался юноша. — Или совершенно скучно, как посмотреть. Я зашёл в лавку за новой рубашкой, а через минуту в дверях появилась Мэлли. И мы уже не расставались. Мы оба шли по Пути, куда глаза глядят, а столкнулись в Джалайне. Ну и решили пересидеть холода в Эвриле. У вас красиво. Потрясающие сады. Я вижу это даже зимой, а когда тепло, они наверняка просто волшебные.

— Теперь вам придётся застрять здесь до весны, так что сады ты оценишь, — пообещала Розетта. — Если хочешь вправду романтичное и необычное, то вот тебе история Аль: наш Крис тоже встретил её на Пути, но она шла путём менестреля. И Крис разделил его, сняв белый плащ. Они были менестрелями больше года. Такая романтика тебе и не снилась!

Пара воззрилась на Аль с явным восторгом.

— Вот это да! — Мэлли покачала головой; светлая косичка заплясала по шёлку рубашки. — Энди, ты мог бы так для меня?! Петь и играть людям вне Тени… Смело! Из какого ты замка, Аль?

— Ни из какого, — сказала Розетта, избавив подругу от необходимости сочинять ответ. — И не приставайте с расспросами, у менестрелей это не принято. Теперь она Альвин из Эврила.

— Звучит красиво! — юноша с уважением склонил голову: — Имя и история. Ему повезло, и я надеюсь сказать это и ему. Альвин — ведь это производное от Элайвен, верно? Вы знаете, а это удивительное совпадение… я уже слышал подобное! Сейчас я расскажу…

— О чём речь?

К ним приблизилось ещё двое мальчишек, раскрасневшихся, потных и взлохмаченных после боя. Один, высокий и тонкий, одетый в фуфайку без рукавов и короткие штаны, всё заляпанное красками всех цветов и изодранное настолько, что едва с него не падало, устремился к Розетте и трагическим шёпотом (наверняка слышным и в дальней части зала) пожаловался:

— Рози, ты ужасна. Я ждал тебя в белом зале целый час, а ты обо мне забываешь ради танцев с кем угодно, кроме того, кто мечтает о тебе с пяти лет. Почему все прекрасные сьерины так жестоки!

Розетта усмехнулась.

— Потому что ты говоришь это им всем, начиная с пяти лет, Найл эджейан.

— Найл, где Брентон? — спросила Джинис. — Вы же танцуете вместе.

— Сегодня меня все бросают, — Найл испустил глубокий вздох и картинно развёл руками: — Мир тёмен, никому нельзя верить даже в Тени. Твой даэн, Джин, отправился на наружную площадку в поисках Криса, в надежде уломать его на танец. Полагаю, то, что от него осталось, скоро сюда занесут.

— От которого из них? — хихикнула Сеси. Джинис казалась непритворно озабоченной.

— Да уж ясно, не Криса… он танцует с лордами Круга… Как вы его отпустили, а?!

Второй мальчик (Ларен, вспомнила Аль) хмыкнул и выразительно возвёл глаза к потолку, нежно-голубому с едва заметным золотистым отливом, как летнее небо на рассвете. Найл поднял раскрытые ладони:

— Молю о пощаде. Я старался, Джин, клянусь! Но думаю, он цел… почти что.

Розетта нахмурилась с видом строгой матушки расшалившихся ребятишек:

— Хватит ерунды. Не пугай её, а то она нас бросит и побежит лечить своего героя, поить шином и хвалить его отвагу. А тут у нас человек вообще-то хотел рассказать историю!

Найл сделал безутешно виноватое лицо и отвесил низкий поклон:

— Да, моя леди. Подчиняюсь и лежу у ног, моя леди! Привет, Энди, привет, Мэлл. Аль, море почтения! Так что за история? Надеюсь, она увлекательна и не касается древних богов?

— Отчасти, — сказал Эндрис. — Она об Элайвен, но не той, что жила много веков назад. Вы же знаете, что наш замок, Лив, назван в честь королевы Элайвен?

— Она же была вэй, — удивилась Аль.

— Но и другом Ордена тоже. И другом Тшера и Алфарина. Она была загадочной дамой, Элайвен. В её честь называют девочек иногда. И эту девочку тоже — Ливи из замка Лив, так она звала себя. Она гордилась своим именем и стремилась стать лучшим Рыцарем, стать безупречной. Так говорят. Она прекрасно сражалась и все любили её. Я видел её портрет, ей там пятнадцать… совсем малышка. И не роскошная красавица. Но с удивительно прямым ясным взглядом. Она тогда прошла первое посвящение и собиралась на Путь. А вернулась почти сразу, тоже в компании менестреля, но её близкие этому не обрадовались… — юноша виновато глянул на Аль. — Он-то ведь не был прекрасной сьериной… хотя, говорят, отличался редкой красотой. И необыкновенным голосом. И неудивительно, что она полюбила его. Наверно, ей хотелось, чтобы он остался с нею в замке, но вышло иначе. Он ушёл, а Ливи ушла с ним. И домой уже не вернулась.

Слушатели казались ошеломлёнными. Эллена выпрямилась на скамье, стиснув руки:

— Но что же произошло?!

— Я знаю лишь слухи. Это что-то вроде страшной сказки для детей… о девушке Ордена, которая из любви стала менестрелем. Кое-кто замечал в трактирах и деревнях менестрелей, похожих на Ливи и её друга, но были ли это они, неизвестно. Их искали год или два, пытались выйти на их след… но всегда приходили слишком поздно. А потом они просто пропали, словно их и не было. Семья и друзья никогда больше её не видели. И никто с тех пор не слышал ни слова ни о том юноше, ни об Элайвен.

_._._._._

— Ливи, — негромко протянул Энтис. — Ливи-Лили… леди Ливиэн.

Аль не сводила с него глаз.

— Так и думала, что ты сразу заметишь.

— Он сказал, когда всё это произошло?

— Лет двадцать назад. Примерно.

— Совпадает. Вилу скоро шестнадцать. Ливи ушла совсем девочкой, после Посвящения, года три или четыре они странствовали, а потом появился ребёнок… который не знал отца.

— Он родился в Каневаре. Ведь там замок Лив?

Энтис склонил голову.

— Там, да. И всё это делает понятным многое… и я не понимаю ничего! Ливиэн… она оставила зацепку, настоящее имя и название замка, но почему она просто не рассказала ему?! Одиннадцать лет — достаточный срок, чтоб найти время для правды. Она растила его как Рыцаря… это объясняет всё вообще. — У него вырвался сухой смешок. — Он знает хиан-эле, язык древних таднирских книг. Знает особые рецепты Ордена. Но главное, он всегда рассуждал как Рыцарь. Чувствовал так. Ненависть к неправде, отзвук заповедей во всех его песнях… меня не насторожило, что он знает заповеди, ведь знают-то все в Тефриане, но он соблюдал их — насколько мог… а если нет, ему было от этого больно. Я ведь видел. Отчего я не понял сам!

Альвин, сидящая на краю стола, медленно покачала туфлей, уронила её на пол. Юноша смотрел в окно со странной кривой гримасой — то ли ирония, то ли… гнев? На себя? Или давно мёртвую Ливи из замка Лив?

— Не думаю, что каждый человек вне Тени знает заповеди дословно. Ты же не проверял.

— Ну да… я не сомневался, вот и всё. Во что веришь, о том не задаёшь вопросов.

— Может, они верили, что Ливи умерла… или вовсе не желает знать их. Поэтому и бросили искать.

Девушка помолчала, пытаясь понять настроение друга: он медленно, но верно закипал, но злость ли это или нечто совсем иное, она никак не могла разгадать.

— Сердишься на них? Родных Ливи?

Энтис вздохнул.

— Не знаю. Наверное, да. Но это глупо… мы же понятия не имеем, что там произошло. Ушли те двое из-за неприязни к менестрелям, или дело было в Чар… Дар у Вила от отца. А совместить жизнь в замке и Чар — нелегко. Уж мы-то не имеем права его осуждать. А тогда и тех людей тоже. Они все могли попросту не понимать, с чем имеют дело. Кого привела Ливи и почему он не хочет остаться.

— Если он не хотел. Это могло быть и её решение.

— Верно. В любви решает сьерина… — он осёкся и с досадой нахмурился: — Как правило. Извини.

— Оставь. Мы ведь уговорились: прямо и начистоту. Вил решил сам, его отец мог поступить так же.

Юноша рассеянно кивал. Ей казалось, в мыслях он очень, очень далеко отсюда… и вряд ли ему там нравится.

— Но никакая Чар не объясняет… почему она держала всё в тайне от Вила?! Его отец был Открытый, но дар-то передаётся… он не исчезнет, если о нём не говорить! Аль, вот представь: ты и Вил, вы вместе, и у вас будет ребёнок. Ты знаешь вкус пути менестреля — пускай тебя не обижают, но ты видишь, как часто обижают его, ранят душу… пусть телу не больно, а ведь бывает по-всякому. И ты знаешь, как трудно приходится Открытому. Все эти прятки, вечный страх, контроль, оглядывание, нет ли поблизости магистра и не слишком ли пристально тот на вас смотрит… ну разве ты выбрала бы для сына такое?!

Альвин пошевелила пока ещё обутой ногой, сдвигая и вторую туфлю с пятки и раскачивая её на большом пальце. Следовало признать честно: Розетта права, оттачивать техники боя в единственном платье и обуви на размер больше — идея не из лучших. Но обувь штука дорогая, её и в замке вряд ли раздают задаром кому попало… Надо надевать сапожки, решила она: хоть протёртые, зато сидят как влитые, для сражений в самый раз… а штаны и рубашку можно выкопать в залежах старых шмоток в секретной кладовой Энта. Альвин из Эврила — звучит впрямь неплохо, но это сказка… есть лишь Альвин на пути менестреля, и даже если моя собственная сказка станет правдой, я рискую не получить ни дома, ни имени. Как и он… сын Ливи из замка Лив.

— Я — нет. Но я не она, у неё были свои причины. Ты сам сказал, не нам её судить. Вил мог бы… но мне он никогда не говорил о ней ни слова упрёка. Словно принимал её выбор как должное.

— Да. Вот на отца он злился, но не на неё. Но это нормально, — Энт пожал плечами с грустным смешком: — Она его мама, она любила его. Научила всему. Он тот, кого она из него сделала. Я бы хотел побыть на его месте… и вряд ли стал бы её винить. Даже если бы она меня била или наказывала. А она была с ним ласковой, была ему другом. Мои, кажется, стёрли мне кусок памяти, но я совсем не чувствую обиды, они хотели мне добра. Я и на Мейджиса не сердился. До Вила… или до возвращения. Родителей принимаешь как есть.

— Зато теперь ты навёрстываешь, — туфля с мягким стуком упала на ковёр.

— Теперь я не ребёнок. А он не мой отец. И кстати, я не уверен… — он поморщился. — Злиться легко, но Мейджис мог тоже хотеть как лучше. На свой лад. Я всякое вытворял и не очень-то слушался.

— Ты его любишь.

— Наверное. Он учил меня ездить верхом. Подарил Кусаку. Правда, однажды здорово отлупил за то, что я бросил её в конюшне и ушёл… но я попросил его сам, и вот там я правда был виноват всерьёз.

— Не проси меня уверять, что я от его методов в восторге.

Он усмехнулся.

— Я тоже. Но Рыцаря не могут ударить, если он не попросит. После истории с Кусакой я перестал просить. Хотя Мейджис иногда чуточку опережал события… Он вспыльчивый. Как и я.

— Ну да, вы просто отражение друг друга. Вас так легко перепутать.

— На Вила я срывался поначалу. И не раз.

— Сочувствую, — серьёзно заметила Аль. — Страшно представить, что он тебе устраивал за это.

— Ещё бы. При тебе тоже случалось. Помнишь, когда мы только встретились?

Девушка со вздохом побеждённого в схватке призналась:

— Я слышала. И как вы ссорились, и как мирились. Трудно было не услышать. Он меня напугал.

— Да ладно, он тебе понравился.

— Да, и напугал тоже. Прекрасный и опасный вэй-лорд Вил… видимо, Рыцарь из Лива. Энт, ну как же я могла отпустить его! Вот где идиотизм… ты хотя бы старался! Просил! А я побоялась, что он решит, что я заставляю его, будто бы он не имеет права выбирать для себя… мне хотелось, чтобы он знал: мне важны его желания… но это могло быть ненастоящее желание. Как твой эллин.

Энт печально кивнул.

— Такого не поймёшь, пока не сделается поздно. Я в самом деле мог его удержать. Мог. Должен был. Тебе стоит злиться… я думал о тебе, постоянно. О вас двоих, о будущем. О том, что он может быть прав… хотя я понимал, что нет. В обоих случаях — нет. Ты любишь его, а не меня, а ему не стоит уходить. Но я привык ему доверяться… как раньше Мейджису и Керу. А он — маме.

— Я не злюсь, и мы это уже обсудили, Энт. И закрыли. Я люблю его, а ещё люблю тебя, и мы не злимся друг на друга… и я не знаю, правильно все мы поступили или нет. По крайней мере, мы ему не помешали сделать так, как ему захотелось для себя самого, впервые за много лет. Он жалел бы потом. Поддался бы нам, но жалел. Я бы на его месте жалела. И что бы дальше ни вышло, он бы считал: это всё потому, что мы его заставили поступить неправильно. Не как Рыцарь.

— Зато теперь он поступил как Рыцарь. И как дурак. И я тоже, вот только насчёт Рыцаря не уверен.

— Может, нам его попросту позвать назад?

Энтис вцепился в неё напряжённым взглядом:

— Как?

— Да легко. Через Хета. Или попросим Хета передать ему новости о его маме, и пускай решает, быть ему там, где он сейчас, или вернуться в Эврил.

— Ты что, хочешь ему сказать?

— Погоди, — Аль нахмурилась, непонимающе глядя на друга: — А ты нет? Конечно, он должен знать!

Он не отвёл глаз. А ей вспомнилась забрызганная кровью поляна после Призыва, Вил без сознания — и внезапно непреодолимая твёрдость в лице Энта, словно оно обратилось камнем… или льдом.

— Но мы не знаем точно. Мы сделали вывод на основе схожести имён и дат. А это может быть совпадением. Допустим, её настоящее имя — Ливиэн, и она сокращает его до Лили. И родные леди Элайвен не нашли её потому, что с нею и вправду что-то случилось; но ведь наша-то Лили родила сына и пела с ним вместе по тефрианским трактирам целых одиннадцать лет. И раз её никто не опознал как Ливи из замка Лив — то видимо, это не та девушка.

— Или та девушка перекрасила волосы, поменяла причёску и стала иначе одеваться, и знакомые её не узнали, как часто бывает с мужчинами. И раз возвращаться она не хотела, то разумно было освоить искусство прятаться. А поскольку её даэн был Открытый, постоянно скрывающийся от вэй, у Ливи была отличная возможность этому научиться.

Она помолчала.

— Мы не узнаем правды, гадая. Но ведь и ему мы скажем лишь то, что я услышала от Эндриса. Вил не маленький ребёнок, который всякому слову верит. История Элайвен проверяется очень просто. Мы уже были в Каневаре.

— Идти туда не меньше полугода, — безучастно напомнил Энт.

— А мы что, боимся куда-то опоздать? Потеплеет, и мы всё равно уйдём. Значит, двинемся к Каневару. И будем там уж точно раньше, чем Энди и Мэлл. Передадим от них привет, а заодно попросим показать портрет Ливи, и вопросов не останется. — Она в задумчивости сплела домиком пальцы. — Мать говорила Вилу, что он — копия отца. Тогда прийти туда с ним — будет достаточно. За двадцать лет они едва ли успели позабыть, как выглядел юноша, с которым ушла их дочь… и сами узнают своего внука.

— И будут несказанно счастливы?

Сходство со ссорой после Призыва неумолимо росло: в его голосе отчётливо скрежетала сталь.

— Энт, в чём дело? Мы же договорились: прямо обо всём. Так объясни.

Отблеск льда исчез, оставив вполне живого мальчишку, который был её другом почти два года: вовсе не каменного, с тревогой в Кружевах, явно чем-то расстроенного и смущённого.

— Да не могу я объяснить. Это глупо. Это ощущение… чувство… По-моему, если я скажу, ты решишь, что я ревную… будто они у меня его заберут… а это совсем не так!

Аль с протяжным вздохом спрыгнула со стола, села на кровать возле юноши и сжала его руки:

— Глупо — это мягко сказано. Нереальная глупость, ещё хуже, чем гордый уход в зиму твоего друга. Энт, не надо думать за меня! Я знаю, какой ты. Мы прошли вместе столько дорог, помнишь?

Он слабо улыбнулся.

— И постоянно на них ругались.

— И мирились, и ты чинил мне сандалии, перетаскивал через ручьи, учил драться, различать грибы и играть на флейте. И разнимал нас с Вилом, когда мы пытались друг друга покусать.

— Вы не очень-то усердно пытались.

— Но без тебя укусы были бы глубже, а так мы вцеплялись в тебя. Ядовитыми зубами. Энт, ну что ты сочинил? Я никогда не подумаю о тебе так. Особенно после того, как ты его отпустил. Ты для него сделаешь всё. Пусть потом будут сны наяву, бои без правил и балконы… ты всё равно отпустил бы.

Энтис склонил голову, не отнимая у неё рук. Она почти видела тёмную глухую тоску в его Кружеве — и что-то ещё, глубокое, отчаянное… пылающее багровым и ослепительно белым огнём.

— Это лишь значит, что мне не хватает воли. Требовать, настоять на своём… я всегда поддаюсь.

— Но не всем подряд. Со мной ты споришь. И даже с Мейджисом. И побеждаешь.

— Не я, а Кер. А с ним все соглашаются, лишь бы отстал. Вот он никогда не отступает.

— Не считая твоего эллина, — напомнила Аль и тотчас пожалела: он снова погрустнел. И стал словно взрослее, очень собранным и решительным.

— Если бы тебе назвали место, где живут твои родные, ты бы пошла туда? Даже если бы это было лишь предположение?

— Конечно.

Её пальцы в его руках на миг напряглись. Чуть-чуть, почти незаметно. Она не сомневалась: он понимает.

— А теперь смотри. Эндрис сказал, что отца Вила там видели. Любви своей Ливи не скрывала. Но они ушли, а затем он пропал. И вряд ли покинул её по доброй воле. Если двадцать лет — срок верный, то вместе они были долго. И не стала бы она рожать ребёнка от мужчины, не стоящего доверия. А если она Рыцарь, то сыну не солгала: отец их не бросил, с ним что-то произошло. Несчастье. Но она не вернулась домой даже ради ребёнка. И скрыла настоящее имя. И ты сказала сама: у неё были причины. Более веские, чем все тяготы пути менестреля. И что всё это значит?

— Обиду, например, — медленно сказала она. — Элайвен могла винить семью в том, что случилось с отцом Вила. Винить заодно весь Орден, который предал её, отвергнув её друга из-за его занятия.

— Верно. Но мы не знаем, что именно с ним случилось. А если Орден как-то замешан? Если дело не в менестрелях, а в Чар?

Девушка взволнованно глядела на него, начиная ощущать и в своём узоре темноту, смятение, лёд.

— Но они ведь не могли сообщить о нём Звезде… даже если поняли, что он вэй… обойтись так жестоко с ней, она же его любила!

— А ещё это честно и соответствует требованию закона.

— Это подло. Она никогда не простила бы… — Аль замолчала. А он продолжил:

— И она не простила. Отвергнув имя и дом. Отказав в этом своему сыну. Похоже не непрощение. И как бы на его месте поступила ты?

— Я хотела бы… — она потерянно покачала головой, глядя на сумрачное небо за окном: — Я не знаю.

— Ты хотела бы узнать, но не получить в довесок ненависть и предательство. А я, кажется, не хотел бы… не решился бы узнавать. Но Вил — захочет. И решится. Он ведь решился уйти. Он привык отца презирать, а её любить, но она-то отца любила, и это всегда стояло между ними… заставляло его винить себя. Ему нравится баллада о любви Кардина и Ливиэн, хоть она и печальна, но это сказка о верности. Я помню, как он пел её мне впервые… и сказал, что мама убила Кардина, потеряв отца. Вил, он… если что-то ранит его, рана не заживает, пока кто-то не изменит саму суть боли. Как с эллином. Он два года мучился из-за эллина, хоть я на все лады ему твердил, что никто не потешался над ним и ничего унизительного там не было. Но пока и Рэйд не сказал, он не успокоился. И с его отцом то же самое. Это сидит в нём, как заноза, и болит. Ему нужно узнать, что отец был как Кардин, верным до конца. Тогда он сможет не только любить мать, а полностью доверять ей. Сможет не скрывать от себя, что любит и его. Аль, он непременно пойдёт туда. Мы его не остановим. Но что он найдёт там? Родных и друзей мамы, виновных в смерти его отца — и её тоже? Рыцарей, которые уже видели точно такого, как он, — и отдали его Звезде?

Теперь тишина воцарилась надолго. Юноша смотрел так, словно пытался проникнуть в глубь её души, скрытую от неё самой… куда ей вовсе не хотелось сейчас заглядывать. Аль выбрала простейший способ прервать это молчаливое требование, граничащее с обнажением: отняла у него руки и откинулась спиной на кровать, затылком на скрещенные запястья. Потолок над нею оттенком напоминал молоко, разбавленное капелькой шоколада, а едва различимые трещинки на нём казались секретной картой, ведущей, конечно, к удивительному драгоценному кладу.

Он мог быть прав. Почему-то ей было невыносимо признать, что он может быть прав. Что выглядело странно и даже смешно, ведь это же не она выросла в Ордене.

— Это лишь один из множества ответов.

— Но вероятный.

— Нет! — она с досадой закрыла глаза. — Менее вероятный, чем злость влюблённой девушки на тех, кто враждебно встретил её любовь. Энт, люди проще, чем в балладах! Гнусные злодеи и герои, что делаются богами… в жизни их не встречаешь. А вот глупых и напичканных предрассудками — до тьмы.

— Так и я об этом. Неприязнь Ордена к вэй — глупость и предрассудок, если верить всему, что я видел на Пути. Вэй не зло, люди любят их и уважают, а зла бы они боялись. Но я считал их злом. И Кер считает. И мы ведь никому не говорим, что я вэй. Когда Дейсин сказал, что у меня вэйская скорость, я перепугался так, что дышать не мог.

— Тише, — привычно шикнула Аль и поморщилась. Он ответил нерадостной улыбкой:

— Вот видишь. Ты боишься. Я боюсь. Вил ушёл не просто так. Никуда нам от этого не деться.

— Но мы не можем просто взять и не сказать ему! Это нарушение заповеди Слова, вообще-то. Мы друг другу обещали — больше ничего важного не скрывать! Когда это вылезет наружу, он точно нас не простит. Никогда.

У Энтиса болезненно дёрнулся рот, как недавно, когда она лечила его… как в эллине.

— Я тоже не простил бы.

Она подождала. И потом подождала ещё. Села снова и обняла его за плечи, опасаясь и стремясь поймать мелодию его кружева… полную решимости, полную печали.

— Аль, за кем-то из вас охотятся. А Орден спрячет его, хоть отчасти. Белый плащ ему необходим, и сам он так хочет. А если всю эту историю вывалить на него сейчас, то ему в голову придёт то же, что и мне. Я знаю Вила. Он не скажет нам и попытается не верить, но будет думать постоянно: родные или друзья его мамы, Рыцари Ордена, предали её и стали причиной гибели его отца. Разве в таком настроении он согласится пойти в Нэш? А если да… ему там станут задавать вопросы. О заповедях, причинах внезапной любви к Ордену… о семье. Тут-то он и сорвётся. Бросит правду им в лица, как два года назад бросил в лицо Мейджису согласие на идиотское пари и незаслуженную порку. Он это сделает нарочно, Аль. И мы уже его не спасём. Как Ливи не спасла его отца.

— И что же нам делать? — сумрачно осведомилась Альвин. — Врать?

— Нет. Давай просто подождём. Оставим всё как есть. Я пройду посвящение, мы встретимся и пойдём в Нэш, и когда его примут в Орден, я расскажу всё. И об Элайвен, и почему тянул, и чего опасался. И что ты была против молчания. И если он решит, что я нарушил заповедь Слова, я попрошу об очищении его. Или тебя. Откажетесь оба, вернусь к Мейджису… но ты-то не откажешься? Да?

Она глубоко вздохнула. Теперь она чувствовала себя, как на том дереве, где глядела на своего друга в эллине, а потом на свежие раны на спине Вила, понимая лишь одно: так не может продолжаться.

— Ты всё время затеваешь какие-то ненормальные игры, — с тоской сказала она. — Я не откажусь, но лучше уж вовсе обойдёмся без очищений и сделаем по-моему. Я ему всё скажу сама. А потом он пойдёт в Нэш. Как миленький. Если надо, я буду умолять, пока он не уступит. Рыдая в его объятиях. В конце концов, я могу сказать, что люблю его.

— Лучше начни с этого, и рыдать не придётся, — посоветовал Энт. Серую мглу его кружев пронзил тёплый золотой луч.

— Я подумаю, — она с усилием улыбнулась. — Доверься мне, Прекрасный Рыцарь, я ведь всегда права.

Юноша с готовностью кивнул, подхватывая старую шутку. Она сама едва верила — но кажется, у неё получилось. «Я победила… я всегда побеждаю… или нет? Что за странная ерунда?..»

— Только без эллина, Энт! — вырвалось у неё — против воли, всё из-за этих непонятных мыслей. — Я не хочу ещё раз смотреть… а у Вила выступали следы от кнута и текла кровь, словно били и его… Не делай так больше!

И всё как-то очень резко и сильно изменилось — она поймала это в кружевах. Ни мглы, ни золота — всюду один ровный серебристый свет, лишь где-то вдали, на краю зрения, разбавленный оранжевыми всполохами летних ночных костров.

— У Вила появлялись следы и шла кровь? — мягко и отстранённо переспросил Энтис. Так мог бы говорить снег.

— Да, — испуганно сказала она. — Я думала, это его Чар. И он нарочно отражает… отводит от тебя.

— А он сказал, нет?

— Он сказал — нет.

— Тогда, — сказал Энтис и встал, — всё даже интереснее. Ты не представляешь, как я благодарен, Аль… Вот ведь… а ты ещё говоришь о заповеди и обещании не молчать о важном. И он молчал.

— Это важное? — осторожно уточнила она, не понимая: благодарит он всерьёз, иронизирует или здорово разозлён.

— Самое важное сейчас. Не поверишь, насколько… я сам-то не верю. Это глупо и даже безумно… но если Вил — сын Рыцаря, то не полностью невозможно… или нет. Ты извини… иди поешь с ребятами, ладно? И придержи Кера, чтоб не бегал меня искать. Я в библиотеку. Наверно, до вечера… или до утра… как получится. — И отвечая на её озадаченный взгляд, помотал головой: — Я в порядке, Аль. В полном. Я тебе всё расскажу, всё-всё. Но я хочу сперва понять… и проверить, не влезали ли и тут в мою память. Я уже ни в чём не убеждён. Ты только не говори ничего ребятам… есть такая штука, серен. Мне надо найти дневник одного из Крис-Таленов, который я читал давным-давно, в детстве. Записи о серен.