Панове буянят

В Чехии в принципе тихо. Конечно, это не Германия, где после пяти вечера всё замуровывается и почти невозможно увидеть на улице живую душу. Чехи бегают и около девяти вечера и даже позже. Во-первых, здесь принято гулять с собаками даже в деревнях. Берут своего бобика на поводочек и идут его гулять три раза в день по дорожкам или в поля. В каждой деревне. А во-вторых, в каждой деревне есть господа, то есть пивная и она традиционно работает до 2 часов ночи. То есть еще в два часа ночи есть шанс наткнуться на оную живую душу, бредущую домой. Часто явно полуживую и бредущую не слишком уверенно, но гарантирую вам, душа это абсолютно безопасна и миролюбива. Буйное пьянство тут большая-пребольшая редкость. Чехи вообще мирные. Даже те, которые считаются буйными, неспособны напугать рядового пост-советского гражданина, о бывших гражданах СССР не говоря. Анадысь дошло до анекдота. Как бы не совсем анекдот, подразумевался ужасный ужас, но я, гм, не прониклась. А впрочем, по порядку.

Супружник мой каждую субботу ходит в сауну к знакомому татарину. У татарина недалеко от нас есть собственный замок… По чешски это замок, на самом деле усадьба. А в этой усадьбе Равиль в одной из конюшен построил сауну. И вот мой муж— нормальный чех, сотворил себе с татарином традицию — каждую субботу у них сауна. Иногда с гостями-друзьями, иногда они там только два. На этот раз Вашек взял с собой моего младшего сына — Мартину скоро 14, пускай привыкает к мужским традициям.

Я радостно потирая ручки, в превдкушении тихого и благостного вечера, взяв с собой пивко, усосалась на второй этаж и проторчала весь вечер у компика… Стемнело, стихло, красотень невозможная. Вдруг: трах-бах-тарарах-полночь! Герман! То бишь, супруг пришел и во всю глотку с кем-то в сенях азартно так разговаривает. Обычно возвращается из сауны тихий и томный, заползает на первый этаж и еще часа два смотрит телевизор внизу в зале.

Я сильно удивляюсь на такой неожиданный шум и лечу вниз. Оппаньки — у нас полицайты? И они всей гурьбой человек в пять топочут по лестнице вниз к нам в подвал, а оттуда гуськом выходят в зимний сад — у нас с восточной стороны вдоль всего дома теплица пристроена, типа веранды. В ней цветочки нежные зимуют и всякая неожиданная техника иногда стоит — газонокосилка или велосипед сын ставит. Сейчас там сухари сушатся— знакомый пекарь коням нашим презентует. Но это все лирика, а оказывается, полчаса назад по задам наших домов прошел какой-то буйный алкаш и всем всё разгромил и побил, а бдительная полиция его уже поймала и вот протоколы собирает, где какой ущерб произошел.

У нас в зимнем саду, как мы называем эту верандо-теплицу, тоже погром: парочка цветочков лежит горизонтально. Грецкие орехи, собранные Вашком в коробку из-под торта на семена и забытые на подоконнике осенью, теперь рассыпаны по плиткам пола и О, УЖАС! Пластмасовая миска нашего кошака раздавлена в мелкие осколки — видимо «грабитель» сгоряча на нее наступил. ВСЁ. Я эдак растерянно и, неверя своим глазам, осматриваюсь, а полицайты спрашивают, явно также неверя своим ушам:

— Вы что, совсем ничего не слышали?

— Да ничего я не слышала! У меня компьютор в комнате, которая на другую сторону дома выходит, и как мисочка под грубой ногой алкоголика треснула я, честно-пречестно, слышать никак не могла…

— А вы посмотрите, может у вас пропало что…

Тут я пугаюсь и в ужасе гоню Вашка пройти по дому, может соучастник этого бандита куда завалился в уголок и спит, а я на него потом наткнусь— умру же со страху. Задние двери у нас испокон веку не запираются и как раз на эту веранду и выходят.

Вашек никого не нашел, этот алконавт один был.

Но масштаб погрома меня привел в хихикальное настроение. Я вспомнила, как у приятеля в Хлебниково (под Москвой) мы дом в порядок приводили, после набега юных скучающих выростков… Это было да… Говно на потолке и подобное… Почти ни одной целой вещи не осталось. А тут, страшен чех во гневе — особливо пьяный — сто-о-олько злобищи немерянной вырывается на свободу, аж грецкие орехи кругом летают!

Вашек чуть было не обиделся за свой народ, но он у меня умный.