Осень - время любви!

А вот и правда же! У многих животных именно осень — самое горячее время поиска партнера и основание новых и укрепление старых семейных связей. Только птички-однодневки и листики-цветочки раскрываются навстречу партнеру по весне, а большие серьезные и часто опасные животные, к которым человек все-таки ближе, те матримониальными планами занимаются осенью. Недаром октябрь во многих языках называется по слову, обозначающему гон у копытных — одних из самых шумных обитателей леса осенью. Олени ревут, деревья трещат.

Но я сижу на работе, не олень чай в лесах бегать, любвей искать. Семья у меня есть, работа у меня есть, копыт-рогов (вроде) нету, так прилично сижу на работке. Никого не трогаю, но и чай не пью. Разговариваю. Болтовня с клиентом у меня много времени занимает. Клиенту же не только лекарства хочется для любимого попугая, ему еще внимание подавай. Вот и даю, внимание это.

Уже минут тридцать получает моё внимание классический чешский фермер, одетый в рабочий комбинезон. Рассказывает, как у него кроликам хорошо и как он привез из Бельгии новую кровь для своей линии. А я с умным видом киваю и поддакиваю. Клиент всегда прав — основа сервиса. А то, что мне круг надо вычитывать, отзывы писать и прочее в компьютере головой об экран бьется, это подождёт — оно не живое.

Так что сижу, мирно про кроликов разговариваю. И входит еще один дедушка, сразу видно иностранец. Мало того, что на нем дивная джинсовая панамка, так еще навороченные рабочие новёхонькие штаны с цветными карманами, яркая куртка и модельные резиновые сапоги — чехи так не одеваются. «Мой кроликофермер» вежливо встает и прощается, уступая место вновь прибывшему. Отходит к двери, но зависает там, перебирая ярлыки на ненужных ему собачьих матрасиках. Не уходит — любопытство хотя и грех, но страшная сила.

«Джинсовая панамка» обращается ко мне по-английски и просит глистогонку для собачек и овечек. Я — один из малого числа местных ветов, которые умеют говорить на чужих языках, поэтому это явление для меня — часть рабочей рутины. Спрашиваю вес, рассчитываю дозировки, а «Джинсовая панамка» мнется и все-таки выдавливает из себя:

— Может, у вас есть таблетки от нервов для барана?

— В смысле? — недоумеваю я. Нервы — понятие растяжимое. — Что вы с ним делать хотите, везти куда? — дополняю я, памятуя, что владельцы собачек часто хотят успокоительное на дорогу, чтобы пес не сходил с ума в машине.

— Нет, что вы! Мы никуда не едем. Просто у меня две овечки и барашек, им второй год. Барашек всегда был такой ласковый и послушный, а теперь я не могу в загон зайти или к нему спиной повернуться. Он сразу разбегается и бьет меня рогами! Но я его бить не буду! — сверкая глазами на свидетеля у двери, уверяет «панамка». Я по акценту понимаю, что он голландец, один из многих на пенсионеров, переселившихся в Чехию. Тут дешевле и, по сравнению с перенаселенной Голландией, просторы, как в прериях.

От двери доносится приглушенное хихиканье и старый чех на ужасном английском сообщает:

— Ему не дать надо, а отрезать две такие длинненькие таблеточки, что у него висят между ног. И баран ваш сразу успокоится!

— Я не буду его кастрировать! — негодует голландец.

Я влезаю в намечающееся противостояние и успокаиваю «панамку», что агрессия временная, пройдет у овечек охота, барашек успокоится. Хотя надо быть осторожнее, чтобы баран не привык чувствовать себя хозяином, а то если ему понравится, что двуногий конкурент и кормилец боится, то у человека могут быть серьезные проблемы и потом, как овечьи страсти успокоятся и развеятся.

Этот разговор состоялся вчера вечером, перед самым концом рабочего дня. Так что оба дедки ушли, а я закрыла кабинет и поехала с мужем забирать Цику. Наша молодая двухлетняя кобыла — ныряльщик в погреб и прочая, и прочая, месяц назад уехала в соседнюю деревню. Мы решили, что нечего ей дурью маяться, большая уже выросла и пора ей привыкать к седлу.

Раскинули мы сети и выловили Ондру Райнингера — это на его мерине ко мне приезжала девушка — будущий веттехник Анета, когда Цика от восторга в погреб улькнулась. Ондра занимается хобби-вестерном и берет на выучку лошадей. Взяла я у Анеты его номер телефона, поговорила с Ондрой, убедилась, что он сторонник мягкого способа заездки и мы договорились отдать на учебу Цику. К тому же он живет в соседней деревне, то есть всегда можно заехать и проведать кобылку.

Ондра приехал со своей перевозкой — транспортным фургоном на две лошади и своим же веревочным оголовьем — связанным по индианской системе недоуздком без единого металлического кольца или пряжки. Пряжки и кольца — самая слабая часть сбруи и часто (особенно в самый неподходящий момент) лопаются и вы теряете контакт с животным. На Цике было новое оголовье со сварными кольцами, к сожалению, сбрую с цельнометаллическими кольцами я не нашла, но Ондра решил, что может получится завести лошадку и в промышленном оголовье. Кобылка молодая, неопытная, вполне может, что ничего страшного и не будет.

Ондра когда приехал, так немного изумил меня своим видом. Такой длинный тощий близорукий ботаник в очочках, ковбойской шляпе и курточке с бахромой. Пижон и задохлик. Единственно, что выпадало вон из несерьезного образа — это рабочие кондовые ботинки и обтрепанные кожаные перчатки. Плюс серьезная плетеная лонжа (длинная веревка-вожжа, на которой вываживают лошадь), которую он вынул из фургона и этот самый веревочный недоуздок давали слабый намек на професионализм «ковбоя».

Цика в поводу ходила плохо. Наша кульпа — нам было лень с ней заниматься. Сами знаете, то дождь, то золотуха, то еще что. В общем и целом выросла такая кобылица-красавица, до двух лет мамку сосала, в холке мамку почти догнала, выглядит как большая, а на самом деле коза козой, хотя уже вроде бы вполне девушка на выданье.

Ондра пристегнул карабин лонжи к кольцу недоуздка, почесал девушке нос, и позвал её за собой к выходу из левады. А там на выходе уже стоял фургон со спущенным трапом, закрывая входом в себя дорожку между огородами. Цика слегка удивилась, но пошла. Дунка тоже удивилась и заволновалась: куда это идем посреди белого дня? Дунка наша вторая взрослая кобыла. Третья — Клеа — Цикина мамка была отправлена полмесяца назад «в отпуск» в музей — бывший замок Риббентропа, делать компаньонку тридцатичетырехлетней кобыле наших знакомых, специально, чтобы отучить Цику молокососничать.

Чтобы Дунка не мешала, я завела её в денник и заперла там. Это сильно не понравилось Цике. Чего это Дунке дома хлеба дают и ваще, а её куда-то тащат? От конюшни к фургону? Непорядок!

Цика вспомнила, что она лошадь необъезженная, и начала прыгать козлом, рваться вдаль и вширь. Однако Ондра показал, какой он задохлик и ботаник. Уверенно и сильно, то приотпуская, то выбирая лонжу, словно леску спиннинга при вываживании пойманной рыбы, и всё время приговаривая спокойным голосом, Ондра вел козищу безрогую верным курсом к погрузке.

Цика сама не поняла, как, бегая кругами и прыгая туда-сюда, оказалась носом почти в фургоне, а передними копытками перед трапом. Присела на задние, вся взмыленная и очумевшая. Ондра, захлестнув лонжу внутри фургона, чтобы лошадь тянуло внутрь, вытянул свободный конец и поглаживал другой рукой вздрагивающее животное, убеждал вступить на подозрительный трап. При минимальном движении кобылы внутрь, выбирая слабину лонжи и втягивая Цику вовнутрь.

И тут лопнуло кольцо. Потерявшую противовес Цику, отбросило назад и она торчмя шмякнулась на попу, взмахнула освобожденной башкой и передними ногами и рухнула на бок. Но сразу вскочила и помчалась в денник. Увы. Там все было заперто. Тогда, красиво развернувшись на задних и задрав хвост, Цика удрала на пастбищно-выгульный лужок. Но оттуда бежать уже было некуда: с одной стороны излучина речки, с другой стороны забор нашего участка, а потом это ее дом родной, то есть никуда бежать и не надо.

Ондра надел на нее веревочный недоуздок и танцы с конём продолжались еще час, пока уже качающаяся от усталости Цика не зашла в фургон, где получила ведро сушеных рогаликов и чуть не уснула по дороге на ранчо.

Мы ее навещали каждый викенд, а вчера должны были забрать домой.

Приехали, захватив седло и уздечку ее мамки Клеи. Ондра заседлал Цику на вестерновое седло и выехал в леваду, рассказывая, что кобыла очень мягкая в управлении, но щекотливая — не любит беспокойные ноги всадника. При этих словах Цика завернула хвост на круп и, приседая и утробно с подвизгиванием хрюкая, запрыгала как жаба на всех четырех, заливая сильной струей мочи леваду.

— У нее что, охота? — ошарашенно спросила я. Скакать домой на впервые обуреваемой течкой кобыле, на которой только всего месяц как бывает седло, мне не улыбалось совершенно.

— Да вот, — разворачивая продолжающую повизгивать кобылу, ответил Ондра. — Вчера началась. А она и так сама не знает, что делать хочет. То спокойная хоть дрова на ней коли, а то и знакомых предметов пугается. Но очень удобная на ходу, и чувствительная. Очень мягкая на рот, но щекотливая: ноги всадника должны быть максимально спокойны.

Я кисло посмотрела, как Цика рисует вольты, меняя направление от незаметных движений повода и почти невидимого изменения баланса всадника. Мои же ноги часто болтаются по лошадиному боку, как конечности марионетки. А еще эта течка… Кобыла и так свежеобъезженная, а еще и амуры в мозгах… Фигушки, мне себя жалко! Не доеду же!

И мы договорились взять Цику через две недели — и течка пройдет и опыта у нее с верховой ездой будет побольше.

На фотке мама Цики Клеопатра играет со своей бывшей хозяйкой, пришедшей проведать кобылищу...