Имена вы мои, имена

Моя мама, выросшая во времена великих стремлений и будучи отличницей по жизни, вынесла из детства один, но болезненный проигрыш. А именно — других людей не всегда заткнёшь, а своё имя не всегда переделаешь. Точнее, ты можешь своё имя изменить, но только уже став взрослым, когда детские дразнилки ушли в далёкое прошлое, а ты к своему, так ненавистному имени, в конце концов привык. Нет, не подумайте чего страшного! Никаких Даздраперм! Мою маму звали Ирина Соколова. Ну и чего тут расстраиваться? Подумаешь, Ирка-зубрилка. Или — о ужас! — Ирка-в-жопе-дырка? У всех там дырка! Но в детстве многое, кажущиеся теперь фигнёй, выглядит непоправимо плохим...

Когда родилась я, моя мама решила назвать ребенка так, чтобы ни одна шкодливая мелочь не смогла зарифмовать к имени дразнилку. И нашли способ. При том, что в свидетельстве о рождении записано Мария, дома меня звали Марийка. И правда, ни одной дразнилки не было! У нас во дворе, в школе и даже летом в деревне были прозвища, причём менялись они чуть ли не каждую неделю. Самым долгоиграющим оказалось моё школьное прозвище — «Кот». Когда я была в четвертом классе, то класс собирался ставить кукольный спектакль, который так и не состоялся. Зато имена кукольных героев прикрепились прозвищами к актерам до окончания школы. У нас была Крыса, Ворона и вот у меня Кот.

Я никогда не была ни Машей, ни Марусей. Мой дедушка по матери, работавший с 12 лет подавальщиком чая в Московском трактире, а потом углубившийся в революцию и политику, был убежден, что все Маши — дворянки, а Маруси — проститутки. Поэтому звал меня только полным именем Мария.

Однако, не всё было просто и с Марийкой. Например, и по сю пору, предстваляясь по телефону, я, кроме достаточно привычного: «Здравствуйте, Мариночка!» иногда слышу в ответ совершенно необъяснимое, хотя регулярное:

— Лариса? Какая Лариса?

Победителем в трансформации моего имени осталась ветеринарная Академия, выдавшая мне студенческий на имя Марта Столовая.

В загранке сложно транскрибируемая латинкой Марийка упростилась до Марики, став заодно творческим псевдонимом.

Но главная именная хохма скрывалась в фамилии.

Все родственники со стороны отца оказались без потомства. И с раннего детства мне внушали ни в коем случае не брать мужнину фамилию, потому что будущих детей необходимо зарегистрировать Становыми. Потому что Становых больше нет! Как оказалось, и эта пропаганда оказалась далека от правды. как любая пропаганда… Но я несколько раз клятвенно обещала отцу отца, что передам светлое знамя его фамилии вдаль и ввысь, родив сына.

В детстве собаководство и конеездецтво меня привлекало гораздо сильнее, чем матримониальные планы моих родных. Да и в юности я не торопилась с поисками мужа и размножением. К тому же и учёба постоянно уводила меня в сторону от передачи семейно-именных знамён… Понемногу умирали родственники. Мне было уже за двадцать, когда умерла младшая сестра, с двенадцати лет болевшая сахарным диабетом. И оставшиеся родственники сплотились в атаку, занимаясь ковровой бомбардировкой моей совести. «Тебе скоро двадцать пять! Будешь старородящей! Сколько можно с собачками играть?! Мы хотим внуков! Мы хотим продолжения рода! А-а-а-а!»

Я, считая, что при взаимном желании можно ужиться хоть с кем, разозлилась и обратилась в брачную агентуру. Седьмой претендент был вполне адекватным и, главное, устраивал мою маму: всегда приходил с цветами и вежливо с ней курлыкал.

Его фамилия Любарский тоже не стала препятствием, так как старший брат моего будущего мужа уже был женат и даже имел сына — продолжателя рода. Я же уже обзавелась толстенькой папочкой документов и свидетельств на фамилию Становая и мне очень не хотелось к этим бумажкам добавлять еще бумажки о смене фамилии.

К собачкам будущий муж Юра Любарский проявлял сдержанный интерес и мы поженились. Как оказалось, предпосылки для семейной жизни были вполне жизнеспсобными. С Юрой я прожила шестнадцать лет, родила двух сыновей и продолжаю дружить и сейчас.

В 1996 году мы уехали в Израиль. И там я обнаружила. что по Израильским законам женщина не имеет своей фамилии. Каждая израильтянка может носить либо фамилию отца, либо мужа. А ещё в отличие от английского, в иврите есть женский и мужской род и у фамилий. Поэтому с чиновничей воли и по закону Израиля я стала Мария Становой. Так в израильском паспорте и написано.

Видимо, чтобы полностью запутать следы и транскрипцию, мы в 2000 году переехали в Чехию, где я и продолжаю жить по израильскому паспорту, чем травмирую языковые чувства чехов. Чехи только в 2005 году отменили обязательное изменение иностранных фамилий по чешским правилам имяобразования, но люди же в один день не могут сменить многолетние привычки? Вот и продолжают приклеивать окончание — ова к женским фамилиям.

Миллион раз с легкой руки очередного регистратора моя фамилия изменялась на Становойова или же я не могла получить внутреннее заказное письмо, потому что какой-то чиновник запутывался в разночтениях документов.

Но сильнее всего это ударило по моему второму сыну Мартину, родившемуся в Чехии.

Так получилось, что Юра как раз перед нашим вторым переселением сдал необходимые экзамены и подтверждения своих дипломов, дающие ему прибавку к зарплате. Поэтому нам было экономически выгодно, что он мог подзадержаться в Израиле и там работать. Я была беременна вторым сыном, а жить дешевле в Чехии.

Пришли роды, япозвонила в скорую и одновременно мужу. Я поехала в роддом города Рокицаны, а Юра — в аэропорт Тель-Авива. Был конец месяца мая, я уже полгода жила в Чехии и могла разговаривать на простые темы. Особенно собачье-ветеринарные. Но чешская система заполнять метрику на младенца в процессе родов стала для меня сюрпризом. Я не рискнула писать сама и продиктовала данные медсестре. Естественно, мне не пришло в голову, что остроумно ответив на вопрос «А где отец ребенка?» чистую правду:

— Муж в самолёте!

Я спровоцировала запись «отец неизвестен» в свидетельстве о рождении Мартина.

Этот казус мы увидели только зайдя в загс за свидетельством о рождении младшего сына, когда меня выпустили из роддома. Вторая неприятность заключалась в том, что свидетельство о рождении чехи пишут на основании переводов оригинальных свидетельств о рождении родителей. Не паспортов. Поэтому Мартин оказался не просто безотцовщиной, но и с чешскообразной фамилией Stanovoj. На месте отца был прочерк и пояснени в скобочках «отец неизвестен», а мать была написана полным русским именем, но тоже адаптированным под чешскую местность:

Marija Gennadievna Stanovajaová

Печально, это безобразие нам бы ни за что не признали в израильском посольстве.

Хорошо, что свидетельство, после предъявления паспортов, при нас и переписали, да еще в двух необходимых нам вариантах: внутреннем и внешнем. На внешний мы поставили апостиль и отдали в Изаильское посольство для легализации Мартина. А внутренее осталось у нас как подтверждение о получении внешнего. Но без туристического паспорта Мартин бы не мог получить разрешение на жительство, регистрацию у врачей и прочие полицейско-социальные печати и допуски.

Паспорт сделали всего за неделю, и Юра, оставшийся с нами ненадолго пожить, успел за ним съездить.

Привёз.

Отдал мне.

Я открываю, читаю имя и фамилию своего второго сына: Liubarski Stanovoi

На следующий день мчимся в посольство и долго и безнадёжно бъемся о консула.

Ребёнок ОБЯЗАН иметь имя отца в своём имени. Ну и что, что в заявлении было написано Мартин? Отец же Любарский? Вы фамилию хотели по матери, вот написано: Становой. Вы не правоверные евреи, мы пошли на некоторое послабление правил, как вы и хотели. Но хоть имя-то должно быть по отцу! Чем вам имя отца не нравится? И вообще, это уже всё внесено в компьютор в Иерусалиме! А дома можете ребёночка звать Мартин, вам никто не запрещает...

Восемь месяцев!!! Восемь месяцев мы переписывались с министерством внутренних дел Израиля, напускали на них друзей и без конца навещали посольство, пока не получили паспорт, соответсвующий свидетельсву о рождении и смогли получить для Мартина визу. Восемь месяцев Мартин жил в Чехии как нелегальный неработающий беженец. Спасибо чешской полиции, врачам и соцслужбе городов Рокицаны, Колин и Коуржим, они вошли в наше положение. Мартин наблюдался у педиатра, я получала социальную поддержку, а полиция старательно оттягивала санкции по высылке злостного нарушителя визового режима.