Коники, Цыганка и Буечкин

Ездила я на Цыганке пару месяцев, но при приближении осенних работ приблизилась и возможность, что я опять останусь без лошади. На моем попечении находилось 3 фермы и телятник в 4 деревнях, которые периодически в разном порядке приходилось навещать, т.е. обойти без лошади в среднем 30км по бездорожью, где и машина не всегда пройдет, а мотоциклы на руках выволакивают, не представлялось возможным. "Бесхозным" из заезженных лошадей пока оставался косячный жеребец Буян, но по твердой убежденности конюха, жеребец был начисто сорванный и в руки не давался. По местным рассказам, несколько лет назад конюх с сыном и зав.отделением поехали на нем "за хлебом". Через пару часов в деревню вернулся взмыленный Буян в одном хомуте, в крови и с порванным ртом. Пьяные в дымину мужики пришли поздно вечером. И без хлеба. И с той поры Буян людей на дух не переносил и к себе близко не подпускал. Меня Буян вроде подпускал. Я еще когда просто так на даче жила и ходила в табун лошадей рисовать, то всякие нямки у меня из рук Буян брал и никаких кровожадных намерений не показывал. Правда, я от него тогда ничего особенно не хотела и уздечек не надевала...

Табун у нас в совхозе жил полувольно, мотаясь на лугах вокруг деревни. Периодически табун загоняли в сарайку-развалюшку, если надо было кому-то выдать лошадь. Сараюшка во время оно была конюшней. Сейчас же от внутренних стойл с денниками осталось только пара переломанных жердей и досок, пол был земляной, деревянные ясли тоже практически начисто сгрызенные конями в зимний период "стойлового содержания". В окнах уже сто лет не было никаких стекол… Я за "своей" кобылой обычно бегала сама по полям пешком, нагруженная седлом и уздечкой. Кони, конечно, не сообщали предварительно на каком лугу будут пастись, поэтому выйти на отлов надо было серьезно заранее, хотя определенные закономерности в траектории табуна все-таки прослеживались. Конюх дядя Толя, поняв, что ему дешевле не дергаться на тему выдавания коня мне, радостно уже не развивал никакой активности по загонянию табуна, но узнав, что я собираюсь попробовать Буяна, пришел в тихий ужас, категорически запретив мне и пробовать взнуздать жеребца самостоятельно. Я, пожимая плечами, донесла сбрую до конюшни и мы пошли загонять табун...

Загнав табун, дядя Толя вооружился оголовьем, приборматывая: "Стой, скотина корявая!" и пригнувшись, начал теснить жеребца в угол. Буян хрюкнул и задрал голову. И коррида началась. Дядя Толя повис у жеребца на челке, остаток табуна запрыгал и заметался по сараюшке. Я влезла за остатки последнего денника в углу, и не успевала удивляться технике надевания оглавки с позиции альпинистского завеса за скачущем коне...

Но дядя Толя не удержался, свалился, в приступе бессилия схватил доску и стукнул ей наотмаш жеребца по щекам. Буян завизжал, встал на свечу и пошел копытами вперед. Дядя Толя, видимо, боясь повредить совхозное имущество, кинул в животное остатками доски и выскочил рыбкой в окно. Я вылезла за ним. Мое будущее средство передвижения бесилось в сарайке. Конюх сказал, что после такого напряга он идет отдохнуть, а мне посоветовал купить мотоцикл и удалился. Я выпустила табун и задумчиво побрела следом за лошадьми. Подождав полчасика подошла к Буяну. Жеребец спокойно дал себя погладить и надеть недоуздок. Я поводила его в поводу, а потом попыталась пристегнуть трензель. Буя задрал голову и скосил на меня один глаз. Угум, сказала я, тогда потом. Поводила его еще на оглавке, поподнимала ему ножки и отпустила.

Вечером пришла уже с седлом. Буян все манипуляции с надеванием недоуздка и седла выдержал совершенно спокойно. Сесть на него я не решилась, но Буян не демонстрировал ничего из арсенала неукротимого мустанга и был совершенно нормальный. Почти две недели я ходила к нему с седлом и уздечкой. Почесывала его на морде отстегнутым трензелем, открывала ему рот и, наконец, он взял трензель. Больше за весь год у меня с ним ни разу проблем не было. Деревенские, увидев меня на взнузданном Буяне, хотели на следующий день взять его для каких-то работ, а вот ФИГ. Буечкин снова показал им представление на тему "изнасилование бешеной лошади", и его окончательно приписали ко мне.

Буянкин был очень положительный жеребец. Единственная травма, полученная мной от него был случайная синячина во всю спину, когда он, будучи взнузданным, неожиданно почесал о мою спину морду, явно не придав значения, что в морде у него трензель. Очень послушный, он легко управлялся, но езда на нем не была особо мягка или удобна. Конструкция его, как и многих деревенских лошадей, была очень непропорциональна и несуразна: не очень высокий, но очень короткий, со скошенным крупом и прямой лопаткой, широченной шеей, громадной головой и плоскими широкими копытами, вороной Буянчик стал косячным жеребцом по чистой случайности, во время массовой кастрации табунных жеребцов его просто "потеряли". Оголовье мне на него пришлось шить из брезентовой ленты, т.к. на его будку длинной 76см не налезала пижонская спортивная уздечка, которая зимой становилась невидимой, утопая в длинной зимней шерсти деревенских лошадок и получалась полная визуальная имитация индианской езды на одном поводе...

Рысь у Буяна была довольно жесткая, а галоп оставлял ощущение, что вы оказались на пошедшем вскачь асфальтовом катке, причем большую часть веса этого катка вынуждены поднимать вручную. К тому же Буян оказался на удивление спотыкучим. Спотыкался он весьма регулярно и при этом практически падал на нос, но, видимо из чувства самосохранения носа, резко подворачивал голову под грудь так, что казалось он упал на лбешник. Когда он на рыси впервые подо мной так упал на перед, причем одномоментно засунул себе голову под брюхо между передними ногами, то меня вынесло из седла и я обнаружила себя сидящей на дороге перед конем, но с поводом в руках. Буечка сразу остановился — он был порядочный конь и все-таки на удивление спокойный. Постепенно я научилась отпускать повод при спотыкании сразу, иначе отбила бы себе все тело при таких полетах...

Однажды зимой мы упали вместе. Буянкину на галопе вдоль по заснеженному склону уехали все четыре ножки вниз по склону. Я не заметила, что снегом припорошило лед на солнечной стороне холма. Буян хряснулся на бок, меня выкинуло на метра три в сторону. Я встала, конь неподвижно лежит на боку. Меня полило холодным потом. УМЕР!!! Подхожу — лежит и глаза закрыты. Я его за повод подергала, он голову приподнял и так смотрит типа: "Чо надо? Отдыхаем мы тута..."

Потянула я его за повод, он встал, прошелся. Вроде все цело. Села я на него и мы поехали.