15. Бригантины

— Это какая-то ловушка, — убежденно говорил Альварадо. — Подумайте сами, дикари уже столько раз вызывали наших бойцов на поединок еще в те времена, когда мы сражались на дамбах. И почти всегда проигрывали. Неужели это их ничему не научило?

— Думаю, Педро прав, — поддержал товарища Сандоваль. — Скорее всего, ацтеки хотят отвлечь наше внимание. Пока все мы будем с тревогой следить за единоборством, они этим воспользуются.

— А что они такого могут сделать? — спросил Кортес. — Напасть на нас со спины? Так почти весь Теночтитлан в наших руках. Поблизости нет армии, верной Куаутемоку. Вокруг наши союзники: воины Тлашкалы, Семпоалы, Тескоко. Под контролем ацтеков лишь часть города.

— Они могут попытаться улизнуть на пирогах, пока будет идти схватка, — предположил Сандоваль. — Если Куаутемок сбежит, то он сумеет собрать войска в провинциях. Да, многим владычество ацтеков ненавистно. Но ведь хватает и таких, кто встанет на их сторону. Вспомните, в той же Чолуле вожди отзывались о Монтесуме с искренней благодарностью, поскольку именно его армия защищала город от набегов из Тлашкалы.

— Да, разумное зерно в твоих словах есть, — согласился Кортес. — Тысячи индейцев до сих пор не желают отречься от своей религии, а потому смотрят на нас искоса, даже если воюют в нашей армии. Но стоит им понять, что Куаутемок опять входит в силу, и они сразу же переметнутся на его сторону. Однако отказываться от поединка нельзя. Речь не только о славе испанского оружия, но и о союзниках. Нужно показать, что мы никогда не отступаем и всегда встречаем опасность лицом к лицу.

Ацтеки, уже убедившись в том, что опытный фехтовальщик всегда выйдет победителем из боя на мечах, предлагали поединок на копьях. В испанской армии вряд ли кто-то мог тягаться в этом вопросе с Альварадо. Педро окинул парламентера насмешливым взглядом и ответил:

— Если ваш лучший боец наконец-то нашел в себе достаточно храбрости для единоборства со мной, то я с удовольствием с ним сражусь.

В это же время молодой уэй-тлатоани ацтеков Куаутемок, чьи владения сжались до нескольких городских кварталов, сидел, погрузившись в невеселые мысли. Как так вышло, что их огромное государство оказалось бессильным против ничтожной горсти захватчиков? Выходя из Теночтитлана, путник мог много дней идти на восток или на юг, посещать земли разных племен, заходить в десятки крупных городов. И на вопрос «Кто вами правит?» любой встречный ответил бы: «Уэй-тлатоани Монтесума Шокойоцин». Свирепые и диковатые горцы отоми, утонченные и образованные горожане Тескоко, изнеженные жители южных жарких долин — все они признавали над собой власть повелителя ацтеков.

Сотни вождей отправляли дань в Теночтитлан. Хлопок, какао, нефрит, бесценные зеленые перья священной птицы кецаль, золото, изумруды, обсидиан… И это лишь ничтожная часть богатств, стекавшихся в столицу. Уэй-тлатоани Монтесума был немыслимо богат. По его приказу в походы собирались армии из сотен тысяч воинов. И вот внезапно все рухнуло.

Даже совсем еще недавно Куаутемок искренне верил в победу своего народа. Великий бог Уицилопочтли, покровитель ацтеков, который привел их некогда на берега этого озера и отдал им во власть все окрестные земли, должен был защитить своих почитателей. Но вот белолицые чужеземцы под командованием неистового Альварадо сумели захватить великую пирамиду, на которой красовались храмы в честь Уицилопочтли и Тлалока. И боги ничего не сделали…

Куаутемок знал, что солдаты Кортеса и раньше восставали против богов. В Табаско и в Семпоале они разбили и низвергнули изваяния небесных покровителей, а затем приказали молиться в этих храмах своему богу. Казалось, от такого святотатства само солнце померкнет, небо навечно останется черным, как обсидиан, а земля холодной, как снег на вершинах гор. Но ничего не произошло.

Неужели они плохо поклонялись Уицилопочтли? Неужели мало приносили жертв? Почему он отвернулся от своего народа? Жрецы не могли дать ответ. Испуганные и сбитые с толку, они требовали всем пленникам вырезать сердца на алтарях. И ацтеки старались. Много крови лилось в сражениях и на жертвенниках, но боги продолжали смотреть на своих детей гневными глазами.

Храм Уицилопочтли пал… Для любого индейца это было катастрофой. Даже в их книгах покоренный город обозначался горящим храмом, что символизировало собой полный крах. Стоит ли теперь продолжать сопротивление, если великие боги не сумели отстоять свою обитель?

— Господин!

Куаутемок обернулся на голос. В хижину вошли двое мужчин. Они смиренно, не поднимая глаз, семенили вперед босыми ногами, кланяясь и произнося: «Мой господин! Мой великий господин!». Потом повалились на колени. Одежда на обоих была самая простецкая. Повелитель ацтеков еле удержался от горького смеха. Этот церемониал подчеркнутой скромности был принят в императорском дворце. Именно так, в дешевой и грубой одежде, без обуви, с поклонами и униженными обращениями, посетители входили на приемы к Монтесуме.

Мрачная ирония заключалась в том, что здесь, в условиях осады, от такого строгого этикета давно уже отказались. Военачальники и их гонцы заходили к императору запросто — во время непрерывной войны на сложные церемонии времени не оставалось. И вот именно сегодня эти двое пришли к своему повелителю, блюдя каждую деталь устоявшейся пышной традиции. Хотят таким образом подсластить ему горькую весть? Подбодрить и напомнить еще раз, что он все еще уэй-тлатоани, «Великий Оратор» ацтеков?

— Мой великий господин, эти безбожники приняли наш вызов…

Куаутемок обрадовался, что посетители, подчиняясь правилам этикета, стоят на коленях и смотрят в пол, не решаясь поднять на него глаза. Незачем, чтобы они видели всю боль, что отражалась сейчас на лице правителя. Значит, Кортес согласился на поединок. А из этого следует, что ему, Куаутемоку, пришло время сбежать из осажденного города. И сколько бы молодой император не утешал себя мыслями, что в провинциях он соберет новую армию и начнет войну заново, но побег из столицы казался ему признанием своего поражения. Неужели это конец?

План этот был предложен лучшим из оставшихся в живых военачальником Куаутемока. Именно он сейчас стоял здесь на коленях, принеся своему уэй-тлатоани новость. Вторым человеком, застывшим рядом, оказался испытанный ветеран, иссеченный шрамами куачик, пленивший и убивший за свою жизнь десятки врагов.

Его почтительно опущенная голова была тщательно выбрита и лишь с макушки свисала длинная прядь черных волос. Именно ему выпала честь выйти на поединок, который поможет отвлечь испанцев и даст время Куаутемоку сбежать. Темная, непримечательная накидка на его плечах очень скоро сменится знаменитым желтым боевым костюмом, отличительным нарядом грозных куачиков. Лицо украсит желтая и красная краска, а над головой, привязанный ремнями к спине, взовьется разноцветный полосатый флаг с пестрым плюмажем на вершине.

— Встаньте, — приказал Куаутемок. — Кто принял вызов?

— Сам Тонатиу, — ответил куачик.

Куаутемок задумчиво кивнул. Тонатиу, бог солнца. Это прозвище как нельзя лучше подходило золотоволосому Альварадо. И дело не только в цвете волос. Солнце, ласковое и лучезарное, могло быть иногда очень гневным богом. Сжечь урожай, выпить силы путника в дороге, оставить страшные волдыри на теле того, кто слишком долго наслаждается лаской светила. Так и Альварадо, красивый, изысканный и привлекательный в мирное время, был жесток и неудержим в минуты ярости. Педро организовал бойню, когда остался командиром испанцев в столице. Он же каким-то чудом сумел уйти от смерти в ту ночь, когда последним из чужеземцев покидал Теночтитлан. И он же недавно захватил великую пирамиду с храмами.

Именно его ацтеки опасались больше всего, возможно, сильнее, чем даже самого Кортеса. Но в глазах куачика не таилось даже тени страха. В них вообще ничего не было. Так смотрит умирающий человек, лежащий на алтаре, когда рука жреца только что вырезала его сердце. Во взгляде нет ничего земного, он устремлен к богам. Куаутемок видел подобное много раз во время жертвоприношений. Так и куачик, который еще ходил, разговаривал, соблюдал ритуалы поклонения своему повелителю. Но перед глазами у него уже вставал удивительный мир Уицилопочтли, великого бога ацтеков, в свиту которого обязательно попадет воин, погибший в бою или на алтаре. Куачик, похоже, не верил, что он сумеет одолеть Альварадо. Но, не колеблясь, собирался выйти на бой.

«А ведь если я не покину Теночтитлан и не сумею отстоять нашу религию, то культ Уицилопочтли будет уничтожен, а сам бог, лишившись жертв, умрет, — подумал Куаутемок. — А, значит, безвозвратно погибнет и этот куачик, попавший в свиту бога. И его сегодняшняя жертва окажется напрасной. Нет, нужно уходить из города любой ценой!»

— Готовьте лодки, — приказал император.

Пока шло приготовление к поединку, Эрнан Кортес инструктировал Сандоваля.

— Гонсало, выводи все корабли на разведку. Твоя идея, тебе ее и претворять в жизнь. Если ты прав и Куаутемок постарается под шумок сбежать из осажденного города, то ты обязан его перехватить. Любой ценой! Иначе война продлится еще долго.

Сандоваль коротко кивнул. Он обнялся напоследок с Альварадо и пожелал ему удачи. Педро был весел и буквально лучился предвкушением.

— Удачи и тебе, Гонсало! Если сумеешь поймать Куаутемока, то это станет куда более славным подвигом, чем моя сегодняшняя схватка. Мало ли я единоборств выиграл? Захватить в плен императора куда важнее!

Сандоваль взошел на бригантину. Задание казалось совсем непростым. Да, под властью ацтеков оставалась лишь небольшая часть города, но лодок у индейцев еще очень много. Что делать, если во все стороны рванется хотя бы полсотни пирог? Двенадцать кораблей никак не сумеют перехватить каждое каноэ, покидающее Теночтитлан. У союзных индейцев тоже лодки имелись. Но все же на воде они себя чувствовали не так уверенно, как ацтеки из столицы, которые жили посреди озера. В гребле с людьми Куаутемока вряд ли кто-то мог тягаться.

Толковая идея озарила Сандоваля практически сразу же.

— Марсело, перешли мой приказ капитанам всех бригантин. Гнаться только за крупными лодками. Фигура императора слишком ценна, чтобы подвергать ее опасности. Вряд ли его отпустят в компании двух-трех человек. Повсюду на берегах хватает наших союзников, которые с радостью убьют или возьмут в плен любого ацтека. Если Куаутемок собирается покинуть столицу, то наверняка в окружении сильного отряда бойцов, не говоря уж о женах и советниках.

Матрос, получив приказ, поспешил его выполнить. А Гонсало де Сандоваль, бросив напоследок еще один взгляд на Альварадо, стал обозревать водное пространство. Вскоре, возможно, именно на озере решится судьба всей осады. Спустя полминуты он почувствовал, как бригантина вздрогнула, поймав парусами ветер, и вышла на открытую воду. Место предстоящего поединка двух лучших бойцов скрылось за изгибом берега. Сандовалю выпал жребий узнать результат боя позже остальных капитанов. Ему оставалось лишь молиться за товарища.

Альварадо же готовился к поединку. Он, как и всегда перед сражением, пребывал в приподнятом расположении духа. Педро жил подобными единоборствами. Он всегда искал для себя все новые испытания. Преодолевал непроходимые джунгли, заснеженные горные перевалы, раскаленные пустыни, сражался с полчищами врагов, вел вперед солдат, ввязывался в любую рискованную авантюру. Затем, добившись своей цели, он с радостью принимал дары судьбы, не сомневаясь в том, что он их вполне заслужил. Поклонение туземцев, уважение подчиненных, благосклонность девушек, золото и драгоценности. Все это радовало его сердце, но лишь потому, что было зримым подтверждением того, что он, Педро де Альварадо, никогда не бегает от опасности.

Вот и сейчас именно ему выпала честь олицетворять собой всю испанскую армию. Белая хлопковая куртка укрывала грудь, широкая лента удерживала отросшие за последнее время золотистые волосы, чтобы они не лезли в глаза. По условиям поединка бойцы сражались в стеганках, но без шлемов. В правой руке Педро держал копье, на локте левой висел щит.

Он вышел на открытую площадку, ощущая на себя взгляды тысяч людей. В спину, молясь за него и желая удачи, смотрели конкистадоры. Он не имел права подвести своих братьев по оружию. В лицо глядели враги. Из плотной толпы ацтеков уже шагнул вперед боец. Ярко-желтый костюм, пестрая раскраска на лице и высокое знамя, реявшее над его бритой головой, ясно говорили, что это куачик — опытный и прославленный ветеран. Впрочем, могли ли быть иначе? В правой руке он держал копье с кремневым наконечником, в левой сжимал круглый щит, раскрашенный синими и красными узорами, с бахромой из алых перьев по нижнему краю.

Педро не собирался вступать в разговор, хотя неплохо выучил местный язык. Обе стороны накопили друг к другу массу претензий. Ацтек наверняка ненавидел Альварадо за резню во время праздника, после чего Теночтитлан восстал. А еще за то, что испанцы вторглись в империю, переманили на свою сторону вассалов Монтесумы, уничтожили храмы и статуи богов, принесли с собой страшное поветрие. А вот теперь еще и взяли столицу в осаду.

У Педро тоже накопился к неприятелю огромный счет. Это и ночное отступление из Теночтитлана, стоившее жизни сотням конкистадоров, и смерть Хуана Веласкеса де Леона, и гибель многих других испанцев во время боев за Теночтитлан. Нет, время для бесед прошло.

Однако куачик не спешил вступать в бой. Он остановился в пяти шагах от Альварадо и, воздев руки с оружием вверх, принялся неспешно молиться. Странное нагромождение звуков… Педро, хоть и знал язык, не понимал почти ни одного слова. Какая-то тайная речь, подходящая исключительно для беседы с богами? И тут его осенила догадка.

«Похоже, Гонсало был прав! Дикарь просто тянет время. Не иначе, Куаутемок действительно сейчас собирается сбежать из города!»

Альварадо оставалось только надеяться, что Сандоваль сумеет пленить ацтекского императора. Сам он, перехватив древко поудобнее, сделал мягкий шаг вперед. Куачик тут же приготовился к бою и сделал первый выпад. Кремневое острие копья легонько, как будто для пробы, ударило в щит испанца. Альварадо тут же ответил, стараясь попасть в незащищенное колено ацтека. Бойцы закружились, уходя от чужих выпадов и пытаясь ранить противника…

Сандоваль со стороны озера оцепил непокоренную часть Теночтитлана бригантинами. Он пристально, до рези в глазах всматривался в блистающую на солнце поверхность воды. Неужели Куаутемок действительно собирается покинуть город? Мысли его ежесекундно возвращались к Педро де Альварадо. Сколько времени уже прошло? Как будто бы и немного. Но поединок — дело быстротечное, он не может длиться долго. Бой уже, скорее всего, закончился… Сандоваль досадливо закусил губу и хлопнул ладонью по ограждению палубы.

— Нужно было попросить Кортеса, чтобы он приказал отметить победу Альварадо выстрелом из пушки, а поражение — каким-нибудь другим знаком, — поделился он соображением со стоящим рядом солдатом. — Стой теперь тут и думай, чем все закончилось!

— Стоит ли волноваться, сеньор капитан! Педро с копьем в руках от самого черта отобьется! Что он уже и доказал во время отступления из Теночтитлана. Я уверен, что он победил.

В это самое мгновение заросли тростника, скрывавшие берега Теночтитлана, ожили. Как лучи, расходящиеся от солнца в разные стороны, десятки лодок устремились прочь от осажденной столицы. Большие и маленькие, они легко скользили по поверхности воды. Индейцы в них усердно орудовали веслами.

— Значит, это все-таки правда! — не скрывая волнения, закричал Сандоваль. — Идем наперехват вон той пироге!

Он указал на ближайшую лодку, в которой находилось около тридцати человек. Ацтеки явно не собирались сдаваться. Из каждого челнока в испанцев летели стрелы, дротики и камни. Бригантины, проплывая мимо, не упускали случая протаранить или опрокинуть любую маленькую лодку, но охотились все же за большими.

Корабль Сандоваля быстро настиг свою добычу. Индейцы, увидав нацеленные на них сверху копья и арбалеты, предпочли сдаться. Среди них оказалось несколько влиятельных военачальников и жрецов. Но Куаутемока, которого Гонсало знал в лицо, в числе пленников не было. Прочие бригантины в это же время преследовали другие большие пироги. Лишь два судна, на долю которых достойных противников не нашлось, сражались с маленькими лодками, в которых сидели ацтеки, решившие дать последний бой конкистадорам.

Очередной корабль, поймав парусами ветер, подлетел к длинному каноэ, которое, судя по богатому балдахину из перьев, принадлежало кому-то из знати. Сидевшие в нем ацтеки приготовились к бою. Капитан, Гарсия Ольгуин, вовсе не собирался рисковать своими людьми. Бригантина ударила в борт лодке и та сильно накренилась. Десяток индейцев тут же оказался в воде. Один из ацтеков сумел все же замахнуться дротиком, но тут же получил арбалетный болт в грудь и упал с громким всплеском. Остальные бросили оружие, кто испуганно и обреченно, а кто и в бессильной ярости глядя на стальные острия мечей и копий.

Молодой ацтек в богато вышитом и украшенном ракушками плаще вскочил на ноги и поднял руку вверх. Он изо всех сил старался обрести достойный и торжественный вид. Качающаяся пирога, не дающая даже просто стоять ровно, очень ему в этом мешала.

— Не вели стрелять! Я уэй-тлатоани Куаутемок!

Гарсия Ольгуин понимал, что это правда. Последнего императора ацтеков испанцы хорошо знали в лицо еще с тех давних времен, когда он был всего лишь племянником Монтесумы и часто навещал своего дядю.

Капитан приказал всем ацтекам из лодки подниматься на борт его корабля. Куаутемок взобрался на палубу первым. Свита последовала за своим повелителем. Прошло совсем немного времени и бригантина вернула уэй-тлатоани обратно в город, из которого тот пытался бежать. Пленники предстали перед Эрнаном Кортесом.

Куаутемок подошел к генерал-капитану с таким гордым видом, как будто он все еще оставался полноправным властелином огромной империи. Лицо молодого человека было строгим и исполненным собственного достоинства. Ни печали, ни страха нельзя было увидеть ни во взгляде, ни в одном движении. Куаутемок не хотел давать своим врагам ни малейшего повода для злорадства. Приветствуя Кортеса, он не стал касаться пальцами земли и подносить их к губам, а ограничился лишь уважительным поклоном. Куаутемок счел, что недостойно уэй-тлатоани исполнять ритуал особого почтения по отношению к захватчикам.

Эрнан Кортес, глядя на подошедшего к нему ацтека, чувствовал, как тает и развеивается невероятное напряжение, в котором он прожил последние два года. С той ночи, когда он приказал своим кораблям готовиться к отплытию из Сантьяго, Кортес не знал ни дня покоя. Он вербовал солдат и закупал провизию, выявлял очаги тлеющего мятежа, сражался, вел переговоры, искал союзников и постоянно ждал измены со стороны индейцев. Неужели всему этому пришел конец?

Эрнан Кортес даже не гневался на Куаутемока, хотя неистовое сопротивление уэй-тлатоани стоило жизни слишком многим людям с обеих сторон. Разумеется, сыну и племяннику императоров, привыкшему к тому, что власть ацтеков безгранична и неоспорима, трудно признать свое поражение. А может быть все дело в том, что Кортес уже слишком устал для гнева? Или же испытывал сейчас чересчур большую радость из-за того, что война завершилась? Генерал-капитан и сам не смог бы сказать.

Куаутемок поднял склоненную голову, насмешливо-горьким взглядом скользнул по Марине, которая замерла возле Кортеса. Девушка стала для испанцев весьма ценной помощницей. Кто знает, чем бы завершилась война, если бы не ее советы и знание языков? После чего плененный император посмотрел на своего противника. Лицо его сделалось непроницаемым, отстраненным и спокойным, как нефритовая маска.

— Я уэй-тлатоани своего народа и я боролся за его свободу до самого конца, — перевела Марина его слова. — Но ты победил, Малинче. Ты не признаешь наших ритуалов и, конечно же, не позволишь мне окончить жизнь на жертвеннике. У тебя на поясе висит кинжал. Убей меня сразу, не трать время. Я ведь все равно не стану твоим послушным рабом.

В этот момент толпа, собравшаяся посмотреть на пленников, стала расступаться, пропуская Педро де Альварадо. Знаменитому капитану охотно давали пройти. Взъерошенный и запыхавшийся, он остановился возле Кортеса и кинул на Куаутемока слегка насмешливый взгляд.

— Я в свое время добился большего успеха, когда пытался вырваться из этого города.

Куаутемок ничего не ответил. Альварадо жив и здоров, значит, он снова одержал победу в поединке. Куачик пожертвовал собой и пал в бою. Теперь его должна ожидать вечная слава и почетное место в свите грозного Уицилопочтли. Но вот получит ли он по заслугам? Если испанцы разрушат алтари и запретят религию ацтеков, то кто станет кормить богов? Без постоянных жертвоприношений небожители зачахнут и погибнут, а вместе с ними уйдут, растворятся, подобно дымке, и героические воины. Они лишатся своего посмертия и канут в небытие. А он, последний уэй-тлатоани Куаутемок, ничего не может уже изменить.

Кортес сделал шаг навстречу пленнику, обнял его и сказал:

— Своим мужеством и беспримерной отвагой ты завоевал куда больше, чем мог бы получить с помощью оружия. Я питаю к тебе лишь уважение, как к храброму противнику, и любовь, как к племяннику моего друга Монтесумы. Утешься и не думай о плохом. Ты остаешься повелителем ацтеков.

Куаутемок был несомненно храбрым человеком, но умирать он, похоже, не хотел. В глазах его мелькнуло облегчение и он коротко поклонился. Пленник с благодарностью принял приглашение разделить с испанцами трапезу. Так в августе 1521 года столица империи ацтеков грандиозный город Теночтитлан был покорен испанскими конкистадорами.