14. Главное сражение с Тлашкалой

На следующий день Эрнан Кортес повел своих ослабевших, израненных солдат вперед, на поиски врага. Перед ними расстилалась долина столь широкая, что тлашкаланцы с легкостью могли окружить небольшой отряд испанцев и тотонаков со всех сторон. Зато здесь хватало простора для стремительной кавалерии. Видимо, вожди Тлашкалы отважились решить исход вторжения одной битвой. Навстречу конкистадорам катилось огромное войско. Двадцать тысяч? Тридцать? Испанцы не смогли бы сосчитать.

Больше всего удивляло то, что индейцы шли не просто толпой. Кортес, и сам опытный полководец, видел, что ему противостоит не народное ополчение, а настоящая армия. С таким он еще не сталкивался. Тлашкаланцы двигались вперед колоннами, в строгом порядке. Большие яркие жезлы из ткани и перьев реяли над морем людей. Грохот барабанов и вой труб, сделанных из огромных морских раковин, наполнял воздух. Это были сигналы, направлявшие каждый отряд. Над всем этим живописным воинством возвышался огромный стяг — расправившая крылья белоснежная цапля, символ государства Тлашкала.

Испанская пехота построилась квадратом. Кортес доверил командование молодому капитану Гонсало де Сандовалю, а сам возглавил немногочисленную кавалерию. Тотонаки расположились позади конкистадоров. Артиллеристы лихорадочно заряжали орудия. Фернан стоял в первом ряду, справа от него оказался Себастьян. Тот отдал свой арбалет другому солдату, слишком израненному, чтобы вступить в ближний бой.

Глупо было дожидаться, пока индейцы подойдут вплотную. Их огромное количество и большая скученность имела и положительные моменты — каждый выстрел находил свою цель. Загрохотали пушки, кося тлашкаланцев десятками. Потом дали залп аркебузы. Защелкали тетивы арбалетов. Болты били метко, но разве могли три десятка стрелков остановить такую толпу? Исход битвы должны были решить копья и мечи.

Индейские лучники в свою очередь ответили. Стрелы сотнями взмывали в небеса и, описав дугу, устремлялись вниз. Конкистадоры мгновенно построили настоящую стену щитов в два ряда высотой. Земля по обе стороны от их отряда оказалась усеяна бесчисленными стрелами, дротиками и камнями.

Тлашкаланцы ринулись вперед, спеша вступить в ближний бой. Фернан видел их решительные скуластые лица, разрисованные черной и красной краской. Над головами развевались пышные султаны перьев. Защищенные хлопковыми доспехами, в деревянных шлемах, сжимая в руках копья или мечи с обсидиановыми вставками, индейцы выглядели живописно и устрашающе. У каждого из них на локте висел круглый щит — разрисованный, украшенный по нижнему краю длинной бахромой из перьев. Кое у кого виднелись доспехи даже на руках и ногах — деревянные пластины, с медными, а то и золотыми накладками.

Торопясь сразиться с врагом, тлашкаланцы теряли стройность боевых шеренг. Переполненные азартом, они уже не обращали внимания на приказы, звучавшие в воздухе. Напрасно, призывая к дисциплине, стучали барабаны и пели трубы. Воины видели перед собой вполне ясную цель — крошечную группу неприятелей, сгрудившихся, как будто от испуга. Каждый из тлашкаланцев уже мысленно считал, сколько же пленников он приведет сегодня домой и тем умножит свою славу.

Огромная масса нападающих могла в один момент смести маленький отряд Кортеса, просто задавив числом. Испанская пехота ощетинилась длинными копьями. Настоящий лес стальных жал встретил катящийся навстречу вал индейцев. И благодаря этому конкистадоры устояли. Железная дисциплина европейцев оказалась важнее численного преимущества тлашкаланцев. Нападающие падали десятками, тела погибших мешали двигаться вперед следующим линиям атакующих. Задние ряды напирали, толкая своих собратьев на пики испанцев.

И все же индейцы с безумной, истинно самоубийственной отвагой рвались вперед. Они уворачивались от копий, хватались за древки руками, стараясь поколебать этот гибельный частокол, пригибались до самой земли, пытаясь добраться до врага. И таким образом один за другим они вступали в ближний бой.

Но испанцы, тем не менее, добились своего. Первый натиск тлашкаланцев ослаб. Уже не было того сокрушительного разгона, который мог просто разметать конкистадоров. Противники схлестнулись. Началась страшная резня ближнего боя.

Фернан принял на щит удар вражеского копья и тут же отсек руку, это копье державшую. Сделав еще один выпад, он поразил следующего мчащегося на него индейца. Тут же свистнул клинок Себастьяна, добивая оказавшегося на земле тлашкаланца. Гонсалесу такие битвы совсем не нравились. Бой в тесном строю не давал в полной мере использовать фехтовальное искусство и лишал свободы перемещения. Но рассеявшись, испанцы были бы просто сметены.

Фернан без устали рубил и колол наседающих врагов. Его круглый стальной щит ежесекундно дрожал от чужих ударов. В воздухе мелькнуло копье и отскочило от шлема, но в голове у него, тем не менее, зашумело. Один из неприятелей бросился в ноги. Фернан тут же с размаху ударил его крестовиной меча по голове. Другой схватил Гонсалеса за рукав стеганки и попытался вырвать из строя. Кто-то из испанцев, стоявших в глубине, достал этого тлашкаланца острием меча и тот рухнул с пробитым горлом.

Тут в бой вступила конница. Отъехав изначально в сторону, чтобы не подвергать лошадей обстрелу лучников, кавалерия теперь набрала скорость и мчалась на помощь пехоте. На полном ходу врезавшись сбоку в кучу врагов, она без труда опрокинула несколько десятков индейцев. Наездники метко били в лица или шеи противников. Нельзя было позволить острию застрять в теле врага. Образовалась свалка. Упавших тут же добили пешие конкистадоры. А конница проскакала галопом через толпу и снова вышла на простор. Задержавшись среди врагов хоть на миг, всадники тут же погубили бы своих лошадей. Тонкие ноги скакунов были слишком легкой мишенью для бритвенно-острых обсидиановых лезвий.

Снова рявкнула артиллерия, стоявшая на фланге испанского отряда. Воздух заволокло дымом. Ядра опрокинули десяток человек, кому-то из тлашкаланцев оторвало руку, но их отвага вызывала изумление. Невзирая на верную смерть, несущуюся из черных жерл, индейцы мужественно шли вперед. Они не считали потери и, похоже, совершенно не страшились гибели. Вскоре немногочисленный квадрат испанской пехоты был со всех сторон окружен настоящим морем врагов. Тотонаки не отличались стойкостью и дисциплиной конкистадоров, но сейчас они дружно сомкнули ряды и бились насмерть.

Кавалерия кружила по полю боя, подобно стае волков вокруг стада. Она ни на секунду не останавливалась на одном месте, чтобы не стать удобной мишенью для лучников. Разогнавшись, всадники врезались в ряды тлашкаланцев, опрокидывая их и нанося страшные удары копьями. Они ломали чужой строй и тут же мчались дальше. Иногда им удавалось оттеснить толпу от своей пехоты, что давало последним хоть краткий миг для передышки и перестроения.

Армия Тлашкалы, несмотря на свое невероятное численное превосходство, не могла извлечь из него никакой выгоды. Строгий порядок боевых шеренг нарушился. Виной тому был и недостаток дисциплины, и рейды конницы, которая сметала все на своем пути, разгоняя противников. Да и явная недооценка испанцев. Никто бы не мог предположить, что этот маленький отряд сумеет устоять перед таким натиском. Но конкистадоров, вопреки ожиданиям индейцев, не покинула отвага.

Испанцы упорно и уверенно сражались, как будто верили, что четыреста израненных и донельзя уставших солдат сумеют обратить в бегство многотысячную армию. Это казалось невероятным. И в душах тлашкаланцев стало зарождаться сомнение — действительно ли это обычные люди? Чужаки знали, что их всего лишь горсть, но все же решились прийти в Тлашкалу. И вот теперь они успешно противостоят огромному войску. И уже не в первый раз.

Кортес успевал не только вести вперед свою немногочисленную кавалерию, но и в целом наблюдать за ходом сражения. Квадрат его пехоты медленно, но уверенно продвигался вперед. Артиллеристы, окруженные отборной полусотней бойцов, катили на лафетах свои пушки и выбирали наиболее подходящие моменты для очередного выстрела. Аркебузы и арбалеты дружно давали свои залпы, хоть немного уменьшая ряды индейцев. Но без поддержки конницы победить было бы невозможно. Эрнан Кортес направил своего коня и кавалькада двинулась вслед за ним. Вот так, помогая себе редкими выстрелами пушек, да смертельно-опасными наездами кавалерии, испанцы постепенно теснили чужую армию.

Фернан забросил щит за спину. В ближнем бою нужнее был кинжал. Ловко управляясь с двумя клинками, он резал противников как овец. Храбрым тлашкаланцам не хватало отточенной фехтовальной техники. Вот кинжал в ладони Гонсалес молниеносно отбил чужой удар копья, а стальной меч тут же подрубил вражескую руку в локте. Хлопковая стеганка не спасла и рука тут же обвисла, а индеец зашелся от крика. Длинный толедский клинок прочертил быструю дугу, рассекая шею тлашкаланца, а на обратном пути острие прочертило кровавую полосу по бедру еще одного противника.

Гонсалес давно уже не различал лица соперников. Они мелькали перед ним калейдоскопом, сначала воинственные и кровожадные, через мгновение искаженные болью, с раскрытыми в крике ртами. Тела валились под ноги, но вместо них тут же вырастали новые. Фернану казалось, что он сражается с рекой, которая без устали несет свои воды навстречу, невзирая на то, сколько ее волн ты уже рассек.

По краю сознания скользила внушающая беспокойство мысль — а сколько времени прошло от начала битвы? Скользила почти неощутимо. Это как ранение, когда в пылу схватки чувствуешь лишь легкое касание, как будто неопасное, и только через несколько секунд тело пронзает боль. Тогда приходит понимание того, что жизнь висит на волоске. Так и эта мысль. Не сразу Фернан понял, какую катастрофу таит правдивый ответ. Солнце высоко над головой, теней вокруг почти нет. Бой длится уже несколько часов… Человеческой выносливости есть предел. А вот тлашкаланцев, кажется, меньше не становится. Испанцы бьются без малейшего перерыва. Надолго ли у них еще хватит сил? Количество врагов как будто и не убывает.

Фернан, тем не менее, не чувствовал усталости. По правде сказать, он вообще ничего не чувствовал. Руки и ноги продолжали двигаться как будто сами по себе. Его уже дважды ранили, но он не ощущал боли. Ничего, могло быть и хуже. Единственное, чего Гонсалесу сейчас хотелось, так это пить. Он бы, наверное, и крови с удовольствием напился из рассеченного индейского горла, но разве живые тлашкаланцы будут ждать, пока он утолит жажду?

На секунду, поскользнувшись на луже крови, он потерял равновесие. Стоящий рядом Себастьян резким толчком в плечо помог товарищу вновь утвердиться на ногах. Кавалерия опять влетела в ряды индейцев, опрокидывая их и нанося удары пиками. Конь Кортеса мощной грудью свалил тлашкаланца на землю. Генерал-капитан выбросил руку с копьем вперед и вниз, добивая упавшего. И откуда только силы берут? И скакун и наездник? Конница промчалась, оставив за собой полосу тел. Оглушенных, растоптанных, израненных копытами и оружием. В монотонный гул вклинился рев пушки, которая убила еще несколько человек. Фернан помимо воли удивился, что у артиллеристов еще есть порох. Кавалерия и ядра отбросили врага, дали несколько секунд живительной передышки.

И вот в битве произошел перелом. Одна за другой группы тлашкаланцев стали отступать. Пехота испанцев была слишком измучена, чтобы преследовать отходящих противников. Но у кавалерии осталось немного сил. Маленькая группа из двенадцати всадников устремилась за покидающими поле боя врагами. Альварадо отбросил копье и выхватил меч. Клинок прочертил в воздухе сверкающий круг. От него нет спасения. Рубить убегающих — одно удовольствие! Видя, что по пятам скачет конница, индейцы мчались изо всех сил. Но даже уставшая лошадь все равно двигается куда быстрее. Педро с размаха опустил клинок на голову одному человеку, настиг второго, третьего… Справа и слева другие всадники рубили бегущих.

Перебив один отряд, они устремились к следующему. Заметив мчащуюся кавалерию, некоторые тлашкаланцы, ужаснувшись, разбегались врассыпную, бросая оружие и думая лишь о спасении. Многим и вправду удалось сбежать. К чести воинов Тлашкалы, большая часть не поддалась панике. Они более-менее слаженно отошли, не показывая спину. Их отступление так и не превратилось в бегство.

Кортес собрал кавалерию вокруг себя. Он понимал, что нужно возвращаться к своей пехоте. Все же всадников слишком мало, чтобы перебить многотысячную армию. И в этот момент он увидел невдалеке крупный отряд индейцев, над которым реял высокий вымпел из перьев — знак какого-то местного касика. Умнее было бы его спрятать, а то и вовсе бросить. То ли гордость не позволила, то ли тлашкаланцы, слишком ошеломленные поражением, просто не сообразили.

— Вперед! — прокричал Кортес, указывая острием меча на этот плюмаж.

Конница, быстро набрав скорость, врезалась в скопление индейцев. Телохранители вождя, помня свой долг, не бросили своего предводителя, за что поплатились жизнями все до последнего человека. Альварадо подскакал к носилкам и с разгона ударил касика крестовиной меча, повергнув того на землю. Через мгновение Педро, и сам спрыгнув с лошади, зарубил двух последних защитников и лично пленил вождя. Страшная и изнурительная битва против войска Тлашкалы завершилась. Поле боя осталось за конкистадорами…

Ярость битвы постепенно покинула воинов. Испанцы, сохраняя боевой порядок, отошли назад, к тому самому селению, которое служило им пристанищем в последние несколько дней. Кортес первым делом желал узнать, каковы же потери. Он с трудом поверил капитанам, доложившим, что они не потеряли даже дюжину солдат. Зато почти каждый из конкистадоров получил ранение. Тотонакам повезло меньше. У них погибло несколько десятков человек. Кавалерия вся уцелела, но лошади еле на ногах держались от усталости. То же самое можно было сказать и о людях. Обессилившие, они еле добрались до лагеря. На равнине осталось не меньше трех сотен убитых тлашкаланцев. Победители не смогли подсчитать точный урон, так как часть погибших выжившие индейцы умудрились унести с собой.

Вернувшись на прежнее место, Эрнан Кортес сразу же занялся пленниками. Их развязали и опросили. Трое оказались вождями. Они не пытались этого скрыть, да и разве это было возможно? Их сразу выдавали пышные одежды, золотые украшения и некогда роскошные, а теперь изрядно помятые головные уборы. Генерал-капитан пригласил касиков для переговоров.

— Фернан, проследи, чтобы нам как можно быстрее подали мяса, лепешек, да и всего остального, — велел он. — Дикари не должны знать, в каком бедственном положении мы находимся.

Кортес рассудил разумно, но Гонсалеса все-таки передернуло от негодования по отношению к индейцам. Они сейчас будут пировать, в то время как сами конкистадоры через день-другой начнут действительно терзаться голодом. Кто, в конце концов, победил в этом сражении?! В окрестностях пищи не было. Собак к этому моменту большей частью уже перебили. Оставшиеся в живых разбрелись по более спокойным местам. Припасы испанского отряда истаяли. Похоже, что именно переговоры станут единственным спасительным выходом.

Кортес щедро потчевал пленников. Те ничем не выдавали своих опасений. Гордость и чувство собственного достоинства не покинули вождей. Они смело смотрели угрозе в лицо. Чего хорошего можно ждать? Они предполагали, что им уготован жертвенник. Но ни один не показывал страха или удрученности.

— Я вам не враг, — начал речь Кортес. — Мой путь лежит в великий город Теночтитлан. Ваша воинственность очень меня огорчает. Разумеется, я мог бы просто сравнять с землей даже сами горы, защищающие Тлашкалу, но у меня нет причин для вражды. Угощайтесь, отдыхайте. Вам никто не причинит вреда. Вскоре вас отпустят обратно к вашему народу.

— Ты оказываешь нам гостеприимство на землях Тлашкалы, кормишь нас той самой едой, которой мы вас снабдили, — насмешливо ответил один из вождей. — Легко распоряжаться тем, что тебе ничего не стоило. Мы у себя дома, а ты чужак, но ведешь себя как хозяин. Победа вскружила тебе голову.

— Нет, — равнодушно бросил Кортес. — Побед у меня за спиной уже немало. Это всего лишь очередная из них. Стоит ли гордиться? Иначе и быть не могло. А то, что веду себя как хозяин… Так я и есть полноправный властелин здесь. Даже Монтесума признал мои права и уступил мне земли тотонаков. Теперь и Тлашкала станет мне подчиняться.

Самоуверенность Кортеса производила впечатление. Особенно сейчас, когда его слова получили наглядное подтверждение на поле боя. Но вожди и не думали признавать себя побежденными.

— Ты даже обещаешь нам неприкосновенность, — сказал пленник. — Так, как будто ты уже стал повелителем этого края. А сам-то ты уверен в своей безопасности?

— Да. Мы сумеем обратить в бегство любую армию. Хотя я признаю, что ваши солдаты храбры. Я предпочел бы видеть в вас союзников, а не заклятых врагов, которых придется уничтожить всех до последнего человека.

Беседа длилась долго. Постепенно Кортесу удалось узнать, что в самой Тлашкале единства нет. Государство являлось, по сути, республикой, никакого верховного правителя не было, так что решение принимались на советах главных вождей. Поначалу на большом собрании победила воинственная партия. Теперь же, после нескольких неожиданных поражений, боевой пыл у них заметно угас. Между касиками разгорелся конфликт и в самый решающий момент армия просто раскололась.

В этом были свои плюсы — большая часть индейцев не желала воевать с чужаками. Но были и минусы — самый упорный и решительный военачальник, Шикотенкатль, все еще горел жаждой битвы, а принудить его к миру остальные вожди не могли. Одарив пленников украшениями и стеклянными бусами, генерал-капитан отпустил их на свободу. Оставалось надеяться, что на этот раз местные жители охотнее пойдут на мир.

Фернан сразу же после переговоров отправился спать. У него еле хватило сил добраться до кровати. Таких долгих сражений в его жизни еще не было. Особенно болело правое плечо, куда угодило несколько камней. Если бы не стеганка, то у него наверняка оказались бы переломаны кости. Сам хлопковый панцирь в скором времени придется выбросить. После стольких боев на него уже страшно даже смотреть. Изначальная нарядная белизна давно уступила место неопределенному серо-бурому цвету, многочисленные прорехи кое-как зашиты, но в скором времени защиты от него не будет уже никакой.

Примерно такие же проблемы встали и перед остальными испанцами. Гонсалесу еще повезло — у него, в отличие от большинства, кроме стеганки грудь прикрывала еще и стальная кираса. Фернан закрыл глаза и мгновенно уснул. Сон сам по себе бесценен. Он знал, что через несколько часов его разбудят для несения караула.

Прошел еще один день. Последние припасы таяли. Соли не осталось вовсе. С гор дул холодный ветер, изматывая чуть ли не больше недоедания. Многие конкистадоры, чье здоровье и так было подточено вечной усталостью, ранениями и голодом, заболели лихорадкой.

Эрнан Кортес, вникающий в каждую мелочь, лучше других понимал, в насколько тяжелой ситуации оказался его отряд. Изнурение стало самой большой опасностью. Что толку в победах над армиями Тлашкалы, если есть нечего? Нужно двигаться вперед, но люди слишком измучены. Еще одного такого сражения они просто не выдержат. Если во время марша на них нападут индейцы, то останется только покорно сдаться в руки местных жителей. Ну а уж что ждет их в плену, все хорошо понимали. В памяти свежи были угрозы вождей Тлашкалы: ваши сердца насытят наших богов, а ваша плоть насытит наши желудки!

Кортес снова и снова расспрашивал проводников-тотонаков, пытаясь найти выход из ситуации. Можно, наверное, попытаться обойти Тлашкалу стороной, но как это будет выглядеть в глазах индейцев? Вся империя ацтеков внимательно и с интересом следит за борьбой испанцев и тлашкаланцев. Стоит конкистадорам отступить и об этом вскоре станет известно повсюду. Кто после такого станет воспринимать их всерьез? Да и какими трудностями грозит любой другой путь? Далеко впереди, преграждая дорогу в Теночтитлан, поднимались грозные пики гор. Увенчанные сверкающими на солнце ледяными шапками, они казались непреодолимыми. Перед тем, как пытаться их покорить, нужно набраться сил и отдохнуть, а сделать это можно лишь здесь, в Тлашкале.

Эта краткая передышка между битвами никак не могла считаться полноценным отдыхом. Испанцы с ностальгией вспоминали гостеприимную Семпоалу, окруженную пышной растительностью, находящуюся недалеко от теплого морского берега. С еще большей любовью отзывались о Кубе. Многие открыто говорили, что нужно возвращаться.

— Продолжение похода станет чистым самоубийством, — говорил один из солдат. — Даже если мы каким-то чудом и сумеем пройти сквозь этот горный край, то, что нас ждет дальше? Маленькая Тлашкала и та смогла нас остановить. Что же будет, когда мы подойдем к столице ацтеков? Где уж нашему потрепанному отряду на равных биться с армиями Монтесумы!

— Потому он на нас и не нападает, — поддержал его другой испанец. — Зачем ему идти таким долгим и утомительным путем, кормить и содержать воинов в походе? Императору нужно лишь немного подождать. Мы сами лезем льву в пасть. В столице нас без труда пленят и зарежут всех до одного.

Все больше звучало призывов идти обратно на побережье. Дай бог, чтобы Веракрус оказался еще не разграблен и не сожжен ацтеками. Нужно строить корабли и плыть обратно на Кубу. Фернан обо всех этих разговорах знал. Он все ждал, когда же Хуан Веласкес де Леон станет агитировать за отступление. Потухший конфликт между ними так до конца и не был забыт. Стоило бы Хуану высказаться за возвращение, и ссоры с Гонсалесом ему не избежать. К удивлению Фернана, Веласкес не терпящим возражения голосом заявил, что ретироваться нельзя.

— Мы не имеем права показывать слабость, — говорил он. — Отступив сейчас, мы непоправимо потеряем лицо. Тогда не то что тлашкаланцы постараются нас догнать и пленить, но даже тотонаки откажутся от союза. До Веракруса мы просто не доберемся. В ближайшем же крупном городе нас всех свяжут и отправят в подарок Монтесуме, надеясь смягчить его гнев. Нет! Есть ситуации, когда идти можно только вперед. Вернуться на Кубу можно было, когда мы все еще сидели на побережье. Теперь мы или разгромим Тлашкалу и пойдем дальше или погибнем.

— К тому же, для обратной дороги нам все равно не хватит припасов, — рассудительно добавил Риос. — Идти придется несколько дней. Половина просто умрет от голода и истощения.

Примерно таких же взглядов придерживался и сам Кортес. Когда ему озвучили требование идти в Веракрус, он лишь рассмеялся.

— Вести в этих краях расходятся молниеносно. Вспомните, как быстро всем окрестным племенам стало известно о нашей победе над жителями Табаско. Как только мы струсим и отступим, то эта новость тут же дойдет до Монтесумы. Добравшись до Веракруса, мы как раз застанем там войско ацтеков, собранное из провинций, чтобы помешать нам спастись. Если вы не можете победить тлашкаланцев, то как думаете бороться с огромной армией императора?! Правильный ответ здесь лишь один — мы победим Тлашкалу и принудим ее к союзу! Только достигнув этой цели, мы будем вправе надеяться на удачу в столице этой земли, несокрушимом Теночтитлане.

Хуан Веласкес де Леон с тоской вспоминал Кубу. Щедрый тропический остров сейчас казался ему раем. Там вдоволь еды и воды, море вокруг теплое, деревья тенистые, птицы и бабочки яркие и беззаботные. Здесь же они застряли в суровом и негостеприимном мире, где с гор дует ледяной ветер, а пищу никаким чудом не раздобыть.

Хуан сегодня поддержал Кортеса в стремлении идти вперед, но лишь потому, что понимал — на обратную дорогу сил не хватит. Веласкес в сотый раз мысленно повторял себе, что он оказался прав — нельзя было уходить вглубь чужих земель такими ничтожными силами. Увы, легче от осознания собственной правоты не становилось. Похоже, что все они умрут здесь в течение нескольких дней.

Его дядя на Кубе так никогда и не узнает, что племянник до конца старался противодействовать безрассудству Кортеса. Еще, чего доброго, сочтет Хуана предателем, который, наплевав на узы родства, охотно переметнулся на сторону мятежников. Веласкес де Леон с досадой закусил губу. Он ведь подавал такие большие надежды. Ему прочили славу одного из лучших конкистадоров! Теперь о славе придется забыть. Видимо, жизнь его подошла к концу. Что же, таков риск, на который идет каждый воин и первооткрыватель.

Хуан неуклюже поднялся на ноги. Холод вгрызался в тело даже возле самого костра, лишая суставы гибкости. Нужно проследить за сменой караулов. Дозорным на постах пора дать отдых, пока они там не замерзли заживо. Веласкес брел вперед, стараясь разогнать кровь и обрести былую подвижность, а заодно стереть уныние с лица. Нельзя ничем выдавать свое отчаяние! Пускай солдаты до последнего момента видят своего капитана бодрым и уверенным в себе. Хоть бы тлашкаланцы уже напали! Лучше погибнуть в бою, чем умереть от голода! Или, что еще хуже, ослабеть и попасть в плен, а оттуда отправиться на алтарь.