13. Пророчество Уицилопочтли

После попытки прорваться в Теночтитлан прошло несколько дней. Испанцы, которые едва не потерпели тогда разгромное поражение, не впадали в уныние. Да, штурм закончился неудачей, но ведь и ацтеки ничего не добились. Они не отбросили конкистадоров, не обрели новых союзников, даже не нанесли войску Кортеса серьезного урона убитыми. Испанцы продолжали постепенное и планомерное движение вперед. Они оттесняли индейцев с земляных насыпей, подбираясь все ближе к городу. Бригантины на озере все так же вели борьбу с лодками ацтеков. Проломы в дамбах засыпались, открывая доступ пехоте и кавалерии. Ничто не предвещало беду.

Но в один из дней Эрнан Кортес обнаружил, что значительная часть союзных индейцев покинула его корпус. Это не было организованным отступлением. Просто утром на местах не оказалось несколько тысяч солдат. Видимо, еще начиная с вечера постепенно то один, то другой небольшой отряд отходил и как будто растворялся во мраке.

Испанцев было слишком мало, чтобы уследить за многотысячным войском союзников. К тому же, они большей частью находились на передовой и чересчур поздно обнаружили, что тылы опустели и почти никем не защищены. Не на шутку встревоженный Кортес на самой быстрой бригантине поспешил через озеро к следующему лагерю. Там он застал обескураженного Гонсало де Сандоваля, который тоже пытался понять, куда же делись его союзники. С ним осталась едва лишь сотня индейцев.

— Гонсало, назначь пока заместителя, а сам поднимайся на борт. Доберемся до лагеря Альварадо и посмотрим, как обстоят дела у Педро, — приказал Кортес.

Здесь им предстала картина более обнадеживающая. Именно к корпусу Альварадо были прикомандированы тлашкаланцы. И хотя многие из них и ушли, но осталось несколько вождей, наиболее мужественных и дисциплинированных. У каждого из них был свой личный отряд отборных воинов. Таким образом, несколько сотен тлашкаланцев сохранили верность испанцам.

Сам Педро с трудом сдерживал бешенство. Его красивое лицо пылало таким гневом, что даже оставшиеся вожди старались не попадаться ему на глаза.

— Что скажете, сеньоры? — обратился Альварадо к приплывшим к нему Кортесу и Сандовалю. — Вы еще пытались меня убедить, что на дикарей можно положиться! Пропали! Растаяли как туман под лучами солнца! Тысячи дезертиров! Каждый индеец в душе предатель! Эрнан, а помнишь, как я говорил тебе, что они понимают лишь язык силы? Вот и результат! Тлашкалу мы несколько раз разгромили и сегодня ее солдаты — это единственные, что остались верны долгу! А всех тех, кого ты по доброте душевной принял под крыло без боя, давно уже и след простыл! А у меня не хватит солдат для того, чтобы по этим следам пустить погоню и примерно наказать негодяев! Что делать будем?!

— Для начала выслушаем вождей Тлашкалы, — ответил Кортес.

Идея оказалась разумной. Храбрый Чичимекатекутли, уже не раз доказывавший как свою отвагу, так и верность союзникам, ждал капитанов с хмурым видом. Рядом с ним осталось около сотни людей — его личный отряд телохранителей. Большая же часть тлашкаланцев покинула армию.

Чичимекатекутли и сам уже сносно понимал испанский язык, но в таком деле нельзя было допускать даже малейших неточностей. Поэтому разговор шел через Марину.

— После того, как нам не удалось ворваться в Теночтитлан ни по одной из дамб, ацтеки воспрянули духом, — рассказывал вождь. — Но мало того. Жрецы грозного Уицилопочтли совершили огромное жертвоприношение во всех храмах столицы. Среди прочих, как я понимаю, погибло на алтарях и немало испанцев. Ацтеки утверждают, что их бог, довольный таким подношением, снизошел к молящимся и предрек, что белолицые чужаки, а также все их союзники погибнут через десять дней.

— Откуда это известно? — поинтересовался Кортес.

— У ацтеков все еще хватает лодок. Они разослали гонцов ко всем значительным племенам. Люди Куаутемока побывали в каждом крупном городе, показывали то, что осталось от убитых испанских пленников. Обещали прощение всем, кто откажется от союза с Малинче, а также грозили страшными карами от самого бога Уицилопочтли тем, кто поддержит чужаков. Я узнал об этом сегодня утром. В нескольких ближайших городах есть верные мне люди.

— У ацтеков, похоже, даже среди наших союзников хватает внедренных шпионов, — не скрывая досады объявил Кортес. — Они наверняка прямо в войске распространяли слухи о гневе богов. Буквально у нас под носом! А мы даже не заметили! Плохо дело, сеньоры…

— Да как тут уследишь, — обескураженно пробормотал Сандоваль. — Испанцев меньше тысячи и все они на передовой. Некому шерстить войско и выявлять шпионов.

— Неужели отважные воины поверили бреду, который, якобы, произнес каменный истукан?! — вновь закипая гневом, спросил Альварадо. — Мало мы с язычеством боролись, Эрнан.

— Я очень рад, что твои доблестные телохранители не запятнали себя позором предательства, — сказал Кортес вождю.

— Ты можешь положиться на мою верность. Остальные тлашкаланцы, устрашенные сейчас лживыми речами ацтекских жрецов, со временем устыдятся своего малодушия и вернутся в твое войско. Мы бились против ацтеков даже в одиночку. Тем более продолжим сражаться рядом с такими воинами как вы, — с достоинством ответил Чичимекатекутли.

Генерал-капитан с благодарностью кивнул. Он уже не раз убеждался в отваге и верности этого человека. Но он также понимал, что от нескольких вождей мало что зависит. Тлашкаланцев осталось слишком мало. А если сама их республика увидит, что войско Кортеса проигрывает войну, то уж точно не отправит на помощь испанцам новое пополнение. Тут один Чичимекатекутли ничего не решит.

— Что же, сеньоры, приготовимся к бою. Педро, продолжай постепенно наступать со своей стороны. Мы с Гонсало вернемся к нашим корпусам.

Эрнан Кортес стоял на палубе бригантины и лихорадочно пытался найти выход.

«Вот что могло нас ждать, если бы я не пресек мятеж Шикотенкатля. Союзники разбежались. Безумцы! Разве они не понимают, что победа императора Куаутемока опять ввергнет все окрестные племена в прежнее рабское состояние? Неужели готовы и дальше отдавать своих родных на алтари Теночтитлана? Да, кто бы мог подумать — местным жрецам удалось то, что не получилось у Шикотенкатля!»

Ацтеки, похоже, только этого и ждали. Они прекрасно видели, насколько уменьшились армии, совсем недавно отброшенные ими от города. И теперь желали тут же воспользоваться преимуществом…

Фернан и Себастьян стояли, приготовившись к бою, среди десятков других конкистадоров. Они находились на дамбе недалеко от города. Отсюда открывался великолепный вид на движущееся им навстречу войско. Из Теночтитлана катился настоящий поток индейцев. Тысячи человек в ярких, красочных одеждах, в высоких конических шапках, в хлопковых доспехах. С великолепными расписными щитами, украшенными по нижнему краю длинными перьями. Кое-где глаза различали костюмы элитных частей. Вот шли воины-ягуары, в пестрых желто-черных костюмах и шлемах, изображавших голову зверя. Чуть дальше шагали воины-орлы в доспехах, покрытых перьями и массивных шлемах в виде орлиной головы.

— Смотри, а вот и боевые жрецы, — прошептал Себастьян.

Фернан к этому времени также уже научился сносно разбираться в знаках отличия ацтеков. Чем больше пленников для жертвоприношений захватывал воин, тем выше поднимался его статус. Гонсалес видел мужчин в темных одеждах и высоких шапках, расписанных белыми точками. Они шли, держа копья с обсидиановыми наконечниками и щиты, разрисованные под стать своему хлопковому доспеху.

— Звездные куэштекатли, — сказал Фернан. — Жрецы, пленившие не меньше четырех человек. Именно у одного из них я и позаимствовал одежду, когда пробрался в Теночтитлан.

У многих индейцев высокий статус подчеркивало знамя, прикрепленное ремнями к спине. Так и расцветали над их головами высокие плюмажи из ткани и перьев: бордовые, ярко-зеленые, синие, белые… Несколько раз на глаза попадались узнаваемые желтые костюмы бритоголовых куачиков — наиболее опытных и грозных бойцов.

Соотношение сил было для солдат Сандоваля просто катастрофическим. На каждого испанца или союзника приходилось не меньше сотни противников. Фернан почувствовал, как внутри тугой пружиной начинает закручиваться слепая ярость. Она выжигала даже намек на сомнения и нерешительность, вполне объяснимые при таком множестве врагов. Гнев все набирал обороты, грозя вот-вот вырваться из-под контроля и заставить его кинуться навстречу врагу. Нечто подобное он уже испытывал перед битвой при Отумбе.

Сегодня, как и тогда, ацтеки шли в бой, нимало не сомневаясь в своей победе. Столь самоуверенные и самодовольные, опьяненные своим численным преимуществом и предвкушающие легкую победу. Гонсалес видел воинов и боевых жрецов, которые наверняка мечтали захватить как можно пленников, получить новый костюм и поднять свой статус еще выше.

«Мерзавцы! — пронеслось в голове Фернана. — Вы, похоже, уже мысленно празднуете победу?! Думаете, что две сотни испанцев не сумеют разогнать вашу дикарскую орду? Собрались как на парад! Мечтаете о победе, о новых регалиях? Сегодня цвет воды в озере Тескоко станет алым от индейской крови!»

— Фернан, остынь, — прозвучал над ухом голос Себастьяна. — Стой в строю. Нечего нам мчаться навстречу дикарям. Зачем тратить силы? Сами сейчас подойдут, никуда не денутся.

Риос, прекрасно видя состояние друга, готов был уже ловить Гонсалеса, если бы тот, ослепленный гневом, рванулся вперед, в атаку на вражескую армию.

Фернан потряс головой, пытаясь вновь обрести хладнокровие. Бывалый Себастьян, конечно же, прав. Гонсалес оглянулся по сторонам, желая посмотреть на настроение своих соратников. Слева и справа более опытные солдаты точно так же увещевали наиболее горячих и вспыльчивых. И Фернан внезапно успокоился.

«А ведь наверняка все сейчас вспомнили битву при Отумбе, — подумал он. — И, кажется, наши солдаты верят, что сумеют повторить это чудо еще раз…»

— Держать строй! — разнесся строгий приказ Сандоваля.

Ацтеки как раз в этот момент вступили на дамбу. Раздалось многоголосое рычание морских раковин, а с вершины ближайшей пирамиды загрохотал огромный барабан. Пестрая человеческая река набрала разгон и покатилась вперед, навстречу небольшой плотине, состоящей из конкистадоров и их союзников. В воздух взмыли первые метательные копья, камни из пращей и стрелы. Опытные солдаты Сандоваля тут же выставили стену щитов, перегородив фронт и прикрывшись сверху. Сквозь эту преграду выдвинулись стальные жала длинных копий. Через минуту ацтеки нахлынули на неприятеля…

Когда-то испанцы сетовали на то, что на узкой дамбе невозможно развернуть нормальное наступление. То, что раньше больше всего их злило и раздражало, сегодня стало истинным спасением для конкистадоров. Многотысячное войско ацтеков никак не могло обойти маленький отряд с флангов, окружить и задавить числом. Атаковать по дамбе можно было максимум десятью воинами в линию, и пока первые ряды индейцев сражались, остальные бестолково топтались позади.

Фернан без устали бил копьем, стоя во второй шеренге на самом краю дамбы. По такой плотной толпе никто бы не смог промахнуться. Но вскоре пика застряла, пронзив сразу двоих индейцев. Он, собравшись с силами, толкнул древко в сторону, смахнув с края насыпи не только убитых, но и одного живого индейца. Тот, нырнув в воду, подплыл поближе и попытался ударить топором кого-то из испанцев по ноге, но один из конкистадоров зарубил его мечом.

Гонсалес тут же выхватил клинок из ножен. Солдат в первом ряду, получив рану, отшатнулся и сделал шаг назад. Фернан сразу протиснулся вперед и занял его место. Вкладывая всю ярость в рубящие и колющие удары, он окончательно обрел хладнокровие. Безудержный гнев его утих. Гонсалес вновь чувствовал себя частью одного огромного организма, который лишь в единстве черпает силу.

Строй испанской пехоты остался нерушим. Солдаты сражались слаженно и уверенно, не отступая ни на шаг. Впрочем, продвинуться вперед они тоже не смогли. Бесчисленные отряды ацтеков, толпясь позади своих первых рядов, напирали и тут же занимали места павших. Индейцы кричали, подбадривая сражающихся, и метали дротики по высокой дуге, надеясь поразить кого-то в тылу испанцев.

Но боем на суше император Куаутемок решил не ограничиваться. Из города, минуя заросли камышей и искусственные огороды, плыли сотни лодок. Сандоваль, сражающийся в самой гуще битвы, успел бросить лишь взгляд на эту армаду. Вспомнилось отступление из Теночтитлана. Если ацтеки нападут сейчас еще и с воды, то его отряду уже не на что надеяться. Индейцам не придется даже лезть в ближний бой. Им достаточно будет обстреливать столпившихся на дамбе конкистадоров с двух сторон. Щиты не спасут. Максимум через пару часов от его корпуса не останется ничего.

Многочисленные пироги ацтеков подплывали уже к самому месту битвы. Оставшиеся при отряде Сандоваля три корабля вряд ли смогли бы успешно сражаться против такого флота. Высокие борта давали хорошую защиту, но стрелков на палубах было слишком мало. Но здесь на стороне испанцев выступила сама природа.

Ветер, который с самого утра еле-еле гнал над водой туман, постепенно окреп. Он трепал верхушки плюмажей над ацтекскими воинами, клонил к воде камыш и теперь с легкостью наполнял паруса бригантин. Те заскользили по озеру навстречу вражеским лодкам. Сначала на одном корабле, затем и на втором рявкнула пушка, как будто озвучивая вызов на бой. Снаряды полетели в индейцев на дамбе, убив несколько человек. Ветер подхватил пороховой дым и тут же развеял его.

А бригантины помчались на скопление вражеских лодок. Их главным оружием была не артиллерия. Гораздо более крупные и тяжелые, чем самые большие пироги индейцев, суда на полном ходу врезались в ряды чужой флотилии. Идя на таран, они с легкостью топили и опрокидывали каноэ одно за другим. Некоторых ацтеков охватила паника. Увидав надвигающийся на них высокий нос корабля, они сами выпрыгивали из лодок, надеясь избежать столкновения и уцелеть.

Но индейцы тоже умели воевать. Из пирог, которые не попали под удар, на палубы судов летели многочисленные стрелы и дротики. Испанцы сначала не решались даже показаться над бортом и подставлять себя под этот шквал. И все же им приходилось рисковать. Бригантинам, прошив скопление лодок, нужно было возвращаться и нацеливаться для следующего удара. А для этого матросам следовало управлять штурвалом и парусами.

И корабли разворачивались и снова с разгона врезались в скопление лодок, которые, из-за своей скученности не могли уйти от столкновения. Упавших в воду ацтеков испанцы тут же кололи копьями. Хлопковые стеганки спасли большинство конкистадоров на палубах, хотя несколько человек все же погибло. Надежда Куаутемока разгромить врага с помощью флота потерпела неудачу.

Фернан видел все это лишь мельком. Он сражался на дамбе почти безостановочно. Лишь один раз он отошел назад, уступив место другому испанцу, когда стрела угодила ему в левое плечо. Хлопковый доспех смягчил удар, но полностью не защитил. Пришлось покинуть первый ряд солдат и уйти в тыл, чтобы перевязать рану.

Быстро наложив повязку, он вернулся, морщась от острой боли. Тем не менее, держать щит он мог и стремился снова вступить в бой. Навстречу ему кинулся индеец в ярко-красном костюме. Голову его защищал звериный шлем с торчащими вверх ушами, лицо выглядывало из разинутой зубастой пасти. Воин-койот — один из элитных бойцов, герой, захвативший немало пленников. Ацтек умело отразил удар испанца круглым пестрым щитом и тут же сам махнул мечом с обсидиановыми вкладками. Фернан столь же ловко прикрылся своей стальной роделой и, сделав ложный финт клинком, обошел чужую защиту и всадил острие прямо в распахнутую пасть койота.

Ацтек рухнул навзничь, разбрызгивая кровь во все стороны, но у Гонсалеса не было времени радоваться победе. Место сраженного занял другой индеец в бордовом хлопковом доспехе. Удары сыпались со всех сторон, на место убитых врагов рвались живые храбрецы. В глазах рябило от буйства красок. Слух тоже уже не улавливал отдельных звуков, которые слились в единый поток боевых кличей, воплей боли, лязга и стука. Лишь иногда доносился перекрывающий шум боя голос Гонсало де Сандоваля, который подбадривал своих солдат и велел держать строй.

Наконец ацтеки отхлынули. Грохот барабанов и низкий глухой рев раковин властно приказывал индейцам отступать. Испанцы, не веря своим глазам, застыли на месте, не имея сил для того, чтобы кинуться вдогонку. Фернан уперся острием меча в почву, пытаясь так найти хоть какую-то опору. Больше всего он сейчас хотел упасть. Земля манила его, притягивала с неодолимой силой. Напряжение боя ослабло и на него навалилась неописуемая усталость. Собрав волю в кулак, он устоял на ногах. Нельзя показывать врагу то, насколько он измучен! Пускай ацтеки думают, что конкистадоры готовы биться и дальше.

Гонсалес оглянулся по сторонам. Рядом стояли братья по оружию — испанцы и союзные индейцы, которые тоже проявили себя сегодня с самой лучшей стороны. Залитые с головы до ног своей и чужой кровью, усталые, но гордые сегодняшней победой. Лодки ацтеков давно отступили поближе к городу, туда, где бригантины не могли их преследовать из-за вбитых в дно свай. На сегодня победа осталась за корпусом Гонсало де Сандоваля.

«Хотелось бы знать, как сейчас обстоят дела на двух других дамбах, — подумал Фернан. — Надеюсь, солдаты Кортеса и Альварадо тоже празднуют победу»

Сандоваль тут же снарядил бригантину, чтобы отчитаться генерал-капитану о сегодняшней схватке. Прошло около двух часов и корабль вернулся с радостными новостями — отряды Кортеса и Альварадо тоже сумели отбить штурм.

Но совсем скоро испанцы поняли, что радоваться пока нечему. Ацтеки, ободренные тем, что чужая армия так резко уменьшилась в числе, яростно атаковали каждый день. И хотя узкие дамбы можно было оборонять даже небольшими отрядами, силы конкистадоров быстро таяли. Из столицы выступали все новые подразделения индейцев, многочисленные и хорошо экипированные. Они сменяли тех, кто уже успел вкусить горечь поражения. Свежие отряды шли в бой свирепо, искренне веря в свою победу. Испанцы неизменно отражали все атаки, но с каждым днем это становилось все труднее сделать. Среди них уже нельзя было найти хоть одного человека без двух-трех свежих ран.

Кортес понимал, что сейчас нельзя отступать. Вся империя ацтеков смотрит за этим противостоянием, чутко выбирая момент, чтобы примкнуть к тем, за кем должна остаться победа. Пускай покинувшие его союзники узрят, что испанцы продолжают борьбу. Стоит отказаться от осады Теночтитлана, и все окрестные племена, увидав такое проявление слабости, сразу же побегут мириться с Куаутемоком и выступят против конкистадоров.

Поэтому генерал-капитан личным примером вдохновлял подчиненных на борьбу. Он не только бился в первых рядах, но наравне с остальными таскал землю и бревна, заделывая проломы в дамбах, и ломал захваченные вражеские укрепления. Раньше испанцы по большему счету сражались, оставляя строительные работы союзникам. Теперь приходилось все делать своим руками. Но были и плюсы. Радовало лишь то, что уменьшившиеся отряды оказалось уже не так сложно прокормить.

Кортес работал, глядя на солдат. Он и сам не мог понять, за счет чего держались его воины. Изможденные ежедневными боями, после которых начинались утомительные работы по засыпанию провалов, испанцы и союзники совсем не отдыхали. Людей было слишком мало, поэтому каждому из них приходилось стоять по ночам в карауле.

«Куаутемок хитер, — думал между делом Кортес. — Это его пророчество, касательно нашей гибели через десять дней, может исполниться, причем без какого-то мистического объяснения. Если мы, лишенные помощи союзников, не сумеем продержаться означенное время, то получится, как будто истуканы, которым он молился, сказали правду…»

Усталость была самым страшным врагом. Эрнан Кортес продолжал верить в своих солдат. Они уже не один раз показывали, что предел их выносливости лежит где-то очень далеко, столь далеко, что ацтекам не под силу до него добраться. И потому он упорно сражался сам, не давал спуску подчиненным и с постепенно растущей в душе надеждой считал дни. А испанцы бились на дамбах и даже понемногу продвигались вперед.

И вот когда после предсказания жрецов Теночтитлана прошло уже двенадцать дней, генерал-капитан собрал союзных вождей.

— Друзья мои, — сказал он, обводя взглядом немногочисленных военачальников из Тлашкалы, Тескоко и прочих городов. — Все вы слышали пророчество ацтеков, которые сулили нам скорую гибель. Но вам хватило отваги остаться верными данному слову. Я горжусь тем, что у меня такие союзники. Теперь же я прошу вас отправить гонцов во все окрестные города, ко всем племенам, которые некогда поддержали нас, а затем сбежали. Скажите им, что слова идолов Теночтитлана лживы. Мы преодолели рубеж десяти дней, после которого нас, якобы, должна была постигнуть неминуемая смерть. Я буду снисходителен к тем, кто, раскаявшись, вернется к нам снова. Но всех прочих, что не захотят выступить на нашей стороне, я буду рассматривать как друзей Куаутемока. Пускай же не рассчитывают на мое расположение. Когда мы покорим столицу, то придет их черед раскаяться в своем предательстве.

Это принесло именно тот эффект, на который и рассчитывал Эрнан Кортес. Многочисленные племена с нетерпением и замиранием сердца ждали страшную дату гибели белолицых чужаков. Но вот день настал, минул, а испанцы все так же держали Теночтитлан в осаде. Когда же по округе разнеслись грозные слова генерал-капитана, то покинувшие конкистадоров союзники один за другим потянулись обратно.

Эрнан Кортес лично принимал всех вернувшихся вождей. Некоторые из них не скрывали смущения и униженно молили о прощении. Как раз один из таких касиков и стоял сейчас перед ним.

— Не гневайся, Малинче, я не мог пренебречь словами богов, — бормотал вождь. — Мои люди были обуяны ужасом и все равно не стали бы нормально сражаться.

Альварадо ненадолго оставил свой отряд на заместителя, чтобы присутствовать при подобных переговорах. Сейчас Педро только неодобрительно кусал губу, чтобы не сорваться и не высказать все свое негодование.

— Вы дезертировали из армии во время военных действий, — холодно ответил Кортес. — По испанским законам за это полагается казнь.

Он замолчал, давая время касику почувствовать дыхание смерти. Альварадо грозно уставился на индейца, у которого помимо воли задрожали губы.

«Сколько бы побед мы не одержали, сколько бы алтарей не разрушили, но местные жители все еще боятся нас меньше, чем своих богов» — с досадой думал Кортес.

— Я буду снисходителен, ведь к испанским законам вы еще не привыкли, — произнес он. — Но я вижу корень всех бед. Дьявольская религия толкает твой народ на путь предателей. Ведь вы поверили лживым словам ацтекских жрецов. Сегодня же ты должен отправить гонцов в родной город и приказать разрушить там алтари и больше не приносить жертв. С вами отправятся несколько моих солдат, которые проверят выполнение этого приказа.

Вождь открыл было рот и явно хотел что-то возразить, но наткнулся на свирепый взгляд Альварадо и тут же с кислым видом поклонился. Спорить с яростным Тонатиу он не решился. Хорошо уже и то, что Малинче его помиловал.

— А стоило бы повесить несколько военачальников, по чьей милости мы лишились союзных солдат! — громко заявил Педро. — Вот хотя бы этого! Чтобы в следующий раз любой дезертир сто раз подумал, перед тем как сбежать. Марина, переведи!

Впрочем, вождь и без перевода догадался, о чем говорит Альварадо. Он с мольбой бросил взгляд на Кортеса.

— Ступай к своим людям и следи, чтобы они больше не разбегались из-за глупых пророчеств, — строго сказал индейцу генерал-капитан. — И не забудь гонцов в свой город отправить. Алтари должны быть разрушены!

Вождь с многочисленными поклонами выскользнул из комнаты.

— Ты прав, Педро, — признал Кортес со вздохом. — Мы из-за дезертиров чуть не погибли. Но в таком случае казнить придется слишком многих. Так можно перебить всех ненадежных союзников и остаться снова только с тлашкаланцами Чичимекатекутли. Думаю, прощением мы здесь добьемся большего, чем карами.

Другие вожди пытались выгородить себя.

— Малинче, я вернулся в свои земли только потому, что прошел слух, что на нас собираются напасть дикари, которые кочуют в северной пустыне, — без тени смущения вещал какой-то молодой и самоуверенный касик. — Мне нужно было защитить родной город.

Кортес сделал вид, что верит. А вот по глазам сидящего рядом Альварадо можно было понять, что вспыльчивый Педро готов зарубить лжеца на месте. Вождь, похоже, и сам понял, в какой опасной ситуации находится. Он стушевался и пробормотал, что кочевники ушли далеко на север. И теперь-то он ни за что не покинет испанский лагерь.

Эрнан Кортес принимал возвращающихся союзников милостиво и вновь распределял их между тремя корпусами. Вскоре начался следующий этап войны против войск уэй-тлатоани Куаутемока.

Получив столь нужное подкрепление, испанцы сумели за несколько дней дойти до конца дамб и вступить, наконец-то, в сам город. Кортес отправил в столицу послов из знатных ацтеков, которых ему удалось захватить в плен в недавних боях. Он надеялся, что Куаутемоку хватит рассудительности признать свое поражение и сдаться окружающей его армии. Самому императору генерал-капитан обещал помилование и сохранение города к неприкосновенности, хотя и в составе испанской монархии.

Два дня прошли в тревожном ожидании. Испанцы, укрепившись на окраинах Теночтитлана, смогли немного отдохнуть и собраться с силами. Теперь они более чем когда-либо раньше верили в свою победу. Но на третий день армии ацтеков снова двинулись в атаку. Уэй-тлатоани Куаутемок решил сражаться до тех пор, пока у него оставались воины, способные держать оружие в руках.

Эрнан Кортес больше не надеялся на мирную капитуляцию.

— Хватит, — сказал он своим капитанам на ближайшем совещании. — Если уж Куаутемок не жалеет своих подданных, то почему их должен жалеть я?

Начиная с этого дня развернулась война не на жизнь, а на смерть. Испанцы теснили защитников, отвоевывая квартал за кварталом. Теперь, когда конкистадоры преодолели узкие дамбы, кавалерия вновь стала грозной силой. Но всадникам было слишком сложно передвигаться по узким дорогам, где засада могла поджидать за каждым углом. К тому же почти на каждой крыше скрывались ацтеки с копьями и луками, оставаясь недосягаемыми для наездников. И потому Кортес приказал разрушать все захваченные здания и по возможности засыпать водные каналы. Испанцы предпочитали оставлять под контролем ровную поверхность, которая позволяла воевать в правильном строю и обеспечивала простор коннице.

Битвы шли непрерывно, с утра до вечера, а то и ночью. Ацтеки сопротивлялись отчаянно. Повсеместно на дорогах и улицах испанцы встречали баррикады. Приходилось тратить много сил на то, чтобы взять их штурмом, а потом еще и разрушить. В Теночтитлане возвышались десятки пирамид, больших и не очень. На верхней площадке каждой из них находились крупные отряды индейцев, готовые погибнуть все до единого, но не уступить врагу. Конкистадоры карабкались вверх с неизменным упорством, понимая, что нельзя оставлять в тылу вражеских солдат. Никому из защитников пирамид не приходилось рассчитывать на пощаду. В итоге ступени оказывались щедро залиты кровью как индейцев, так и испанцев.

Через несколько дней произошло важное событие — корпуса Кортеса и Сандоваля, оттеснив врага, сумели объединиться. Теперь они наступали широким фронтом, подчиняя себе один участок города за другим. С другой стороны на слияние с ними старался пробиться отряд Педро де Альварадо.

В эти дни местным жителям довелось узнать все ужасы войны. Атакуя какой-то квартал, конкистадоры, обозленные гибелью товарищей, уже не разбирались в том, кто перед ними. Под горячую руку попадали не только воины, но и мирные жители. Десятки их гибли от ударов копий и мечей, многих затаптывала скачущая галопом кавалерия. В тех районах, где кипели сражения, рано или поздно начинались пожары. Пламя охватывало дома, испуганные горожане метались по пылающим улицам. И хотя зачастую совсем рядом находились каналы, но кто стал бы тушить пожар, когда вокруг кипит бой? Жители в панике старались убраться подальше. Многие из них угорали в дыму.

Фернан, глядя на все это, постепенно проникался к окружающему его безумию все большим отвращением. Себастьян, видя настроение друга, пытался его утешить:

— Таково истинное лицо войны. Когда битвы кипят прямо на городских улицах, неизменно гибнут мирные жители. Так всегда и повсюду.

— Неужели мы не можем оградить их от этого ужаса? — спросил Гонсалес. — Мы сейчас ведем себя ничуть не лучше мясников.

— Как оградить? Прикажем: «Мирные жители, отойдите вправо, солдаты, отойдите влево!»? Да и не так легко выявить врага. Ты отвернешься от мальчишки, который, казалось бы, мечтает лишь о пощаде, а через секунду он всадит тебя в ногу отравленную стрелу из духовой трубки. Нет, Фернан, пока будет длиться война в городе, тут прольются реки крови, в том числе и самых безобидных горожан.

И все же ситуация претила молодому Гонсалесу. Он готов был сражаться, пускай даже крайне жестоко, против сильных и вооруженных врагов. Но каждый раз, когда он видел тело старика или женщины, попавшей под удар меча, его мутило от отвращения и нежелания принять лик войны таким, каким он и был в реальности.

Еще больше усугубляли ситуацию союзники. Тлашкаланцы пришли в Теночтитлан с главной целью — отомстить за долгие годы притеснений. Десятилетиями Тлашкала терпела вторжения ацтеков. И хотя горная республика так и не покорилась, но в войнах за независимость погибли слишком многие тлашкаланцы. Теперь для них пришел великий час расплаты. Все жители столицы воспринимались ими как законная добыча, которую можно обратить в рабство, убить на месте или даже замучить до смерти.

Ничуть не отставали от них другие индейцы, которые в свое время не сумели отстоять свободу и регулярно платили ацтекам дань. Неисчислимое количество товаров и ресурсов отправлялось когда-то в Теночтитлан, а кроме того, шли туда из провинций и молодые люди. Часть из них ждал рабский труд, другая часть в скором времени попадала на жертвенники во славу Уицилопочтли. И теперь все завоеванные племена жаждали утопить ацтеков в крови. Испанцы иногда пытались наводить порядок, но их всего-то насчитывалось около девятисот, а число союзников уже перевалило за сто тысяч. И уследить за их поступками капитаны Кортеса никак не могли.

Ожесточение достигло самого пика. Ацтеки выискивали любой момент для нападения. Они плыли в лодках по ночам, пробираясь по еще не засыпанным каналам, стреляли в любую мелькнувшую фигуру, после чего спешили отступить. Испанцы, стоило им заслышать в темноте плеск весел, стремились подкрасться к лодке незамеченными, чтобы напасть и перебить врагов до последнего человека.

И так день проходил за днем. Эрнан Кортес понимал, что лишь добровольная капитуляция Куаутемока прекратит весь этот ужас. Он еще несколько раз посылал к нему пленников для переговоров, но ответа так и не дождался.

Испанцы планомерно разрушали город, не давая ацтекам ни малейшего шанса на укрытие. Стоило им взять под контроль очередной квартал, как союзные индейцы начинали разбирать постройки и сравнивать все с землей.

— Вы не только предатели, но и жалкие безумцы! — закричал кто-то из ацтеков, глядя, как тлашкаланцы ломают очередное здание. — Сегодня вы его ломаете, но после нашей победы мы заставим вас восстановить все разрушенное. Если же вы думаете, что наше поражение спасет вас от этой тяжелой работы, то вы и вовсе наивные дети. Солдаты Малинче прикажут вам снова строить здесь дома, но уже для них. Хоть так, хоть этак, но не избежать вам рабской участи.

Тлашкаланцы, не обращая внимания на крики, доносящиеся из-за далекой баррикады, продолжили свою работу. Они, похоже, с искренним наслаждением ждали того момента, когда великий город Теночтитлан будет стерт в лица земли.

И вот наступил момент, когда мирные горожане начали сотнями покидать столицу. Они бежали и до того, поодиночке. Некоторые старались вплавь добраться до берега и уйти куда-нибудь подальше, где и зажить новой жизнью. Другие сдавались в плен испанцам, справедливо опасаясь оказаться в руках у тлашкаланцев или других союзных Кортесу индейцев. Но теперь этот исход принял массовый характер.

Измученные голодом, худые до полной потери человеческого облика, они из последних сил ковыляли во тьме, надеясь на милосердие. Генерал-капитан велел никого из них не обижать и не притеснять, давать свободный выход из города. Он даже потребовал от союзных вождей клятвы, что те не станут охотиться за беженцами.

Впрочем, Кортес понимал, что даже военачальники Тлашкалы, при всей их верности испанцам, не в состоянии удержать под контролем тысячи своих солдат, разбросанных по берегам озера Тескоко. Наверняка многие жители Теночтитлана пропадут. Одних захватят в плен индейцы, другие просто не найдут себе место, кров и пропитание. Уже и сейчас войску не хватало еды. Нехватка продовольствия ощущается и по всей этой огромной долине.

Нескольких беженцев Эрнан Кортес опросил. Так он узнал, что очень многие уже слишком слабы даже для того, чтобы самостоятельно уйти из города. Сотни человек заболели и слегли из-за того, что вынуждены пить солоноватую воду из озера. Колодцы почти опустели. В Теночтитлане тысячи мертвецов лежат просто на улицах. Одни погибли от ран во время боев, другие от голода и болезней. И некому их хоронить, да зачастую и негде. Солдаты императора экономят последние припасы и берегут силы для того, чтобы продолжать сражаться.

Война перешагнула ту грань, где подвиги совершенно потерялись в волне ужаса и бедствий. Кортес предпринял еще одну попытку завершить осаду Теночтитлана. Куаутемок не может быть настолько слеп и ожесточен, чтобы не понимать, что он вскоре погубит весь свой народ! На этот раз посланная генерал-капитаном делегация не осталась без ответа. Уэй-тлатоани Куаутемок согласился вступить в переговоры!