26. Интриги

Эрнан Кортес дожидался прихода ацтекских купцов, которых здесь называли почтека. Этому визиту Кортес придавал очень большое значение. Местные торговцы образовывали своеобразный клан, куда практически не было доступа посторонним. Отец передавал свое ремесло по наследству сыну. И наследство это считалось весьма ценным. Почтека не платили налогов, не подлежали обычному суду, жили в отдельных районах и молились своим, особенным богам. Они казались полностью закрытым обществом, влиятельным и привилегированным. И Эрнан Кортес, узнав все это у Марины и тлашкаланцев, отлично понимал ту власть, что сосредоточилась в руках у купцов.

Путем долгих переговоров, через мелких вождей, которым он помог возвыситься, Кортес сумел договориться о тайной встрече со старейшинами почтека. Он не хотел, чтобы Монтесума и его сановники узнали о предстоящем разговоре. Генерал-капитан желал заручиться поддержкой торговцев. Это очень укрепило бы позиции испанцев. Обеспечило бы им независимые от императора поставки провизии и одежды, а то и военную помощь. У почтека есть нефрит, ткани, какао и перья, которые заменяют индейцам монеты, а это позволит привлечь на свою сторону наемников. Нужно лишь убедить купцов поддержать конкистадоров.

Несколько самых влиятельных почтека прибыли во дворец испанцев тайно, под покровом ночи. Они терпеливо дождались вечера, когда у Кортеса нашлось свободное время для беседы. Другие, менее весомые фигуры в иерархии торговцев, посетили лагерь открыто, под вполне благовидным предлогом — они принесли белолицым чужакам партию хлопка, какао и дров для костров. Как только стемнело, Эрнан Кортес в сопровождении нескольких капитанов и Марины пришел в уединенный зал, где их уже ждали.

Восемь индейцев, трое из которых оказались уже весьма пожилыми, а остальные выглядели опытными и умудренными жизнью людьми, сидели на циновках. Они почтительно, но блюдя собственное достоинство, поприветствовали испанцев. Конкистадоры поздоровались и Кортес начал беседу.

— Я благодарю вас за то, что вы нашли время посетить меня. Я понимаю, сколь многочисленны хлопоты у таких важных людей и ценю ваш визит.

— Мы всего лишь скромные почтека, не вожди и не знаменитые воины, — смиренно сказал один из стариков, видимо, самый влиятельный и уважаемый среди них. — Это мы благодарны за то, что такой великий военачальник пригласил нас к себе.

В этих словах звучала не только дипломатическая вежливость. По ацтекским понятиям купцам и в самом деле полагалось вести себя скромно, выглядеть непритязательно, не щеголять роскошью одежд и украшений. Им вообще вменялось ничем не демонстрировать свое богатство. Исключениями становились лишь некоторые праздники. Возбудив зависть у военной элиты, почтека могли лишиться всего имущества, а то и жизни. Обо всем этом Кортес уже знал и подозревал, что торговцы таким положением не слишком довольны. Он давно обдумал все аргументы, которые могли помочь ему перетянуть купцов на свою сторону.

— Я наслышан о храбрости и бесконечной энергии почтека. Вы ходите в далекие и неизведанные земли, добываете там товары, которых никто раньше не видел, и приносите их в Теночтитлан. В пути вы преодолеваете немалые трудности и сталкиваетесь с большими опасностями.

— Да, это так, — подтвердил все тот же купец. — Случается нам отбиваться и от разбойников, а иногда даже воевать с целыми племенами, которые считают, что их удаленность от столицы позволяет им грабить торговцев из Теночтитлана. Эти неразумные думают, что уэй-тлатоани не пошлет войско так далеко для защиты почтека. Но потом они убеждаются, что мы и сами можем за себя постоять. Нам не нужна ничья защита.

Намек был вполне прозрачным. Почтека вовсе не спешили под крыло к испанцам. Впрочем, Кортес собирался их увлечь вовсе не защитой от разбойников.

— Да, я охотно в это верю, — кивнул генерал-капитан, указав на шрамы, украшавшие тела каждого из купцов. — Ваша кожа, словно книга, где записаны самые опасные приключения. Жаль, что вас заставляют вести показательно бедный образ жизни, который никак не может служить достойной наградой за все перенесенные злоключения.

— Ты, господин, прибыл издалека и потому не знаешь того, каким почетом окружены почтека. Мы не платим налогов и обладаем многими привилегиями. Ты, скорее всего, слышал, что для любого из подданных Монтесумы самой славной смертью является гибель на жертвенном камне. Но известно ли тебе, что почтека, умерший во время торговой экспедиции, почитается так же, как и воин, принесенный в жертву на алтаре?

Остальные купцы негромкими одобрительными возгласами поддержали своего старейшину, который продолжил:

— Так что мы довольны своей участью. Да, кажется, что мы не гонимся за показной роскошью, но это лишь видимость. В походах нам приходится трудно: холод, жара, усталость, надоедливые насекомые, змеи. Потому, вернувшись в столицу, мы наслаждаемся покоем. То, что другому человеку кажется скромным существованием, нам, в сравнении с нашими путешествиями, видится настоящим блаженством.

Эрнан Кортес не очень-то поверил словам ацтека. Скорее всего, комфорт и богатство они все же ценили, но опасались вызвать зависть воинов. Впрочем, у него были заготовлены и другие аргументы для привлечения купцов на свою сторону.

— Я лишь сожалею, что вы приносите так ничтожно мало товаров из своих странствий. Это же просто капля росы в том великом море диковинок, что попадаются вам в пути.

В словах Кортеса прозвучала нотка пренебрежения и купца это задело.

— Мы приносим много товаров, — с чувством собственного достоинства ответил он. — Сам я в походы уже не хожу. Но мой сын командует в пути группой в сорок, а то и в шестьдесят носильщиков, каждый из которых может нести до трети собственного веса.

— Да, понимаю, — кивнул Кортес. — Вы уже видели наших коней. Это могучие создания, страшные в бою. Но среди людей есть воины, есть ремесленники и есть носильщики. Так же и среди животных. В тех землях, откуда мы прибыли, разводят могучих быков. Это крупные и выносливые звери, рогатые, как и олени, что водятся в ваших лесах, но куда более сильные и послушные. Такой бык с легкостью унесет на спине двух взрослых человек. К тому же, его, в отличие от носильщика, не придется кормить. Он ест траву, что растет под ногами. Но мы не нагружаем товары прямо на него. Мы впрягаем животных в повозки на колесах. Примерно так мы везли свои пушки. Вы это видели своими глазами. Благодаря всему этому у меня на родине перевозят огромные грузы, в сотни раз больше, чем может доставить самый большой караван с носильщиками.

Кортес немного помолчал, давая время купцам переварить информацию и осознать выгоды, которые сулило расширение торговли.

— Почему же вы не привезли этих зверей сюда? — поинтересовался ацтек.

— Мы ведь недавно прибыли. И сначала не знали, есть ли здесь купцы, и чем они торгуют. Нужно было разведать обстановку. Да и в любом случае, мы не почтека. Мы не знаем дорог, по которым здесь движутся караваны, не знаем того, чем богата та или иная земля. Да и торговаться мы также не умеем. Мы воины и умеем хорошо сражаться. А вот вы отличные почтека. Если мы с вами заключим союз, то это будет просто прекрасно. Вы получите таких животных, которые облегчат перевозку тяжестей, а еще новые товары, которые умеют делать наши соотечественники.

С этими словами Кортес достал меч из ножен. Отполированный клинок блестел в свете свечей.

— Я знаю, что вы торгуете в том числе и оружием. Представляете, сколько можно запросить за такой меч где-нибудь в далеких землях? И это только один пример. У нас много таких товаров, каких вы никогда прежде не видели.

— И что же требуется от нас сейчас? — слегка прищурившись, спросил купец.

Кортес не спешил озвучивать все планы. Испанец не хотел признаваться в том, что от почтека он ждет и поставок провизии, и сведений о дислокации и передвижении ацтекских солдат. А еще золота с нефритом для привлечения наемников из нейтральных племен, живущих за пределами империи. Выдав все это, он бы сразу показал, в насколько шатком положении находятся окруженные врагами конкистадоры. Это было опасно. Следовало переманивать купцов на свою сторону постепенно, начиная с мелкого сотрудничества.

— Сегодня я только хочу купить у вас партию хлопковой ткани, какао и древесины для костров, как мы и договаривались. А еще узнать, интересно ли вам с нами сотрудничать. Уэй-тлатоани Монтесума, как вы знаете, доверяет нам и даже переехал жить в этот дворец. Надеюсь, что почтека тоже оценят преимущества дружбы с испанцами.

— Но ведь вы нетерпимы к нашим богам. Мы молимся своим покровителям, приносим им жертвы, возжигаем благовония. Вы этого не одобряете. Лишившись защиты наших богов, мы погибнем.

Это был тот камень преткновения, которого Кортес опасался больше всего. Ревностный католик, он искренне верил в непогрешимость своей религии, и был полон решимости искоренить в Новом Свете все кровавые культы. И в этом вопросе Эрнан Кортес не собирался допускать компромиссов.

— Не погибнете, — твердо ответил он. — Жители Табаско отреклись от своей веры после встречи с нами. Тотонаки в Семпоале тоже отказались от ложной религии. Наши друзья и союзники не могут молиться таким жестоким богам. Узнав учение нашего бога чуть лучше, вы признаете его истинность.

— В любом случае, на это потребуется время, — осторожно ответил ацтек.

— Давайте же пока что отметим сделку. Спасибо за ткань, какао и дрова, — сказал Кортес.

С этими словами генерал-капитан подал знак. Один из конкистадоров принес ему приготовленный заранее бочонок. Кортес уже знал, что торговые сделки у ацтеков по обычаю закрепляют распитием спиртного. Великолепное испанское вино полилось в подставленные чаши. Пригубив напиток, почтека не смогли скрыть свое удивление. Здесь алкоголь добывали все больше из перебродившего сока агавы. Это вообще было универсальное растение, с крепкими волокнистыми листьями и шипами. Агаву ели, из нее делали ткань для одежды, плели сети и веревки, колючками истязали себя во время религиозных ритуалов. Но спиртной напиток из нее не мог сравниться с винами солнечной Андалусии.

— Да, в Испании делают отличное вино, — сказал Кортес. — Я подарю вам бочонок. Если мы с вами договоримся, то им вы тоже сможете торговать. Думаю, здесь его оценят по достоинству.

На этом встреча и закончилась. Напоследок генерал-капитан получил согласие от почтека наладить поставки провизии в лагерь конкистадоров. Начало сотрудничеству было положено.

Узнал ли Монтесума о переговорах Кортеса с купцами? Возможно. Но виду не подал. Однако император и сам прикладывал немало сил, стараясь очаровать конкистадоров. Многих из них он приглашал в свои покои, развлекал беседой, одаривал украшениями, расспрашивал о жизни в Испании.

Фернан, часто сопровождая генерал-капитана, также не избежал пристального внимания Монтесумы. Однажды его тоже пригласили для беседы. Уэй-тлатоани его ошеломил.

— Я рад приветствовать тебя, Фернан Гонсалес, — произнес правитель ацтеков.

Произнес сам, на испанском языке, без запинок и подсказок. Слова звучали немного странно, с заметным акцентом, с растянутыми гласными. Но все же это было вежливое приветствие, призванное показать, что Монтесума старается уважить гостя. Дальше разговор пошел уже, конечно, через переводчика.

— Я заметил, что ты часто сопровождаешь своего великого господина, которого здесь называют Малинче, а вы зовете Кортесом. Расспросив немного больше, я узнал, что ты великий воин, лучше всех управляющийся с оружием.

Гонсалес польщенно улыбнулся. Много ли нужно совсем еще молодому человеку, который и сам весьма высокого о себе мнения? Комплимент императора был приятен. Хотя Фернан отлично понимал, что аванс слишком щедр. Кортес, Альварадо, Веласкес де Леон… В отряде хватало фехтовальщиков, которые вряд ли ему уступали. Но все-таки похвала пришлась по сердцу.

— Я хорошо владею оружием, — с достоинством произнес молодой кабальеро.

— Иначе и быть не могло. Разве такой великий командир доверил бы свою жизнь плохому телохранителю? Говорят, ваши воины с легкостью обращали в бегство жителей Табаско и даже доблестных тлашкаланцев. Я не видел этого своими глазами. А жаль. Покажешь ли ты нам свое искусство?

Индейцы принялись возбужденно перешептываться. Такое зрелище всех заинтересовало. Фернан же растерянно оглянулся по сторонам. Выписывать мечом петли и восьмерки просто в воздухе? Вряд ли это произведет впечатление. Пригласить кого-то из испанцев для показательного поединка? В этот момент один из охранников Монтесумы сделал два шага вперед.

— Давай, Фернан, покажем туземцам, на что способны испанские солдаты. Смотри только, не отруби мне что-нибудь.

Вызвавшийся, Диего Диас, считался опасным бойцом, с хорошим глазомером и твердой рукой. Но сегодняшнему сопернику не ровня. Засверкали клинки, кружась в стремительном танце. Сталкивались, отмечая встречу кровожадным лязгом и расходились, чтобы через мгновение снова столкнуться. Зал был велик. Конкистадоры разошлись, вовсю используя свободное пространство.

Фернан и Диего двигались легко, меняя стойки, атакуя, контратакуя и уходя от чужих ударов. Гонсалес рубил, резал, колол, метался из стороны в сторону, выбирая выгодную позицию. Он мог и раньше закончить бой, но не спешил. Он хотел не только победить, но и показать мастерство фехтования. И он старался. Шли в ход самые зрелищные приемы, слишком вычурные и артистичные, чтобы использовать их в настоящем бою. Здесь же можно было разгуляться.

Через несколько минут схватка завершилась вполне предсказуемой победой Фернана. Меч Диего покинул руку владельца и зазвенел по каменному полу. Сам Диас лишь ухмыльнулся и обескураженно пожал плечами.

— Что сказать? Я и так неплохо держался.

Он подошел и поднял свое выбитое из ладони оружие. Гонсалес, повинуясь приглашающему жесту императора, подошел ближе к трону. Он старался унять прерывистое дыхание, чтобы казалось, что победа далась ему совершенно без усилий.

— Ты воистину великий мастер, — зазвучали, обволакивая лестью, учтивые и восторженные слова. — Я был бы счастлив, если бы мне служили такие же воины. Прими от меня небольшой подарок, как знак моего восхищения твоим искусством.

С этими словами Монтесума протянул испанцу золотое ожерелье.

«Тяжелое» — мысленно отметил Фернан.

Он был богат и прибыл в Новый Свет не ради денег. Но благосклонность такого могущественного повелителя все же наполняла сердце гордостью. Он поблагодарил уэй-тлатоани. Потом они проговорили еще несколько минут, после чего Гонсалесу пришло время отправляться к Кортесу. Диас также не остался без внимания. Повелитель ацтеков и его щедро одарил, расхваливая за мастерство и мужество. Монтесума вообще относился к своим испанским охранникам как к верным телохранителям, надежным друзьям, оберегающим его покой и безопасность.

Особенно он выделял Хуана Веласкеса де Леона. Правду сказать, Хуан, молодой человек прекрасной внешности и самых изысканных манер, легко вызывал симпатию окружающих. Сам Веласкес сначала смущался в присутствии императора, памятуя о том, как угрожал убить Монтесуму в момент пленения. Хуан держался почтительно, но соблюдал дистанцию, по возможности избегая общества уэй-тлатоани. И это совсем не устраивало Монтесуму, который очень хотел растопить ледяную стену отчужденности.

Буквально на третий день после пленения император пригласил к себе Веласкеса и долго с ним общался. Видя, что испанец явно не в своей тарелке, Монтесума с улыбкой сказал:

— Ты еще совсем молод, Хуан. И, как и любой юноша, весьма горяч. Я ведь и сам был таким же когда-то. Мечтал прославиться, доказать свое мужество, совершить великие подвиги. До сих пор помню свой первый поход и первого захваченного пленника. Но даже я не обладал твоей дерзкой отвагой. Угрожать повелителю в самом центре его столицы? Для этого нужно обладать безграничной храбростью. Не смущайся. На самом деле я тебе благодарен. Из-за твоего поступка я принял приглашение вашего командира и стал жить среди испанцев. Теперь я найду здесь новых друзей и узнаю вас получше. А тебя, столь удивительного храбреца, я хотел бы видеть своим самым надежным товарищем.

Монтесума был неизменно учтив и ласков. С этого дня он больше не упоминал о том эпизоде, когда именно Веласкес угрожал его жизни. Итак, постепенно Хуан стал отвечать императору симпатией и проводил в обществе Монтесумы немало времени.

Кортес отлично видел опасность этих отношений. Веласкеса он назначил начальником стражи во всем дворце. Хуан командовал охраной императора и отвечал за караульных. И именно к нему император проникся таким горячим расположением, регулярно приглашая для бесед, расточая комплименты и даря подарки. Случайно ли? К чему приведет такая крепкая дружба тюремщика и пленника? Не обернется ли она пожаром войны?

Кортес прекрасно все это понимал. Да, Монтесума оказался достойным противником. Пока генерал-капитан пытался переманить на свою сторону хоть какую-то часть ацтекской знати, император старался заручиться симпатией конкистадоров. Кортес верил своим людям. Он знал, что они не настолько глупы, чтобы переметнуться на сторону индейцев. Что ждет всех испанцев, если Монтесуме удастся сбежать? Жертвенный алтарь. Наверное, даже тех, кто поможет уэй-тлатоани вырваться из плена.

Прямой измены не следует бояться. Но как добиться максимальной бдительности? Правитель ацтеков обаятелен. А сохранять неусыпную зоркость на протяжении долгого времени очень тяжело. Особенно, если Монтесума все силы прикладывает, чтобы уверить окружающих в своей искренней дружбе. Лесть, подарки, восхищение, участливые разговоры, улыбки, знаки внимания… Все идет в ход. Стоит кому-то из охранников даже ненадолго потерять концентрацию, как не миновать беды. Наверняка родственники и советники императора уже давно все подготовили для побега. Выжидают лишь подходящего момента.

А Монтесума продолжал свою игру…

— Я даже стараюсь изучить вашу речь. Это дается мне нелегко, но я не теряю надежды. У вас удивительно красивый язык, — сказал он при следующей встрече Веласкесу.

К этому времени к императору приставили совсем юного пажа, Ортегилью. Его уступил сам Кортес. Повелитель ацтеков относился к нему с любовью, как к родному сыну. И действительно с помощью пажа постепенно овладевал испанской речью. А Ортегилья делал серьезные успехи в ацтекском языке. Вот и сейчас он помогал Монтесуме беседовать с Веласкесом де Леоном.

— Я так сильно привязался к тебе, Хуан, что хочу сделать подарок. Ты самый благородный и красивый из всех моих белолицых братьев и достоин самой очаровательной и нежной жены. Я бы хотел, чтобы ты принял мое предложение. Сюда, во дворец, прибыла моя родственница. Она юна и прекрасна. Введи же ее в свой гарем.

Сразу же после этих слов в зал через боковую дверь вошла очень молодая девушка. Невысокая, стройная, с бездонными темными глазами и робкой застенчивой улыбкой. В блестящих черных волосах сверкали миниатюрные золотые заколки. Цветное платье хорошо подчеркивало тонкую талию и высокую грудь. Она даже не склонилась перед Монтесумой в традиционном приветствии. Взгляд ее неотрывно был прикован к Веласкесу и полнился искренним восхищением. Так человек смотрит на какое-то чудо. Перед такой красавицей никто бы не смог устоять. Она не спеша подошла, очаровывая грацией дикой кошки. Удивительное сочетание женственности, покорности и какого-то затаенного вызова. Девушка одарила конкистадора легкой улыбкой, после чего скромно потупила глаза, спрятав их под пушистыми ресницами.

Хуан вежливо поклонился. Искушение было велико. И все же он осторожничал.

— Великий Монтесума, ты наверняка знаешь, что нам запрещено иметь больше одной жены. У меня есть донна Эльвира.

— Дочь одного из вождей Тлашкалы? — Монтесума не скрывал небрежности в голосе. — Я слышал, что она хороша собой. Но разве может сравниться с моей племянницей? Я испытываю к тебе огромную любовь, и от всей души хотел бы породниться. Если должна быть одна жена, то пусть будет одна.

Веласкес про себя выругался. Да, император умен! Стоит отослать от себя красавицу Эльвиру, как вся Тлашкала воспримет это как страшное оскорбление. Вот так и рушатся союзы. Но и отказать самому Монтесуме, которого индейцы считают чуть ли не живым богом… Настоящее святотатство. Нужно понимать, что хотя уэй-тлатоани и находится во власти испанцев, но сами они окружены сотнями тысяч его подданных. Пренебречь вниманием императора нельзя…

— Я был бы бесконечно счастлив породниться с тобой. Это огромная честь. Да и девушки прекраснее твоей племянницы я еще не встречал, — не спеша ответил Веласкес.

По лицу красавицы скользнула еле заметная, слегка насмешливая улыбка. Она не знала испанского языка, но тон Хуана ясно показал ей, что молодой человек в замешательстве. Разве такому храбрецу пристало проявлять сомнения и растерянность?

Веласкес, злясь на себя за то, что его застали врасплох и за то, что на прекрасном лице девушки восхищение уступает место разочарованию, замолчал. Он лихорадочно придумывал подходящий ответ. Озарение пришло в голову своевременно.

— Но вера мне этого не позволяет. Нельзя просто бросить одну жену и взять другую. Ты ведь не желаешь отказаться от своих богов, несмотря на все уговоры нашего генерал-капитана. Вот так и я. Мне нужно попросить совета у нашего падре де Ольмедо. Мой бог разгневается, если я нарушу его завет.

С точки зрения испанских законов Эльвира не считалась женой Хуана, с ней не провели обряд бракосочетания. Она была официальной спутницей, любовницей. Высокий статус, но в глазах церкви не брак. Индейцы бы этой тонкой разницы, к счастью Хуана, уж точно не поняли.

«Нужно будет предупредить падре, чтобы он подтвердил мои слова, — подумал Веласкес. — Если хитрый Монтесума не успел заранее переговорить с Ольмедо, разузнав все подробности» — мелькнула в голове еще одна тревожная мысль.

Падре тоже иногда приглашали для бесед с повелителем ацтеков. Испанцам повезло, что хитроумие императора не достигло таких высот. Покидая зал, Веласкес де Леон сгорал от стыда, понимая, что его невразумительное бормотание произвело не самое лучшее впечатление на племянницу Монтесумы. А уж ему, всеобщему любимцу, имевшему успех у женщин, хотелось в любых глазах выглядеть привлекательным. Уходя, он на нее даже не посмотрел, не желая видеть ее разочарования.

И все же, оказавшись в одиночестве, Хуан облегченно вздохнул. На этот раз ему удалось выскользнуть из сетей Монтесумы. Но что будет в следующий раз? И хватит ли осторожности остальным капитанам? Особенно порывистому и прямолинейному Альварадо?

В Веракрус тем временем отправился новый наместник — Гонсало де Сандоваль. Кортес отпускал его неохотно. Гонсало, несмотря на молодость, показал себя отличным командиром и успел стать одним из главных помощников генерал-капитана. В столице без него придется нелегко. Но и на побережье нужен надежный человек.

Сандоваль прибыл в земли тотонаков, где все затаились в тревожном ожидании. Испанцы в Веракрусе, лишившись командира, опасались, что на них со дня на день нападут ацтеки. Сами тотонаки в Семпоале крепко задумались, кого же им поддерживать. А наместники Монтесумы, услыхав о сожжении Куальпопоки, не решались пока начинать военных действий, не зная, чем же это для них обернется.

Гонсало де Сандоваль чувствовал себя так, как будто в спину постоянно нацелен заряженный арбалет. Любое ошибочное или даже просто неосторожное движение может стоить жизни. Рядом больше не было опытных командиров — Кортеса, Альварадо, Ордаса. Не на кого переложить груз ответственности. В неполные двадцать три года ему самому предстояло отвечать за судьбы десятков солдат, принимать непростые решения и командовать целой крепостью в чужой, незнакомой и враждебной стране. Но Сандоваль был полон решимости показать всем, что генерал-капитан не ошибся, назначив его комендантом Веракруса.

В городе не насчитывалось и сотни испанцев. К тому же, самых хороших солдат Кортес увел с собой в Теночтитлан. Гарнизон состоял в основном из матросов утопленных кораблей и тех конкистадоров, которые заболели или получили ранения, и поэтому были оставлены на побережье. Сандоваль отобрал три десятка наиболее опытных бойцов и направился в находящуюся рядом Семпоалу.

Столица тотонаков встречала испанцев настороженно. Толстый касик, который некогда первым предложил Эрнану Кортесу дружбу и союз, как раз в это время принимал ацтекских послов. Сандоваль не собирался дожидаться того момента, когда индейцы договорятся между собой. Он решительно повел своих солдат во дворец. Ни слуги, ни воины не решились их остановить.

И сам вождь, и сановники, присланные Монтесумой, заметно оробели, когда в зал ворвались три десятка вооруженных конкистадоров. Их вел высокий светловолосый юноша в сверкающей кирасе, рядом с которым робко семенил тлашкаланец-переводчик. Сняв с головы шлем, испанец уважительно поклонился и произнес:

— Меня зовут Гонсало де Сандоваль. Мой командир, которого вы называете Малинче, приказал мне прибыть в Семпоалу и убедиться, что наши друзья тотонаки ни в чем не терпят обиды. Я вижу, что посланники уэй-тлатоани Монтесумы также посетили вождя. Это хорошо.

Толстый касик, преодолев замешательство, пригласил гостей присоединиться к трапезе. Сандоваль сел на циновку, остальные солдаты, выполняя отданный ранее приказ, остались стоять. Оружие они не обнажали, но выглядели грозно. Ацтекские послы смотрели на испанцев с плохо скрытой досадой. Этот визит казался им совсем несвоевременным. Вождь Семпоалы уже почти готов был признать свою вину и вернуться под власть Монтесумы.

Гонсало взял в руки лепешку и откусил кусок. Он понимал, что все местные индейцы отлично знают, сколь слаб гарнизон Веракруса. В разговоре угрожать нужно гневом Кортеса, а вовсе не пугать ацтеков и тотонаков собственными воинами. Чтобы не показать, насколько ему не по себе, Сандоваль не спешил говорить, опасаясь, что голос может его подвести. Остальные индейцы тоже ели молча. Похоже, появление испанцев оторвало их от тайного разговора, продолжать который при конкистадорах они не хотели.

Поразмыслив над предстоящей беседой, Сандоваль сказал:

— Я думаю, что послы уэй-тлатоани Монтесумы пришли, чтобы принести извинения за неразумные действия Куальпопоки, которого казнили за нападение на земли тотонаков. Мой командир и повелитель ацтеков оба были возмущены сражением, в котором погиб Хуан де Эскаланте. Я прибыл сюда проследить, чтобы подобное больше не повторялось. Монтесума лично просил меня навести здесь порядок, — решился на блеф Сандоваль.

— Странно, но нам уэй-тлатоани Монтесума Шокойоцин об этом не говорил, — промолвил один из ацтеков.

— Вы давно уже покинули Теночтитлан, а я только что оттуда. Ваш повелитель живет в одном дворце с моими собратьями и желает, чтобы ничто не омрачало их дружбу. В любом случае, я благодарен вам за визит в Семпоалу. Надеюсь, теперь вы посетите еще и Веракрус.

Гонсало решил взять быка за рога. Он говорил так, как будто был здесь единовластным хозяином и мог повелевать как ацтеками, так и тотонаками.

И напор помог добиться успеха. Приглашая поочередно в крепость то ацтекских послов, то вождя Семпоалы и ведя с ними беседы, Сандоваль сумел посеять недоверие между индейцами. В этом он всего лишь брал пример со своего генерал-капитана, приметив когда-то, как Эрнан Кортес ловко вел переговоры одновременно с ацтеками и тлашкаланцами. Гонсало то обещал неисчислимые милости, на которые не поскупится Кортес по отношению к верным союзникам, то намекал на страшный гнев своего командира, если кто-то из индейцев осмелится выступить против Веракруса.

Так он сумел довольно быстро взять вождя Семпоалы в свои руки и потребовал, чтобы тот больше не вел переговоров с ацтекскими послами. Правитель тотонаков отлично помнил смелость и удачливость Эрнана Кортеса и потому не отваживался перечить его капитану. Он прислал своих строителей на возведение еще более мощных стен вокруг Веракруса, в котором опять расцвела бойкая торговля между местными жителями и испанцами. Сандоваль, глядя на то, какими валами и башнями теперь защищен город, вздохнул с облегчением. Отныне крепость стала практически неприступной даже для европейской армии. Пришла пора продолжить дипломатическую работу.

Он без устали посещал ближайшие города, укреплял союзные договоры, заключенные еще Кортесом, и смело сулил индейцам защиту от ацтеков. Гонсало понимал, что он не сумеет оградить тотонаков от возможного нападения армии Монтесумы. Тут ему оставалось надеяться только на то, что в столице генерал-капитан удержит ситуацию под контролем. В результате его работы на побережье воцарились порядок и дисциплина. Эрнан Кортес, узнав об этом, испытал невероятное облегчение. Теперь конкистадоры, вновь переманив на свою сторону тотонаков, могли немного перевести дух.

В самом Теночтитлане продолжалась борьба вокруг религии. Монтесума, даже находясь в плену, оставался несомненным правителем своего государства. Это накладывало на него определенные обязательства. Он регулярно взбирался на вершины пирамид, хотя и под конвоем испанского отряда, для того, чтобы принять участие в богослужении. А религиозные практики ацтеков были немыслимы без жертвоприношений.

Кортес не запрещал эти посещения, опасаясь переусердствовать. Монтесума искренне верил в необходимость принесения жертв. Если лишить его этой миссии, то кто знает, на что пойдет плененный император? Доведенный до крайности, уэй-тлатоани может и призвать народ к восстанию. Генерал-капитан вовсе не желал разжечь пожар войны. Приходилось мириться с традициями индейцев. Но Эрнан Кортес не терял надежду обратить своего почетного пленника в христианство. С этой целью он вместе со священником падре де Ольмедо постоянно рассказывал Монтесуме о вере испанцев. И хотя правитель ацтеков слушал всегда внимательно, но сам не спешил принять христианство и не соглашался на распространение этой религии на территории хотя бы Теночтитлана.