7. Веракрус

В один из дней Фернан и Себастьян несли вахту на песчаных дюнах. Отсюда отлично просматривались окрестности. Одна беда — на открытом месте солнце палило просто немилосердно. Фернан сидел, обливаясь потом в кирасе и стеганке, и проклинал все на свете.

— Сними доспех, — предложил Себастьян.

Сам он оставил свой стальной панцирь в лагере, надев только хлопковую куртку.

— Ну уж нет! Дружелюбие между нами и дикарями испаряется стремительнее, чем вода на этом проклятом солнцепеке. Если на нас нападут, то лучше встречать противников во всеоружии.

— Если мы увидим кучу враждебных индейцев, то нам не о битве нужно думать, а о том, как быстрее сообщить о нападении в лагерь. А для этого, возможно, нам придется туда бежать, что, честно сказать, легче делать без панциря на груди.

— Так ты мне предлагаешь бежать с кирасой в руках? В обнимку? Или оставить ее здесь, на радость дикарям?

В это время из-за очередной дюны вынырнула небольшая группа местных. Их оказалось лишь пятеро и шли они не таясь. Испанцы тут же подобрались. Себастьян проверил механизм арбалета, затем убедился, что клинок с легкостью выходит из ножен, и замер. Фернан положил ладонь на рукоять меча и сделал шаг навстречу чужакам. Выглядели те живописно. В проколотых нижних губах сияли круглые золотые диски, искромсанные уши были разукрашены кусочками камней и ракушек. Волосы местами выбриты, а оставшиеся локоны свивались на макушке в пышную прическу. Подойдя, индейцы знаками попросили отвести их в лагерь.

Себастьян остался на страже, а Фернан повел процессию за собой. Кортес принял делегацию учтиво. Туземцы долго кланялись генерал-капитану, а тот все пытался понять, кто же к нему пожаловал. Одеждой и украшениями они отличались от ацтеков.

— Великий господин, мы из знаменитого племени тотонаков. Наши земли находятся чуть дальше на побережье. Главный вождь прислал нас к тебе, чтобы мы своими глазами увидели удивительных чужеземцев, которым нет равных в бою.

Эрнан Кортес поблагодарил индейцев за визит, пригласил на обед. Не забыл и о подарках. Стеклянные бусы переходили в руки гостей целыми пригоршнями. Те были безмерно рады. После обычного обмена любезностями пришло время добраться до сути визита.

— Вами правит Монтесума? — спросил Кортес.

По смуглому и бесстрастному лицу индейца, когда переводчики донесли до него смысл вопроса, пробежала еле заметная тень.

— Да, с некоторых пор правители ацтеков собирают с нас дань. Великий господин, по всем окрестным землям разнеслась молва о твоей удивительной победе над табасками. Мы не могли этому поверить — несколько сотен человек разгромили огромную армию. Как тебе это удалось?

От взора генерал-капитана не ускользнула обеспокоенность посла, когда речь зашла о Монтесуме. Похоже, что тотонаки, недовольные владычеством ацтеков, ищут союзников. А победа над табасками стала лучшей рекомендацией конкистадоров. Сердце Эрнана Кортеса радостно забилось. Вот он! Тот шанс, которого он ждал! Есть в этих землях племена, которым не по нраву правление Монтесумы. Нельзя упускать случай произвести на гостей впечатление.

Он тут же приказал организовать боевые учения, чтобы показать всю мощь испанского оружия. Послы с благоговением смотрели за тем, как кавалерия под началом Альварадо мчится вдоль берега, рассекая соломенные чучела длинными стальными клинками. Ржанье лошадей вызывало у них оцепенение. Но особенно поразила индейцев артиллерия. Стоило сделать залп из трех пушек, которые просто разнесли небольшую дюну, как тотонаки попадали на колени, что-то крича и вознося руки к небу.

— Херонимо, что говорят наши гости?

— Голосят вразнобой, ваша милость, — прислушавшись к объяснениям Марины, ответил Агиляр. — Но, можно не сомневаться, что мы произвели на них впечатление.

Тотонаки больше не сомневались в могуществе белолицых чужеземцев. Они осыпали испанцев комплиментами и настойчиво приглашали в свою столицу, город Семпоалу. Кортес подробно разузнал, где находятся их земли и обещал в скором времени нанести им визит. Распрощались тепло.

На данный момент у генерал-капитана хватало более насущных проблем. Губернатор Кубы незримо сумел дотянуться даже сюда. В отряде насчитывалось немало сторонников Диего Веласкеса и они начали умело подогревать волнение. Многие солдаты оставили на Кубе дома и поместья, некоторых ждали семьи. Разумеется, что теперь, получив столько золота, они были вовсе не прочь вернуться обратно на остров и жить припеваючи. Во главе недовольных оказались Диего де Ордас и Хуан Веласкес де Леон — изначально верные губернатору капитаны. Стороны становились все более непримиримы.

— Как бы ни были мы храбры, но без еды не выжить, — вещал Ордас. — У нас вдоволь золота, но его ведь есть не будешь. Куба совсем рядом и там найдется достойное применение полученным нами богатствам. Стоит ли здесь страдать от жары, москитов и голода, когда уже через несколько дней мы можем наслаждаться заслуженным покоем?

Кортес признавал, что в словах Диего есть логика. Но он понимал также и то, что великие свершения требуют столь же великого, иногда самоубийственного риска. А так, чего они добьются, вернувшись на Кубу? Губернатор их, скорее всего, даже простит, ввиду привезенных богатств. Рассчитаются с кредиторами, поделят прибыль. А что же дальше? Вновь довольствоваться праздной ролью богатого плантатора? Генерал-капитан этого не хотел.

Эрнан Кортес видел, что Ордас отлично выбрал момент. Диего смирился, когда конкистадоры, окрыленные надеждами, рвались в экспедицию. Теперь же, когда в отряде хватало недовольных, Ордас вновь принялся за свою старую игру. Губернатор Кубы будет им, несомненно, доволен.

Кортес в спорах неизменно напоминал Диего, что они приплыли на эти земли не ради золота, а для установления власти испанского короля, а также ради торжества христианской церкви. Но генерал-капитан понимал, что в скором времени одних этих призывов будет недостаточно — пустой желудок пересилит любые аргументы. Фернан почти все время проводил рядом с командиром — ввиду шаткости положения Кортес неизменно держал при себе свиту наиболее верных людей. В эти дни ни в чем нельзя было быть уверенным, в том числе и в лояльности окружающих.

Хуан Веласкес практически никогда не вступал в открытые пререкания с командиром. Он действовал тоньше, не высказывая своего недовольства явно, но активно агитируя солдат. Фернан об этом отлично знал и ждал лишь подходящего момента, чтобы вступить с Веласкесом в дискуссию.

В один из дней он возле лагеря набрел на группу солдат, о чем-то ожесточенно споривших. Говорили они пока вполголоса, но резкая жестикуляция не давала усомниться в том, что предмет обсуждения крайне важен. Гонсалес двинулся к ним и ничуть не удивился, увидев в толпе высокую фигуру Хуана Веласкеса де Леона, оживленно втолковывавшего свою мысль окружающим. Тот, на секунду скосив взор, сразу же узнал подходящего к ним человека. На лице у него не отразилось даже тени неудовольствия, хотя Хуан отлично знал, что Фернан непоколебимо верен Кортесу. Речь свою он не прервал.

— Оставаться здесь дольше нет смысла, — говорил Веласкес. — Сами видите, дружелюбие индейцев испаряется. Поначалу подарки из золота, затем всего лишь провизия, теперь они и вовсе нас игнорируют. Местный император явно к нам охладел. Следующим шагом станет нападение. Даже если мы и отобьемся, то долго ли просидим здесь без еды?

Гонсалес как раз подошел и противники смерили друг друга оценивающими взглядами. Хуан, выразив свою мысль, замолчал, как будто давая возможность оппоненту привести свои аргументы. Фернан с досадой понимал, что говоривший во многом прав. Сам он выхода из ситуации пока не видел, но не сомневался, что Эрнан Кортес сумеет решить проблему. Веласкес был молод, но уже успел повоевать на Кубе и снискал славу храброго и решительного человека. Кто бы усомнился в его отваге? Авторитет же Фернана зиждился на его чудесных приключениях в кишащих опасностями джунглях, да еще на немалом фехтовальном искусстве.

— Не хватало нам вернуться, поджав хвосты, на Кубу лишь из-за того, что нас устрашили дикари! — пренебрежительно бросил Гонсалес. — Так и скажем губернатору? Индейцы, мол, такие страшные, что мы испугались! Можно мы лучше посидим здесь, в покое и безопасности, а исследовать новую территорию пускай будут другие, более решительные воины.

— Дело не в отваге, — парировал Веласкес. — Самый храбрый человек недолго проживет без еды. Мы и так потеряли уже около двадцати солдат.

— Любой военный поход невозможен без потерь. Мы всего лишь прошли по дороге, которую уже проторил Грихальва. Разве для того затевали экспедицию? Раз за разом плыть вдоль побережья и возвращаться, получив первый же серьезный отпор?

— Возвращение на Кубу сейчас было бы самым правильным выходом, — упорствовал Веласкес. — Полученное здесь золото можно быстро превратить в новых людей, припасы, оружие. Следующая экспедиция будет столь многочисленна и хорошо оснащена, что мы сумеем покорить всю эту страну! Только представьте! Пятьдесят кораблей, три тысячи солдат, пара сотен кавалеристов. Такая армия дойдет до самого западного океана! Нам не придется страдать от голода, юлить перед дикарями, чуть ли не на коленях выпрашивать у них несчастные лепешки!

Веласкес, конечно же, приукрашивал, но своей цели достиг. Зависимое от щедрости местных жителей положение очень раздражало гордых испанцев. Хотелось почувствовать себя хозяевами положения.

— Так можно откладывать решительные действия до бесконечности! — не сдержал нетерпения Фернан. — Попытка Кордобы неудачна? Давайте попробуем в следующий раз! Попытка Грихальвы неудачна? Давайте опять сбежим на Кубу! Неужели и мы тоже распишемся в своем полнейшем бессилии?! Опять вернемся и признаемся — нам не хватает решимости и отваги? Наша экспедиция укомплектована лучше некуда! Почти шестьсот человек, кавалерия, пушки. Солдаты поголовно ветераны! Кто-то ходил в походы в Новом Свете, с тем же Грихальвой, другие воевали в Италии или Африке. Вам самим-то будет не стыдно показаться на глаза губернатору?! Не надоело еще плавать сюда и раз за разом возвращаться ни с чем?

Фернан тоже сумел зацепить нужные струны в душах воинов. Гордость испанского кабальеро, потомка многих поколений храбрецов, воевавших за освобождение своей страны от захватчиков-мавров, была не пустым звуком. Расписываться в поражении никто не хотел.

Между тем толпа росла. Все новые конкистадоры вливались в нее, внимательно слушая спор Фернана Гонсалеса и Хуана Веласкеса де Леона.

— Эрнан Кортес лишь потому не хочет вернуться на остров, что справедливо опасается ярости губернатора. Для него дорога назад закрыта, так что он лучше погибнет здесь, чем вернется на Кубу. Беда лишь в том, что он ведь и нас вместе с собой погубит. У меня нет желания умирать из-за тщеславия и безрассудства Кортеса. Он переоценил свои силы — покорить такую страну войском в шестьсот человек невозможно. Все мы сейчас страдаем в результате его самонадеянности!

— Наш генерал-капитан ничего не боится, — парировал Гонсалес. — Трусу вообще не место в Новом Свете. Его отвага давно известна. И держит его на этом берегу не робость, а упорство. Если вам хватит решимости идти с ним до конца, то мы добьемся того, чего не достигли под руководством Кордобы и Грихальвы.

В дискуссию вмешались другие воины. У всех имелись свои соображения, и каждый спешил их высказать. Спор становился все более многоголосым. Фернан видел, что большая часть стоит за продолжение похода. Но вот сколько это продлится? В ближайшие дни нужно предпринимать решительные действия, иначе перспектива умереть от голода станет вполне реальной.

Отлично понимал это и Эрнан Кортес. Он собрал и выслушал всех приближенных. Неугомонный Педро де Альварадо между риском и безопасностью всегда выбирал риск, и предпочитал нападение отступлению. Возвращение на Кубу, он, по привычке не стесняясь в выражениях, назвал поступком, достойным самых жалких трусов. Также на стороне командира оказались и другие капитаны.

— Если вернемся обратно на Кубу, то губернатор обдерет нас до последней золотой побрякушки, — подытожил общее мнение Альварадо. — После чего еще и объявит изменниками. Так и на виселицу попасть недолго.

— А разве нас не простят ради того золота, которые мы привезем? — спросил Фернан. — В конце концов, мы обещали, что экспедиция окажется выгодной, а именно так оно и выйдет.

— Может, и простят, — пробурчал Кортес. — Но я уже насмотрелся на благодарность губернатора. Пример Грихальвы весьма показателен. Нет уж! Пришло время окончательно порвать с нависающей над нами тенью Диего Веласкеса. Да и разве в прощении дело? Вспомни наши разговоры на Кубе. Я же не ради золота отправился на запад.

Лишь теперь Фернан начинал понимать, зачем Эрнан Кортес в свое время приложил столько сил, отбирая верных людей. Вспомнились и давние слова о том, что рано или поздно многие подчиненные воспротивятся целям своего предводителя. Сам он полностью доверял генерал-капитану и не сомневался, что тот сумеет достичь небывалых успехов.

Ну а Кортес, сплотив вокруг себя сторонников, начал готовить их к решительным действиям. Его друзья говорили наедине то с одним, то с другим и убеждали каждого в том, что возвращение на Кубу бессмысленно. Что все золото уйдет губернатору, а они останутся столь же нищими, как и предыдущие экспедиции. На руку сыграл и пример Грихальвы, который не дождался от Веласкеса никаких благодарностей. В этих агитациях участвовали все преданные Кортесу люди и число их постепенно росло.

В одно утро генерал-капитан, заблаговременно отослав Диего де Ордаса с десятком солдат на разведку, собрал всех участников экспедиции и повел речь о том, что делать дальше.

Альварадо, Эскаланте, Пуэртокарреро и остальные дружно воспротивились возвращению на Кубу. Они потребовали не только остаться здесь, но и наконец-то прочно обосноваться. Было решено основать город. Хуан Веласкес и прочие сторонники губернатора оказались не готовы к такому повороту событий и не проявили достаточно решимости в возражениях. Обо всем этом тут же составили официальный акт, подписанный королевским нотариусом, сопровождавшим экспедицию.

Поселение получило название Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус — Богатый Город Истинного Креста. Знание юриспруденции очень помогло Эрнану Кортесу. Каждый город имел многочисленные права и подчинялся напрямую самому королю. Так экспедиция формально стала независимой и отмежевалась от губернатора Кубы Диего Веласкеса де Куэльяра. Веракрусу нужна была собственная администрация, и на все должности Кортес назначил верных ему людей. Сам он стал главным судьей города. Диего де Ордас и Хуан Веласкес, переговорив с недовольными людьми, начали выказывать протесты. Но ни к чему хорошему это не привело. Их схватили и заковали в цепи.

Веракрус стал городом пока лишь на бумаге. Внешне это был все тот же лагерь, укрепленный, полный хижин, с расставленными по периметру пушками, но назвать его настоящим городом язык не поворачивался. А главной проблемой оставался голод. Разрешив внутренние неурядицы, Кортес тут же переключился на пополнение запасов провизии.

— Раз уж индейцы не желают больше приходить к нам для торговли, мы, так и быть, сами пойдем к ним навстречу. Педро, собирайся в поход.

И вот Альварадо во главе группы воинов двинулся вглубь неисследованной территории. Затея была рискованная. Сотня солдат могла никогда не вернуться назад, растворившись в чужом краю. Местные жители старались не попадаться на глаза в пределах видимости стоянки испанцев, но кто мог сказать, как они поведут себя с небольшим отрядом, забредшим вглубь их земли? В распоряжении Педро поступило пятеро всадников и почти сто пехотинцев.

Однако, вопреки всем опасениям, через несколько дней отряд Альварадо вернулся без потерь. Это был настоящий успех. Прибывшие несли с собой огромное количество маиса, муки, овощей. Многие шли, будучи обвешаны живыми, тревожно квохчущими курами. Сам Педро, несмотря на успех похода, выглядел довольно мрачно.

— Торговли не получилось, — отчитался он. — Чертовы дикари в страхе разбежались до нашего появления. Некому оказалось раздавать колокольчики и бусы. Индейцы ведут себя настороженно и ничего хорошего от нас не ждут. Следуя твоим инструкциям, мы бы ни одного из них и пальцем не тронули, но нам так и не посчастливилось никого встретить. Вот, хоть еды набрали.

— Что интересного видел в походе? — спросил Кортес.

— Брошенные деревни! — фыркнул Альварадо. — И в каждом поселении храмы во славу этих языческих демонов. А два раза возле этих алтарей попадались нам тела жертв с вырезанными сердцами, изрядно покромсанные каменными ножами. Зачастую с отрезанными руками или ногами. Видать, наше появление отрывало дикарей от обеденного стола.

Стоявший рядом с Кортесом Алонсо де Пуэртокарреро содрогнулся от этих слов. Заметив это, Альварадо лишь поморщился. В отличие от многих других конкистадоров, у которых вид жертвоприношений вызывал суеверный ужас, в нем это зрелище будило лишь гнев.

— Не бледней ты так, Алонсо! — бросил Педро. — Слуги дьявола не имеют силы там, где есть добрые христиане, способные держать оружие в руках. Подожди, придет время и мы отучим язычников резать людей на алтарях.

Дни проходили за днями и ничего не менялось. Испанцы ловили рыбу, иногда уходили в небольшие разведывательные рейды, подолгу тренировались. Но времени свободного у конкистадоров хватало. Фернан все больше общался с Мариной. Девушка уже настолько бегло говорила на испанском, что Гонсалес только диву давался. Жила в ней некая невероятная тяга к познаниям. Так что Марина настойчиво изучала все новые и новые слова, расспрашивала Фернана о жизни за океаном, просила рассказать обо всем, что он знал. О людях, что там живут и о животных, что там водятся. О странах и городах европейцев, об их обычаях и религии. Охотно рассказывала и о себе.

— Я не родилась рабыней. Мой отец был вождем и правил городом неподалеку от столицы. Но боги призвали его в расцвете сил.

Услышав это, Фернан с трудом удержался от скептической улыбки.

«Какая же рабыня не мечтает иметь аристократические корни? Хотя… А вдруг правда? Этих индейцев не разберешь. Но вот слова о богах… Те чудовища, которым поклоняются местные жители, могут призвать человека только в свое царство, то есть в самый настоящий ад»

А Марина продолжала рассказ.

— Моя мать еще раз вышла замуж и, полностью отдавшись новым чувствам, забыла о своей дочери. Она продала меня в рабство. Я ее не виню. Я ведь теперь христианка, а священник говорил, что мы должны прощать обиды.

Постепенно Фернан все больше узнавал Марину и понимал, что она и впрямь сильно отличается от прочих девушек, подаренных испанцам. Остальные вполне довольствовались ролью наложниц, ни на что больше не претендуя. Привычные к повиновению, они делали то, что им говорили, полностью подчинялись своим новым хозяевам и не проявляли никакой инициативы.

Марине же этого было явно мало. Она в самый первый день заявила о себе, сказав, что знает язык ацтеков. Так из роли просто красивой любовницы она быстро возвысилась до уровня помощницы и советчицы. Марина оказалась сообразительной, быстро училась и обладала неисчерпаемой любознательностью. Она готова была часами слушать любого испанца, у которого находилось для нее свободное время. Так она все лучше осваивала чужую речь и начинала все больше понимать этих чужих удивительных людей, среди которых ей отныне предстояло жить.

Фернан решил, что никто другой лучше Марины не сумеет разобраться в тех приключениях, которые выпали на их с Себастьяном долю. Он вкратце рассказал ей обо всем произошедшем с ними в дебрях Юкатана.

— Скажи, ты знаешь, почему пленившие нас индейцы относились к нам как к вельможам?

Марина задумчиво нахмурила тонкие брови, помолчала немного и ответила:

— Земли индейцев майя очень велики и населены множеством племен. Там хватает различий в языке, обычаях и религиозных праздниках. Но я слышала о схожем ритуале, когда человека, избранного на роль жертвы, окружают почетом и роскошью.

— То есть, нас и в самом деле собирались зарезать? Тогда чего же дикари ждали?

— Вас, скорее всего, должны были принести в жертву в день какого-нибудь великого праздника. Сложно сказать наверняка.

Услышав это, Фернан испытал некоторое облегчение. До сих пор он иногда с раскаянием вспоминал о том дне, когда они с Себастьяном перебили восемь индейцев из своей свиты. Прячась где-то на дне памяти, это воспоминание порой выныривало, чтобы неожиданно укорить его за то, что они внезапно во время прогулки напали на охранников и устроили бойню. И хотя Марина не могла сказать наверняка, собирались ли их зарезать на алтаре, Фернан крепко ухватился за это ее предположение. Хотелось верить, что индейцы собирались принести своих почетных пленников в жертву. Это позволяло несколько облегчить груз вины. Ноша это и без того была тяжела, стоило ему вспомнить о Чике, которую он не сумел спасти.

— Ладно, а зачем один из индейцев ринулся навстречу смерти, спрыгнув с пирамиды?

— Принесение жертвы — это всегда угодно богам, — объяснила девушка. — Люди жертвуют цветы, птиц, бабочек, еду, кровь, сердца… Разным богам нужны разные дары. Это зависит от многих обстоятельств: времени года, хорошего или плохого урожая, определенного праздника. Ритуальное самоубийство — это очень почетная смерть. Возможно, тот мужчина устал от жизни или был болен. Может быть, к нему во сне явился кто-то из богов и позвал с собой. Сейчас уже сложно сказать наверняка.

Фернан, обрадованный тем, что наконец-то встретил человека, способного просветить его в вопросах жуткой религии индейцев, задал еще один вопрос:

— Хорошо, а что ты можешь сказать о таком украшении?

С этими словами испанец, порывшись в заплечном мешке, выудил из него золотую статуэтку, которая когда-то заинтересовала его и подтолкнула прибыть в Новый Свет. Блестящий желтый истукан все так же таращил свои круглые глаза и скалил в злобной ухмылке зубы. Марина с любопытством подалась вперед, но, увидев фигурку, отшатнулась. По лицу ее пробежала тень и девушка, сделав какой-то жест рукой, прошептала несколько слов. Потом подняла настороженные глаза на Гонсалеса.

— Где ты ее взял?

— Выиграл давным-давно в карты у себя на родине. Она откуда-то из Нового Света, как мне сказал ее прошлый владелец.

Первая реакция Марины удивила Фернана. Она ведь что-то шептала не на испанском, а на своем родном языке. Да и жест, сопровождавший эти слова, был непонятным — какое-то сложное переплетение пальцев и резкий взмах кистью в конце. Защита от сглаза? Любой добрый христианин перекрестился бы, если бы решил, что ему угрожает какая-то нечисть. Глубоко все-таки в местных жителях, даже в этой крещеной девушке, сидят их дикарские суеверия!

— Если я не ошибаюсь, то это бог-плут, — объяснила Марина. — У него много имен. Среди народов майя есть поверье, что один из богов Шибальбы в похожем обличии приходит в мир людей. Ты знаешь, что такое Шибальба?

Фернан кивнул. Он еще помнил рассказы индейцев о жутком загробном мире, где правили жестокие боги, находящие забаву в том, чтобы мучить попавших к ним людей. Дом Пламени, Дом Мрака, Дом, где правит гигантская летучая мышь-вампир. И это еще далеко не полный список ужасов. Что же, выходец из Шибальбы и должен выглядеть устрашающе. Прямо, как этот маленький истукан.

— Так вот, этот бог посещает наш мир, чтобы забрать с собой как можно больше живых, — продолжала девушка. — Он обманывает людей, завлекая их в трясину на болоте, подсказывая неверный путь в пустыне. Он насылает ягуара на охотника в лесу и крокодила на рыбака в реке. Этот бог внушает человеку безумные и опасные идеи с тем, чтобы тот, поверив в возможность их осуществления, погиб и попал на тот свет. И там умерший навечно будет во власти повелителей Шибальбы. А если это не помогает и человеку удается выжить, то бог насылает на него болезнь, которая убивает беднягу.

Фернан, который сначала слушал Марину с откровенным скепсисом, постепенно начал ощущать растущее беспокойство.

«Разумеется, эта фигурка не является изображением бога, но ведь она вполне может быть изваянием демона, одного из тех, которым здесь поклоняются, — думал он. — Поведение, описанное Мариной, как раз подходит для какой-нибудь пакостливой дряни из преисподней. И здесь, в Новом Свете, сила адского отродья должна быть велика! Эта тварь внушает человеку рискованные и гибельные идеи? Разве не после того, как статуэтка попала ко мне в руки, я решил отправиться в путешествие? И сколько опасностей я пережил за это время!»

— Лучше бы тебе от нее избавиться, Фернан, — не скрывая тревоги, посоветовала Марина.

«С другой стороны, разве не к такой жизни я стремился уже давно? К жизни, полной опасностей и приключений. Да и потом, даже если эта тварь пыталась сжить меня со света, то ей это явно не удалось! Не по зубам исчадию ада испанский кабальеро! Все трудности, выпавшие на мою долю, я преодолел, все испытания выдержал»

Эти мысли помимо воли наполняли молодого человека гордостью. Статуэтку Фернан не то чтобы ценил, но избавляться от нее только потому, что она опасная, казалось ему признаком позорного малодушия. Такого, которое непростительно для мужчины и рыцаря, потомка знаменитого рода.

— Я прибыл в Новый Свет, чтобы искоренить здесь веру в этих демонов, — уверенно ответил он. — Не хватало мне еще испугаться золотого идола. Эта статуэтка со мной уже давно, но, как видишь, я все еще жив. Ложные языческие боги должны понимать, что им не по силам совладать с испанским кабальеро и истинным христианином.

Марина не стала спорить, но неодобрительно покачала головой. Она уже убедилась, что эти удивительные чужаки не только не боятся опасностей, но и наоборот — ищут их повсюду. Понимая, что Фернана ей не переубедить, она больше не заводила разговоров о статуэтке. Хотя ей было бы куда спокойнее, если бы испанец внял ее словам. Но как его убедить? Она уже не раз видела, что конкистадоры с откровенным пренебрежением относятся к вере местных жителей и не придают ей значения.

Марина все же набралась смелости и обратилась к священнику, падре де Ольмедо, сопровождавшему экспедицию. Она просила его убедить Фернана выбросить фигурку. Но священник лишь укорил девушку за языческие суеверия и сказал, что эти истуканы, сделанные из камня, дерева или металла, не имеют никакой силы, а она теперь христианка и должна уповать на истинного бога. Поняв, что здесь ничего не поделать, Марина вновь полностью переключилась на изучение испанского языка. К этому у нее был явный талант. Фернан, помнивший, с каким трудом он сам осваивал речь местных жителей, не переставал удивляться, глядя, каких успехов добивается Марина.

Время шло, припасы подходили к концу, москиты и солнце продолжали портить жизнь. Индейцы упорно игнорировали расположившийся на берегу испанский лагерь. Перед Эрнаном Кортесом встал вопрос — что же делать дальше? Он знал, что среди солдат многие заводят разговоры о возвращении на Кубу. Золота они добыли много, его вполне хватит, чтобы потушить пламя негодования, пылающее в груди губернатора. Да и участникам экспедиции немало останется. Но генерал-капитан не мог себе позволить отступить.

Его беседы с Фернаном Гонсалесом были не пустой болтовней. Эрнан Кортес желал добиться чего-то небывалого. Такого, чтобы потом, после победы, даже самому не верилось, что он сумел это сделать. Основать новую колонию? Да, это было бы великолепно. Но небольших колоний, со всех сторон окруженных неизведанным и зачастую враждебным миром, в Новом Свете уже хватало. Сумеет ли он покорить эту землю полностью? Хороший вопрос. Знать бы еще, что это вообще за земля! Остров? Материк? Насколько он велик и где его границы?

Когда генерал-капитан покидал Кубу, пятьсот человек казались на редкость большим отрядом. И лишь теперь, своими глазами увидев бесконечную береговую линию, вдоль которой можно плыть неделями, Кортес осознал ничтожность собственных сил. Да если бы еще и знать, что скрывается в глубине этой чужой и незнакомой территории! Идти вперед наобум было бы чистой воды самоубийством. Вскоре Кортес приказал сниматься со стоянки и двигаться дальше. Блуждающий город Веракрус, остававшийся все еще скорее документом, чем реальным поселением, начал кочевать вдоль побережья. Туда, откуда не так давно к ним приходили послы из Семпоалы.