13. На землях Тлашкалы

Тлашкала была все ближе. На переговоры с этим независимым государством Кортес отправил несколько знатных тотонаков. Те нарядились в лучшие одежды и ушли, унося с собой письмо. Текст, написанный на испанском языке, не смог бы прочитать ни один индеец, но конкистадоры решили, что сам вид удивительных знаков произведет на тлашкаланцев сильное впечатление. На словах же Кортес велел передать, что испанцы посланы сюда величайшим в мире правителем, ищут лишь дружбы, а также просят пропустить их в сторону Теночтитлана.

Солдаты встали на постой в небольшом городке, где принялись изумлять местных видом лошадей, пушек и стального оружия. Те же, в свою очередь, всячески предостерегали гостей от пути через Тлашкалу. Говорили, что жители этого горного края не знают пощады, славятся свирепостью и стойкостью в бою. И они, мол, крайне горды, так что ни за что не позволят чужому войску пройти через их территорию. Но разве не такие отважные союзники нужны были конкистадорам? Вопрос лишь в том, захотят ли тлашкаланцы к ним примкнуть?

День шел за днем, а послы не возвращались. Исчерпав все разумные сроки, Кортес понял, что мира ему так просто не добиться. Похоже, индейцы решили отсидеться в своих природных скальных крепостях, а испанцев всячески игнорировать. Отряд двинулся навстречу неизведанным опасностям. Идти приходилось с величайшей осторожностью. Радовало лишь наличие припасов, которыми обеспечили конкистадоров местные жители уже по эту сторону гор. Золота они дарили немного, но на еду не скупились.

В первые пару дней ничего примечательного не происходило. Местность становилась все более неровная. Заросшие лесом холмы выглядели очень живописно. Дичи здесь водилось с избытком. Но вскоре испанцы подошли к границе государства Тлашкала. Понять это было очень просто — долину, по которой двигался отряд, перегораживала стена. Примерно в полтора человеческих роста высотой, она тянулась вправо и влево, насколько хватало глаз. Сложенная из камня и скрепленная известью, она казалась толстой и на диво прочной. Даже выстрел из пушки вряд ли бы сделал в ней пробоину. Проход был широким — пятеро всадников смогли бы проехать одновременно. И самое странное — это отличное укрепление никто не охранял. Ожидая подвоха, держа оружие наготове, конкистадоры прошли через ворота. Перед ними расстилалась все такая же пустая долина. Местные жители затаились.

Дальше двигались со всеми возможными предосторожностями. Конные разъезды выезжали на разведку, но поначалу ничего не обнаружили. Селения покинуты, в жилищах не осталось никакой еды. Этот край был явно не рад чужакам. Но пройдя две-три лиги, испанцы все же увидали вдали группу индейцев. Их оказалось человек тридцать, и они чувствовали себя в полной безопасности, думая, что успеют отступить. Тлашкаланцам до сих пор не приходилось сталкиваться с лошадьми, и они не представляли себе скорости хорошего скакуна. Кортесу любой ценой нужно было поймать кого-нибудь из местных жителей, чтобы узнать обстановку, а затем освободить пленников и отправить их на переговоры.

— Педро, бери с собой четверых всадников и захвати хотя бы двух дикарей. Остальные пускай разбегаются.

Изнывавший от безделья Альварадо воодушевился. Он тут же помчался во главе маленькой кавалькады в сторону индейцев. Пара минут бешеной скачки и вот до местных жителей уже рукой подать. Это оказались не просто селяне, а настоящие воины. Ярко раскрашенные хлопковые панцири защищали их тела, лица пестрели узорами из разноцветной краски, в ушах сверкали золотые серьги. Копья, круглые деревянные щиты, мечи с обсидиановыми лезвиями составляли их вооружение. Вид скачущих к ним наездников вовсе не испугал тлашкаланцев. Они и не подумали разбегаться. Поначалу укрывшись в нагромождении скал, где верхом сложно было сражаться, они тут же атаковали, стоило испанцам лишь подъехать поближе.

Альварадо вскинул щит, защищаясь от брошенного дротика. Из расселины справа вдруг выскочил индеец и двумя руками вцепился в древко копья. Испанец дернул, пытаясь освободить оружие, но безрезультатно. Раздосадованный, он резко развернул коня, пытаясь стряхнуть надоедливого противника, но тот повис на древке, как приклеенный, болтая ногами и упорно не разжимая пальцев. Педро был куда как силен, но даже ему оказалось трудно одной рукой удержать вес взрослого мужчины. Копье пришлось бросить.

Слева подскочил еще один тлашкаланец, метя каменным топором в шею жеребца. Вскинув коня на дыбы, всадник избежал атаки. Со всех сторон высыпали индейцы. Ситуация изменилась. Попытка захватить пленников оборачивалась битвой не на жизнь, а на смерть. Настало время думать о том, как бы самим уцелеть.

Здесь, в тесноте, среди скалистых утесов, длинные кавалерийские копья лишь мешали. Конкистадоры выхватили мечи. Капитан Алонсо де Авила, резво рубя клинком направо и налево, уложил уже троих противников. Тут сбоку подскочил еще один индеец. В руках он сжимал вполне обычный для местных воинов деревянный меч, усаженный по краю бритвенно-острыми обсидиановыми осколками. Только рукоять у него оказалась весьма длинной, почти в человеческий рост, что делало оружие похожим на алебарду. С размаху он ударил лошадь Алонсо по шее. Та даже не успела заржать. Животное рухнуло, как подкошенное — шея оказалась наполовину перерублена. Авила выдернул ноги из стремян и ловко соскочил на землю. Он выбросил клинок на всю длину вперед и индеец, сумевший его спешить, тут же упал с рассеченным горлом.

Альварадо пришпорил своего жеребца и опрокинул троих неприятелей, нанося рубящие удары сверху вниз. Конь его заржал и дернулся — кто-то из тлашкаланцев попал ему в бок дротиком. Рядом одного из наездников индейцы сумели вытащить из седла и лишь своевременное вмешательство другого всадника спасло его от смерти. Испуганный жеребец, лишившись седока, шарахался из стороны в сторону, брыкался, ржал, внося еще большую сумятицу в сражение.

О пленных уже никто не думал. Обе стороны бились насмерть. На помощь испанцам поспешило еще несколько всадников и вскоре все индейцы оказались перебиты. Но победа далась дорогой ценой. Две лошади погибли, все остальные были ранены. Конкистадоры и сами пострадали от вражеского оружия. Альварадо наспех перевязывал полосой материи рассеченное предплечье, у кого-то оказалась пробита стрелой рука или нога, один из воинов, весь израненный, еле держался на коне. А многочисленные индейцы, до того скрывавшиеся в засаде, стали выбегать из зарослей, заполняя собой долину. Они вполне могли отрезать кавалерии дорогу к спасению.

— Алонсо, быстрее! — бросил Альварадо.

Авила не заставил просить себя дважды. Ловко вскочил в седло позади Педро и кавалькада поспешила обратно, к испанскому войску. Лошади выручили. В скором времени всадники уже были среди своих.

Тлашкаланцы действовали отважно, но на открытом месте артиллерия и наездники сыграли решающую роль. Разметав противников, испанцы двинулись вперед. Так началась война против Тлашкалы.

К вечеру конкистадоры пересекли очередной перевал, впрочем, не очень крутой, и спустились в следующую долину. Нехватка пищи становилась все более ощутимой. Деревни оказались брошены, поле с початками маиса сожжено. Поблизости тек ручей, но кто мог сказать наверняка, не отравлена ли вода в нем? Единственными существами, которые встречали чужаков, были небольшие собаки. Коротконогие, упитанные, они робко шныряли по окрестностям, опасливо обходя людей стороной.

— Знаешь, что это за псы? — спросил Себастьян у Фернана. — Тотонаки говорят, что это специальные съедобные собаки. Они маленькие, трусливые, от них никакого толку ни на охоте, ни при защите жилища. Их разводят исключительно для еды. Видимо, они по привычке вернулись к ночи на знакомые места.

— Я не буду это есть, — скривился Гонсалес. — Мы что, не в состоянии добыть несколько оленей?

— Фернан, мы на обжитых землях. Здесь нет диких оленей. А всю домашнюю птицу местные жители увели с собой. И припасы унесли. Да и разве разумно отправляться на охоту, если вокруг полно дикарей, которые только и ждут возможности напасть.

— Индейцы уже не первый раз пытаются уморить нас голодом. Сначала подданные Монтесумы на побережье, теперь тлашкаланцы. Ничего, потерпим.

Но голод не то чувство, на которое можно не обращать внимания. К тому же, все понимали, что силы вскоре понадобятся — вряд ли Тлашкала простит вторжение. И вот началась всеобщая охота на собак. Осторожные и пугливые твари, они ни за что не желали подходить близко к незнакомым людям. У испанцев была дюжина аркебуз, но тратить драгоценный порох ради такого дела казалось верхом глупости. Больше надежд стоило возлагать на арбалетчиков. Помогли и тотонаки, ловко сбивая собак камнями, пущенными из пращи. То тут, то там группы из нескольких человек гнались за хромающим псом, пытаясь загнать его в угол.

Педро де Альварадо, глядя на такие сцены, не знал, смеяться ему или плакать. Такой жалкой охоты у него еще в жизни не было. Пристало ли испанскому кабальеро гоняться за подобной добычей? Помог метательный нож, которым он успешно уложил пару собак. После третьего, неудачного на этот раз броска, он еще долго искал свое оружие в зарослях. К нему подошел другой капитан, Хуан Веласкес де Леон. На руке у него болталась целая связка этой необычной дичи.

— Вот, — с довольным видом сообщил он. — Выменял у тотонаков на две нитки бус. Сейчас, Педро, мы с тобой устроим себе такой пир, о каком и мечтать не могли, будучи на Кубе.

Этим мясом и разнообразили свое меню конкистадоры. Привычные к подобной пище индейцы уплетали жареных собак, как ни в чем не бывало. Испанцы поначалу ели с опаской, но вскоре отбросили сомнения. Вкус оказался на удивление приятным.

— Поразительная страна, — заявил после ужина Веласкес. — Вот мы тут сидим, у нас золота столько, что в Европе можно было бы жить припеваючи, а мы в итоге вынуждены ловить бродячих собак. Все не как у людей.

Себастьян, будучи хорошим стрелком, также славно поохотился. Правда, Фернан, которого он хотел угостить, от такой добычи отказался и довольствовался овощами и лепешками.

Кортеса в это же время волновали вопросы куда более важные, чем ужин. Конкистадорам удалось захватить в плен несколько человек, и теперь он пытался найти с ними общий язык. Усталость брала свое. Генерал-капитан был измучен длительными переходами и боями. И все же он понимал, что нельзя откладывать попытку заключить перемирие. Нужно договориться сейчас, когда пролилось еще не слишком много крови! Умывшись и попив воды, Эрнан Кортес отдал приказ привести пленных.

Вскоре перед ним предстало четверо тлашкаланцев со связанными за спиной руками. Шли они решительно, гордо вскинув головы. Марина, стоявшая возле Кортеса в качестве переводчицы, тут же объяснила ему, что индейцы не ждут для себя ничего хорошего. По устоявшимся обычаям этой земли пленников чаще всего приносили в жертву. Она сумела объяснить все это сама, не прибегая к помощи Агиляра. Девушка несколько путалась и смущалась, но все же упорно подбирала подходящие слова трудного для нее испанского языка. Марина на удивление быстро осваивала чужую речь.

— Я пришел к вам как друг, — начал Кортес. — Почему же вы обратили против меня оружие? Убедились теперь, что победа неизменно на моей стороне?

Один из тлашкаланцев, услышав перевод, бесстрашно рассмеялся и разразился целой тирадой. Из слов его стало ясно, что самонадеянности чужаков очень скоро придет конец. Впереди их ждет грозная армия Тлашкалы, которую не смогли победить даже бесчисленные орды Монтесумы. И армия эта столь велика, что ни одному из вторгшихся не удастся уйти живым. Участь всех врагов — быть убитыми на алтаре, а затем съеденными. Сам же этот индеец ничего не боится и готов предстать перед богами, а потому искренне ждет того мига, когда его потащат на жертвенник.

Кортес самообладания не потерял, а на угрозу попасть в желудок к какому-нибудь тлашкаланцу даже бровью не повел.

— Ты называешь себя бесстрашным, но ты еще не знаешь, какова отвага испанского кабальеро, — ответил он. — Полагаешь, я не сумею сокрушить ваши войска и одержать победу? Жители Табаско по своему неразумию точно так же думали.

— Жители Табаско — жалкие слизняки, робкие и ленивые. Этой победой нечего гордиться. Мы же воюем постоянно и никого еще не выпустили живьем из наших гор.

— Я так не поступаю. Я подарю тебе, как и остальным пленным, жизнь и свободу. Идите к своим вождям и передайте им, что мы желаем лишь мира и союза. Пускай пришлют послов для переговоров.

— И ты называешь себя храбрецом?! — изумился индеец. — Непобедимым воином? Вместо того чтобы покорить нашу страну, если веришь, что тебе это под силу, ты предпочитаешь вести разговоры? Ты даже не решаешься меня убить. Как ты вообще умудрился добраться так далеко?

— Давай ему руки отрубим, — хмуро предложил Альварадо. — Вернуться к касикам это ему никак не помешает. А заодно покажет им серьезность наших намерений. Дикари, похоже, понимают лишь язык жестокости.

Он, превозмогая боль и усталость, тоже присутствовал при разговоре. Рассеченное предплечье ближе к ночи начало сильно болеть. Педро сейчас ничего так не хотелось, как завалиться спать, ведь среди ночи придет его очередь становиться в дозор. Но он понимал важность этого разговора. И вот ему приходилось выслушивать дерзости от наглого тлашкаланца, который всячески провоцировал испанцев на убийство. Теперь же, взбешенный надменными речами индейца, Альварадо готов был на самые крайние меры.

Кортес предложение соратника отверг и отпустил пленников, надеясь, что они успеют еще до утра вернуться к своим землякам. А там, кто знает? Возможно, этот поступок покажет вождям Тлашкалы, что с испанцами действительно стоит заключить союз.

Ни о каком полноценном ночном отдыхе даже мечтать не приходилось. Местность вокруг незнакомая, в ночной мгле враги запросто могли подкрасться незамеченными. Усиленные патрули стерегли сон товарищей. Утром войско должно двинуться дальше. Испанцы понимали, что долго так продолжаться не может. Еще несколько дней блужданий и они останутся без припасов, да и необходимость следить за союзниками-тотонаками слишком утомляла. Почти половине отряда пришлось заступать в караул. Десятка два солдат страдали от ран, но чем же можно облегчить их тяготы? Поблизости нет никакого лазарета или дружественного селения, где бы их можно было оставить.

Кортес сидел и размышлял о том, что в кратчайшие сроки нужно или покорить Тлашкалу или вообще отказаться от экспедиции. Потерпев здесь поражение, он потеряет уважение тотонаков. Ореол непобедимого воинства развеется. Останется лишь возвращаться на Кубу. Но там его не ждет ничего хорошего.

Он вышел из палатки. Сон бежал от генерал-капитана. Скрываясь до того во тьме, к нему тут же подошла Марина. Странно, давно уже должна была лечь спать, измотанная этим затянувшимся походом. А она, тем не менее, ждала поблизости, как будто знала, что генерал-капитан вскоре выйдет на улицу.

— Тебе нужно выспаться, — преодолевая робость, сказала она. — Покорить Тлашкалу нелегко, нужно много сил.

Девушка уже сносно говорила на испанском. Заметный акцент выдавал ее, показывая, что этот язык ей не родной. По мнению Кортеса, он лишь придавал ее говору особое очарование. И все же Марина усердно работала над тем, чтобы сделать свое произношение как можно более чистым. Она внимательно слушала разговоры конкистадоров, чутко вслушиваясь в каждое слово, пытаясь запомнить его звучание, и затем повторяла. Повторяла сотни раз, до тех пор, пока не оказывалась довольна результатом.

Кортес усмехнулся. Девушка занимала все более важную роль в его жизни. Сначала, когда Пуэртокарреро, чьей любовницей она была, отправился в Испанию, Марина осталась одна. Она не особенно страдала из-за разлуки, все силы приложив к тому, чтобы научиться говорить с белолицыми чужаками. Она хотела стать для них не просто полезной, она хотела стать своей. Не дикаркой, чужой и непонятной, но равноправной участницей отряда. Насколько девушка вообще могла быть равной среди закаленных солдат. Целеустремленность. Это то, чем Кортес обладал в полной мере, и это качество он умел ценить в других людях. Девушка наравне с испанцами преодолевала все преграды. Терпела холод и жару, без жалоб сносила усталость и голод. Она хотела стать своей.

Более того, Марина мечтала стать незаменимой. И прикладывала к этому немалые усилия. И она действительно со временем стала такой. Оказавшись сначала в постели Кортеса, она вскоре стала самым лучшим советником, когда нужно было понять, что замышляют индейцы. Местные жители мыслили совсем не так, как испанцы. То, что для них было неслыханным, для европейцев зачастую оказывалось в порядке вещей. И наоборот — самые обыденные по меркам тех же тлашкаланцев поступки вызывали у конкистадоров шок. Марина отлично понимала мышление индейцев, знала все их хитрости, понимала все скрытые смыслы, вложенные в звучащие на переговорах слова. Да, совсем скоро она стала для испанцев незаменимой. И особенно для Кортеса.

— Как думаешь, Тлашкала еще долго будет упорствовать? — спросил он.

— Боюсь, что да, — сокрушенно ответила Марина, как будто несла ответственность за упрямых тлашкаланцев. — И все-таки ты победишь.

— Пойдем со мной, — усмехнувшись, ответил Кортес. — Мне одному не спится.

Марина ни разу еще не пожалела о том, что Алонсо де Пуэртокарреро уплыл за море. Да, Алонсо был высок, силен и привлекателен. Но он не был таким мужчиной, как Эрнан Кортес. Ей самой Кортес казался полубогом, даже богом. Мужественным и решительным, храбрым и бесконечно уверенным в себе. Кто другой бы осмелился бросить вызов Монтесуме? Кто другой не побоялся бы высадиться на незнакомом побережье, утопить свои корабли и отправиться в поход на грандиозный Теночтитлан?

Марина никогда не бывала в столице ацтеков. Но в рассказах путешественников Теночтитлан представал каким-то чудом. Город посреди озера, в котором жителей столько, что в это трудно поверить. Сердце империи. Оттуда отправлялись в походы грозные армии, подчиняя все новые земли. До недавних пор никто не осмеливался противиться воле Монтесумы. И вот нашлись герои, готовые совершить невозможное. Туда стекались все чудеса мира. Стоило ли удивляться, что храбрые белокожие люди, невиданные прежде в этих краях, тоже стремились туда же, в великий город Теночтитлан. Сердце этого мира.

Пуэртокарреро был для нее всего лишь любовником, а она для него лишь наложницей. Когда он уплыл, ее роль изменилась. Теперь она служила живому богу, который оказался сильнее местных богов. Он низвергнул их алтари, запретил жертвоприношения, сломил сопротивление жрецов. Куда бы ни приходил Кортес, ему повсюду подчинялись. Так был ли для нее самой более почетный жребий, чем склонить голову перед таким мужчиной, перед которым склонялись самые могущественные и благородные вожди всех окрестных земель? И она сама больше не была невольницей, наложницей, живым товаром. Для нее, дочери многих поколений вождей, волею судьбы попавшей в рабство, пришло время вновь вести ту жизнь, которая была ей уготована по праву рождения.

Вкусив долгие годы рабства, Марина преклонялась перед тем, кто ее освободил. Так она стала жрицей этого нового бога. И тем самым возвысилась над своей прошлой жизнью. И была бесконечно благодарна Кортесу за это возвышение. Она обрела цель и смысл существования. И преданно служила Кортесу. Ацтеки давно уже упивались своей властью, постоянно расширяя границы своей империи. Марина была счастлива, что наконец-то нашлись герои, способные бросить вызов их алчности.

На следующее утро отряд двинулся дальше, но не прошло часа, как навстречу им вышло вражеское войско. Индейцев оказалось всего-то три или четыре тысячи и конкистадоры понимали, что это лишь передовой отряд. Попытки Кортеса начать переговоры успеха не имели. Началась битва, в которой тлашкаланцы обратились в бегство. Однако их малочисленность и отступление оказались военной хитростью. Преследуя неприятеля, конкистадоры попали в ущелье. Местность была пересеченная, неровная, с многочисленными нагромождениями скал. Другими словами, лишенная столь необходимого простора для лошадей. А навстречу вышла действительно большая армия. К тому же, теперь испанцам приходилось двигаться вверх по склону, откуда на них сыпался настоящий ливень стрел, дротиков и камней.

Индейцы хорошо знали свои земли и выбрали идеальное место для западни. Они без устали сыпали с обрывов кучи песка, пытаясь ослепить врагов. И все же конкистадорам и тотонакам удалось оттеснить неприятеля и выбраться на открытое место. Здесь воевать было куда проще, и стороны вскоре поменялись местами. Через пару часов битва завершилась. Касики тлашкаланцев, видя, что быстро сломить сопротивление чужаков не получается, приказали своим войскам отступить.

Ни о каком преследовании конкистадоры и не думали. Они слишком устали. Хватало раненых, одну из лошадей убили. Труп ее тлашкаланцы с немыслимым упорством сумели утащить. Теперь коней оставалась лишь дюжина. К тому же, все понимали, что это далеко не последнее сражение. Единственным утешением стало то, что победа была на их стороне, да еще то, что убитых конкистадоров оказалось всего несколько человек. Солдат Тлашкалы погибло немало, да еще и в плен попало около двадцати человек.

Добравшись до большого селения, испанцы устроили там стоянку. Индейцы покинули свои дома заранее. Неожиданной радостью стало то, что кое-какую еду конкистадоры там все же обнаружили. Но на почти полторы тысячи человек ее было слишком мало. Несколько десятков курей, кое-где лепешки и овощи. В окрестностях бродило немало собак, так что пришлось снова обратить на них внимание.

Продуктов оставалось все меньше. Теперь уже и у Фернана не осталось выбора. Себастьян деловито шуршал дровами, пытаясь достичь оптимальной температуры для жарки мяса. Ему повезло подстрелить двух собак, так что как минимум на сегодня голод им не грозил. Заметив, какое скептическое лицо у Гонсалеса, он заметил:

— Ничего в этом страшного нет. Ты не представляешь, что способен съесть человек, когда его терзает голод. Помню, однажды я потерпел кораблекрушение, так что рад был любой еде. Никогда еще в жизни не ел с таким аппетитом, как тогда. Поймал змею и зажарил ее в углях. Люди вон и саранчу едят…

— Ты, с такими-то пристрастиями, вскоре и с людоедами общий язык найдешь, — беззлобно огрызнулся Фернан.

— Вот интересно! Лучше бы вспомнил, как мы с тобой ели что угодно, когда бродили по лесам Юкатана. Креветок же ты ешь нормально, так почему саранча вызывает у тебя отвращение? Значит морские козявки тебе по вкусу, а вот от сухопутных тебя воротит?! Эх, черт возьми. Соли не хватает.

С этими словами Себастьян с видом знатока потыкал тушку собаки ножом, удовлетворенно кивнул, подхватил вертел и подал его другу. Тот сокрушенно махнул рукой, но тут же протянул ее за угощением.

Ели неторопливо. Фернан лишь сейчас начал представлять, с какими трудностями сопряжены подобные походы. Раньше ему казалось, что главное — это отвага и стойкость в бою. Теперь он осознал, что отряд может погибнуть по каким-то смешным, казалось бы, причинам. И это не голод и даже не битва, а просто-напросто истощение. Постоянное недосыпание, недоедание, усталость от ежедневных пеших переходов, мелкие ранения, холод. Еще неделя-другая такой жизни и солдаты слишком ослабнут, чтобы нормально сражаться. А путь до столицы ацтеков, удивительного Теночтитлана, еще так далек.

Даже маленькая Тлашкала оказалась суровым и неуступчивым краем. Стало понятно, почему могущественный Монтесума не в состоянии завоевать эту страну. Поневоле в голову приходили мысли о том, что в словах некоторых ветеранов о необходимости поддержки с Кубы была какая-то истина. И все же Гонсалес, подогреваемый упрямой гордостью, в жизни бы не признал этого вслух.

Хуан Веласкес в это же время грелся у костра. Вскоре он собирался заступать в караул. Конкистадоры и тотонаки разместились в хижинах покинутого селения. С ближайших гор дул пронизывающий ветер и дома едва ли могли защитить от холода. Все спали не раздеваясь, в хлопковых панцирях и с оружием наготове. Тлашкаланцы могли напасть в любой момент. Хуан получил ранение, но не слишком обращал на это внимание. Стрела с обсидиановым наконечником сумела пробить толстую стеганку и неглубоко вошла в плечо. Вытащить ее не представляло никакой сложности. Подобный доспех оказался действительно эффективным — после битвы в нем торчало не меньше десяти стрел, но лишь одна достала до тела.

Веласкес сидел и думал, что ему еще повезло. Мало кто из конкистадоров вышел из последних схваток без единой царапины. Все они бодрились и готовились продолжать поход, поскольку никакого другого выхода просто не было. Лишь несколько человек получили так много ранений, что с трудом могли ходить. Подошел хмурый Альварадо, который только что сменился из караула.

— Морон умер, — сообщил он.

Под Мороном в битве убили лошадь. Самого всадника, изрядно посеченного, испанцы с трудом отбили, но к ночи он скончался.

— Упокой, Господи, его душу, — ответил Веласкес. — Он был мужественным человеком и отличным наездником.

— У нас с десяток солдат, которые вряд ли сумеют идти дальше. Скажу честно, воевать в Европе было бы проще. Там хоть раненых можно усадить на телеги и отправить в ближайший дружественный город. А здесь… Телег нет, да и кто бы их тащил? Лошадей всего дюжина и они нужны для разведки и боев. Не оставишь же людей в пустом селении на верную смерть. Но и войско не может ждать, пока они выздоровеют. Припасов почти не осталось. В округе с этим тоже дело плохо обстоит.

— Думаю, день-другой генерал-капитан даст им на восстановление. Потом нужно двигаться дальше. В крайнем случае, сделаем носилки. Тотонаков почти вдвое больше, чем нас, а тащить им, из-за отсутствия еды, приходится только одни пушки. Сумеют нести раненых.

Слова Веласкеса об отдыхе оказались верны. Кортес и сам понимал, что силы его отряда на исходе. На следующий день небольшая часть войска отправилась на разведку. Захватив в одном из селений с десяток пленных, а также пополнив хоть немного припасы, они вернулись обратно в лагерь. Там генерал-капитан освободил пойманных тлашкаланцев, накормил, успокоил и долго втолковывал, что он желает лишь мира и заключения союза. Отпустив этих парламентеров, он принялся ждать ответа. Индейцы, на удивление, не подвели и вернулись утром.

— Господин, вести неутешительны. Самый молодой и решительный вождь Тлашкалы, отважный Шикотенкатль, грозит взять в плен белокожих иноземцев всех до одного. Он обещает, что ни один из вас не избегнет жертвенного камня, после чего тела ваши будут съедены на триумфальном пиру. Он говорит, что ждать этого осталось недолго.

— Вождь хоть и решительный, но глупый, — вмешался Альварадо, также слушавший послание. — Он бы еще точную дату назвал и указал количество своих солдат, чтобы мы уж наверняка подготовились. Что же, нам это только на руку.

— Мы и так всегда готовы, — пробормотал Фернан.

Отвечал ли он Альварадо или же пытался убедить самого себя? Гонсалес бы и сам не сказал. Еда, вода, да и простая выносливость были на исходе. Пожалуй, даже лучше, что индейцы рвались в бой, пока у конкистадоров оставались хоть какие-то силы для решительного сражения.

— Более того, — продолжали послы. — Вожди Тлашкалы посылают вам подарок. В ближайшем селении, совсем недалеко, вас будут ждать две сотни отборной и вкуснейшей домашней птицы. Не гневайся, господин, но мы должны передать сказанные вождями слова. Они надеются, что вы подкрепитесь и хоть немного отъедитесь, чтобы вами самими было приятнее обедать.

— Мы их сполна отблагодарим за гостеприимство, когда Тлашкала будет покорена, — пригрозил Альварадо.

Кортес же лишь наградил парламентеров и отпустил их.