17. Монтесума — император ацтеков

Правители Тлашкалы всячески демонстрировали свою симпатию новым союзникам. И настойчиво предлагали оставаться в гостях как можно дольше. Все самые влиятельные касики в один голос твердили, что идти в Теночтитлан испанцам не стоит. Херонимо де Агиляр и Марина переводили. Особенно много говорил Машишкацин, седой и худощавый, обладавший непререкаемым авторитетом на совете вождей.

Эрнан Кортес и его капитаны слушали очень внимательно. Наконец-то они могли получить сведения об ацтеках из первых рук, от людей, которые постоянно с ними воевали и хорошо представляли себе мощь армий Монтесумы.

Так они и узнали, что Теночтитлан, находящийся посреди безразмерного озера Тескоко, практически неприступен. Добраться можно только по трем насыпным дамбам или на лодках. Но на воде вряд ли кто-то может тягаться с жителями столицы. Их флот исчисляется сотнями больших и тысячами маленьких каноэ. А горожане, привыкшие жить посреди озера, все поголовно хорошо плавают и управляются с веслами.

— Ацтеки вас, возможно, и впустят в Теночтитлан. Почему бы и нет? Они охочи до разных диковинок, — рассказывал Машишкацин. — Таких людей и удивительных зверей там никто еще не видел. Но вот выпускать вас оттуда они вряд ли пожелают.

— Не думай, Малинче, что мы пытаемся тебя запугать или посеять сомнения, — добавил кто-то из вождей. — Просто мы представляем, с чем тебе придется столкнуться.

— Насколько велика мощь Теночтитлана? — поинтересовался Кортес.

— Ацтеков очень много. В одной только столице живет свыше ста тысяч человек. И почти каждый мужчина, начиная от подростка и заканчивая стариком, имеет военный опыт, — продолжал Машишкацин. — Их обучают с детства. Простолюдины и аристократы учатся сражаться копьем и топором, стрелять из лука и метать дротики, выслеживать врага и драться голыми руками. Когда ацтеки идут в поход, то ремесленники, рыбаки и садоводы отправляются воевать.

— А по берегам озера разбросано еще много других городов, в которых тоже хватает солдат, — добавил Шикотенкатль Молодой. — Теперь ты понимаешь, почему мы говорим, что Теночтитлан несокрушим. Даже если бы у тебя была армия, сравнимая с ацтекской, то и тогда ты не сумел бы вторгнуться в город, окруженный водой.

— Вас приглашает к себе Монтесума и уже по одной этой причине вам не следует отправляться к нему в гости, — сказал Машишкацин. — Я не хочу, чтобы все вы, новые союзники Тлашкалы, оказались у него в руках. И не хочу, чтобы дочь моя так быстро стала вдовой.

Прекрасная дочь Машишкацина, отданная в жены Хуану Веласкесу де Леону, была крещена и получила имя Эльвира. И теперь отец, естественно, переживал за судьбу своего ребенка.

После беседы с вождями Эрнан Кортес собрал капитанов на совещание.

— Вы все слышали. Думаю, тлашкаланцы искренни в своих советах. И уж они-то хорошо представляют грозящую нам опасность.

— Вожди-то говорят искренне, — признал Альварадо. — Но вот если мы проявим осторожность и откажемся от похода на Теночтитлан, то они первые в нас и разочаруются.

— Педро прав, — поддержал приятеля Хуан Веласкес. — Тлашкала встречала нас нелюбезно. И только череда страшных поражений заставила горцев пойти на примирение. Они должны и дальше верить в несокрушимость испанцев. Если наш ореол непобедимых воинов померкнет, то мы быстро останемся без союзников.

Остальные капитаны тоже высказались за продолжение похода.

— Думаю, все вы правы, — подвел итог Эрнан Кортес. — Даже наши первые друзья в этих краях, тотонаки, пришли к нам только потому, что узнали о том, как мы разгромили табасков. И надеялись на защиту от тирании ацтеков. Но перед тем как отправиться в Теночтитлан, нужно узнать как можно больше о человеке, с которым нам вскоре придется столкнуться. О Монтесуме.

Об этом человеке вожди Тлашкалы могли многое рассказать. Разговор затянулся надолго.

— Правители ацтеков не обязательно передают власть от отца к сыну. Следующим уэй-тлатоани становится кто-то из потомков одной династии, которая находится у власти уже больше ста лет, — говорил Шикотенкатль Молодой. — После смерти повелителя собирается совет из нескольких самых мудрых и влиятельных вельмож. Они и решают, кто же станет новым уэй-тлатоани.

— Семнадцать лет назад умер правитель Ауисотль, — добавил его отец. — Тогда я с тревогой ожидал выборов. И мои опасения оправдались… Избрали Монтесуму. Он прославился еще в юности. Сын и племянник повелителей, он уверенно командовал войсками, с легкостью громя как восставших вассалов империи, так и непокоренные на тот момент племена. Он отбросил от северных границ диких кочевников-чичимеков и пресек бунт одного из влиятельных вельмож, разбив его армию.

Дальше в разговор вступил другой вождь. Казалось, каждый из них старался добавить яркой краски в этот живописный портрет.

— Но дело не только в его полководческих талантах. Кажется, нет такого занятия, в котором бы он не преуспел. Монтесума благочестив и усерден в служении богам, расчетлив в делах управления государством, искусен в дипломатии. Вы знаете, что уэй-тлатоани обозначает «Великий оратор». И этот титул как нельзя лучше подходит Монтесуме. Нет человека, способного выйти победителем в полемике с ним. Он рассуждает безупречно, доводы его всегда своевременны, решения безошибочны, красноречие несравненно. Когда он обращается к тысячным толпам своих подданных, те замирают, с благоговением ловя каждое слово.

Видимо, на лице у кого-то из испанцев отразилось сомнение, потому что Машишкацин усмехнулся и сказал:

— Вам кажется, что мы преувеличиваем. И это понятно. Сложно представить себе столь великого человека. Однако судите сами. Когда Монтесума пришел к власти, ацтеки еще не правили миром. Они лишь состояли в равном союзе с другими племенами. А богатый и многолюдный город Тескоко считался не менее влиятельным, чем Теночтитлан. Но годы шли. Все новые и новые походы Монтесумы укрепляли могущество его народа. Многие окрестные жители предпочли добровольно признать над собой власть уэй-тлатоани, не дожидаясь момента, когда он двинет в бой войска.

— В итоге все окружающие племена стали вассалами ацтеков, — прошептал Шикотенкатль Старый. Кортесу казалось, что слепые глаза старика видят события тех давно прошедших дней. — Нас Монтесума не сумел завоевать. Отвесные скалы и узкие горные тропы защитили детей Тлашкалы. И тогда уэй-тлатоани запретил своим подданным торговать с нами. Без хлопка, какао, специй, а особенно без соли жизнь тяжела. Но бедность — не слишком высокая цена за свободу!

— Монтесума желал обладать всей полнотой власти, — вновь вступил в разговор Машишкацин. — Город Тескоко был слишком могуч. Союзник ацтеков, а не вассал! Уэй-тлатоани не рискнул покорять его силой. Вместо этого он уговорил правителя Тескоко пойти войной на Тлашкалу, обещая помочь. Однако в нужный момент солдаты Монтесумы не вступили в бой. Мы разгромили вторгшуюся армию. Тем самым снова отстояли независимость, но и сыграли на руку Монтесуме. Тескоко был ослаблен и поневоле попал под влияние Теночтитлана. А когда престарелый правитель города умер, то Монтесума с помощью интриг возвел на трон Тескоко своего племянника в обход законного наследника. И ацтеки достигли пика могущества…

— Монтесума, получив титул уэй-тлатоани, стал подобен соколу, вырвавшемуся из клетки, — со вздохом признал кто-то из вождей. — Ничто больше не сдерживало его стремительный полет. Расправив могучие крылья, он ринулся ввысь. И кто бы смог ему противостоять? Теперь тень от его крыльев накрыла весь мир. Мы вот сохранили свободу только благодаря суровой природе нашей родной Тлашкалы. Где-то на северо-западе есть государство Мичоакан, что успешно отбивает нападения ацтеков. Но кто знает, как ему это удается? Возможно, Монтесума просто еще не взялся за него всерьез…

— Мудрый Машишкацин, ты так достоверно описывал красноречие повелителя ацтеков, — заметил Эрнан Кортес. — Неужели тебе приходилось слышать его выступления?

— Я неоднократно бывал в Теночтитлане, Малинче, — усмехнулся седой вождь.

— С какими-то дипломатическими делегациями, я полагаю?

— Можно сказать и так. Ты знаешь, что такое «цветочная война»?

Увидев, что Кортес лишь недоуменно покачал головой, Машишкацин кивнул, как будто признавая, что чужеземцу неоткуда было это узнать, после чего объяснил:

— Боги нуждаются в постоянных жертвах. Порой они довольствуются благовониями, цветами и драгоценными перьями, но нельзя же вечно держать их на такой скудной пище! Лишенные полноценных подношений, боги ослабнут, равно как и голодающие люди. И могут даже умереть! Иногда наш мир постигают страшные неурожаи. Засуха порой страшнее вражеских нашествий. Поля стоят пустые и нигде не найти ни маисового початка, ни самой малой тыквы. И что же делать, чтобы оградить себя от угрозы голодной смерти? Ответ прост — нужно всего лишь умилостивить богов. И если обычной войны нет, то приходит время организовать «цветочную войну».

— Я сам участвовал в подобных сражениях, когда был молод, — взял слово Шикотенкатль Старый. — Можете ли вы себе вообразить, как прекрасны бойцы, стройными рядами идущие к месту битвы? Храбрецы в пестрой одежде, увенчав головы драгоценными перьями, сверкая украшениями, в радостном предвкушении шагают вперед, распевая воинственные гимны. И вот армии сходятся на заранее условленном месте, в нейтральной долине. И начинается сражение! Это великий праздник! Все поле боя усыпано цветами, ибо это угодно богам, в чью честь воины сходятся в единоборствах.

Старый вождь необыкновенно воодушевился. Речь его стала торопливой и чуть сбивчивой, он энергично жестикулировал, стараясь произвести на слушателей наиболее сильное впечатление. Шикотенкатль продолжал:

— Цель здесь — не разгромить врага, не обратить его в бегство, и уж тем более не захватить чужую территорию. Цель лишь одна — взять в плен как можно больше противников. Ничто не сравнится с моментом, когда ты, увидев достойного соперника, прославленного воина, вступаешь с ним в бой! Обмениваешься ударами, играешь щитом, улучив момент, плоской стороной дубины бьешь его и повергаешь наземь. Ошеломленный, он уже не может сопротивляться. Обезоружив, ты хватаешь его за волосы. С этого момента он твой пленник. И, блюдя освященную веками традицию, ты называешь его своим любимым сыном. Ты отводишь пойманного врага в лагерь, где его связывают, а сам возвращаешься на поле битвы. И снова вступаешь в поединок со следующим противником.

— И все это ради принесения захваченных пленников в жертву? — уточнил Кортес.

— Да, — подтвердил Шикотенкатль Старый. — Это очень большая честь. Для воина есть два достойных пути. Первый — умереть в бою. И второй, не менее почетный — отдать свое сердце богам, будучи принесенным в жертву. Такой храбрец попадает в свиту богов и лучшей участи быть не может. Я за свою жизнь привел в Тлашкалу десятки пленников, захваченных в «цветочных войнах». Я напутствовал их добрыми пожеланиями, сопровождая вверх по лестнице, ведущей к алтарю.

— Безумие какое-то, — прошептал Хуан Веласкес де Леон, а потом, уже громче, задал вождям вопрос. — И соплеменники не пытаются отбить своих плененных воинов?

— Нет, «цветочная война» ведется по взаимному согласию. Когда обе стороны получают нужное им количество пленников, то сражение завершается. Тогда оба народа, участвовавших в этом ритуале, возвращаются домой и начинают готовить схваченных бойцов к роли жертв.

— Это немного похоже на рыцарский турнир, но совершенно нелепый и очень кровожадный. Как раз по местным традициям, — высказался Альварадо. — Нет, все-таки нужно местную религию искоренять как можно скорее! Это не переводи, Марина.

Девушка бросила на него возмущенный взгляд. Ее выводили из себя подобные советы.

— Спасибо за подсказку, Педро, — фыркнула она. — Уж я-то точно понимаю, сколь оскорбительно для вождей прозвучали твои слова. Если бы я при переводе не смягчала всю прямолинейность ваших заявлений, то вы бы уже давно настроили против себя все окрестные племена.

Альварадо лучезарно улыбнулся. Он не хотел ссориться с девушкой. Педро уважал Марину за стойкость, проявленную во время похода в Тлашкалу, а еще ценил за знание языка и местных обычаев.

— Нам повезло, что ты с нами, — примирительно признал он.

— Вернемся к Монтесуме, — напомнил Кортес. — Как же ты, благородный Машишкацин, попал в Теночтитлан?

— «Цветочные войны» в разные годы велись между разными государствами, — ответил вождь. — Теночтитлан мог воевать с Тлашкалой, а Тескоко — с Чолулой. Или наоборот. Но после сражений начинаются великие празднества, главным событием которых становятся жертвоприношения. Монтесума приглашал вождей противника в свой город, чтобы они участвовали в торжественных церемониях. Это тоже давняя традиция. Так мне и довелось побывать в его столице.

— Вы приводили в Тлашкалу пленников не меньше, чем ацтеки в Теночтитлан?

Вопрос Эрнана Кортеса явно застал вождей врасплох. И по тому, как касики замолкли, пытаясь скрыть смущение, по их лицам, на которых все же промелькнула досада, генерал-капитан понял, что «цветочные войны» наносили Тлашкале заметный урон. Размен бойцами явно шел на пользу ацтекам.

— Мы приводили домой достаточно пленников, чтобы умилостивить богов, — ускользнул от прямого ответа Машишкацин, стараясь не бросить даже тени сомнения на доблесть тлашкаланцев.

— Оно и видно, — пробормотал Альварадо. — Ацтеки, похоже, не знают равных и в одиночных схватках. Ничего, посмотрим, как они покажут себя против конкистадоров.

— Вот так, в Теночтитлане, возглавляя делегацию Тлашкалы, я видел Монтесуму, — сказал Машишкацин. — Он как могучий ягуар среди робких и настороженных тапиров. Из каждого спора он выйдет победителем. Любой военный поход организует и проведет так стремительно, что и словами не описать. Из мельчайшего своего промаха Монтесума извлечет урок и больше его уже не повторит. Поневоле восхищаешься его обаянием, проницательностью, красноречием, умением воодушевлять людей и вести их за собой.

— Поэтому, Малинче, мы и советуем вам не идти в Теночтитлан, — вновь заговорил Шикотенкатль Старый. — Монтесума повелевает огромным государством. Ваше появление в землях тотонаков было слишком мелкой и досадной помехой для него. Ради этого не стоило поднимать и гнать в поход огромную ацтекскую армию. Зачем? Путь долог и утомителен. Вместо этого он подарками и лукавыми словами заинтриговал вас. Согласись, Малинче, что с каждым днем твое желание идти в Теночтитлан только возрастает. Теперь ты начинаешь осознавать все хитроумие Монтесумы? Он сумел внушить тебе эту мысль, ни разу не видя тебя, не встречаясь лицом к лицу…

— Говорят, когда ягуар смотрит в глаза намеченной жертве, то она теряет волю к сопротивлению и уже не помышляет о бегстве, — заметил Машишкацин. — Скованная ужасом, она принимает свою судьбу. А Монтесума хитрее могучего хищника. Жертва сама идет к нему. Ты сейчас собираешься прямо в лапы к ягуару. Из его когтей нет спасения. Даже если вся армия Тлашкалы станет сопровождать твоих солдат в Теночтитлан, то и тогда нашим объединенным силам не удастся потом вырваться из города.

Здесь было о чем поразмыслить…

Давно наступила глубокая ночь. Эрнан Кортес сидел, глядя на мерцающие в жаровне угольки, и вспоминал сегодняшний разговор. Рядом, зарывшись в ворох одеял, спала Марина. Девушка дышала безмятежно. Неужели ничего не боится? Не сомневается, что он найдет правильный выход? Кортес невесело усмехнулся. Ему бы самому такую уверенность!

Монтесума начинал казаться генерал-капитану каким-то исполином, чудесным волшебником из сказки, неописуемо мудрым и могучим. Даже если вожди Тлашкалы немного и приукрасили, рисуя портрет уэй-тлатоани, то дела говорили сами за себя. Похоже, именно в дни правления Монтесумы Теночтитлан расцвел и вознесся до уровня столицы империи. А сами ацтеки превратили недавних союзников в вассалов.

Например, эти странные «цветочные войны»! Сумел же Монтесума даже религиозный ритуал превратить в способ ослабления Тлашкалы. Наверное, и вождей окрестных городов в гости приглашал не только ради соблюдения традиции. Это явно была демонстрация силы. Касики своими глазами видели всю мощь Теночтитлана. И сами же могли подсчитать, что ацтеки после «цветочных войн» приводят домой больше всех пленников. Вот так и росла робость окружающих народов перед Монтесумой.

Похоже, труднопроходимые скалы стали единственной преградой, которая помогла Тлашкале сохранить независимость. Да еще, пожалуй, бедность. Может, уэй-тлатоани не слишком и старался покорить горцев? Что с них, в сущности, взять? Тут нет ни хлопка, ни какао, ни нефрита, ни птиц с прекрасным оперением. Вожди упоминали, что на северо-западе есть государство Мичоакан, которое успешно отбивает нападения ацтеков. Вот бы к ним отправить посла! Такой союзник бы точно не помешал…

Марина заворочалась, прервав раздумья испанца. Но потом погрузилась в глубокий сон. А Кортес вновь начал блуждания по лабиринту рассуждений. А вдруг вожди Тлашкалы правы? Чем дольше он оставался здесь, тем сильнее стремился попасть в Теночтитлан. Хотя опасность такого решения с каждым днем становилась все более очевидной. Неужели и впрямь обладает Монтесума неким гипнотическим даром, что приманивает к себе жертв? Отряд испанцев все больше удаляется от побережья и от возможности спастись. А вдруг прав был Хуан Веласкес де Леон, когда противился уничтожению кораблей?

Эрнан Кортес понимал, что экспедицию уже можно считать удачной. Та груда золота и серебра, которую он отправил в Испанию, должна обеспечить благосклонность короля. Наверное, мести губернатора Кубы больше не стоит опасаться. Тем более что сейчас у самого Кортеса хватало новых драгоценностей, подаренных Монтесумой через послов. Можно вообще на Кубу не возвращаться. Уйти на побережье, построить несколько кораблей и отплыть на ту же Эспаньолу. Или на Ямайку. Там за золото купить лояльность местных губернаторов и жить припеваючи.

Перед Кортесом встал сложный выбор. Он не лгал Фернану Гонсалесу, когда, будучи на Кубе, излагал свои мечты. Богатства и влияния ему уже тогда хватало. Хотелось свершений. Великих, небывалых. Эрнан Кортес чувствовал в себе силы бросить вызов всему миру, перенаправить по своей воле русло истории, удивить своими достижениями целый свет. Ощущая в себе такую тягу, разве мог он довольствоваться простой ролью богатого плантатора?

Нет, идея отправиться в экспедицию была правильной! Но вот не слишком ли далеко он зашел? Кто мог предположить, что здесь, в совершенно диких землях, раскинулась целая империя, сравнимая по размерам с Испанией? А ведь у него не наберется даже пятисот солдат. А в Теночтитлане еще и правит столь выдающийся человек… Не ведет ли он сам всех своих людей на верную гибель?

Но чем больше времени проходило в раздумьях, тем сильнее Эрнана Кортеса охватывал азарт. Он снова вспомнил свою речь, произнесенную на Кубе. Про армию, способную преодолеть любые невзгоды, разгромить самых многочисленных противников, обрести союзников среди врагов. Пока что все сбывалось. Пройдены заснеженные хребты и плодородные равнины, разбиты войска Табаско, даже гордая и воинственная Тлашкала запросила мира. Ни голод, ни холод, ни сражения не смогли остановить поступь конкистадоров.

Кортес понимал, что победил он не только внешних врагов, но и внутренних. Вот уже и в глазах Хуана Веласкеса непокорство и тайный вызов все чаще сменяются уважением. И Диего де Ордас стал надежным помощником. А ведь они оба изначально были верны губернатору Кубы. Но главное чудо этого экзотического мира, величественный Теночтитлан, все еще впереди. А Кортес дал себе слово узреть все чудеса. Разве можно останавливаться на пороге такого открытия?

Вожди приглашают оставаться в Тлашкале. Конечно, они хотели бы получить усиление в своем затяжном конфликте с империей. Четыре сотни испанцев в бою будут стоить больше десятитысячного войска индейцев. Но сам Кортес не желал задерживаться в этой окруженной горами цитадели и вести здесь оборонительную войну против ацтеков. Его манила столица.

Командир конкистадоров чувствовал, что вот там он и встретит равного противника. Свои капитаны со временем признали превосходство Кортеса, касики индейцев также уступили ему лидерство. А в Теночтитлане царит Монтесума. Полководец, политик, дипломат, оратор, жрец. Повелитель… И Эрнан Кортес не мог удержаться от того, чтобы сойтись с ним в затяжной и многоходовой игре. Безумно сложной, непредсказуемой, требующей везения не меньше, чем расчета. И призом он видел саму империю ацтеков. Проигрыш грозил жертвенником на вершине пирамиды. Решено! Конкистадоры идут в Теночтитлан!

На следующее утро Эрнан Кортес объявил о своем решении вождям. Те не стали спорить. И только Машишкацин с сокрушенным видом произнес:

— Ах, Малинче, ты напрасно не слушаешь наших советов! Однако да будет так. Это верная гибель. Но пусть никто не посмеет упрекнуть Тлашкалу в том, что она бросила своих союзников в одиночестве. Мы заключили с вами мир и теперь разделим с твоими воинами все тяготы и опасности. Лучшие храбрецы Тлашкалы будут сопровождать тебя в походе и войдут в Теночтитлан.

Но выступление пока откладывалось. Некоторые испанцы еще не восстановились после лихорадки и простуды. А Диего де Ордас пришел к Кортесу с просьбой. Он не мог долго усидеть на одном месте. Преисполнившись задора после заключения мира с индейцами, он пожелал подняться на самую высокую гору. На западе, подобно двум часовым, вздымались в небо два вулкана. Один из них, давно погасший, местные жители именовали «Спящей женщиной». Действительно, силуэт гребня с тремя пиками напоминал лежащую на спине девушку. Обращенное в небо лицо, сложенные на груди руки, и все это покрыто, как саваном, ослепительно-белым снегом. Закатное солнце каждый вечер озаряло ее своими лучами, крася в алые и багровые тона.

Чуть южнее гордо стоял одинокий пик — остроконечный, закованный в броню льда, без устали клокочущий от ярости Попокатепетль — «Курящаяся гора». Его сила не иссякла. Над вершиной постоянно поднимался густой столб черного дыма. И столь силен был поток воздуха из недр вулкана, что даже стремительные в высокогорье ветры не могли развеять его и увлечь за собой. Так и летел дым ровной струей вверх и лишь где-то там, в небесах, таял и смешивался с облаками.

Были эти две горы знамениты на всю империю ацтеков. О них сложили легенду, в которой «Курящаяся гора» и «Спящая женщина» представали некогда людьми, парой влюбленных, разлученных смертью. Столь велика была их любовь, что со временем превратились они в два вулкана. С тех пор девушка и лежит, облаченная для погребения, а рядом грозно стоит ее жених, кипя от гнева на несправедливость судьбы, и без устали оберегая покой покинувшей мир живых невесты.

Как раз во время пребывания испанцев в Тлашкале Попокатепетль начал проявлять признаки активности. Гора периодически украшалась снопом пламени и несколько раз раскаленная лава выплескивалась из жерла и багровой струей стекала вниз. Зрелище было величественное и устрашающее. Ордас, как и многие другие, наслушавшись этих легенд от индейцев, тут же загорелся желанием увидеть все вблизи и захотел взобраться на действующий вулкан. Кортес сначала его инициативу не одобрил.

— Диего, местные жители говорят, что это невозможно. Сам видишь, извержение может произойти в любой момент. Но даже если его и не будет, то дорога неописуемо трудна. Вершина вся покрыта снегом и льдом. Троп там нет, проводников ты тоже не найдешь.

— Индейцы многие вещи почитают невыполнимыми, — невозмутимо ответил Ордас. — Если бы мы прислушивались к их словам, то разве чего-то смогли бы достичь? Нам много чего говорили. Желать встречи с Монтесумой безрассудно, Тлашкалу покорить невозможно, низринуть языческих богов немыслимо. Но мы на все это осмелились. Если просидеть всю жизнь дома, то проживешь куда дольше, ежели не умрешь от скуки, конечно. На любой поступок нужно в первую очередь решиться. А потом все уже пойдет куда проще. Да и на что мне вообще проводники? Вершину я и так вижу. Вот к ней и пойду.

Фернан тоже присутствовал при этом разговоре. Он немало дивился преображению Диего де Ордаса. Поначалу тот был чуть ли не явным врагом Кортеса, интриговал в пользу губернатора Веласкеса, старался помешать экспедиции, добивался смены предводителя, а позднее ратовал за возвращение на Кубу. Теперь же он стал одним из самых лучших помощников генерал-капитана. Что так подействовало? Тот ли факт, что корабли давно утоплены, и шанса на отступление больше нет? Или Диего постепенно проникся искренним уважением к Кортесу и служил ему теперь на совесть? В любом случае, на Ордаса сейчас вполне можно было положиться.

— Не буду тебя отговаривать, — уступил Кортес. — Такой поступок и вправду покажет нашим союзникам, что испанские солдаты не боятся ничего, и что нет для них невозможного. Но все же слишком рискованно отправляться туда в одиночку. Возьми с собой пару человек.

— Я бы хотел принять участие в этом приключении, — сказал Фернан. — Я прибыл в Новый Свет для того, чтобы узреть все его чудеса и в жизни не прощу себе, если пропущу такое восхождение.

Себастьян решил не отставать от друга. Так маленький отряд конкистадоров отправился в путь. Местные жители не пожелали отпускать их в одиночестве, так что десяток индейцев рано утром двинулся с испанцами. К подножию горы они подошли вечером. На следующий день группа стала подниматься на вулкан. Склоны его укрывали густые леса. Здесь, среди могучих дубов и сосен, царила тишина. Казалось, что нет места уютнее и безопаснее. Но чем выше они взбирались, тем лучше понимали риск этого дерзкого предприятия. Земля под ногами содрогалась, как будто Попокатепетль гневался на смельчаков, дерзнувших потревожить его покой.

Тлашкаланцы по праву славились храбростью, но даже их отваге был положен свой предел. Легенды прочно укоренились в их душах и подобное восхождение казалось им святотатством. Добравшись до храма почти на самой границе лесов, они сказали, что будут ждать возвращения испанцев здесь. Напоследок они сделали еще одну попытку отговорить смельчаков. Один из проводников был родом из Семпоалы, провел рядом с конкистадорами уже немало времени и с горем пополам изъяснялся на смеси испанского и местного наречия.

— Там огонь… Течет огонь… Повсюду дым! — для наглядности подбрасывая в воздух пригоршни песка, говорил переводчик. — Нельзя дышать. Здесь холодно… Вверху жарко… Попокатепетль гневается! Станет бросать камни и вы все умрете!

— Заботливый малый, — высказался Себастьян.

Затем он дружески обнял индейца за плечи и сказал:

— Ждите, скоро мы вернемся.

Дальше конкистадоры двинулись втроем.

Деревья уступили место чахлым кустарникам, затем началась полоса голой каменистой почвы и, наконец, они добрались до самой сложной части. Впереди возвышалась укрытая снегами и льдами вершина, а до самого кратера идти предстояло еще немало. Какой-то опыт в скалолазании у каждого из них имелся — в Испании тоже были крутые горы — но взбираться на действующий вулкан им раньше не приходилось. Так они и продвигались вперед. Кое-где, чтобы добраться до очередного высокого утеса, приходилось строить живые пирамиды, в основании которых находился могучий Себастьян, которого затем с трудом подтягивали за собой на веревках.

Попокатепетль периодически сотрясался, выбрасывая облака пепла, но до извержения лавы дело не доходило. Постепенно все тяжелее становилось дышать. Легкие кололо при каждом вдохе, горло обжигал ледяной воздух. Идти стало труднее. Со всех сторон зияли крутые ущелья, и далеко не всегда удавалось их обойти. Приходилось прыгать и, приземлившись на обледенелую почву, с тревогой чувствовать, как легко ноги могут соскользнуть с ненадежной опоры, увлекая человека в пропасть.

Когда испанцы прошли примерно половину снежной полосы, вулкан начал сотрясаться. Пришлось остановиться. Земля под ногами дрожала, а люди замерли на обрывистом склоне, молясь, чтобы их не сбросило вниз. Фернан всадил в расщелину клинок кинжала, уповая на несравненное мастерство толедских оружейников. Нормального упора для ног не было, подошвы скользили. Стоит кинжалу сломаться и он кубарем скатится вниз на многие сотни шагов, переломав себе все кости. Рядом, ухватившись за выступающий утес, застыл Себастьян. Ордас лежал несколько в стороне, распластавшись по снегу и уцепившись за разлом в большом валуне.

Пока земля так дрожала, нечего было и думать о попытке найти укрытие получше. Стоит на секунду потерять опору, и падение неизбежно. Сверху скатилось несколько камней, по счастливой случайности не зацепив никого из троицы. Пережидать пришлось долго. Не меньше получаса вулкан ходил ходуном, выбрасывая в воздух горячий пепел и пемзу. Испанцы окоченели. Фернан угрюмо думал о том, сумеет ли он встать, когда придет время двигаться дальше. Он был вроде тепло одет, но долгое лежание на снегу кому угодно вышло бы боком.

Попокатепетль все же успокоился. Диего де Ордас, как вдохновитель этой идеи, чувствовал ответственность за своих спутников.

— Ну что, сеньоры, ваше желание добраться до вершины не испарилось? — поинтересовался он.

— Как мы будем выглядеть в глазах индейцев, если сейчас отступим? — хмуро спросил Фернан. — Мне в жизни приходилось рисковать куда сильнее. Разве можно поддаваться страху?

— До вершины так близко, — поддержал друга Себастьян. — С божьей помощью мы поднимемся на вулкан.

Троица смельчаков продолжила свой путь. Гора периодически сотрясалась, плевалась дымом и пеплом. Все так же уходил прямо в небо угольно-черный столб дыма, до которого оставалось все меньше. Вот так, проклиная все на свете, ругаясь и подбадривая друг друга, конкистадоры карабкались вверх. Наконец, до жерла осталось не больше пятидесяти шагов. Здесь снега не было. Горячий воздух растопил его, так что впереди испанцев ждали лишь застывшие потоки лавы. Попокатепетль выдохнул облако удушливого пара и Фернан, сдернув с головы берет, закрыл лицо. Дышать сквозь плотную ткань было трудно. А сверху посыпался густой горячий пепел.

— Да уж, Фернан, восхождение тебе дорого обошлось! — рассмеялся Риос. — Ты вон весь поседел.

Черные волосы Гонсалеса действительно стали серыми от пепла.

— Ты на себя посмотри, — фыркнул в ответ Фернан.

Пройдя еще немного, они замерли недалеко от кратера. Поверхность застывшей лавы здесь была настолько гладкая, как будто ее отполировали. Вскарабкаться по такому идеальному склону не сумел бы ни один человек. Да и в любом случае заглянуть в жерло они бы не смогли — настолько густой столб черного дыма поднимался вверх.

Себастьян поднял кусочек пемзы. Пористый камень хорошо лежал в ладони. Он размахнулся и бросил его в кратер.

— Хочешь разбудить вулкан? — с неодобрением покосился на него Диего.

— Подумаешь, — беспечно махнул рукой Риос. — Он сам столько раз в нас эти камни бросал. Можно сказать, мы в расчете.

— Давайте перейдем на другую сторону, — предложил Фернан. — Посмотрим, что там интересного.

Двигаясь вокруг кратера, они перебрались на обратный склон горы. Вдалеке, на северо-западе, подобно огромному зеркалу, сверкало на солнце широкое озеро Тескоко. До него было слишком далеко, чтобы рассмотреть в деталях, что же там находится. Но где-то там, посреди его вод, стоял величественный Теночтитлан, столица империи ацтеков. Фернан замер, жадно хватая ртом воздух. Здесь, возле раскаленного жерла, холод не донимал, зато дышать было трудно. Постояв несколько минут, конкистадоры начали спускаться.

Обратный путь оказался легче. Вулкан еще несколько раз содрогнулся на прощание, и через пару часов троица покинула обледенелый участок. Индейцы, ожидавшие их в храме, немало удивились, увидав испанцев живыми. Такая выходка с самого начала казалась им безумной. Теперь же они не скрывали своего восхищения отвагой чужеземцев. Общий язык двум группам людей найти не удалось, потому свое уважение тлашкаланцы выражали все больше жестами и мимикой. Лишь переводчик рассыпался в комплиментах, восхваляя отвагу белых воинов.

На следующий день Диего, Фернан и Себастьян с триумфом вернулись к соотечественникам. Их подвиг произвел на всех огромное впечатление. Союзники — и тотонаки, и тлашкаланцы — не скупились на хвалебные речи. К Кортесу же как раз в это время прибыли послы от Монтесумы, которые, узнав о восхождении на вулкан, также были просто изумлены. Авторитет конкистадоров, и до того высокий, взлетел теперь до небес.