15. Праздник

На следующий день праздник начался с самого утра. Испанцы бродили по городу, с интересом глазея по сторонам. За ними, как и обычно, ходили слуги, а Луис старался объяснить все, что было непонятно чужакам. Конкистадоры уже довольно сносно понимали местную речь, да и сам слуга усиленно старался выучить испанский, так что разговор звучал как жуткая мешанина слов, взятых из двух языков и сдобренная жестикуляцией.

Центральную площадь заполонили тысячи людей. Тут и там группы музыкантов дули в трубы и били в барабаны, приплясывая в такт мелодии. На небольшом участке индейцы развели костер и, как только дрова прогорели, двое мужчин прыгнули на пепелище и начали танцевать, топчась ногами прямо по раскаленным углям. Зрители подбадривали их криками, а испанцы в очередной раз удивились тому, как местные жители любят себя мучить. Чуть дальше десяток индейцев разыгрывал какое-то театральное представление. По словам Луиса, это был ритуальный танец, в котором показано, как ягуар преследует свою жертву. Один из актеров и в самом деле носил куртку и штаны, разрисованные оранжево-черным узором. Голову же его закрывал шлем, изображавший голову ягуара.

Но все это была лишь прелюдия. Задолго до полудня жители собрались у подножия высокой пирамиды. С самыми мрачными предчувствиями испанцы тоже подошли поближе. На верхней площадке уже стояло несколько жрецов. За их спинами виднелся каменный храм.

В курильницах тлела трава и благовония. Фернан закашлялся и спросил:

— Луис, зачем вы постоянно жжете эту гадость?

Индеец попытался изгнать из взгляда снисходительность. Как тут не сочувствовать этим чужеземцам, которые, словно малые дети, не понимают иногда самых простых вещей?

— Это драгоценная смола копал, угодная богам. Как же можно взывать к их милосердию, если они тебя не услышат? Нужно обратить на себя внимание. Боги чувствуют запах, он им приятен, поэтому они с интересом и благосклонностью взирают на людей и внемлют их молитвам.

— По-моему, они еще и какой-то дурман подмешивают в курильницы, — заметил Себастьян. — У жрецов, когда они надышатся этого дыма, глаза получаются мутные, как у людей, что употребляют опиум.

— Сейчас начнется самое главное, — скороговоркой произнес Луис. — Смотрите.

К подножию пирамиды воины подводили связанных пленников. Практически раздетые, в одних набедренных повязках, они были с ног до головы разрисованы синей краской. Их насчитывалось около трех десятков. Большая часть из них выглядела откровенно испуганной. Они не могли унять дрожи и с отчаянием оглядывались по сторонам. Несколько человек, как будто загипнотизированные, не отрываясь смотрели на верхнюю площадку пирамиды.

— Смотрите, смотрите! — возбужденно зашептал Лиус, указывая на одного из обреченных. — Вот он. Это тот воин, которого я сам поймал. Я догнал его, схватил за волосы и поверг на землю в день битвы. Теперь его подарят богам.

— А с остальными что сделают? Мы тогда взяли в плен не меньше двух сотен человек.

— Они будут рабами. И лишь некоторых отдадут богам. Мне повезло. Моего пленника выбрали среди прочих. Значит, это я подношу жертву. Боги будут ко мне милостивы. Это большая честь. Для меня и для него.

Индеец, взятый в плен Луисом, как будто почувствовал, что говорят о нем. Он повернулся к толпе, высматривая хоть какой-то шанс для спасения. Губы у него заметно дрожали.

— Он, кажется, не слишком рад оказанной чести, — хмуро заметил Фернан.

— Да, предстать перед богами — это большое испытание, — охотно подтвердил Луис. — Боги грозны и суровы. Это проверка мужества. Тут нужна немалая отвага. Но настоящий воин мечтает об испытаниях и подвигах. Любой из них жаждет умереть под ножом жреца. С раннего детства они готовятся к битвам. И каждый желает захватить пленника, привести его в свой город и отдать жрецам. И каждый знает, что наступит время, когда его самого поймают и подарят его жизнь богам.

С этими словами Луис улыбнулся и приветливо помахал рукой индейцу, которого пленил. Тот обратил внимание на жест, но испанцы так и не поняли, узнал ли предназначенный в жертву своего победителя или нет. Индеец стоял, скованный ужасом и только мелко дрожал. Через несколько секунд воин приказал ему подниматься по каменной лестнице на вершину пирамиды. Пленник отчаянно замотал головой и уперся. Тогда двое солдат схватили его под руки и потащили наверх. Судя по этому эпизоду, все же не каждый воин мечтал поскорее отправиться к богам.

Один за другим остальные раскрашенные синей краской индейцы поднимались на верхнюю площадку. Некоторые шли неохотно, понукаемые толчками в спину. Несколько человек наотрез отказались идти, так что их тоже пришлось тащить волоком. Но четверо взбирались по крутым ступеням спокойно и уверенно.

— Вот настоящие воины, — с уважением заметил Луис. — Храбрецы, которые знают, что их долг в том, чтобы боги всегда были сыты. Они достойно предстанут перед создателями мира.

В этот момент к основанию пирамиды, окруженный жрецами и сановниками, подошел и правитель. Рядом с ним, ведя дружескую беседу, шагал вождь вражеского войска. Тот самый, которого чуть не убил Себастьян. Раненая голова знатного индейца оказалась перевязана. Но поверх повязки он надел пышный головной убор, похожий на тюрбан из многих слоев красной ткани, расшитой перламутровыми ракушками и нефритовыми бусинами. Дорогой плащ укрывал его плечи. Пленник держался весело и непринужденно.

— Здесь многое похоже на наш мир, — заметил Себастьян. — Вот и пленный вождь так же бодр и полон радости, как любой крупный феодал в Европе, который даже в плену живет припеваючи. А что ему грустить? Ну зарежут несколько его солдат. Сам-то он, судя по всему, откупится и вернется домой, как ни в чем не бывало.

Фернан горько усмехнулся. В словах Риоса звучала досада человека, который сам побывал в плену и знает, каково приходится простому солдату, которого некому выкупить. Гонсалес помнил, что Себастьян когда-то успел вкусить невольничьей доли после неудачной битвы с мусульманами в северной Африке.

А вождь, вместе со всем окружением, подошел к испанцам. Он приветствовал своих лучших бойцов, поинтересовался, как заживает раненая рука Фернана, после чего приступил к самому главному.

— Великий вождь, которого вам удалось победить в сражении, отправляется к богам.

Фернан и Себастьян удивленно вскинули брови. Если они не ослышались, то главного пленника сейчас зарежут на алтаре. Неужели вот так расточительно здесь обращаются с вождями? Не попытаются отдать за выкуп, не станут использовать в своих политических целях? Сам приговоренный выглядел веселым и вполне довольным. Похоже, некоторые индейцы искренне считали, что они идут прямо в объятия небожителей.

— Он желает, чтобы тот, кто сразил его своей рукой, сам же и помог ему уйти к богам.

Ошеломленные этой просьбой, конкистадоры переглянулись.

— Луис, я, может, что-то неправильно понял? — с надеждой пробормотал Себастьян. — От меня хотят, чтобы я лично вырезал вождю сердце?

Слуга тут же оживленно закивал, причитая и воздевая руки вверх:

— Да, да! Такая честь! Лично провести ритуал! Боги будут к тебе милостивы. Твое страшное оружие поможет это сделать. Ты великий воин, господин, и достоин такой славы.

Фернан впервые обрадовался своему ранению. Рука заживала, но силы в ней еще не ощущалось. А ведь будь он здоров, то и его могли попытаться привлечь к жертвоприношению. Но в любом случае, что же теперь делать?! В глазах друга Гонсалес видел почти такой же ужас, какой отражался и на лицах пленников, которых потащили на вершину пирамиды. К тому же Себастьян был явно растерян. По правде, тело Фернана сейчас начал сковывать точно такой же страх. Он мгновенно осознал всю безвыходность ситуации.

— Друг мой, мы пропали, — прошептал Риос. — Я не погублю свою душу участием в этом дьявольском ритуале. А отказ наверняка сочтут оскорблением идолов и нас с тобой сейчас и самих зарежут. Луис, скажи правителю, что я не могу.

— Как так, господин?! — прошипел на ухо Себастьяну слуга. — Это большая честь. Нельзя отказываться! Это обидит не только богов, но и вождей.

Риос как будто тисками сжал локоть молодого индейца и прошептал в ответ:

— Выдумай что-нибудь! Что хочешь!

— Да нет причины для отказа… — растерянно пробормотал слуга, морщась от боли.

Вождь переводил удивленный взгляд с одного испанца на другого. В глазах, подобно сокрушительному цунами, начал подниматься гнев. Его приказ не спешат исполнять, причем это неповиновение происходит на глазах у всей знати, да еще и при чужом вожде! Да и в чем тут может возникнуть заминка?! Любой воин мечтал бы о такой чести, а чужеземцы почему-то явно не рады.

Себастьян понял, что от Луиса помощи ждать не приходится. Слуга действительно не мог дать совет, как бы отказаться от участия в ритуале. Риос коротко рассмеялся, закинув голову вверх. Солнце, беспощадный бог майя, гневно резануло его по глазам за такое неуместное веселье. Себастьян вынужден был зажмуриться. Оно давно его заждалось. Солнце собиралось насытиться его сердцем еще в первом городе, но тогда испанцы сумели сбежать. Потом этот бог так старался, пытаясь лишить конкистадоров сил, чтобы они не смогли уйти от погони. Затем намеревался убить путников жарой и жаждой. Он долго ждал своего шанса. И вот дождался.

Себастьян опустил слезящиеся от яркого света глаза на Фернана и произнес:

— Прощай, друг мой. Дальше тебе придется идти одному. Прости меня за Чику.

Потом он повернулся к вождю и сказал:

— Я не могу выполнить эту просьбу. Я верю в бога, который не разрешает убивать людей на алтарях. Мой друг мог бы вам помочь, но у него ранена рука, и он еще не скоро сможет держать в ней оружие. Поэтому придется искать кого-то другого, кто исполнит ритуал.

Индейцы поняли, может быть, и не всю тираду, но главное уловили. Вождь казался настолько шокированным такими словами, что некоторое время просто не знал, что и сказать в ответ. Потом он веско сказал:

— Ты в моем городе. Здесь правят мои боги. Ты должен совершить ритуал.

— Я не могу, — твердо ответил Себастьян.

Рядом на ухо что-то начал тараторить Луис, но испанец его не слушал. Какие тут могут быть аргументы или объяснения? Выбор сделан. Риос собрал все мужество и постарался вести себя так же непринужденно, как и пленный вождь. В конце концов, неужели он уступит в самообладании дикарю? Тот перед ликом смерти невозмутим. Испанскому кабальеро не пристало впадать в отчаяние и показывать страх перед врагом. Фернан рядом застыл, лихорадочно пытаясь найти какой-то выход. Что сейчас можно сказать или сделать, чтобы оправдать Себастьяна?! Он шумно вдохнул, подбирая хоть какие-нибудь слова…

Риос обернулся к Гонсалесу. Взгляд его серых глаз был резок и беспощаден. Так смотрит стрелок, целясь во врага. Слова прозвучали отрывисто и грозно:

— Молчи и ничего не делай! Вообще не вмешивайся. Ты ничем не можешь помочь. Доберись до Кубы.

Фернан осекся. Он впервые видел своего товарища таким суровым. Себастьян же опять повернулся к вождю, нацелив на него свой пристальный взгляд. Лицо правителя пылало от гнева.

— Схватить его!

Воины, сопровождавшие вождя, сначала неуверенно переглянулись. Этот чужеземец стал для них эталоном воина, чем-то вроде бога войны, воплотившегося на земле. Он сражался так, как ни один из них не умел. Он пробился к чужому правителю и ранил его, тем самым переломив весь ход битвы. Он спас армию от разгрома. Он владел грозным оружием, какого здесь никто раньше не видел. При этом чужеземец был приветливым человеком, который приходил к ним в лагерь и гостил там. Обучал приемам боя, участвовал в пирах…

Вождь оглянулся на воинов. Его лицо озаряла такая ярость, что даже атакующий ягуар не показался бы более грозным. Привычка повиноваться повелителю сделала свое дело. Четыре солдата подошли и схватили Себастьяна за руки, заломив их за спину. Луис тут же юркнул за Фернана, который застыл, как изваяние, слишком шокированный и растерянный, чтобы что-то предпринять. Риос не сопротивлялся. Он мог бы выхватить меч и сложить голову в бою, перед тем перебив десяток не ожидавших нападения индейцев. Но он опасался слишком разозлить местных жителей. Тогда и Фернану уж точно придется несладко. А так, Гонсалес, глядишь, еще и выпутается. Незачем тащить товарища за собой на тот свет. Если повезет, то он и впрямь доберется до Кубы.

А обескураженный Фернан стоял столбом и не знал, что же делать. Первым инстинктивным движением правая рука дернулась к ножнам, но ее тут же пронзила такая боль, что на глазах выступили слезы. За спиной всхлипывал и причитал Луис, сетуя на непонятное упрямство белолицего воина. Гонсалес растерянным взглядом смотрел, как Себастьяна уводят в сторону. Если бы друга потащили по лестнице наверх, то он, не раздумывая, кинулся бы следом и хоть голыми руками, вернее, одной рукой попытался отстоять жизнь товарища. Но Риоса увели куда-то влево, где он потерялся среди толпы. Может быть, еще не все потеряно? Фернан неуверенно поплелся вслед за ним, но несколько воинов преградили ему путь. Сзади за одежду уцепился Луис и другие слуги.

— Нельзя, господин. Тебе нельзя идти. Стой здесь.

Себастьян и сам удивился, когда его подтолкнули куда-то в сторону от пирамиды. Он ожидал, что его прямо сейчас поведут к жертвенному камню. Запястья ему стянули веревкой сзади. Риос твердо шагал, угрюмо глядя на пятно синей краски на кирасе. Видимо, кто-то из воинов запачкался об одного из приговоренных пленников, а потом случайно вымазал и испанца, когда помогал вязать ему руки. Очень символично! Краска как будто предрекала конкистадору его будущее. Себастьяну представлялось, как это пятно ширится по его телу, подобно смертельной эпидемии чумы, что расползается по городу. Синий цвет постепенно поглощает его, уничтожая одежду и доспехи, и глянцевито блестит на голой коже, отражая яркие лучи солнца в тот момент, когда Риоса доставят на вершину пирамиды.

Да уж, не о такой судьбе он мечтал! Себастьян шел, ощущая какой-то металлический привкус во рту. Самому себе он мог признать, что ему страшно. Он много раз рисковал жизнью, но всегда казалось, что шанс на спасение есть. Теперь же он никакой надежды не видел. Умереть вот так! На алтаре во славу чудовищным истуканам! А тело его затем даже не предадут земле. Без славы и гордости, в нищете и безвестности погибнуть под ножом жреца!

Себастьян оглянулся на пирамиду. На ее вершине уже начался виденный им прежде ритуал. Одного из раскрашенных синей краской пленников распластали на каменной плите, растянув в разные стороны руки и ноги. Богато одетый индеец застыл над ним, громогласно произнося речь. Отсюда обсидиановый нож было не рассмотреть, но испанец догадывался, что оружие уже готово. Рядом стоял еще один жрец, сжимая в руках топор с кремневым лезвием, готовый отрубить голову жертве после того, как ей вырежут сердце.

«Нужно будет, когда меня поведут вверх по лестнице, вырваться из рук палачей и прыгнуть вниз! — решил про себя Себастьян. — Все же лучше самому себе выбрать момент для гибели, чем покорно, как баран, идти на убой! Впрочем, дикарей и такой исход вполне обрадует. Вон как они ликовали, когда в прошлом городе какой-то индеец прыгнул со ступеней и разбился. Им бы только побольше крови!»

Потом в голову пришла мысль о том, что христианину не пристало совершать самоубийство. Но как понять, что является большим грехом? Оборвать нить своей жизни или допустить участие в богопротивном обряде, да еще и в роли жертвы!

«Господи, хоть бы этот мой поступок спас Фернана! Если бы нам разрешили еще поговорить напоследок. Он ведь еще совсем мальчишка! Сумеет ли вырваться из этого города, пройти сквозь леса и преодолеть море? Пускай хотя бы он доберется до Кубы!»

Мысли прыгали с каждым шагом, не складываясь ни в нормальную молитву, ни в попытку составить план собственного спасения. Себастьян окончательно сник, полагая, что дикари специально решили отложить его смерть, чтобы помучить напоследок неизвестностью.

Правитель тем временем оставил Фернана в покое, поскольку видел, что испанец из-за ранения и вправду не может участвовать в ритуале. Он посмотрел на пленного вождя и увидел, что лицо у того омрачилось. Прославленный воин и полководец, что с раннего детства усердно служил богам, молясь, принося им жертвы, участвуя в религиозных церемониях. Он правил своим народом, командовал армией, захватывал вражеских солдат на поле битвы. Иными словами, он прожил жизнь, достойную настоящего повелителя. И вот теперь, когда, наконец, пришел и его срок предстать перед властелинами мира, непочтительный чужеземец пренебрег своим правом лично рассечь пленнику грудную клетку. Захваченный в бою вождь не заслужил такого глупого оскорбления.

— Не стоит огорчаться в этот великий день, когда тебе предстоит встреча с богами, — обратился правитель города к захваченному вождю. — Я сам проведу ритуал, друг мой. Пойдем.

С этими словам он радушно указал рукой на каменную лестницу, что взмывала к верхней площадке пирамиды. Пленник, услыхав это предложение, мгновенно просветлел и, благодарно поклонившись, решительно стал взбираться по ступеням. Через пару минут он застыл перед алтарем, скрывая досаду и нетерпение. Придется подождать, пока жрецы произнесут молитву.

Он стоял, пронзительным взглядом осматривая раскинувшийся внизу город. На центральной площади собрался народ, что в немом благоговении ждал начала жертвоприношения. Лишь слаженный перестук барабанов через равные промежутки времени нарушал тишину. Вокруг вился пьянящий аромат благовоний. От каменной плиты, на которую ему совсем скоро предстояло лечь, исходило тепло. Солнце, довольное предстоящим подношением, гостеприимно прогрело его последнее земное ложе. Через минуту жрецы почтительно подхватили его под руки и помогли лечь на горячий камень. Пленный вождь очистил голову он мелких суетливых мыслей и начал шептать особую молитву, прекрасно понимая, что ее окончание он произнесет уже стоя прямо перед богами. Над ним навис правитель города, сжимая в руках ритуальный обсидиановый нож, украшенный на рукояти перламутром и бирюзой…

Оцепеневший Гонсалес смотрел на пленников, которых одного за другим режут на алтаре. Вниз скатывались головы, пятная красным специальный широкий желоб, тянущийся посреди каменной лестницы. Вслед за головами тем же путем отправлялись и тела убитых. На земле их подхватывали жрецы в черных одеждах, все в запекшейся крови, и волокли прочь.

Растерянный и шокированный, Фернан не представлял, что же дальше делать. Ему было жалко Себастьяна, он не представлял, чем помочь другу. К тому же подтачивала тревога за свое будущее. Он резко повернулся к стоящему сзади Луису. Слуга испуганно попятился, не зная чего ждать от господина. Что вообще происходит у любого чужеземца в голове? Как можно отказываться от той чести, что была предложена вождем?

Гонсалес левой рукой схватил индейца за узел плаща на груди и подтащил поближе.

— Что будет с Себастьяном?

— Я не знаю. Он поступил глупо, — затараторил Луис. Лицо его исказил страх. — Он обидел вождя, показал неуважение к богам.

Мысли Фернана лихорадочно запрыгали в голове. Что делать? Куда бежать? Идти на поиски друга? Или же пытаться найти общий язык с вождем? Но для этого придется подняться на вершину пирамиды. Гонсалеса, как истово верующего христианина, приводила в ужас сама мысль оказаться рядом со жрецами, проводящими свои богопротивные обряды.

— Моего друга убьют? Зарежут на алтаре?

— Сегодня нет, — пролепетал Луис. Голубые глаза испанца прожигали его насквозь и слуга совсем оробел. — Людей для нынешнего праздника отобрали заранее. Над ними проводили ритуалы, окуривали благовониями. Они отобраны в нужном для церемонии количестве. Твой друг не готов предстать перед богами.

У Фернана отлегло от сердца. Нервное напряжение, что подстегивало его немедленно действовать, спало и испанец почувствовал усталость. Удача просто посмеялась над двумя оторванными от друзей путниками. Столько опасностей они избежали! Столько трудностей преодолели! И теперь, когда казалось, что все невзгоды позади и можно готовиться к путешествию на Кубу, судьба отвернулась от них. Пальцы разжались, отпуская одежду слуги.

А еще Фернана жег стыд. Из-за того, что не вмешался, когда Себастьяна схватили, что оробел, как мальчишка, под строгим взглядом Риоса, который приказал стоять и ничего не делать.

«Да уж, это же так удобно, утешать себя тем, что ты бессилен что-то сделать и никак не можешь помочь товарищу! — подумал он. — Себастьян вон даже на пороге смерти подумал обо мне и сумел отвести от меня угрозу, указав на раненую руку. Добраться до Кубы? Да, но только вместе!»

— Мы должны поговорить с вождем, — решительно сказал он.

— Придется ждать окончания церемонии, — ответил Луис, не отваживаясь перечить.

И они принялись ждать. Время тянулось медленно. На вершине пирамиды продолжались какие-то церемонии, жрецы танцевали, раз за разом подбрасывали в курильницы кусочки ароматной смолы. Молитвы сменялись жертвоприношениями. Похоже, что весь праздник был расписан буквально по шагам и следовал заранее отработанному сценарию. Фернан застыл, пристально глядя на вершину пирамиды и перебирая варианты. Он думал о том, что же сказать вождю. Как убедить его отпустить Себастьяна?

Погрузившись в размышления, он совсем забыл о жаре, палящих солнечных лучах, жажде, времени. А вот Луис помнил свои обязанности. Он сбегал к лавке торговца и принес испанцу освежающий напиток, приправленный ванилью и фруктами. Затем приказал еще двум слугам поднять большой веер и укрыть конкистадора от солнца. Все-таки этот чужеземец был великим воином, так что ему следовало прислуживать.

После полудня церемония завершилась и вождь, в окружении жрецов и сановников, спустился вниз. Фернан тут же подошел поближе.

— Нам нужно поговорить.

Сказано было уверенно и даже требовательно. Тон не допускал и намека на возможный отказ. Вождь, прекрасно понимавший, что разговор предстоит сложный, сухо ответил:

— Пойдем.

Через несколько минут они оказались во дворце. Пройдя пару комнат, вождь остановился в небольшом помещении, отослав свиту. Луис, немного освоивший испанский язык, остался в роли переводчика. Когда сановники покинули зал, Фернан и правитель уселись на циновки и Гонсалес гневно сказал:

— Вы посмели взять в плен лучшего воина моего народа, который привел ваше войско к победе.

— Он настолько возгордился своей славой, что посмел оскорбить наших богов! За это он будет принесен в жертву в ближайший большой праздник.

— Я думал, ты хочешь мира с моим государем. Помнится, ты пожелал иметь наших солдат в своей армии.

— А все ваши воины столь непочтительны? — вопросом на вопрос ответил вождь.

— Армия моего государя состоит из отменных храбрецов и они не простят убийства своего товарища.

— А откуда они об этом узнают? — в словах вождя звучала насмешка. — Мы тебя принесем в жертву вместе с твоим другом. Наши боги будут за это нам благодарны и укроют от гнева твоего вождя.

Луис за спиной у Фернана замер от страха. Чем бы ни закончился этот разговор, для себя он не ждал ничего хорошего. Раз уж правитель собрался убить чужеземцев, то и его принесут в жертву, так как он слишком много знал. Молодой индеец беззвучно проклинал свою неудачу. И зачем его вообще взяли на эти переговоры?! Чужеземец уже и сам сносно говорит. Они с вождем кое-как понимают друг друга и без переводчика.

А испанец еще раз обрадовался своему ранению, из-за которого вождь не видел в нем реальной угрозы и удалил телохранителей. Гонсалес собирался угрожать, а это лучше делать без свидетелей, чтобы авторитет правителя не пострадал.

— Мы всего лишь разведчики и за нами идет войско. Скоро на эти земли прибудут испанцы. А весть о двух великих белых воинах уже широко разошлась. Как ты заставишь замолчать всех этих людей? Всем языки отрежешь? Даже солдатам вражеского города, которые нас тоже видели? Так ведь их город не покорен. Когда мои братья узнают, как мы погибли, то тебя никакие боги не спасут. Ты сам видел, на что способны всего лишь два испанца. А мстить за нас придут тысячи.

— Мои воины свирепы как ягуары и готовы дать отпор любому врагу.

В ответ Фернан лишь презрительно ответил:

— Я видел твоих солдат в бою. Если бы не мы с Себастьяном, то сегодня ты бы лежал на алтаре и был принесен в жертву вашим богам. Но для тебя и для твоих воинов такая гибель почетна. Наша же вера запрещает такие ритуалы. Так что о достойной смерти ты сможешь только мечтать. Когда придут мои друзья, ты и все твои подданные превратитесь в рабов и будете влачить жалкое существование до конца своих дней. И даже после смерти ты, как недостойный правитель, не сумевший уберечь свой город, низвергнешься в пучину Шибальбы.

Фернан мысленно поблагодарил Луиса за его рассказы о загробном мире индейцев. Вождь, возможно, понял далеко не каждое слово, но суть угроз уловил. Он был вне себя от возмущения. Этот подлый чужеземец посмел угрожать ему, правителю, перед которым трепетали тысячи людей. Да за это ни одна пытка не будет чрезмерной! Но как мудрый человек в то же время он понимал, что в словах этого наглеца есть доля правды.

— Мое окружение слышало ответ твоего друга, — медленно, с трудом сдерживая ярость, ответил вождь. — Народ не поймет, почему богам отказано в жертве. Жрецы будут настаивать на соблюдении ритуала.

— У вас богов много, а у нас всего один. И это истинный бог. Он запрещает ваши мерзкие обряды. Он защищает своих верующих гораздо лучше и дает нам силу, о которой вы и мечтать не могли. Ты должен найти такие слова, которые бы заставили жрецов умолкнуть. Освободи моего друга и тогда мы обсудим союз между нашими народами.

— Ступай. Я должен поговорить со жрецами и узнать от них волю богов. О своем решении я сообщу тебе через несколько дней.

Фернан понял, что большего ему сейчас не добиться. Время угроз миновало, поэтому испанец учтиво поклонился и ушел, сопровождаемый оторопелым Луисом. Оказавшись у себя в покоях, он обратился к слуге:

— С сегодняшнего дня ты не отходишь от меня ни на шаг. Вождь оскорблен моими словами и ему не нужны свидетели этого разговора. Слуг у меня достаточно, вот пускай они и занимаются моим бытом, а ты будь всегда рядом. Спать тоже будешь в моей комнате.

Испуганный Луис лишь кивал и кланялся. Он понимал, что только рядом с этим дерзким чужеземцем он будет в безопасности. Фернан же крепко задумался. Нужно подобрать такие аргументы, которые убедят и жрецов, если ему придется их уговаривать.

— Луис, посоветуй, что можно сказать жрецам, чтобы убедить их отменить казнь Себастьяна?

— Господин, попроси своего бога явить какое-нибудь чудо. Это бы нам очень помогло. Если же этого не случится, то у нас лишь одна надежда — на вождя.

Оставалось только ждать. Фернан решил не терять времени и окончательно переманить молодого слугу на свою сторону.

— Луис, ты крепкий и сильный юноша. Почему ты не захотел стать воином?

— Господин, бог войны отвернулся от меня. Любой воин, участвующий в сражениях, мечтает захватить побольше пленников, чтобы затем их можно было обратить в рабство, а еще лучше принести в жертву. Я же ходил в походы несколько раз, но безуспешно. А если молодой солдат не проявил себя в бою, то ему придется заниматься хозяйственными работами. Лишь в последнем сражении мне удалось взять пленника.

— Ты видел, как мы сражаемся, — заметил Фернан. — Если ты будешь нам верен, то мы с Себастьяном сделаем из тебя великого воина. Вот, возьми меч. Я научу тебя с ним обращаться.

С этого дня Фернан занялся обучением слуги. Ранение не позволяло ему лично показывать приемы фехтования. Из-за этого занятия давались с трудом. Но это искусство казалось Луису чем-то сродни волшебству, а Гонсалеса хоть немного отвлекало от постоянных мрачных мыслей о дальнейшей судьбе друга.

А время тянулось медленно, испытывая терпение Фернана. Неопределенность сводила с ума. Когда же вождь примет решение? И каким оно будет?