13. Город

Ряды хижин постепенно сменились каменными зданиями. Вокруг по своим делам сновали многочисленные индейцы. Почти все они провожали чужаков удивленными взглядами. Многие увязывались вслед за Фернаном и Себастьяном. Горожане засыпали вопросами воинов, которые конвоировали испанцев и что-то возбужденно обсуждали между собой. Толпа, идущая за конкистадорами, неудержимо росла.

— Мы так во дворец вождя приведем за собой полгорода, — заметил Себастьян. — Может, проще ему самому к нам выйти?

Этой не слишком остроумной шуткой он пытался скрыть тревогу. В голову лезли мысли одна мрачнее другой. А что если здесь все племена поддерживают связь между собой? Например, с помощью сигнальных костров. С вершины пирамиды, наверное, ночью можно увидеть пламя, зажженное на другой пирамиде в соседнем городе. И по всей этой земле уже разнеслась весть о том, что двое белолицых чужаков сбежали, устроив настоящую бойню. А за их поимку вожди и жрецы наверняка обещают мешок длинных зеленых перьев — огромное сокровище по местным меркам! Риос продолжал считать индейцев дикарями в вопросах религии и морали. Но отдавал им должное в плане определенного уровня развития наук и ремесел. Он бы не удивился, узнав о такой системе костров.

— Если разговор с вождем приобретет угрожающий характер, то нужно попытаться тут же захватить его в заложники, — предложил Фернан. — Это наш единственный шанс взять ситуацию под контроль и начать диктовать свои условия.

Себастьян, несмотря на всю шаткость их положения, расхохотался и одобрительно хлопнул друга по плечу.

— Да, Фернан, ты прирожденный воин! Вот это будет авантюра. Вождь вряд ли станет опасаться чего-то, находясь в окружении своих подданных. Значит, и говорить будет прямо. Если услышим угрозы про плен, рабство или жертвоприношение, то нужно тут же хвататься за оружие. Думаю, шансы на победу у нас будут.

Гонсалес усмехнулся, но за показной бравадой скрывалась тревога. Он не доверял индейцам и вполне допускал, что вождь обойдется с ними гостеприимно и учтиво, а затем прикажет подсыпать в еду снотворное, а то и яд. А если конфликт сейчас и вспыхнет… Допустим, удастся захватить ценного заложника, но что дальше? Уводить его с собой из города, угрожая убить, если за ними двинется погоня? Не спать ночами, сторожа пленника и вслушиваясь в каждый шорох, пытаясь определить, откуда крадутся солдаты, чтобы освободить своего вождя? В глубине души Фернан понимал, что если разгорится конфликт, то все чего они смогут добиться, так это не попасть в руки дикарей живыми, да еще перебить перед смертью побольше врагов.

Далеко впереди, темнея на фоне ясного неба, над городом возносилась пирамида с ярко-красным храмом на верхней площадке. Над ней курился дым. Гонсалес предпочел бы вообще не приближаться к этому дьявольскому месту. И на этот раз его желание сбылось. Метров за двести до пирамиды стоял дворцовый комплекс, опоясанный каменной оградой выше человеческого роста. У входа дежурил отряд солдат, тут же пропустивший «гостей» и их конвоиров. Зевакам, коих собралось уже больше сотни, путь дальше был заказан. Через минуту испанцы оказались в большом зале дворца.

Десятки индейцев в пестрых плащах, с богатыми украшениями, разрисованных татуировками и сверкающих серьгами, смотрели на чужаков. Похоже, здесь собралась вся аристократия города. Обрамляя центральный проход с двух сторон, стояли невысокие керамические курильницы, источая ароматный дым. Фернан коротко выдохнул, гася внутреннее напряжение, и решительно двинулся сквозь эту завесу, рассекая ее своим телом. Сладковатый запах благовоний дурманил голову и застилал глаза. Лица придворных за этой пеленой казались призрачными, как будто он вступил в зал мертвых.

Впереди, на троне, в окружении слуг и воинов, сидел немолодой уже индеец. Крючковатый массивный нос, жесткая линия рта и немигающие черные глаза придавали его лицу суровое и властное выражение. Благодаря богатой одежде, сверкающей разноцветными перьями, массивному ожерелью из золота и нефрита и головному убору в половину человеческого роста вождь выглядел истинно царственным. По бокам от него стояли жрецы, что-то бормоча и подкидывая в курильницы кусочки ароматной смолы.

Испанцы остановились в четырех шагах от трона и поклонились. Ошеломленный вождь смотрел на них во все глаза. Он, что было даже странно, не косил, хотя голова и у него оказалась сильно деформированной и вытянутой вверх. Конкистадоров это не слишком удивило — они уже всякого насмотрелись в этих землях. Индеец же не смог сохранить беспристрастности. Он подался вперед и издал изумленный возглас.

Таких людей он еще не видел. Посол от старейшины селения предупреждал, что чужаки выглядят странно, даже описывал их, но все слова меркли перед увиденным. Высокие, с кожей настолько светлой, что, казалось бы, у человека такой даже быть не может. Щеки и подбородки скрыты волосами, особенно густыми у того, что постарше. Да у этого чужака волосы еще и рыжевато-русые, как шерсть койота. Ни у кого из подданных вождя не было такой бороды. У людей, населяющих эти земли, волосы на лице и теле вообще плохо росли. Грудь каждого чужеземца укрывала полированная пластина, отражающая свет не хуже обсидианового зеркала. Такими же гладкими и блестящими выглядели и головные уборы невиданной формы. И на вождя смотрели две пары глаз. Причем, если у старшего они оказались серыми, как кремень, то у молодого и черноволосого они были ярко-голубыми, как драгоценная бирюза!

Справившись с волнением, вождь задал вопрос:

— Кто вы?

Фернан ответил согласно тому, о чем испанцы договорились заранее.

— Мы великие воины. Странствуем по лесам.

Гонсалес досадовал на плохое знание языка. Дай бог, чтобы он сумел объясниться с индейцами. Вождь с трудом сдерживал себя, чтобы не вскочить и не подойти поближе. Хотелось своими руками прикоснуться к блестящим головным уборам чужаков, к их причудливой одежде, убедиться в том, что глаза не обманывают. Но повелителю города не пристало так себя вести.

— Откуда вы идете?

Себастьян, сумевший быстрее сориентироваться даже внутри помещения без окон, махнул рукой на юг:

— Оттуда. Много, много дней.

Вождь начал речь. Испанцы поняли в ней не все, но главное уяснили — от них ждут подтверждения слов о том, что они великие воины. Вот и пришло время для проверки. Через минуту все люди из тронного зала вышли из дворца и двинулись на главную площадь города. Туда уже стянулись сотни жителей. Все хотели увидеть состязание. В итоге, путая слова и помогая себе жестикуляцией, испанцы договорились о двух испытаниях: стрельбе по мишени и поединке.

После того как лучший лучник из индейцев выпустил десяток стрел, лишь восемь из которых воткнулись в торчащую на колу тыкву, пришла очередь Себастьяна.

— Это просто смешно, — сказал он Фернану. — Луки у дикарей самые обычные, из одного куска дерева. Да и слабые, сделаны будто для детей. Сюда бы хороший турецкий лук из древесины, рога и сухожилий, который бьет шагов на триста. Я бы им показал, что такое стрельба. Но и арбалет проявит себя не хуже.

С этими словами Риос подошел к черте, откуда следовало стрелять. Затем усмехнулся и отошел еще на двадцать шагов, увеличив себе дистанцию в полтора раза. Толпа, наблюдавшая за состязанием, ответила удивленным гулом. Арбалет испанца уступал в скорострельности, но бил гораздо дальше, сильнее и точнее. После трех выпущенных болтов измочаленную тыкву пришлось заменить. Себастьян ни разу не промахнулся, опустошив весь колчан и уничтожив тем самым еще четыре мишени. Довольный, под восхищенные крики зрителей, он подошел к тыквам и стал выдергивать из них болты.

— Ну, теперь твоя очередь, — сказал он Фернану. — Удачи, друг мой.

Гонсалесу в голосе Себастьяна послышалось сомнение. Он обвел взглядом окрестности. Бесчисленные толпы горожан, замерших в предвкушении зрелища. Ступенчатая пирамида, на которую их, вполне возможно, потащат, если он не сумеет подтвердить слова о собственном мастерстве. Внимательный главный вождь в окружении слуг, жрецов и воинов, один из которых уже выходил на центр площади.

— Ну, уж если я не совладаю с одним индейцем, значит и в самом деле не стою ничего лучшего, чем погибнуть в этом городе, — ответил он Себастьяну и двинулся навстречу сопернику.

Тот выглядел живописно. Хлопковая стеганка, раскрашенная в красный и черный цвет, защищала его грудь. Голову закрывал шлем из дерева и кожи в виде головы зубастого чудовища, из раскрытой пасти которого виднелось скуластое и горбоносое лицо воина. В правой ладони он сжимал деревянный меч. Оружие сверкало неровными обсидиановыми осколками на кромке и имело устрашающий вид. В левой руке индеец держал пестрый красно-желтый круглый щит.

Фернан атаковал первым. У него было огромное преимущество. Он уже много раз сражался с туземцами и знал их манеру боя. Индеец же никогда раньше не сталкивался с испанцами. Гонсалес напирал, обманывая соперника финтами и пугая ложными замахами. Местный воин считался лучшим бойцом города, но столкнувшись с отработанной техникой европейского фехтовальщика, он уступал во всем. И, спасаясь, отходил шаг за шагом, но все же старался контратаковать. Фернан с легкостью отбивал щитом удары вражеского оружия. Обсидиановые осколки, острые как стекло, но и такие же хрупкие, ломались об стальную выпуклую роделу конкистадора.

Фернан не хотел убивать противника, в котором он не видел врага. К тому же, испанец опасался нанести даже слишком сильную рану. Кто знает, не предъявят ли к нему претензии после боя? Потому он осторожничал, нанося при любой возможности удары плашмя. Так он трижды задел ногу индейца, пару раз плечо и четыре раза попал по шлему. Гонсалес видел, как после этих попаданий лицо противника кривится от боли и досады. А все зрители видели, что чужак мог уже десять раз убить их лучшего воина. В итоге испанец выбрал момент, когда индеец попытается атаковать, метнулся в сторону и хлестнул его плоской частью клинка по открытому колену.

Выдержать такой удар было выше человеческих сил. Индеец неуклюже упал, задохнувшись от боли и выронив свое испорченное об стальную роделу оружие. Он сразу же перекатился на бок, выставив щит, надеясь отбить решающий удар испанца, но Фернан бить не стал. Он отошел в сторону, отлично понимая, что победа на его стороне.

На площади поднялся невообразимый гул, а испанцы с тревогой пытались понять, что выражают своими криками зрители. Что звучит в этих воплях? Преклонение и восхищение? Или же негодование из-за того, что чужаки своим мастерством опозорили и унизили местных жителей? Впрочем, нападать на двух конкистадоров никто не спешил. В итоге от свиты вождя отделился один сановник и почтительно попросил испанцев вернуться с ними во дворец.

Теперь правитель решил продолжить беседу за обедом в небольшом зале. На низком деревянном столе тут же оказалось множество блюд. Жареная и запеченная дичь, домашняя птица, кукурузная каша, тушеная фасоль, вареная тыква, лепешки и фрукты. Хватало и еды совершенно незнакомой. Понять ее происхождение по внешнему виду было невозможно, потому испанцы поостереглись к ней прикасаться. Но в целом о таком пире они совсем недавно могли только мечтать.

Пробуя одно блюдо за другим, испанцы и индеец обменивались взглядами, изучая друг друга и пытаясь понять, чего же ждать от противоположной стороны. Рассматривая вождя внимательно, Фернан все больше удивлялся. Крючковатый нос выглядел слишком большим. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он искусственно увеличен чем-то вроде глиняной накладки. В ушах сверкали большие нефритовые диски, носовая перегородка была пробита и украшена бирюзовой шпилькой. В левой ноздре сияла серьга из прозрачного камня. По лицу вились сложные узоры татуировки.

Рядом с вождем осталось лишь три советника, зато воинов прибавилось. Сомнений в искусстве чужаков ни у кого не оставалось и правитель, видимо, решил обезопасить себя от внезапного покушения.

— Вы великие воины, — неспешно произнес он. — Куда вы идете?

— Мы странствуем, — осторожно ответил Себастьян и для верности указал рукой на северо-восток. — Туда.

— Мне нужны великие воины, — с нажимом добавил вождь. — Я им рад.

— Насколько я понял, индеец намекает, что нам следует задержаться, — сказал Фернан Себастьяну по-испански. — И, судя по всему, отказываться будет опрометчиво.

— Мы хотим жить здесь, — ответил Риос вождю. — Дни, много дней.

Так испанцы снова оказались в «гостях» у индейцев. На этот раз их, правда, не окружали такими королевскими почестями. Им выделили несколько комнат в одном из дворцов возле главной площади и снабдили четырьмя слугами, которые готовили пищу, убирали и сопровождали конкистадоров в прогулках по городу. Не обошлось и без подарков. Им преподнесли богатые наряды по местной моде, пышные головные уборы и даже ожерелья из ракушек, бирюзы и нефрита. Чтобы подчеркнуть свою благодарность, а заодно, чтобы поберечь одежду, Фернан и Себастьян часто выходили на улицу в подаренных пестрых плащах и накидках.

Местные воины постоянно приглашали чужаков к себе. В городе был своеобразный военный лагерь, где солдаты тренировались. Они стреляли из лука, метали дротики, бились в ближнем бою с оружием и голыми руками. Зачастую и отдыхали там же, закатывая пиры в окружении музыкантов, жонглеров и обворожительных девушек.

Искусство испанцев вызывало у местных жителей неприкрытое восхищение. Но в еще больший восторг их приводило европейское оружие и доспехи. Стальные мечи и щиты, кирасы и шлемы сверкали на солнце, были немыслимо прочными и казались оружием богов. Арбалет, со своим сложным взводным механизмом и огромной ударной силой, вообще внушал индейцам робость. Себастьян на этот раз уже не настаивал на попытках скрыть боевое мастерство испанцев. Раз уж они заявили о себе, как о великих воинах, то теперь приходилось соответствовать этому званию.

Конкистадоры постоянно ломали головы над тем, зачем вождь предложил им остаться. Был ли это вопрос простого престижа? Или же у правителя имелся свой, скрытый до поры мотив? В любом случае испанцам ясно дали понять, что из города их не выпустят. Так они и жили здесь, делая вид, что всем довольны, усиленно изучая язык и продолжая знакомиться с жизнью индейцев майя.

Примерно через неделю правитель пригласил их в свой дворец. Там проходила встреча посольства из какого-то соседнего города. Пришлые индейцы были просто поражены видом белокожих и бородатых испанцев в европейской одежде, кирасах и шлемах. Они постоянно косились на невиданных чужеземцев, как будто не веря своим глазам и ожидая от них какого-то чуда. О чем там послы пришли договариваться, так и осталось во многом для конкистадоров загадкой из-за плохого знания языка, но кое-что и прояснилось.

Внимательно вслушиваясь в диалог правителя и эмиссаров, Фернан прошептал другу:

— Ты слышал? Вождь представил нас, как своих друзей из далеких земель.

— Да, а еще пару раз заметил, что мы великие воины и таких, как мы, еще очень много. Похоже, правитель пытается запугать посланцев. Он намекает, что есть у него, мол, могучий союзник, так что с ним лучше не ссориться, — ответил Себастьян. — А мы являемся зримым подтверждением этой угрозы.

То ли вид испанцев произвел на пришлых дипломатов неизгладимое впечатление, то ли что-то еще, но переговоры удались. После того, как чужое посольство через три дня покинуло город, вождь явно повеселел. Он устроил шумный праздник, на котором гулял весь город. Не обошлось и без странных ритуалов с молитвами, песнопениями и возжиганием ароматной смолы на вершине самой большой пирамиды. К удивлению конкистадоров ни одного человека в тот день не принесли в жертву. Они пока вообще не видели здесь этих кровавых ритуалов.

Среди слуг выделялся один бойкий и веселый парень. Подросток на несколько лет младше Фернана, он больше всех старался угодить своим новым господам. Особенно же настойчиво и терпеливо он учил испанцев языку. Имя его конкистадоры выговаривали неправильно и, судя по смущению самого юноши и смеху слышавших это индейцев, оговорка получалась нелепая. Потому Себастьян, не тратя времени, нарек парня Луисом. Тот не только не обиделся, но даже возгордился.

Осваивая постепенно речь, испанцы все больше засыпали Луиса вопросами, пытаясь разобраться во всех аспектах жизни индейцев. Вопросы религии интересовали их больше всего, но подходить к ним следовало аккуратно. Не хватало еще неосторожным словом обидеть веру индейцев! А ну как Луис передаст оскорбительные слова про богов местному вождю! Себастьян, опытный человек, неоднократно обжигавшийся в вопросах доверия к людям, в первый же день предупредил Фернана, что в любом слуге нужно видеть в первую очередь соглядатая. Приходилось осторожничать.

Также конкистадоров очень интересовала внешность местных жителей.

— Послушай, Луис, почему у людей голова такая, — с этими словами Себастьян сделал руками жест, как будто давит воображаемую голову между ладоней. — Они болели?

Индеец озадаченно посмотрел на чужаков, которые не понимают таких простых вещей.

— Это же красиво, — начал растолковывать он. — Посмотрите. Вон сын халач уиника.

Испанцы уже знали, что халач уиник — «настоящий мужчина» на языке индейцев, означает главного вождя. Они посмотрели туда, куда показывал Луис. В носилках мимо них проезжал молодой человек со сплюснутой и вытянутой вверх головой, крючковатым носом и в богатых пестрых одеждах. Они уже несколько раз видели сына правителя во дворце.

— О, его голова подобна початку маиса, лучшему из даров бога Ах-Муна! Милость богов накрывает человека столь красивого. Сразу ясно, что это знатный и благородный господин.

Было видно, что Луис с трудом подбирает слова. Он не желал ущемить свою поэтическую речь, лишив ее красочности и размаха, но пытался при этом говорить не слишком сложно. Он же хотел, чтобы чужеземцы, не знающие нормального языка, его поняли! Голова юноши, вытянутая вверх и украшенная на конической макушке плюмажем из зеленых перьев, в самом деле напоминала кукурузный початок.

— А нос? — допытывался Риос. — Зачем его увеличили и сделали крючковатым?

— Это особая глина. Она застывает и хорошо держится, делая человека красивым. Так может украсить себя только сильный вождь или храбрый воин. Такой нос делает лицо свирепым и грозным, как и пристало вождя или воителю. Лицо подобно орлиному клюву!

— Ну хорошо, с носом понятно, но как быть с головой? Это же кость!

Луис задумался. Объяснить все это словами было бы слишком сложно, потому он повел чужеземцев за собой. Подойдя к одному из домов, слуга приятельски поговорил с хозяевами и они провели гостей внутрь. Там испанцы стали свидетелями удивительной и пугающей процедуры. Совсем маленький ребенок, грудничок, лежал в колыбели с головой, закрепленной между двух досок. Конкистадоры не сразу поняли, что этими своеобразными тисками родители пытаются изменить форму черепа своему сыну. Но когда сообразили, то пришли в ужас. Так им открылась причина приплюснутых и деформированных голов местных жителей.

— Боже, как они не умирают в младенчестве?! — выпалил Фернан, оказавшись снова на улице. В эту секунду он окончательно понял, что все индейцы просто сумасшедшие.

— Ну, Фернан, люди вообще-то очень живучие существа, — ответил Себастьян. — Ты бы видел, после каких ранений они иногда выживают. А у маленького ребенка кости еще довольно мягкие. Если телу помешать расти нормально, то оно начнет искажаться и менять форму. Я слышал, на Востоке детей специально калечат, чтобы из них получились уроды для балагана.

— Но это родители сами уродуют своего же ребенка! И так поступают многие! Зачем?!

Луис всю тираду Фернана не понял, но сообразил, что испанец пытается разобраться в причинах таких изменений. Он тут же вступил с объяснениями.

— Наши благородные правители щедры. Они не лишают простых людей права на красоту. Не только вождь, но и обычный человек может украсить своего ребенка. Когда он вырастет, то им будут восхищаться все, кто его увидит.

Фернан сначала утешал себя тем, что неправильно понял объяснение. Потом он посмотрел на слугу как опасно больного, помешанного человека.

— Можно обойтись и без досок, — добавил индеец. — Просто крепко завязать на голове ребенка длинную ткань, пока не подрастет. Сильно замотать голову. Тоже получается красиво.

Красота требовала больших мучений. В этом городе испанцы тоже видели людей с обожженной на макушке кожей, чтобы там не росли волосы. Мужчин, женщин и даже детей с подпиленными зубами остроконечной формы. Татуировки или сережки в разных частях тела были практически у всех. Но и тут имелось имущественное расслоение. Украшения из нефрита, столь драгоценного в глазах индейцев, могли позволить себе лишь вельможи. Также высоко ценились яшма, бирюза, топазы. Золото в этом регионе встречалось редко. А вот костяную сережку можно было увидеть и в ухе бедняка.

— Когда вы пришли в город, в богатых невиданных одеждах, с ожерельями из нефрита, все сразу поняли, что вы большие люди, — рассказывал Луис. — Я удивился, что такие знатные люди идут сами, без слуг и носильщиков. Откуда вы пришли?

Себастьян переглянулся с Фернаном. Вот и началось! Он сразу заподозрил, что слугу приставили специально, чтобы разузнать все о гостях. Риос пустился в долгие объяснения, стараясь максимально запутать индейца. Это удалось, особенно за счет того, что Себастьян делал вид, что говорит на местном языке хуже, чем он его освоил на самом деле.

Чуть позже, оказавшись наедине, Фернан спросил у друга:

— А ты не перегнул палку? Судя по твоим словам, наша родина находится неизмеримо далеко и добираться нужно очень долго. Не думаешь, что теперь индейцы, убедившись в том, что нас здесь некому защитить, просто сделают двух чужаков рабами?

— Тут не предугадаешь, как лучше поступить, — с досадой ответил Себастьян. — Я же не мог сказать, что наша родина рядом. Местные жители хорошо знают окрестные земли и сразу уличат нас во лжи. И захотят узнать правду. Главное, чтобы до них не дошли вести о нашем бегстве из другого города.

Дни проходили, а в жизни испанцев не наступало никаких перемен. Их обеспечивали едой и кровом, окружали слугами, воины регулярно приглашали чужаков к себе для общения и тренировок. Вождь не вызывал их к себе и, казалось, потерял к ним интерес. Однако и отпускать их не хотел. Конкистадоры же жадно впитывали новые знания, которые помогли бы им выжить.

— Расскажи о богах и о создании мира, — попросил однажды Фернан у Луиса.

— Вам еще очень много нужно узнать. По сказаниям мы живем в мире Пятого Солнца, пока милостивы боги. Уже четыре раза мир погибал от страшных бедствий, и исчезали люди, что в нем жили. Поначалу боги сотворили зверей, но те не знали речи и не желали поклоняться создателям. Они не молились и не приносили им даров, за что были изгнаны в леса. Потом боги пытались сделать человека то из глины, то из дерева, но все было тщетно. Люди выходили то дикие, то глупые, то неблагодарные. Прямо как звери.

Испанцы слушали все это, до глубины души поражаясь бестолковости местных верований. Они-то считали, что создание мира и людей происходило совсем иначе.

— Мир ненадежен, — сокрушенно качал головой Луис. — Пройдет какое-то время и он снова погибнет. И закончится эпоха Пятого Солнца. Как в прошлый раз, когда великие воды затопили землю и спаслись лишь боги.

Услышав это, испанцы ошеломленно переглянулись.

— Невероятно, — прошептал Себастьян. — Индейцы сохранили память о потопе. Но как?! У них ведь нет Священного Писания!

Дальнейший рассказ показал, что в религии индейцев вообще многое перекликается с европейскими представлениями. Местные жители думали, что небесный свод держат по углам четыре бога, что показалось испанцам удивительной параллелью с атлантом из греческих мифов. Кроме того, индейцы майя считали, что рай находится на небе, почему-то разделенный на несколько горизонтальных ярусов. Ад же, называемый Шибальба и тоже состоящий из уровней, они помещали под землю. О преисподней Луис заговорил с нескрываемым страхом и только после долгих уговоров.

— Шибальба — это место, где нет спасения от боли, пыток и унижения. Там правят безжалостные владыки, чьи имена я не осмелюсь произнести. Они еще и до смерти мучают людей: насылают болезни и безумие, пугают видениями, лишают покоя. А уж после смерти они получают человека в свою полную власть. Попавшим туда людям дорогу преграждают реки, полные крови, повсюду подстерегают змеи, пауки и скорпионы. Но все это не стоит даже разговора. Настоящие мучения начинаются, когда странник доходит до владык Шибальбы.

Видно было, что Луис все больше мрачнеет по ходу повествования. Страх плескался в глазах молодого индейца, перехватывал горло, ломал голос. И все же слуга, собравшись с духом, продолжал:

— Владыки Шибальбы пытают умершего пламенем и холодом, помещают в Дом Мрака, где он бродит, испуганный и одинокий, лишенный малейшей надежды. Могут отправить человека в Дом Обсидиана, где при любом неосторожном движении его будут резать острые лезвия. Или же бросить несчастного в Дом Ягуаров, которые станут рвать его на куски. А еще там есть ужасный Дом Летучей Мыши, где правит бог-нетопырь, пьющий кровь. Там много летучих мышей, с зубами острее обсидиана, которыми они кусают людей.

— Да, похоже, что дьявол разошелся в этих краях не на шутку, — заметил Фернан. — Да и как иначе? Индейцы, не зная слова божия, лишены даже призрачного шанса избежать ада. Они попадают туда все поголовно и Сатана тешит себя, пытая этих бедняг целую вечность.

— А местные жрецы — первые приспешники дьявола, — ответил Риос. — Именно они морочат туземцам голову, заставляя верить в эту нечисть и обрекая души грешников гореть в аду. Насколько я понял, в эту Шибальбу попасть может любой индеец. Наивный дикарь живет всю жизнь, исполняя свои ритуалы и принося жертвы. Он-то думает, что поступает так, как угодно его богам и не знает, что тешит лишь Сатану. Для него нет спасения и после смерти он, естественно, попадает в ад. Да уж, эту кошмарную религию нужно искоренить любой ценой.

Увидев, что Луис после описания этих ужасов окончательно впал в уныние, понимая, что Шибальба ждет и его, конкистадоры поспешили перевести разговор на другую тему.

— Так как же появились люди, что живут и поныне?

— Боги догадались слепить человека из маисового теста, — слегка воспрянув, ответил Луис. — Это и были правильные люди, что живут и теперь. Теперь понимаете, почему мы так почитаем бога маиса? Мы когда-то были созданы из этого растения. К тому же маис дает нам жизнь, без него мы бы давно погибли от голода.

С этим испанцы были вполне согласны. Огромные кукурузные поля окружали города и селения, обеспечивая индейцев крупой и мукой. Хотя здесь выращивали еще фасоль и бобы, кабачки и тыкву, всевозможные съедобные клубни и томаты, но именно кукуруза являлась основой рациона местных жителей.

Практичный Себастьян направил разговор в наиболее важное русло.

— Первые люди были дики и неблагодарны. А как нужно благодарить богов?

Луис пустился в долгие рассуждения о религии. Выходило, что богам угодны столь сложные и многочисленные ритуалы, что у испанцев скоро головы закружились. Тут были посты и молитвы, танцы и особые театральные представления. Во славу богам индейцы строили храмы на вершинах пирамид, жгли ароматическую смолу, следили за звездами, вели календарь, даже совершали паломничества в особые религиозные центры. Последний факт особенно заинтересовал европейцев. А вдруг все же есть у туземцев карты, по которым они ориентируются?

Чем больше конкистадоры слушали, тем меньше понимали. У богов были разные ипостаси. Восходящее солнце именовалось одним божественным именем, заходящее — другим. Путешествуя по подземному миру ночью, солнце носило третье имя, имело другой облик, вкусы и привычки. Каждый процесс и природное явление, любое ремесло или животное, звезда или растение имело своих богов. Чего стоил только бог татуировки или звездочетов или особый бог игроков в мяч. К тому же один и тот же бог мог отвечать за совсем разные дела. И внезапно оказывалось, что покровитель воинов оберегает еще и купцов. А один из богов, держащих небесный свод, также защищает пчел и пчеловодство.

Все эти сведения лишь укрепили конкистадоров в мысли, что индейцы, живя по этим нелепым и греховным правилам, попадают в ад поголовно. Под конец рассказа испанцы дождались того, что интересовали их больше всего.

— Наиболее же угодная богам жертва — это человеческая кровь. Любой человек может подарить им свою кровь, сделав надрез обсидианом или укол шипом. Богов нужно поить кровью, иначе они ослабеют и даже могут умереть.

С этими словами Луис подвел испанцев к прилавку, на котором лежали товары купца, прибывшего откуда-то издалека. Слуга показал на узкую кость.

— Это шип плоской рыбы. Хорошо подходит для пускания себе крови. Угодно богам.

— Это из хвоста ската, — прокомментировал Себастьян. — С зазубринами. Укол должен быть довольно мучительным.

— Очередное подтверждение того, что здесь дьявол прикидывается богом и морочит индейцам головы, — пробормотал Фернан. — Обманывает их и заставляет самих себя истязать.

Оказалось, что ритуальные кровопускания стали для индейцев прибыльной статьей торговли. Шипы ската и особенно острые рыбьи кости купцы несли для этого с морского побережья. Мастера откалывали небольшие пластинки обсидиана специальной формы, удобной как раз для того, чтобы себя порезать. Колючки некоторых растений, длинные и прочные, тоже высоко ценились для самоистязания.

— Но самая великая жертва — это человеческая жизнь. Боги немало потрудились, создавая этот мир и оберегая его от потопов, пожаров, засухи и землетрясений. Многие из них умерли для того, чтобы люди смогли жить. Так разве благодарность человека может быть меньше щедрости богов? Попасть на алтарь под нож — большая честь! Есть большие праздники, когда приносят жертвы, но иногда богов нужно срочно умилостивить, если они гневаются.

Фернан и Себастьян, услышав это, лишь хмуро переглянулись. А вдруг вождь решит, что именно удивительные чужеземцы станут наиболее угодной жертвой кровожадным богам!