Винограды, вышитые золотой нитью по белой парче покровцов, от времени изрядно потрепались. Людмила Александровна прослеживала ход орнамента, пытаясь воссоздать его на миллиметровой бумаге, чтобы потом знать, как восстанавливать утраченные фрагменты. По правде сказать, рисовать Людмила Александровна Орехова умела не очень хорошо — или, по крайней мере, ей так казалось. Но это было важной частью её работы, поэтому приходилось нередко.
Да, эти винограды требовали именно множественного числа — и по-старинному, и с уважением, с пиететом. Как обычно, воображение уносило женщину далеко в прошлое. Вещи отзывались на заботу и начинали рассказывать истории. Истории эти все сплошь были с лёгкой горчинкой. Вот и шитые золотом покровцы поведали реставратору о далёкой, давно забытой царевне, старшей сестре Алексея Михайловича. О ней и в истории-то осталось только так называемое дело королевича Вальдемара. Нашёл ей заботливый батюшка прекрасного жениха в заморской датской стороне. Всем был хорош королевич — а впрочем, и видала-то его царевна Ирина только издали, да много ли надо девичьему воображению, чтобы нарисовать неведомого принца самым распрекрасным на всём белом свете? И дары прислал чудесные, и с братцем подружился сразу. Одно нехорошо — не захотел свою веру лютерскую поменять на истинную, греко-византийскую, по которой наши отцы ещё от Владимира Красно Солнышко ходили. Батюшка разгневался сильно да заточил Вальдемара-королевича в темницу, да не вынес огорчения, вскоре Богу душу отдал, а братец королевича с миром отпустил да дары все ему возвернул. Остались царевне Ирине молебствия да рукоделие. И всем царевнам то ж, кому монастырская келья, а кому палаты в тереме, вот только немногим они отличаются от кельи…
Почему-то в золотых нитях и жемчугах, которыми были вышиты покровцы, почувствовались вдруг Людмиле Александровне девичьи слёзы. Наверное, сама царевна Ирина Михайловна не осознавала, что молодость её загублена, но из двадцать первого века это выглядело именно так. И впервые в жизни женщине с советским воспитанием вдруг захотелось помолиться. Она где-то внутри вдруг почувствовала, зачем нужны молитвы за умерших. Это всё равно что передать привет через много веков. Подоткнуть одеяло, как недавно она подтыкала его Сонечке. Обнять, утереть слёзы и сказать, что всё обязательно будет хорошо. Что племянник, которого на склоне лет воспримет царевна от купели, когда вырастет, разрешит вступать в брак с инославными, и что многим поколениям их потомков обеспечит этим счастливую семейную жизнь и куда меньше забот.
Но ведь и отреставрировать покровцы, шитые её рукой — это тоже забота. Не дать пропасть труду, в который царевна вложила частицу своей души и свои молитвы — ведь церковную утварь вышивала, не просто какой-то светский предмет. Оказывается, утверждение, что труд — это тоже служение, тоже в каком-то смысле молитва — это не пустые слова. Подбирая нить и выбирая иглу, Людмила Александровна сильнее, чем когда-либо, осознала, что не имеет права схалтурить. Как будто от этого зависела загробная участь сестры Алексея Михайловича; как будто её тень стояла за плечом и следила за всеми приготовлениями. И, воткнув самую тоненькую иголку в четырёхвековую белую парчу, реставратор Московского Кремля неожиданно даже для самой себя проговорила где-то внутри своего сердца:
— Господи, упокой царевну Ирину.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.