Глава 1 - День рождения Кати Костяникиной

Отчаянно хотелось на море. Билет в Крым уже приятно грел сердце, но до отъезда было ещё три недели, в которые надо было впихнуть вступительные экзамены, день рождения лучшей подруги и выяснение отношений с бывшим парнем.

А всё-таки хорошо, что Катя пригласила Соню. Давненько они не общались! Но не потому, что поссорились. Просто времени не было. Учёба, учёба, учёба. Тут ещё этот Ванька… Почти три года провстречались — а оказалось, что он такой же, как все современные парни… За это время как-то тихо и незаметно из отношений ушла романтика, осталась привычка, медленно, но неумолимо переходящая в пустоту. Когда ты привыкаешь к тому, что кто-то всё время рядом, рано или поздно перестаёшь замечать, когда он исчезает. Это странно, потому что все умные люди скажут наоборот, но весь Сонин опыт, хоть и небогатый, показывал, что это так.

Всё ещё стоя перед зеркалом, Соня тряхнула головой: сегодня ни о чём плохом она думать не будет! Сегодня она идёт на день рождения к лучшей подруге, Кате Костяникиной, с которой не виделась — страшно сказать! — почти полгода. И там она намерена вдоволь повеселиться, потому что жизнелюбивее Кати сыскать сложно, а значит, будут конкурсы, забавы в пределах приличий, но подчас на грани — в-общем, грандиозный праздник.

Но если Соня в ближайшие пять минут не разрешит вечную женскую проблему «что надеть?», она может опоздать. Девушка ещё раз внимательно осмотрела себя в зеркало. Скелетина! Ни фигуры, ни стати, ни осанки. Кожа, кости и три блёклых волосины на голове. Такую во что ни наряди, не поможет. Нет-нет, сдать экзамены и, не дожидаясь результатов — к морю! Погрузиться в его тёплую обволакивающую голубизну, чуть полежать в позе морской звезды — а потом барахтаться, и плескаться, и плавать с кем-нибудь наперегонки, а потом, устав, погрузить ноги в горячий песок — и ещё три недели чувствовать себя самым счастливым человеком на свете.

Значит, и платье пусть будет голубое. Чуть выше колен, без рукавов и на пуговицах. На празднике наверняка будут мальчики, но в этом и преимущество плоской и тощей фигуры: можно ходить без белья, и никто не заметит.

Одевшись, краем глаза Соня заметила, что платье точь-в-точь такого же оттенка, как её глаза. «Ну хоть что-то во мне осталось цветным!», — хмыкнула. Сильно можно не краситься, но мазнуть пару раз губы ярко-розовым блеском будет не лишним. Уже на ходу, сетуя на то, что в подъезде тормозит мобильный интернет:

«Я пошла на день рождения к Кате. Надеюсь быть не очень поздно». Хорошо хоть подарок куплен заранее. Его бы только дотащить!

В метро Соня наконец смогла примостить подарок на полу у ног и прочитать, что ответила мама на её сообщение.

«К Кате? Это та, у которой отчим?»

Мало ли у кого отчим! Чуть не у трети класса! Да и хватит уже вспоминать ту гадкую историю шестилетней давности! Катя вон школу с золотой медалью закончила, в МГУ идёт на красный диплом, жених швед, начинающий, но уже вполне успешный бизнесмен — как бишь его? Йорген, кажется… А всё равно кому из былых знакомых ни назови, "Катя Костяникина", все сразу переспрашивают — "та, у которой отчим?". И замолкают с многозначительным и скорбным видом. Да, в нашем слетевшем с катушек мире случается такое, что отчимы насилуют падчериц. Да, иногда так происходит, что эта новость утекает за пределы семьи. Но это же не повод, ей-Богу! Как будто Катю больше нечем вспомнить!

«Это та, у которой очень доброе сердце, золотая медаль и жених бизнесмен», парировала Соня. Когда общаешься вот так, в мессенджерах, то не видно глаз и выражения лица, поэтому все эмоции сглаживаются. Иногда это хорошо. Во всяком случае, в этот раз Соне удалось не разозлиться, что в разговорах с мамой получалось всё реже. Но настроение всё равно испортилось.

«Ок. Повеселись вдоволь! К ужину меня не ждите, иду в оперу».

И, вдогонку:

«Ты грамотная, скажи, как правильно — «в оперу» или «на…»?».

И так, и так правильно. Но отвечать почему-то совсем не хотелось. Соня убрала телефон, обеими руками подняла тяжёлую коробку с подарком и приготовилась выходить.

Перед подходом к станции поезд качнулся, и девушка чуть не отлетела назад под тяжестью подарка. Почувствовала, как сзади её подхватили чьи-то руки — тонкие и, по ощущениям, не очень-то сильные, но цепкие. Из ступора вывел весёлый мальчишеский голос:

— Эй, осторожнее! — смех. — Вам помочь?

— Ну, для начала отпустите меня, пожалуйста, мне сейчас выходить, — Соня дёрнулась, выпутываясь из рук незнакомца, и, наперевес с тяжёлой коробкой, вышла из вагона.

— Вот так совпадение! — засмеялся юноша, — мне тоже!

В приглушённом свете станции Соне, тем не менее, удалось его разглядеть. Высокий, чуть не с неё ростом — а в ней без малого метр-девяносто восемь — а по лицу и комплекции совсем ещё мальчик. Эта прекрасная пора, когда нескладность потихоньку начинает оформляться в стройность, но то и дело прорывается озорством взгляда, остротой локтей и неуклюжестью длинных рук и ног. Узкое лицо, как на старинных портретах, которых много хранится в музее, где работает Сонина бабушка. Непослушные кудрявые волосы, вроде светлые, но при таком слабом освещении кажущиеся русыми. От цвета и выражения глаз пробирает мороз — такие они тёмно-серые, зимние и неласковые, как будто в них затаилось раздражение на весь мир. Вздёрнутый нос и абрис длинного тонкого рта добавляют лицу вызова, юношеской дерзости. Улыбка — сразу и не угадаешь, дружелюбная или самодовольная.

— Вы так внимательно меня разглядываете. Нравлюсь?

О да, он явно из тех, кто привык нравиться. Но вопрос настолько провокационен, что ответить хочется соответственно. Если бы эта тяжелющая коробка не мешала думать! И взбрело же Соне в голову купить в подарок подруге настольную лампу!

— Пока не знаю. Ценю в молодых людях сердечность и чувство юмора. И ещё скромность!

— Пока Вы не сказали последнего, я ещё смел надеяться, — юноша картинно сложил руки на сердце, делая вид, что умирает, сражённый стрелой Амура. Соня расхохоталась. Этого было достаточно, чтобы она совсем расслабилась, и молодой человек подхватил массивную коробку.

— Держи вора! — крикнула Соня, не переставая смеяться.

— Тихо! Ты что, с ума сошла!.. Вот оно, нынешнее поколение! Ни капельки благодарности! Я ей тяжёлую коробку нести помогаю, а она — «держи вора!», — он продолжал паясничать, и девушку это рассмешило, хотя вообще-то Соня Матвеева ужасно не любила, когда парни вели себя как клоуны.

— Пока мы стоим на месте, ты мне точно не помогаешь донести коробку!

— Виноват. Совсем растерялся под Вашим взглядом, юная леди! Так куда прикажете идти?

— Ресторан «Фиделио», — повелительно, принимая игру, откликнулась Соня.

— О, так нам по пути! Какая удача!

— Ты тоже идёшь на день рождения к Кате Костяникиной? А почему я тебя совсем не знаю?

— Я, в некотором роде, сюрприз. То есть, не совсем я. Кое-кто другой, близкий мне. Не настолько близкий, как хотелось бы, но…

— Ты когда-нибудь бываешь серьёзным? — досадливо перебила его девушка.

— Только когда трезвый, — хмыкнул незнакомец, старательно делая вид, что ему совсем не тяжело переть громоздкую коробку. Говоря это, он обернулся к Соне, и та заметила в его глазах хмельных синих бесенят. «Так вот почему он… такой». Но какой именно «такой», девушка не успела толком подумать, потому что перед ними возникла яркая табличка «итальянский ресторан Фиделио», и с летней веранды выскочила высокая пышная блондинка и, широко улыбнувшись, раскрыла руки, звякнув браслетами из больших белых бусин:

— Соня! Как же я рада! — и, коротенечко кивнув молодому человеку, — привет, Мартюш.

— Привет, — прохладно отозвался мальчик, водрузив подарок возле стула, который заняла Соня, — с днём рождения!

— Спасибо!

Соня огляделась. В-основном, знакомые лица. Каждый год на дне рождения Кати Костяникиной бывают одни и те же скучные одноклассницы и интересные, но не очень коммуникабельные однокурсники.

— Сонька, привет! А ты всё такая же! — миниатюрная брюнеточка — могла бы быть красивой, если бы не вечно злое выражение лица — окликнула вновь пришедшую. Оля Звягинцева — главная вредина Катиного класса, троечница и сплетница. И зачем только Катюха с ней дружит? У неё ж ни мозгов, ни совести!

— Привет, Оля! Ты тоже не меняешься, — парировала Соня.

А этого молодого человека она не знает. Или просто не узнаёт? Он первый, близоруко приглядевшись, улыбнулся:

— Матвеева? Соня? Ты?

Девушка недоумённо подняла брови, пытаясь припомнить, кем же он мог быть. Блондин, длинный плоский нос, как у утки, внимательный взгляд...

— Ты что, не помнишь Саньку Кро́хоткина? — удивилась Катя.

— Ого! Сто лет, сто зим! Ничего себе, как ты изменился!

Конечно, помнит. Катин сосед по лестничной клетке. Всё клинья к ней подбивал в восьмом классе. Цветы дарил, в кино звал… Потом, тогда, когда приключилась та отвратительная история, которую все до сих пор вспоминают, у них установились какие-то странные, отчаянные, уму непостижимые отношения. Потом Санька исчез куда-то — кажется, их семья переехала. Потом у Кати долго никого не было, пока наконец на первом курсе не нарисовался Йорген — благовоспитанный, обеспеченный и с очень серьёзными намерениями. Кстати, а его что-то не видать. Опаздывает, наверное.

— Ну как ты, Сань? Чем сейчас занимаешься?

— Да так… В семинарии учусь, иконы пишу...

Вот те раз! Саша Крохоткин в их компании всегда носил прозвище Сашка-рокер, и вдруг...

— Вот это неожиданный поворот! Сашка-рокер — иконописец!

— Всё меняется… — юноша замялся, как будто стесняясь своего прошлого.

Катя, посмотрев на Саньку и что-то шёпотом спросив у него, произнесла торжественно:

— А хочешь ещё более неожиданный поворот? Вообще все, ребята, позвольте сообщить вам важную новость...

— Погоди, то есть, мы не будем ждать Йоргена? — полюбопытствовала Оля.

— Так вот то-то и оно, что нет больше никакого Йоргена!

— В смысле? — Оля непонимающе похлопала слишком сильно накрашенными глазами.

— Мы с Саней подали заявление. Ребята, по старой дружбе — мы будем рады вас всех видеть в Черёмушкинском ЗАГСе второго июля в одиннадцать ноль-ноль. Впрочем, кто хочет, приходите на венчание. Тогда объявитесь — скажу, когда и где.

— Вот так так! — озадаченно протянула Оля. — Неожиданно! Как? Почему?

— Оля, тебе не кажется, что это невежливо спрашивать? — Соня попыталась осадить приятельницу.

— Раз Катя сама объявила — значит, она ожидала подобных вопросов, — холодно ответила Оля.

— Ничего, — улыбнулась Катя Костяникина, — ничего, Сонь. И правда, предсказуемая реакция.

— Так и почему же? — не отставала девушка.

— А я не хочу, не хочу по расчёту, а я по любви, по любви хочу, — именинница засмеялась счастливо, звонко. Санька потрепал её по руке. Оля пожала плечами, но заткнулась.

— Фу, какие мы эгоисты! — хмыкнул Саня спустя несколько минут тишины, — так заговорились о своём, что совсем забыли представить. Все, кто ещё не знаком — прошу любить и жаловать, мой брат Мартин.

Тот длинный и тонкий, с которым Соня пересеклась в метро, помахал рукой.

— Имя какое красивое, редкое, — кивнула Соня.

— Да уж, — буркнул юноша.

— Откуда ж такое?

— Да взбрела маме в голову блажь поехать рожать меня в деревню, где её бабка-староверка жила. Пусть, мол, ребёночек свежего воздуха вдохнёт, а не московских выхлопов… Ну, прабабка по святцам и назвала, как был в календаре святой по имени Мартин — так и прицепила мне это имечко.

— Это когда же?

— Двадцать пятого октября, а что?

— Да ничего, — Соня пожала плечами.

— А я подумал, это допрос. Вы случаем не из ФСБ, девушка?

— Марти́ш, ты чего? — нахмурился Санька. — Ты прости его, Сонь, он просто не выспался. Опять до двух часов по ночным клубам ширялся… ээээ… я хотел сказать, шатался.

— Мартышка! — прыснула Оля, — ой, не могу!

— Оль, прекрати! Ты-то чего? — резко осадила её Соня.

— А чего я? — надулась Оля. — Санька сам его так назвал, Мартышка. — Она снова мерзенько захихикала.

На этот раз Соня не удостоила её внимания, а снова обратилась к Сане Крохоткину:

— Бывает. Но раз так, Сань, может, отпустим его, а? Выспится — полегчает.

Их с Мартином взгляды встретились, и от этих морозно-серых глаз по спине девушки пробежал холодок. И, не в первый уже раз, потряс контраст между суровостью этих глаз и детскостью тяжёлой головы на тонкой шее.

Почему она сказала "мы"? Как будто на этом празднике она имеет право командовать. Как неудачно… Может, поэтому у него такой недобрый вид? Хотя на долю секунды ей показалось, что сквозь суровые тучи пробился тоненький солнечный лучик "спасибо". А, нет, померещилось.

— Ну что, Катюш, отпустим? — переспросил Саня у невесты.

— Да, конечно, — охотно кивнула именинница. — Мартюш, у тебя деньги на дорогу есть?

— У меня проездной на метро есть, — это уже беззлобно, скорее, равнодушно.

— Ну пока тогда. Спасибо за подарок!

Мартин кивнул, оставил деньги за съеденное и размашистой походкой, слишком трезвой для человека, проведшего полночи в клубе, зашагал к ближайшему метро.

— Надеюсь, не проспит свою станцию, — обеспокоенно проронил Санька, проводив брата взглядом, — и ни во что не вляпается по дороге.

Поздравления, тосты и яства пошли своим чередом, и к концу вечера Катя Костяникина была обвешана пакетами с подарками, как новогодняя ёлка. Отлучившись в туалет, Соня натолкнулась на Олю Звягинцеву. Та жестом поманила её, и девушка вспомнила её мерзкую манеру — шушукаться в кулуарах обо всех и каждом.

— Ты что-нибудь понимаешь?

— В чём? — не сообразила Соня.

— Ну да, конечно, Санька её в прямом смысле слова из петли вытащил тогда… ну, ты знаешь, о чём я… Но всё-таки, Йорген — успешный, перспективный. А Саня… ну что из него выйдет? Нищий попик в какой-нибудь глухомани! Ты можешь себе представить нашу красавицу Катюху сельской матушкой, варящей борщи и нянчащей десятерых детей?

— Не могу, — призналась Соня, — но ты знаешь, мне кажется, именно поэтому Катя и выходит за Саньку, а не за Йоргена.

— То есть? Не припомню, чтобы Катюха мечтала стать матушкой.

— Да не в матушке дело… Ты видела, как они оба светятся?

— Светятся. Пока молодо-зелено. Посмотрю я на них лет через десять-пятнадцать.

— Зря ты так, Оль. Может, это любовь? Так бывает.

— В наше время должна быть голова на плечах! Бывает расчёт и бывает глупое молодое безрассудство. Ну да, ещё хотелка. Тут Саньку можно понять, без вопросов, но вот что Катя в нём нашла?

— А ещё бывает любовь. Она без расчёта и без глупостей. С хотелкой, но не на ней держится.

— Пф, — фыркнула Оля, — прошлый век! Или даже позапрошлый!

Соня почувствовала, что от такого обывательского взгляда на жизнь начинает закипать, но быстро взяла себя в руки:

— Тебе не кажется, что это не наше дело?

— Не кажется, — Олька замолчала, как будто о чём-то задумалась. Потом загадочно посмотрела куда-то мимо Сони и продолжила:

— Это наше дело.

О чём она, Соня не поняла. Обе вернулись к празднующим.