Глава 27 - Это только начало

На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, Владыко, даже до ада снизшел еси ищай[1].

(из богослужений Постной Триоди).

Когда Соня закончила свой перебивающийся слезами рассказ, Людмила Александровна молча покачала головой.

— Кафтанчик… Вот я всегда говорила: с предметами старины надо бережно и только в перчатках!

Правда, бабушка тут же осеклась, поняв, что сказала лишнее. Ей-богу, не до этого сейчас!.. Но что же делать, чем же помочь? Соня сидела перед ней, такая взрослая, такая серьёзная, уже жена во всех смыслах этого слова, но всё произошло совсем не так, как Людмиле Александровне хотелось бы. Получался сумбур вместо музыки.

Ища, за что бы зацепиться взглядом, чтобы отвлечься хоть на что-нибудь, Соня мельком заметила на полке справочник по истории дома Романовых, и сердце её царапнула вроде бы тоже неуместная, но сильная мысль: если бы его, хозяина алого кафтана, хоть кто-нибудь на свете любил так, как Соня любит Мартина, как Мартин любит Соню, как любили друг друга её бабушка и дедушка, всё могло бы быть совсем-совсем по-другому.

— Бабушка… а вдруг он нам мстит?

— Кто? — изумилась Людмила Александровна, — Бог?

— Нет, Пётр Второй. Его никто никогда не любил и этим научил его самого никого не любить, так с этим чувством он и сошёл в могилу, и вот теперь, много веков спустя, он мстит нам всем, всему человечеству, за свою недолюбленность и одиночество…

Мысль была странной, мистической, и тем более неожиданной от всегда такой рассудительной Сони. Но Людмила Александровна Орехова сама помаленьку начинала верить в странные вещи, особенно в последнее время. При осознании того, что сказала внучка, холодок пробежал у неё по спине. Но она тут же взяла себя в руки:

— Нет, Сонь, не думаю. Так не бывает. У тебя просто совсем расшатаны нервы, вот и думается всякое… Ещё чаю хочешь?

Девушка помотала головой.

— Ну тогда ляг, поспи, давай я тебя укрою, — бабушка достала из шкафа тёплый клетчатый плед.

Внутри у Сони поднялась волна протеста: не надо о ней заботиться! Вы лучше о Мартине позаботьтесь, ему нужнее! Но, к изумлению своему, девушка ощутила, что совершенно не хочет сопротивляться и вообще двигаться с места, о чём-то думать, что-то делать… Что, заразилась? Тем лучше! И тут на Сонино воспалённое нездоровьем и переживаниями сознание снизошла ещё одна неожиданная мысль: её, готовую возроптать, обидеться на Высшие Силы и навсегда решить для себя, что Бог или кто там есть жесток или, что ещё хуже, безразличен, вдруг умиротворило, как окутало пледом, осознание — если заразилась, это просто прекрасно, потому что теперь они с Мартином не расстанутся даже в смерти, как и положено любящим, но в жизни бывает досадно редко. Это было поразительное ощущение и осознание — увидеть заботу там, где ещё секунду назад виделась жестокость. «Бог есть Любовь» — она слышала эту фразу, но никогда ещё так не ощущала её. Боль и горечь никуда не делись, но, как солнечный луч сквозь полусомкнутые ресницы, в душу проникло умиротворение. Через секунду Соня уже спала, а проснулась только к вечеру, от того, что бабушка отдёрнула занавески. Ало-розовый закат плавно и красиво гас, и Соне вспомнился другой, жёлтый и нежный, крымский, совсем не похожий на этот. А с ним вернулось ощущение горечи. Но странно, оно было уже совсем другим. Не притупилось, но изменилось. Теперь это была горечь пополам с надеждой, даже с уверенностью, что, как бы всё ни было, всё будет хорошо. Если Мартин умрёт — значит, Соня непременно заразилась от него и умрёт тоже, а если выживет, стало быть, будет жить и она. Соне показалось, что это и есть вера. Надежда на лучшее была с ней всегда, но никогда ещё не была такой ощутимой и осознанной. А самое главное — она уже совсем хорошо себя чувствовала. Значит, и у Мартина всё обязательно будет хорошо! Может быть, не сейчас, но уже совсем скоро. Девушка так обрадовалась, что написала ему ободряющее сообщение:

«Привет! Как бы ни было, всё будет хорошо. Я это точно знаю!».

Бабушка накрыла ужин и по дурной, но неискоренимой привычке, за едой включили телевизор — он был на кухне. Как раз попали на выпуск новостей.

«Зафиксированы новые случаи инфицирования новым штаммом чёрной оспы, — бесстрастно сообщила молоденькая дикторша, не заметив, что дважды повторила слово «новый», — вместе с сегодняшними двумя, число заболевших достигло десяти в Москве и двух в Московской области. Врачи не дают никаких прогнозов».

— Десять? — изумилась Соня, — и ещё два в области??? Каким образом? Мартин изолирован, Майя Николаевна тоже… дядя Вася в тюрьме…

— …где за ним ухаживают врачи, на чьей памяти оспа в первый раз. Сомневаюсь, что они соблюдают правила гигиены.

— Врачи не соблюдают правила гигиены???

— За всем не уследишь. Мало ли! Но может, я ошибаюсь. Может, это не связанные случаи. Но знаю точно: от кафтанчика болезнь подхватили только Мартин и Майя. Мартин, ты говоришь, вполне мог заразить дядю Васю…

— Да… Слушай, а может, это не тюремные врачи… Со сколькими домашними успела проконтактировать тётя Майя, прежде чем появились симптомы…

— Тоже очень может быть, — согласилась бабушка, и Соня вздохнула. Ей вдруг показалось, что это только начало.

Телефон щёлкнул сообщением от Мартина:

«Соня-Сонечка-премудрость Божия! Я тебя люблю, и взаимно, а значит, всё уже хорошо. Я это точно знаю!"