Глава 28 - Зазеркалье

Именно свои влюблённым кажутся особенно чужими: всё изменилось, а свои остались такими, как были.

(Евгений Шварц)

Жизнь обрушилась на Соню всей своей громкостью и яркостью. Как бы тяжело ни было, всё-таки надо было учиться. Тем более что всё обязательно будет хорошо.

— А у нас новенький! — как всегда, жизнерадостной сорочьей скороговоркой протараторила Рита, — вот, познакомься: Юра.

Новенький? На пятом курсе? Соня подняла глаза и увидела высокого, широкоплечего и очень ладно сложенного парня. Был бы красавцем, если б не черты лица: слишком длинный острый нос и недобро сжатый рот, над которым пробивалась мочалка коротких рыжеватых усов. Странно: усы рыжие, а волосы русые. Волнистые, закрывают уши и спускаются чуть не до основания шеи.

— Очень приятно, — Соня выдавила из себя приветливую улыбку и протянула руку. Молодой человек пожал её крепко и задорно и сказал просто, спокойно и со взрослым, добрым достоинством:

— Юра.

— Соня.

— Да, я знаю: твоя подруга мне уже все уши прожужжала.

Соня молча воззрилась на Ритку. Та под тяжестью её взгляда сразу как-то стушевалась. Пожала плечами:

— Не переживай, только хорошее про тебя рассказала… А чего ты такая, как в воду опущенная?

— Рит, пожалуйста, не спрашивай, ладно? А то если я начну рассказывать, я не выдержу…

Рита надулась. Заметив это, Соня вздохнула. Лучше, наверное, ответить, чтобы отстала.

— Понимаешь, очень дорогой для меня человек серьёзно болен. И не понятно, выживет ли вообще.

Спросили оба хором: Юра — «Так почему же ты здесь, а не с ним?», Ритка — «Мама?».

И от этого Ритиного вопроса то, что и так мучило Соню, вдруг стало тяжёлым камнем и совсем придавило её. Она сказала «очень дорогой человек», и Рита сразу предположила, что мама, потому что для всех это так, это закон всея земли. А она, Соня Матвеева, почти не горюет по маме и вообще никогда не была хорошей дочерью. Может, могла бы переживать сильнее, но тут заболел Мартин, и это затмило всё.

И этого невольного укора Соня не выдержала. Она заплакала и сквозь слёзы только помотала головой. Всё-таки зря она пришла сегодня в институт. Надо было переждать до выздоровления Мартина. А сейчас компания институтских друзей вдруг показалась девушке каким-то адским Зазеркальем: вроде, живые люди — а на самом деле холодные равнодушные отражения. Всем всё равно. Каждый занят собой, и до другого ему нет дела.

«Но Сонечка, ты ведь и сама занята собой» — вдруг отчётливо сказал у неё в голове голос, похожий на бабушкин.

«Я не собой, я Мартином» — мысленно возразила Соня. «С ума схожу, — подумала, — слышу голоса в голове и разговариваю с ними».

— Ну зачем ты? — услышала она уже в реальности, откуда-то, как ей показалось, издали, — тебе ж сказали: не спрашивай!

Это новенький, Юра, ругал Риту за то, что довела Соню до слёз.

Эльвира Анатольевна вошла в аудиторию, разя духами за километр, обвела собравшихся строгим взглядом из-под массивных очков в роговой оправе, старивших её лет на сорок, и спросила:

— Матвеева, что с тобой?

— Всё хорошо, — улыбнулась сквозь слёзы Соня, — здравствуйте, Эльвира Анатольевна.

— Ну здравствуй, здравствуй, — преподавательница звучала всё так же безэмоционально. Прежде чем все заняли свои места и лекция по новейшей истории пошла своим чередом, Эльвира Анатольевна заметила, как рослый юноша тянет руку.

— Да, я знаю, ты наш новый студент. Добро пожаловать. И ты у нас… — она стала искать по списку группы.

— Бернардов Юрий, — молодой человек кивнул и выпалил сразу, без остановки: — а нельзя ли Соню Матвееву отпустить сегодня с занятий? И завтра. И послезавтра, если понадобится, тоже.

— А что случилось? Слёзы — не повод пропускать занятия.

— Видите ли, очень близкий для неё человек сейчас в больнице, всё серьёзно.

— Что ж, сочувствую. Но раз Соня сейчас здесь, значит, она настоящий борец, раз смогла преодолеть себя и всё-таки прийти на занятие. Значит, учёба для неё важнее личного. За это можно только похвалить. И приступить к лекции.

Преподавательница набрала в грудь воздуха, готовясь начать, но дерзкий новенький опять перебил её:

— Эльвира Анатольевна, у Вас нет сердца!

Все, включая Соню, испуганно зашикали. Историчка приподняла очки и внимательно посмотрела на юношу. Потом перевела взгляд на остальную аудиторию.

— Соня, — обратилась она к девушке, и та встала, — это правда?

— Да. Но Вы совершенно правы, это не повод пропускать занятия.

— Вопрос исчерпан, — холодно отозвалась Эльвира Анатольевна, смерив Юру колючим взглядом. — Итак, перестройка характеризовалась следующими явлениями…

После пары Юра подсел к Соне в столовой.

— Не возражаешь? — спросил он.

— Нет. Только… ты зачем всю аудиторию посвятил в то, что у меня творится?

— Ну прости, в тот момент я об этом не подумал. Просто понял, что тебе сейчас не до учёбы.

Вспомнился Катькин день рождения, и как Соня поняла, что Мартину не очень хорошо, и убедила Катю с Саней отпустить его. Та же самая ситуация, только теперь кто-то подумал о ней… стало тепло. Из пустоты и равнодушия зазеркального мира к ней как будто протянулась заботливая рука, старающаяся поддержать. Пусть, может быть, неумело, зато искренне.

— Спасибо. Но как раз очень нужно переключиться, иначе свихнуться можно.

— Понимаю. Чем он хоть болен-то?

И почему-то в ответ на этот порыв тепла захотелось рассказать ему всё и верилось, что он поймёт. Но время до следующей пары поджимало, и Соня просто ответила:

— Может и ничего страшного. Сейчас всё лечат. Не онкология — и слава Богу.