Глава 26 - Разум и чувства, или Сделай так, чтобы не было страшно

Быть может, ночь их первая —

Последняя их ночь.

(Е.А. Евтушенко)

— Катюш, я не знаю… — выдохнул Санька, сев за стол и обхватив голову руками.

— Чего ты не знаешь? — Катя обняла мужа. — Конечно, тебе надо служить! Во-первых, прихожане ждут. Во-вторых, престольный праздник же!

— Это конечно, но ведь брат родной же!

— А чем ты можешь ему помочь? Кроме исповеди и Причастия — боюсь, что ничем. А это пока не к спеху: мы ж его не собираемся провожать пока! Дай Бог, оклемается.

— Исповедь и Причастие не только на прощание делают… Я, наверное, от Сони подцепил чувство вины.

— В смысле? Ты-то тут при чём? Соня же говорит, это кафтанчик этого… как его там… Петра не то Второго, не то Третьего…

— А при том. При всех его похождениях и приключениях я был не очень хорошим братом…

— Ты так говоришь, как будто уже его хоронишь. Подожди, недельки через две встанет — и у тебя будет ещё много-много лет на то, чтобы стать хорошим братом. А пока ты должен служить — и заодно помолиться за Мартина. Это главное, что ты сейчас можешь для него сделать.

Санька встал, тяжело вздохнул и попытался взять себя в руки.

— Да, ты права. Я должен служить. Я не имею права подвести людей, — и, выдержав небольшую паузу, — но что-то мне сдаётся, Соня на моём месте выбрала бы по-другому.

Саня Крохоткин сам не до конца отдавал себе в этом отчёт, но на самом деле, его ела даже не болезнь Мартина и не ощущение того, что он был плохим братом, а сравнение себя с Соней. Как ни сравнивай, выходило явно не в его пользу. Он — священник, пастырь многих душ, несущий за них ответственность, то и дело оказывался хуже интеллигентной, но невоцерковлённой девушки. Та преданность его непутёвому брату, которую она выказывала, во-первых, явно делала Мартина лучше, а во-вторых, Саньке и не снилась. Он всё время осуждал брата, подкалывал, воспитывал… Иногда отца Александра даже посещала страшная мысль, что он вообще не умеет толком любить. Катя самим фактом того, что была его женой и стала ею добровольно, утверждала обратное, но чувство всё равно было кисленькое… Саньке отчаянно хотелось поговорить об этом с Соней, причём не на правах священника и исповедницы, а наоборот, спросить у неё, как она умеет так всепрощать.

— Поэтому хорошо, что Соня на своём месте, и ты можешь спокойно заняться выполнением долга. Не переживай. О Мартине есть кому позаботиться.

И отец Александр, изо всех сил скрепившись, пошёл служить всенощное бдение под престольный праздник — Донской иконы Божией Матери.

— Девушка, у нас посещения с одиннадцати.

— Ничего, я подожду, — Соня присела в холле и достала книгу.

— Девушка, сейчас только девять часов.

— Ничего, я подожду, — повторила всё так же решительно.

Мобильный пискнул сообщением на WhatsApp:

«Сонька, ты где? Заболела?»

Писала Ритка — однокурсница. Ох! За всеми последними событиями Соня совсем забыла, что сегодня первое сентября. Начался их пятый курс. Её ждут ребята.

Ребята? Какие ребята? Её друзья из института? Да кто они вообще такие и что значат в её жизни, когда тут, за этими стенами, в самом неприятном — инфекционном — отделении лежит её главное сокровище?! Слава Богу хоть в отдельной палате!.. Ритка, Петя, Андрюха, Люба, Верка, Дима, два Макса, Стас и Светка. Хорошие люди, хорошие друзья, с ними интересно и весело. Но кто из них почует, приедет на край света, чтобы спасти от маньяка? Кто будет старательно отвлекать от мыслей о смерти мамы и её, Сониной, вины перед ней? Кто песню подарит? Кто, в конце концов, сделает над собой почти незаметное со стороны, но всё же серьёзное усилие — прекратить посещение ночных клубов с возлияниями не по годам? Кто назовёт Премудростью Божией? — девушка усмехнулась горько.

«Чего молчишь? Случилось что-то?»

Ритк, ну чего ты?! Не до тебя сейчас! Неужели не понимаешь? Эх, ладно, придётся ответить, чтобы отстала.

«Случилось. Не могу говорить сейчас».

Нет, не унимается: всегда была чуток бестолковой:

«Ого! Ты в порядке хоть?».

«Нет».

«Что случилось?».

«Рит, я же сказала: не могу сейчас».

«Ну отвечаешь же!»

— А, хорошо, поняла, — Соня досадливо выключила телефон и, чтобы хоть как-то отвлечься от невесёлых мыслей, попыталась сосредоточиться на книжке.

Наверное, Саня сказал бы, что это должен быть молитвослов, что не нужно терять времени, а надо даже так помогать Мартину, но Соня чувствовала, что если сейчас не переключит мысли, то сойдёт с ума. Нет, пары не спасли бы: среди знакомых такие вещи переживаются только тяжелее. Налетят, начнут расспрашивать, сочувствовать…

В одиннадцать без минуты Соня была уже у палаты. К ней навстречу вышел врач — крепкий высокий мужчина, с ног до головы закутанный в голубой защитный костюм. Видимо, он только что закончил обход и теперь собирался заполнить бумаги, попить чаю и поразмыслить над дальнейшим курсом лечения своих пациентов.

— Вы к Крохоткину?

— Да.

— Вы ему кто?

— Слушайте, какая разница?!

— Есть новости.

— Говорите.

— А Вы не будете падать в обморок, рыдать и хвататься за сердце?

— Не буду. Всё настолько плохо?

Врач осторожно, за плечи, отвёл Соню в сторонку.

— У меня для Вас аж четыре новости. Одна из них хорошая. Ну, по сравнению с другими тремя.

— Говорите.

— Плохая новость номер один: диагноз подтвердился. Это чёрная оспа. Не знаю, где ваш друг мог её подхватить, но факт остаётся фактом.

Соня кивнула. Она знала, где Мартин подхватил эту проклятущую, давно забытую человечеством болезнь, но это сейчас не имело никакого значения.

— Отсюда вытекает плохая новость номер два: оспа давно побеждена при помощи прививок. Побеждена совсем — остались только два контрольных образца в двух лабораториях — у нас и в США…

— А что же в этом плохого?

— А Вы дослушайте. Прививок от оспы сейчас практически нет, но вакцина осталась, то есть, теоретически, её сделать возможно. Но этот случай уникален. Должно быть, вирус мутировал: мы точно знаем, что это variola, но привычные методы борьбы практически не действуют. Вы понимаете, что это значит? Мы можем сдержать развитие болезни на какое-то время, мы можем облегчить симптомы, но вылечить человека окончательно мы не способны.

Соня снова кивнула. Врача потрясала выдержка этой девушки. По её взгляду, по вниманию, с которым она впитывала информацию, он догадался, что Соня для больного не просто дальняя знакомая, зашедшая поддержать приятеля в неприятной ситуации, а очень близкий человек. Он ужасно боялся, что она будет рыдать, кричать, чтобы они немедленно спасли её друга, иначе она отправит их всех под суд, пожалуется президенту, сообщит на телевидение и тому подобное; но вместо истерички видел перед собой сейчас взрослую, собранную и сосредоточенную девушку, которая готова принять реальность, какой бы она ни была. В сочетании с тоненькой фигурой и природной бледностью это особенно впечатляло.

— Новость третья: мы не знаем, как пойдёт течение болезни дальше, но пока довольно тяжело. Видимо, у Вашего друга была довольно бурная молодость: организм и так был не в порядке.

Ох. Что-то это всё ей напоминает. Какую-то историю из начала восемнадцатого века, давно забытую, но в своё время очень сильно прочувствованную. Молодой организм, ослабленный возлияниями и праздностью. Чёрная оспа в разгар праздника жизни. Только там был летальный исход, а здесь… да она горы свернёт, чтобы его не было! Соня не врач, да и молиться толком не умеет, но разве её сердце, её любовь — не достаточный аргумент для Высших Сил, чтобы они оставили человека в живых?

— Новость четвёртая и единственная хорошая: пока оспа не высыпала, пациент не заразен, — врач отодвинулся и приглашающим жестом указал на палату больного. Соня прошла туда — и в спину услышала слова доктора:

— Ах да, ещё одно: высыпания должны начаться со дня на день.

И последние две новости в сочетании прозвучали куда страшнее, чем предыдущие. Высыпания должны появиться со дня на день. Пока не появились, пациент не заразен. Значит, со дня на день и её, и Саньку, и вообще всех перестанут пускать к больному до самого выздоровления. Значит, у них остался один день, последний день — сегодняшний. Нет-нет, Мартин, конечно, встанет и поправится, но до этого… не видеться две недели, когда самому дорогому человеку плохо? Немыслимо! Ему немыслимо. Лежать здесь совсем одному, в окружении врачей, которые просто выполняют свой долг, а сердце стараются закрыть на замок, чтобы не выгореть, не свихнуться…

— Привет, — Соня приняла весёлый тон. Что бы ни было, она не даст Мартину почувствовать, как ей страшно.

Юноша приподнялся и долго смотрел на неё.

— Привет. Ты не кажешься? А то мне частенько в последнее время бредится…

— Нет, я не кажусь. Я настоящая, — Соня села на край койки и взяла его за руку.

— Тебе врач рассказал?

— Да, — девушка заглянула ему в глаза и вдруг осознала, что Мартину нечеловечески страшно. От этого стало в разы больнее, чем было, но в то же время, это придало решимости. — Пока не обсыпало, ты не заразен.

— Но это может быть последний день, когда не обсыпало.

— Я знаю.

Мартин вдруг так крепко, как только мог, схватил её за запястье и заглянул прямо в глаза:

— Это может быть наш последний день.

— Так чего же мы ждём? — девушка даже не дрогнув и не улыбнувшись, очень решительно сорвала с друга футболку. Мартин понял, глаза у него сверкнули. И, уверенными, но всё равно дрожащими от болезни и неожиданности пальцами расстёгивая ей блузку, он воскликнул:

— Сонька, ты невероятная!

— С ума сошла? — усмехнулась девушка.

— И в этом смысле тоже, — Мартин улыбнулся, и на миг Соне показалось, что страх в его глазах улетучился. В следующую секунду взгляд его стал озорным, в нём снова мелькнули синие искорки, которые так ей нравились, юноша поднёс палец к губам и шепнул заговорщицки:

— А теперь… тссс!

Он резким движением подмял её под себя, порывисто и даже как-то злобно — а чего они мешают?! — сорвал с Сони блузку, юбку и остальные предметы одежды, и всё превратилось в одно неописуемое месиво из тел, простынь, нежности, безрассудства и сумасшедшего страстного огня. Время не то остановилось, не то наоборот, побежало с ужасной быстротой. А впрочем, и не было, наверное, времени. Ни времени, ни пространства, ни мыслей — только Мартин и Соня. Его нежность, его юношеская, трепетная, но не застенчивая бережность вперемежку с порывистостью, её восторг, экстаз, необъятное счастье — чтó по сравнению с этим и болезнь, и пресловутые моральные принципы, и плещущиеся где-то на периферии сознания опасения, что кто-то может их застукать, и самая смерть, если захочет она прийти!

— Как хорошо! — выдохнул Мартин, обессилев. — И как хорошо, что не дядя Вася! Вот теперь мы с тобой по-настоящему победили!

А Соня, спешно приводя себя в порядок, просто улыбалась и тоже не могла отделаться от ощущения невероятного счастья. Как хорошо! И что не дядя Вася — хотя это Мартина кошмарило от той истории до сих пор, а Соня довольно быстро переключилась — и что она, они вместе, всё решили именно так — и плевать на принципы!

Когда Саня, добравшись из Кочкино после праздничной Литургии и выслушав всё те же новости от лечащего врача, вошёл в палату, Соня как ни в чём не бывало сидела на краешке койки Мартина, и ребята о чём-то мирно беседовали.

— Ну как ты? — спросил Санька брата.

— Лучше всех: Сонечка со мной. Палата отдельная. Температуру сбили. Голова болит, но это пустяки, — весело отозвался Мартин. Старший брат раскрыл рот, чтобы ещё что-то сказать или спросить, но младший перебил его, взял за руку Соню и проговорил как мог торжественно, стараясь не давиться от смеха, воображая себе Санькино лицо, когда он узнает новость:

— Как ты там говоришь? «Не страшен секс до брака, страшен секс без брака»?.. Так вот, сделай так, чтобы не было страшно.

Отец Александр вытаращился на брата и подругу так, как будто они сказали ему, что завтра конец света или что он вдруг стал невидимым. Потом спросил строго и изумлённо:

— Ребят, вы что, с ума сошли?! — и разочарованно, — Соня… я был о тебе лучшего мнения.

— В смысле? — вспыхнула Соня. Впервые в жизни она по-настоящему разозлилась. — Ты что, серьёзно не понимаешь? Это может быть последний день, когда мы видимся с Мартином. Ты правда думаешь, что мы потратили бы его впустую?

— А если нет?

— Что нет?

— А если не последний?

— А если да?

— А если нет? Вот обвенчаю я вас сейчас — а Мартин выздоровеет — и что?

— И мы немедленно отправимся в загс. Возраста согласия я достиг, — подал голос юноша.

— А возраста вступления в брак пока нет! И не достигнешь ещё два года! Что ж это получается?..

Тут уже не выдержал и Мартин:

— А получается то, что хватит читать нам мораль. Я попросил тебя сделать так, чтобы не было страшно, а ты…

— Ты же не отпустишь брата на тот свет с грехом на совести? — Соня предъявила непробиваемый, с её точки зрения, аргумент.

— А если он выздоровеет? На что я, например, надеюсь.

— Тогда ты тотчас же примешь мою исповедь, где я покаюсь в блуде… и через два года мы с Соней оформим всё как положено.

Санька замолчал ошеломлённо, потом тяжело вздохнул:

— Что уж с вами сделаешь… ладно!

Так, в первый день осени в палате инфекционного отделения одной из больниц в центре Москвы было совершено венчание. Отец Александр успокоил себя тем, что уже начинает быть хорошим братом. Но, кажется, плохим священником, раз не смог убедить их, что они не правы… Но с другой стороны… заповеди, конечно, непреложны, но и у Сони с Мартином была своя правда. Во всяком случае, если бы на их месте оказались Санька и Катя, он поступил бы так же.

На следующее утро ни Соню, ни старшего брата в палату не пустили: этой ночью температура подскочила до сорока, начался тяжёлый бред и рвота, а утром появились первые пустулы.