Глава 3. Время предшествующее, незавершённое. Огонь

— Нет выхода? Не смеши меня. Он есть всегда. Я понял: нам просто надо умереть.

Они смотрят на меня, как на психа, и едва заметно переглядываются. Я знаю этот взгляд… «кратковременное огненное помешательство». Я уже наизусть выучил все их взгляды.

Я досадливо встряхиваю головой… точнее, талантливо имитирую досаду: лучший способ сосредоточить их внимание на себе, когда надо сделать это быстро. Они ведь уверены, что если меня в фазе «огненного безумия» раззадорить, то буйство с испепелением всего и всех обеспечено. Как полезна иногда репутация невменяемого живого детонатора со склонностью к истерии!

Не зря я так старательно работал над созданием этой репутации.

Но тут же сам и порчу достигнутый эффект: они так забавно выглядят, эта парочка, братишка и лучший друг, явно обеспокоенные моим душевным состоянием. Я смеюсь, не сдерживаясь. Они облегчённо расслабляются.

— Рассказывай, — деловито командует Джед. Весь внимание — теперь, когда убедился, что я не спятил. Вот за что люблю своего старшего брата: всегда точно знает, в какой именно реальности он находится, и действует соответственно. Хотя у него-то этих реальностей — не сосчитать…

— Только если я буду нести полную чушь, не смейтесь слишком громко. В общем, Джед, всё зависит от тебя. Я думаю, мы можем уйти в грань реальности… смоделированную грань. В мир, где смерть едва отличима от снов.

Нер слегка хмурится. Я вспоминаю те две попытки уйти в его исполнении и невольно сжимаюсь… словно из тёплой комнаты меня выкинули голым на мороз, под плети ледяного ветра.

Как выглядел он… то, что от него тогда осталось…

— Отчасти это было неплохо, — как всегда, читая мои мысли, роняет он с косой усмешкой. — Знаем, как не надо.

— Я, наверное, знаю, как надо. — Перевожу дыхание. Глотаю комок в горле. Нет. Мне не страшно. Я выиграю для нас это сражение. — Но риск — дальше некуда. Вообще мы смертельно рискуем уже сейчас… если нас слышат.

— Да неужто, — с иронией замечает Нер. — Удивил.

— Сейчас нет, — спокойно откликается Джед. — Я нас экранирую. Сквозь моё зеркало ничей слух не прорвется.

— Умничка ты наша, — Нер отправляет к нему вихрь искорок, пытаясь взъерошить и без того встрёпанные его светлые кудри; братишка с привычной ловкостью уворачивается. — Куда мы без тебя.

— Ты — понятно куда… в пасть, не к ночи будь помянута… Послушай, заткнись на минутку и дай ему сказать.

Голос Звёзд с примерным видом кивает и садится, как на Совете: по струночке, спина прямая, руки скрещены на груди, на лице отлично усвоенная нами мина «Я весь покорность, счастлив служить дорогим Повелительницам». Смешно. Если бы не так грустно.

— Если соткать проекцию мира за миг от Теней, — мне не хватает слов, но я вижу: брат понимает меня. — И дать убить себя. И ускользнуть туда. Сперва Джед, он же у нас снотворец. Дальше я, он протянет мне нить… связи братьев наверняка хватит. А вдвоём, Нери, мы поймаем тебя.

— И получим чудеснейшую возможность прожить аж на десяток секунд дольше, — подсказал он. — Или сколько там физический объект нашей массы распадается? Десять — это я переборщил… секунды три, зато в компании?

— Погоди, — брат смотрел на меня с оживлённым блеском в глазах. Редкое зрелище: он даже почти улыбался. — Нер, а ведь это серьёзно. Достижимо. Мне нравится. Ну, братик… сия идея где-то приближается к гениальности.

— А где-то к суициду, — пробормотал Нер, разглядывая нас, как неизлечимо больных, предположительно заразных.

Джед хмыкнул вполголоса: «Зануда», — и вдохновенно устремился к новой игрушке: пока не решённой задаче. Мы замерли, в благоговейном восторге наблюдая: хоть и не в первый раз, зрелище стоило того. Усыпавшая стол груда бумаг, свитков, дисков и каких-то неведомых приборов вмиг оказалась на полу. Острая и тяжёлая на вид штуковина едва не угодила мне на сапог, но я вовремя отступил. Тихонько, как мышь, ибо шуметь в одной комнате с Джедом, Погружённым в Проблему, для здоровья небезопасно. Нер, кажется, вовсе не дышал.

То, что творил наш Мастер Зеркал, выглядело истинной магией — хотя сам он на это слово реагировал оскорблённым фырканьем, шипением о «стихийных дилетантах» и трепетно произносимым «Наука!». Карандаши порхали в пальцах, как смычок виртуоза-скрипача; мы даже слышали мелодию… во всяком случае, слышал я. И сверкали, переливались, хрустально позванивали зеркала. Иных из них тут и не было… в реальности. Как и окон в странные помещения, города, леса… кратеры погасших и ещё живых вулканов… абсолютную и жутковатую темноту… белое, нет, радужное, нет, невыносимо бесцветное, беззвучное, странно завораживающее Ничто. Но из всех этих несуществующих окон, зеркал, отражений на нас тоже смотрел… кто-то. В один из моментов я почувствовал руку друга, мои пальцы отчаянно, как на краю бездны, вцепились в него до крови из-под ногтей… или это он за меня держался, стискивая что есть сил… не всё ли равно. Его глаза уже полностью утратили цвет и дико сияли золотым звёздным светом. Мои, наверное, были ещё страшнее — два озера алого пламени.

— Шаг назад, — высоко, холодной сталью хлестнул совершенно чужой властный голос, и мы повиновались.

— Теперь — ближе. Ближе… Ближе!

Голос, как зазубренный ледяной меч, рвал тишину, все наши чувства, сам воздух в мелкие клочья. Я ощутил жар стремящейся расцвести звёздной вуали и сжал его руку сильнее: позвать не мог, да было и нельзя, но позволить ему оживить вуаль здесь — и именно сейчас — вылилось бы в самый безумный и болезненный вид самоубийства.

Слава Силам, хранящим нас… мерцающий свет звёздного соцветия остывает, гаснет. Как и… моё пламя?

Мне весело. Пусть миг, но — бездумно, безрассудно… весело, ярко, легко. Гори… и пусть всё окрасится алым. И растает в огне.

Мир в прекрасных багровых тонах и крики ликующих пурпурных птиц. И крики… и море сплошного огня.

Неистово. Неудержимо. Всегда.

Кровавые сполохи средь бесконечного пепелища.

Нет!

— Довольно, — лишённый выражения голос то ли требует, то ли наказывает. Противиться невозможно. Так он впрямь резал нас… обнажая, вырывая самое потаённое, скрытое от нас в глубине сути… Звёздный Лорд сквозь зубы бормочет даже мне неизвестные ругательства.

«Мы — есть. Мы живы. И вместе». Моя любимая мантра, заклятье-спасение… с детства. С первой встречи.

— Ну… это было… интересно, — уже своим, только изрядно севшим голосом выговаривает Джед и медленно оседает на пол, опираясь спиной на край тяжёлого стола. — Всем спасибо, все свободны.

Мы ошеломлённо глядим на него — безмятежно-спокойного, как всегда, но уже не бледного, а скорее серого, явно обессиленного до полного изнеможения, — и оба вот-вот готовы взорваться… а потом вдруг смеёмся хором, хохочем, как детишки в цирке, так и не расцепляя рук. Он моргает и тоже слабо усмехается.

— Получилось. Я молодец. Вы молодцы. По-лу-чилось…

— Можно подумать, ты этого не ожидал.

— Нет, конечно, — серьёзно отвечает он. Нер медленно качает головой, и видно, сам не понимает, чего хочет больше: выругаться или снова рассмеяться. Выбирает второе. Ещё бы, мы живём бок о бок с фокусами Джеда уже десять лет. Да и сами отнюдь не подарки. И не к такому привыкаешь.

Какое-то время мы просто отдыхаем. Только это плохо… слишком долго мы тут — вместе. Всё теперь для нас — слишком.

— А экран выдержал? — с запоздалой тревогой спрашивает Нер. Умница, вовремя припомнил.

— Если бы не выдержал, — отвечаю вместо почти спящего брата, — нас бы уже тут не было, звезда моя. И нигде.

— Не твоя пока, — с ухмылкой фыркает он, но тут же чересчур пристально взглядывает мне в лицо. — Так. А сейчас, может, ты расскажешь и остальное?

Ты такой. О да. Ты всегда читал меня легко, как книгу… как свои звёзды. Смеёшься, злишься, занят, ранен, почти мёртв… звёздный взгляд проникает насквозь, от тебя не укрыться. Даже за моей мантией алого пламени.

— Остальное грустно… наверное. Нам больше нельзя так встречаться.

Джед просыпается. И уже никакого дурачества, никакого смеха. Две пары внимательных, ждущих глаз.

— Берём за отправную точку, что следят за нами всегда. Всюду. Здесь — нет, но Она знает, где мы, все трое, и этого достаточно. И даже допускать не хочу, что всё это действо было хоть отчасти услышано. Поскольку тогда мы можем сразу и попрощаться.

— Ничто не могло быть услышано, — твёрдо отрезает Джед. И я снова слышу нотки той зазубренной стали.

— Хорошо. Но всё равно. Если только Она заподозрит, в какой именно форме мы задумали измену и побег, — а доверять она не должна, мы же были на виду все эти годы, ничего не скрывали, — тогда всё закончится… но не смертью. Не так милосердно. Закончится память, чувства, воля. Право даже в мыслях выбирать. Закончимся мы… братья, друзья. Люди. Останутся три ходячих мании убийства.

Я говорю жёстко, зло, и сам понимаю это. Ну простите, ребята. Мне очень жаль. Мне очень… жаль…

— Поэтому больше никаких дружеских встреч. Для Неё — и всех, кто может для Неё шпионить, а значит, для всех вообще — мы не друзья. Чужие. Джед, тебе проще… ты кажешься далёким. Удачно. Нет!.. — я быстро поднимаю руку, предупреждая его гневный протест: в гневе он бывает по-настоящему страшен. — Я не имел в виду, что это просто! Ни тебе… никому из нас. Но иначе нельзя.

Они ведь знают, что я прав. Знали про контроль. Закрывать глаза на правду, если она пугает, и наивно ждать, что от этого она перестанет быть правдой… Разве так поступают не дети? И отчего же тогда первым обрезаю это именно я, младший из троих?

И отчего они так на меня смотрят, словно не хищное нечто из другого мира, а я — главное зло в этой истории?

— Нер, послушай. Джед может подставиться под удар и уйти незаметно… прости, Джед, но ты ведь не воин. А мы — другое дело. Поэтому сыграем так, — я вдыхаю поглубже. — Враги. Для всех. И при всех. Надеюсь, ты сумеешь убедительно меня презирать и ненавидеть?

Моя усмешка гаснет в бездонном холоде далёких, таких далёких ночных небес.

— Сумеешь, — констатирую я. — И у меня получится. Увидишь.

— Зачем? — роняет он.

— Затем, что тебе придётся убить меня, Повелитель Звёзд.