Глава 4. Время предшествующее, отдалённое. Шаг назад

— Бой! — командую я, и наши «клинки» скрещиваются снова: пламенный и способный раскрыться веером, сотней лучей, порывом горячего ветра, роем огненных пчёл — мой; и чарующе-разный, обманчивый, то и дело меняющий вид, свойства, измерение, а иной раз вообще лишённый формы — его. Соперника, лёгким движением парирующего мою атаку, словно я нападаю не со смертельным оружием, а с детской игрушкой.

Он убирает щиты и опускается прямо в траву, пренебрегая опасностью испачкать ею свой роскошный официальный наряд.

— И как это понимать?! — притворно сердясь, протестую я. — Мы ещё почти и не сражались!

Мой голос становится вкрадчивым, полным едких смешинок:

— Уже устал, учитель? Мало же тебе надо, чтоб утомиться!

— Да, всего-то три часа огня и один непослушный ребёнок, — он усмехается и отбрасывает с влажного лба пепельно-серебристую прядь. — Не все способны пылать сутки напролёт, представь себе. И не всегда это полезно.

— Возраст сказывается, хмм?

— Опыт, детка-вундеркинд. Не слишком-то распускай пёрышки, их ведь могут однажды и ощипать!

Я смеюсь и бросаюсь в траву рядом с ним. Удивительно красочное, всех мыслимых оттенков, предгрозовое небо, меж низко нависших туч лоскутами — неистово-синее в золоте солнца… и его лицо надо мной. Глаза цвета самых невозможных и прекрасных небес… вышина, в которую так легко упасть с разбегу… и утонуть.

«Позволь утонуть в тебе… закружить миллионом лепестков и растаять в твоей белоснежности… такой прохладной, такой манящей… мечта моя. Судьба моя…»

Не желая чересчур погружаться в эти мысли, я вскакиваю, и над нами расцветают сразу две алых плети, пять хвостов пламени в каждой руке.

— Сядь, охладись. На сегодня хватит. Через пять минут мне надо быть на Совете.

— Сдаёшься? — вырывается у меня. Не в тренировке дело, я просто не хочу отпускать его сейчас. И он прекрасно это понимает.

— Ты быстро учишься.

— Это не ответ.

— А это был не вопрос. Если не ошибаюсь, я велел не играть с хлыстами. Тебе рано. Опасно.

— Игры с огнём опасны всегда, — беспечно отмахиваюсь я. — Мне заняться разведением ромашек?

— Вязанием, — смеётся он. Старая шутка, понятная только нам; и я с удовольствием продолжаю:

— Рисованием картин на песке… поиском редких бабочек…

— Игрой на нервах наставников, — подхватывает он. Его рука взъерошивает мои волосы… а моя словно бы случайно касается его бедра, живописно прикрытого складками белого плаща.

— О, в этом я виртуоз. Кэс, а тебе обязательно идти туда? Останься, — я прилагаю немало усилий, чтоб голос звучал ровно, а нисколько не умоляюще. Хотя знаю: как ни упражняйся в притворстве, его мне никогда не обмануть. — Ты разве туда хочешь?

— А разве мы делаем лишь то, что хочется?

— Почему же нет? Мы Избранные. Повелители стихий. И эта сила расцветает только в душах, познавших вкус свободы. Кто нам это твердил сотню раз?

— Но не свободных всецело… Так не бывает, Огонёк.

Он столь внезапно становится… не чужим, но странно далёким… сумрачным, как совсем уже свинцовое небо. И мне вдруг сумрачно… зябко и тревожно, и защищаясь, я выпускаю багряную россыпь лепестков — два крохотных огненных фейерверка… и обращаю их в радугу.

— Красиво, — мягко роняет он.

«Воистину красив здесь только ты».

— Не пойдёшь? Ты ведь скучаешь там. Наши сражения куда интереснее!

— Кто спорит, — за шелестом листьев прячется его вздох. — Вы тоже скоро будете присутствовать на Советах. Все трое.

— С какой стати? Политика, войны, планы… Утомительная возня. Меня это не касается.

— Ты в самом деле не понимаешь?

Я смотрю на него, пойманный врасплох непривычно острым чувством растерянности. Невольно передёргиваю плечами… и надеюсь, что это можно списать на холодный порывистый ветер.

— Зачем вас учат владеть вашими силами? Найти вас, поселить здесь, все годы тренировок… зачем?

— Эти силы полезны, — удивлённо отвечаю я. — Есть много применений. И это… прекрасно. Гармонично. Правильно. Таланты должны раскрываться… как бутоны. Зачем цветы, бабочки, листья и плоды на деревьях? Смешной вопрос.

— Смешная наивность.

— Да что с тобой? Кэс… что не так? Сердишься? Они теперь разозлятся, на твоём Совете?

— Он не мой, к сожалению. Да, разозлятся. Нет, не сержусь. Да, не так… вот что, — он перехватывает мои руки и притягивает к себе, совсем близко. Слишком. Наши дыхания смешиваются в одно… наши губы почти соприкасаются… всё в мире исчезает, кроме его глаз.

— Мы оттачиваем техники боя ежедневно в течение десяти лет. Для чего?

Мне требуется некоторое время, чтобы просто осознать смысл его слов. Не думать о том, какой безумный аромат… серебристые пряди шёлком на моём лице… его сердце бьётся почти в моей груди… Я моргаю, встряхиваюсь, с усилием вырывая себя из грёз… о невозможном. Он хочет что-то мне сказать. Что-то важное. Очень важное. И тайное — настолько, чтобы говорить об этом шёпотом, укрывшись за завесой его и моих растрёпанных ветром волос, чтобы даже движений губ не было видно.

— Оборона, если войне всё-таки быть? Наши стихии отличные щиты.

Он молчит и пристально, с какой-то отчаянной требовательностью глядит мне в глаза.

— Ну скажи сам.

— Мы сражаемся.

— Да, друг с другом, из-за щитов. Но с обычными людьми так нельзя, слишком опасно. Мы ведь можем серьёзно поранить, даже убить…

Время словно застыло: медленно, очень медленно опускаются его длинные ресницы, вечность безмолвия… тёмная, тёмная вечность.

— Именно.

Я мог бы коснуться его губ сейчас. Закрыть поцелуем, согреть… потому что они холодны, как лёд, от слов, что сказаны и не сказаны.

Но я не шевелюсь, и сама эта идея кажется верхом нелепости.

Я в его объятиях, наконец-то, а все мысли мои — лишь о том, как эту чудную новость я расскажу брату. Что может быть смешнее!

— Убивать? — Так. Тихо. Успокойся. Просто надо сосредоточиться. — Но у Джеда сила другая! Он сражаться не умеет!

— Придётся научиться.

— Он не сможет… и Нер, он же никогда не согласится…

— Тай.

Я глотаю конец фразы.

— Позаботься о них. Я уже сделал всё, что мог… даже больше. Их оставляю на тебя. Абсолютная покорность. Никаких фокусов, капризов, протестов. Свобода — ложь, и всегда была ложью. Души нас всех в Её власти. Марионетки. И в любой миг Она может приступить к дёрганью ниточек.

Я склоняю голову ему на плечо. Мне просто надо спрятать лицо, только и всего. Спрятаться. Укрыться. Понять.

— Уходи, Кэс, — тихонько говорю я. — Спеши на свой Совет. Хватит ненужного риска.

Он приподнимает мой подбородок. Его пальцы едва ощутимо, бесконечно нежно очерчивают мои скулы, скользят по щеке, по краешку губ.

— Ты умный мальчик. Всё теперь ясно?

Ясно. О да. И тебе ясно… всё, что знаю и чувствую я.

— Это неизбежно, Тай. Вопрос времени. Мне его почти не осталось.