Глава двадцать третья. Время предшествующее, отдалённое. Решение

— Так зачем же мы делаем это? Мы можем просто… отказаться.

Учитель поднял брови с выражением заботливого дядюшки, который для беседы с недоразвитым, но любимым племянником изрядно запасся терпением.

— То, что произошло с твоим другом, ответом не является?

— Но это лишь пытка. — Я заставил себя дышать ровно, смотреть прямо и не делать лишних движений. — Она завершается смертью. Мы отказываемся, нас убивают. И всё.

— Не всё.

Он поднёс к губам бокал, но не отпил: глядел сквозь тёмно-алый напиток в нарисованное окно и улыбался. И в улыбке больше не было ни намёка на заботу. Да и на любовь, если на то пошло, тоже.

— Ко всем можно подобрать ключ. Особенно при неограниченном запасе времени. А для того, чтобы изучить нас, времени у неё было достаточно. Я не помню прошлых смертей, и меня это радует. Иногда они снятся мне… в детстве снились чаще. Я думал, это кошмары. А потом встретил вас.

— Узнал? Мы тебе снились?

— Думаю, да. Узнавание… всплывает. Местами. Не тогда. Сейчас.

— Ты просто меняешь тему.

— А ты просто слишком любишь слово «просто». — Он так сильно сжал ножку бокала, что я испугался, как бы он не поранился, когда стекло разлетится роем осколков. — Ничто не просто, Зой. Мы живем не первую сотню лет, нас убивали, а потом заставляли рождаться снова. Сейчас нам, по крайней мере, позволили несколько счастливых лет детства… вам троим. И никаких воспоминаний.

— А что было у тебя?

— Тренировки. Роскошь. Без доброты, но и без жестокости. Вполне нормально для Первого Принца.

— Для Лорда Льда, — тихо произнёс я.

— Но вы ведь есть. Сумасшедшая звезда и мой прекрасный огонь… даже лорду льда довольно, чтобы согреться.

Его рука скользнула по моим волосам, по шее, небрежным жестом спустила с моего плеча тонкую ткань рубашки. Я вздохнул. Кукловод. Манипулятор. Я вижу его насквозь, я даже слышу его мысли, а он все равно с легкостью управляет мной.

— Чтобы уйти от ответа, не обязательно соблазнять меня.

Он мягко усмехнулся.

— Но так приятно.

— Но не всегда эффективно, мой Лорд наставник. — Мои пальцы нежно касались его виска, щеки, губ. — Я от тебя не отстану.

Он перехватил моё запястье, рывком опрокинул меня спиной на подушки и склонился так низко, что я мог дотронуться кончиком языка до его длинных ресниц. Они были полуприкрыты; глаза под ними смеялись. Но холодно, холодно… лёд, один только лёд без радости, без тепла.

— Иди ко мне, — невольно шепнул я. От его близости прерывалось дыхание. Я ещё мог сохранять относительно ясным сознание, но сердце часто, неистово билось… невыносимо…

— Кэс, не надо… так.

— Как?

— Не делай из любви способ заткнуть меня.

— А ты не задавай вопросов.

Его голос звучал приглушенно и хрипло, вздрагивая от страсти. И ещё пара слов таким голосом, еще миг, когда он почти лежит на мне, почти целует, и его взгляд почти обжигает… ближе и ближе, о да…

Я с усилием оттолкнул его и предусмотрительно отодвинулся. У него вырвался искренний стон.

— Ты воистину демон.

— Кэс!

— Неужто не понимаешь? — он вздохнул и лег, опустив голову мне на колени и сочувственно глядя на меня снизу вверх. — Ты готов к пыткам, но как насчет того, что пытать будут других? Джеда? Меня?

Я молчал.

— Чужой боли ты не выдержишь. И я тоже. Тем более, Нер. И с ним она обошлась снисходительно.

— О да, — прошептал я.

— Да. Это не длилось долго. Ему дали закрыть глаза. И в конце потерять сознание. Представь, что подобное делается с троими — кроме тебя. Часы, сутки, недели… и мы смотрим на тебя. Даже когда ни видеть, ни кричать, ни дышать уже не можем.

Я не мог шевельнуться. Стоило лишь моргнуть, и огонь вырвался бы наружу. А так я удерживал его внутри, и он метался, как обезумевший от боли зверь мечется по клетке, круша и разрывая всё, до чего в силах дотянуться. Казалось, всё во мне обратилось в ожоги и раны, на волос от того предела, за которым даже вздох и удар сердца причиняют такую муку, что ты не выдерживаешь и умираешь… и сейчас мне это нравилось. Физическая боль способна стать спасением, это я усвоил уже давно. Когда больно, перестаёшь думать.

— Прости, — он привстал, привлёк меня к себе и обнял так бережно, словно я и правда был ранен. Или вновь стал ребёнком, спасающимся в его объятиях от страшного сна, который уже забылся и всё равно заставляет кричать от ужаса… и бежать к единственному, кто может защитить, согреть и убаюкать.

— У тебя чересчур живое воображение.

— Кэс. Она в самом деле умеет это?

— Не сомневаюсь. Тут особенно нечего уметь.

— Но ведь… ты же… ты сам…

— Не делал подобное? Или со мной так не делали?

Он полулежал возле меня, опершись на локоть; зеленоватый морской шёлк его домашнего одеяния живописными складками разлился по ковру. Он выглядел изысканно и элегантно — как всегда. В каком бы беспорядке ни пребывали его чувства, желания и одежда.

— И первое, и второе — нет. Полагаю, в обоих случаях мне попросту повезло. С учётом склонностей Госпожи и моих весьма близких к измене действий. Включая такие разговоры.

— А если я сам убью себя?

Маска иронического покоя мигом с него слетела; глаза сверкнули вполне испепеляющим пламенем. Он стиснул моё плечо и уже без всякой нежности прижал меня к ковру.

— Вернёшься через несколько часов. Или дней. Но клянусь всеми силами тьмы, жалеть о том, что ожил, ты будешь намного дольше. Это я тебе гарантирую. Даже без участия Госпожи. Ясно?!

Я думал, он ударит меня, но он поцеловал: яростно, жестоко, явно желая причинить боль. Рот мигом наполнился кровью; я чувствовал, что захлебываюсь, задыхаюсь, но он не отпускал, пока у меня и впрямь не остановилось дыхание.

Он отстранил меня, с брезгливой поспешностью стер с подбородка кровь — не только мою, его губы были прокушены тоже. Мною.

— Тьма тебя побери, Зой. Ты нарочно. Тебе это нравится.

— А тебе нет?

Он с силой провел ладонями по лицу, не обращая внимания, что ещё больше пачкает шёлк рукавов.

— Нет. Послушай, — он легонько коснулся прохладным ветром моих губ, залечивая, лаская. — Не в том дело, что я боюсь именно смерти… гибель одного, думаю, не вызовет спонтанное уничтожение остальных, хотя не знаю. Не это меня пугает. Будь это освобождением, я сам убил бы ребят и тебя и ушел бы следом. Но это не свобода, и это не конец. Мы вернемся снова, но не будем собой. Вот что страшно. Во сне однажды увидеть тебя, нас всех, теперешних, — и проснуться. Понимая, что всё разбито и ничего не вернёшь. То, что ты сумел здесь, среди тьмы, вырасти таким… это чудо. Один на миллион. И я не верю, что чудо повторится. Ты и Нер. Вы должны были стать чудовищами, как, впрочем, и я. Но в вас нет ни тени чудовищ. Я в любой момент могу потерять вас, о да, я давно готов… почти. Но знать, что потом, глядя на вас, я вспомню, какими вы были… Твоя ясность. Его сияющий свет. Нет. Зой, я не вынесу такого. Это страшнее любого развлечения Госпожи.

— Да, — тихонечко сказал я и взял его за руки. — Это страшнее. Не бойся, любовь моя. Я никогда так с тобою не поступлю. По доброй воле — никогда.