Глава 15. Время настоящее, неопределённое. Грёзы

Он полулежал на ковре у самого камина и с отстранённым лицом пил маленькими глотками травянисто-зелёное ежевичное вино. Мне казалось, он не ощущает вкуса напитка, и предложи я ему простой воды, он не заметил бы разницы. Да и пил-то лишь потому, что я сам сунул бокал ему в руку, когда его голос, и без того тихий, стал вовсе неслышным и начал прерываться. Он говорил без остановки с утра, а сейчас небо уже окрасилось в багряные, пурпурные, лиловые оттенки заката. И даже мне, привыкшему к мгновенным изменениям времён года, мест и пейзажей, было странно осознавать, что ещё на рассвете мы шли с ним по саду, и я рассказывал всякие пустяки о моём мире, выбирая то, что посмешнее, и искренне торжествуя, когда он в ответ улыбался.

А потом вдруг заговорил он, негромко и словно бы для себя, глядя то вдаль, то на розу в своих руках, не заботясь, слушаю я или нет… и тогда уже мне стало не до смеха, потому что его рассказ в сочетании с ароматом цветов был больше, чем мог я вынести, — и я взял его за руку и шагнул. Бродить и смеяться можно было в саду, да и где угодно; но слушать его мне хотелось здесь. В уютной безопасности моего зимнего павильона, среди тщательно выбранных красивых безделушек, вроде бокалов из редкого переливчатого опала, одним из которых небрежно, без всякого интереса, играли его тонкие пальцы.

— Эту историю ты придумал или читал, или всё это было когда-то?

Медленно поднимаются длинные ресницы; взор зелёных глаз на миг вонзается в меня — кинжалом… и легко, неясно скользит по моему лицу, оставляет меня, обращается снова в огонь.

— Кто знает.

— Ты должен знать, — удивлённо возразил я.

— Как могу я сказать, что было взаправду, а что лишь казалось… или пригрезилось мне по пути сюда… Многое теперь кажется сном. Но сон этот реален.

— Что было по пути сюда?

Я чувствовал странное, почти болезненное волнение — как утром, среди роз.

— Пустота. Тьма. Ничего.

— И грёзы, что реальны?

Он озадаченно посмотрел на бокал, словно впервые обратив внимание, что тот находится у него в руках.

— Красивый…

— Да. Ты будешь пить ещё?

Он помедлил, явно не вполне понимая, о чём это я его спрашиваю, и отрицательно тряхнул головой.

— А рассказывать дальше?

— Тебе интересно?

Я кивнул. Хотя «интересно» — это слово совсем сюда не подходило. То, о чём он говорил, было страшным. И я предпочёл бы вместо его любимого «кто знает» услышать, что его повесть прочитана им давным-давно или сочинена тут же, в моём мире, под вкрадчивые мелодии лютни. А он выглядел слишком проницательным для юноши, почти ребёнка, не способного определить, что выдумано или снилось, а что он и впрямь вспоминает… и я не верил, не мог верить ему.

— Откуда тебе известно, о чём говорили и думали другие, когда тебя не было рядом?

— Что-то рассказали потом, что-то я слышал…

Он осёкся. Я едва сдержал огорчённый вздох: у меня не было намерения подловить его, просто хотелось понять. А теперь, конечно, он замолчит… Не угрозами же вытягивать из него продолжение!

— Я слушал их, — негромко бросил он, глядя в огонь. — Не всегда. Но часто. Иной раз не получалось, ведь все постоянно окружали себя экранами. Но я довольно рано выучился слышать сквозь них. Или нет, не слышать… касаться, ловить эхо, отражения…

Да, он воистину был неиссякаемым источником сюрпризов. Я с тревогой подумал, сколь долго он так же «касается» и меня. И что, вовсе для него не предназначенное, успел он узнать.

— Ну вот. — Он встал. И смотрел на меня сверху вниз со странной смесью иронии и сожаления. — Нежелательная компания? Не бойся, я сразу могу уйти.

Я усмехнулся и слегка откинул голову — чтобы яснее видеть его лицо и чтобы он в зыбком вечернем полумраке как можно лучше видел меня.

— Если тебе не нравится пить вино, я сделаю чай. Но по-моему, оно тебе сейчас не помешает. — Я привстал в удобном гнезде из подушек, опираясь на локоть, и помахал полупустой бутылкой: — Садись и не говори глупостей. Ты можешь, конечно, заниматься чем угодно или ничем, хотя я бы выбрал твою историю. Помнишь, я ведь сказал: пока не узнаю всё, не отпущу.

Похоже, и мне наконец-то удалось снова удивить его. Он нахмурился, накручивая огненный локон на палец, и вдруг тихо рассмеялся.

— Я не подслушивал тебя. Правда. Я не могу это сейчас… как и многое другое. Но если бы и мог, не стал бы.

— Отчего же?

Он грациозно, как кот, опустился на ковёр, в изумрудную и ярко-синюю россыпь подушек, совершенно по-кошачьи свернулся среди них клубком. Казалось, весь он как-то смягчился, расслабился… словно отступил давний, непрестанно терзающий его страх.

— А зачем? Тут нет для тебя угрозы. Мирное место… Тогда я слушал лишь потому, что боялся за них и хотел знать больше, чтобы защитить.

— Ты мог бы? Защитить от столь сильного врага?

— Я не был слабым. — Он помолчал и протянул мне пустой бокал. Дымчатый опал неожиданно багрово сверкнул, отражая пламя; по комнате разлился терпкий летний запах ежевики. — Да. Я мог защитить их. Один раз — уж точно. Но вот надолго ли… и главным ведь было не это. Не выжить в аду, а освободить.

— Других? А себя?

— Да, если получится… Я хотел этого, конечно. Но всё дело в приоритетах… Чем дальше, тем больше мне становилось ясно, что если у тех двоих еще есть шанс, то у меня его практически нет. Я с самого начала был опасен… и обречён. А раз так, самым разумным было не искать спасения для себя, а заняться делом, куда более важным. Спасти вообще всех, и в нашем, и в других измерениях… даже королеву. Уничтожить Госпожу.