Глава 14. Время предшествующее, отдалённое. Тень

Он стремительно тащил меня по коридорам. Отчего не пройти насквозь, я не понимал, но уточнять не собирался. Встречные от нас отскакивали, судорожно отдавая честь, и в общем-то, мне было их жалко. Столкнуться с разгневанным Лордом Льда — то ещё удовольствие. Кое-кто и на меня смотрел почти сочувственно… но больше — с любопытством. Ну вот, новая сплетня запущена в ход: Первый Лорд куда-то вёл Повелителя Пламени, и вид у него был отнюдь не добрый. С чего бы это?

Зато в мою комнату он прекрасно прошёл, минуя двери. Значит, сплетня нужна ему… мы вдвоём — это уже не новость, а тогда для чего…

— Почему сюда, а не к тебе?

— Потому. Останешься тут. Ни ко мне, ни куда бы то ни было, разве что получишь вызов. Всё ясно?

Мне хотелось закричать на него. Закатить скандал, потопить всю комнату в пламени… почему Джеду можно, а мне нельзя?

Он что, тоже считает, что Нер сотворил эту глупость из-за меня?

Кэс очень бережно взял в ладони мою руку, шелковистой мягкой прохладой снимая дёргающую боль.

— Зачем ты?..

— Чтобы он проснулся.

— Продолжаешь думать, что был ему нужен?

— Конечно. Когда он такой, ему надо кого-то видеть, кроме отражений. Бить не только в себя. Один он не сумел бы остановиться.

Мой учитель смотрел на меня как-то непонятно. Но без гнева — уже хорошо.

— То есть, ты нарочно сунулся ему под руку, чтобы обеспечить его удобной мишенью?

— Помогло ведь.

— Замечательно, — пробормотал он. И молча двинулся к двери.

Я хотел остановить его. Спросить: ты не сердишься? Ты не думаешь, что я виноват, что хоть в капле упавшей на нас ядовитой тьмы есть моя вина? Ты понимаешь, что я соврал тебе сейчас? Пусть не совсем, пусть сказал почти правду, но не всю, не только ради Джеда я полез под его бурю, а во многом — ради самого себя… потому что эта боль сильнее, чем я могу вынести и остаться живым, и единственное, что в моих силах, — заглушить её другой, куда более простой, грубой, понятной болью. Жестокой яростью Джеда, ударами его зеркал. Ведь я его брат всё же. И твой ученик. Я давным-давно разучился попросту плакать.

— Какое счастье, — тихо сказал он, не оборачиваясь, — что хоть на кого-то я могу положиться. Знать, что кто-то способен понять. Без вопросов. Без взрывов. Без ураганов… звёзд и зеркал…

Это было нечестно. Это было… наградой столь нереальной, что я мог лишь стоять столбом, отчаянно пытаясь дышать, позволяя ему без помех выйти и запечатать двери.

И это было ложью, конечно. Лгал ли он намеренно, привычно и умело играя на мне, как на флейте… или лгал сам себе, искренне веря в меня — настолько… Не всё ли равно. Он мог быть спокоен. Протестов, вопросов и взрывов не будет.

Рука болела. Не знаю, какое там особое стекло было у Джеда, но даже после прикосновения наставника рана не желала заживать. Или я сам не давал ей сделать это. Нер, что ты за эгоистичный дурак… Устроить такое дважды — и со мной не посоветоваться!

А кем же я-то получаюсь, что заранее о твоих планах не догадался…

Я сел на подоконник, раскрыл ладонь с пятном запёкшейся крови посередине и позвал огонь. Он пришёл… единственный, кто всегда ко мне приходил. Единственный друг, кто всегда был именно тем, каким казался. И не жалел меня… и не ранил больнее, чем я способен перенести.

Огонь уютно пылал, разгоняя тени. Я прижался затылком к холодному металлу оконной рамы, закусил губу, чтобы случайно не издать лишнего звука, и принялся ждать.

Прости, любовь моя. Выход есть всегда. Просто иногда нужна темнота… и звёзды.

Путь между моими покоями и обсерваторией Нера мы проложили давно — меня не впервые тут запирали. И в общем, заслуженно… учителю приходилось помучиться, чтобы хоть как-то сдержать три юные неуправляемые стихии; да и это не очень-то получалось — ведь я всё равно убегал. Джеду нужен был кто-то с другой стороны зеркал. Голосу Звёзд был нужен соперник, с которым приятно сражаться. Хотя тогда, в детстве, всё было проще: мы трое были нужны друг другу уже потому, что вообще никогда старались не разлучаться; мы были единым целым, дополняя друг друга, и когда одного отрывали от нас, мы испытывали боль, словно человек, у которого отрезали руку. Кажется, тогда я себя кем-то одним и не мыслил… и говорил не «я решил» или «я думаю», а «мы думаем, мы решили». Кэс огорчённо хмурился, Джед прятал взгляд, полный насмешки, Нер открыто смеялся.

Путь во тьме ночи, тропа между звёзд. Сейчас это было сложней, чем мне помнилось, — быть может, в детстве шаги мои были легче. Отразиться в тенях… не пламенем, а воспоминанием о нём, эхом звёздного света, гладью озёрных зеркал. Быть не огнём, не собой — стать тихим, стать ветром, стать тенью.

Тенью туманного отражения.

Тенью полуночной звезды.

Тенью… мелодии ветра.

Я вышагнул из теней; обсерватория была холодной и пустой — как любая комната, где всегда было, а теперь исчезло блистающее присутствие Нера. Он делал мир невероятно живым. И представить, что он умер, умирает, казалось столь же диким, как вообразить существование без растений, воды, воздуха.

За его покоями, конечно, следили — и ловушку наверняка ставили именно на меня. Джед даже сейчас, даже почти обезумев от горя и бешенства, оставался собою — слишком осторожным, чтобы попадаться в ловушки.

Но за несколько лет страха на помойках серого города он успел научить меня осторожности.

Я слился с тенями и окутался пылью звёздного света. Стражей было двое… ах нет, и ещё парочка прямо у дверей… но теперь они видели не меня, а лёгкие, тёмные, незапоминающиеся сны. И пребывали в уверенности, что бодрствуют. Это было особенно важно.

К неприятным сюрпризам я был готов, и к зрелищу, которое представлял мой друг, — тоже… во всяком случае, подготовиться я старался… и всё-таки, когда чья-то рука стиснула моё плечо, я вздрогнул. Безмолвно, хотя вскрикнуть бы и не вышло: перчатка со знакомым слабым ароматом роз зажала мне рот.

— И почему я не удивлён, — шепнул его голос.

— Кэс.

— Я не слышал тебя. Блестящий образец беззвучности.

Отвечать смысла не было — я просто поцеловал его. Во тьме комнаты по-кошачьи ярко блеснули его глаза.

— Не пытайся лечить его. Я сам. Никакого возмущения силы. Понимаешь?

Я кивнул.

— Окно.

— Знаю, — он хмуро поглядел на огромное, во всю стену, окно, обычно распахнутое настежь, а сейчас закрытое. — Идиоты.

— Или нарочно.

— Открой.

От окна, куда заструился слабый ветерок, принося странно волнующий запах ночного города и взгляды десятков звёзд, я в первый раз решился посмотреть на моего друга, лежащего на полу у стены — попросту брошенного там, как ворох изношенной одежды. В полумраке я почти не видел его… к счастью. Бледное пятно лица. Спутанные, слипшиеся от крови волосы. Одна рука под каким-то неестественным углом вытянута в сторону, другая стиснута в кулак намертво… Я уселся рядом с ним, взял эту руку и осторожно принялся разгибать пальцы.

Кэс засиял. Я видел это лишь однажды… и теперь, как и тогда, замер, потрясённый: он ошеломлял, он был божеством, он был прекрасен. Склониться и не вставать с колен… он вызывал благоговение. У меня никогда не было ни шанса. Я просто не мог дышать и не любить его.

Регенерация была практически беззвучной. Если бы не свет, я вряд ли бы что-то заметил: всё выглядело так, словно Нер восстанавливается сам, причём столь медленно, что на исцеление это никак не тянуло — так, затянувшееся неумирание. Кэс ухитрился затенить свою ауру полностью, спрятаться в слабеньких, жалких отголосках звёздного света. Да и внешне он сейчас не был похож на себя всегдашнего: непривычный тёмный свитер и чёрная шапочка, скрывшая волосы, делали его тоньше, младше, уязвимее. Дистанция, отделявшая нас троих от Старшего и Мудрого, внезапно стёрлась: он был не наставником, а товарищем, равным, одним из нас.

И таким же, как мы, беззащитным…

— Кэс. Извини. Злишься?

Губы Нера едва шевелились, голос звучал сорванно и невнятно, но глаза ясно мерцали.

— Не болтай. Нет.

— Рискуешь… там же оказаться.

— Вот и проверим. — Почти незнакомый юноша, в которого превратился грозный Повелитель Льда, сухо усмехнулся. — Не окажусь. Меня тут вообще не было.

— Зачем его привёл?

— Сам пришёл. Из запертой мною комнаты. И его тут не было тем более.

— Уйдите. Я в порядке… справлюсь.

— Вижу. Заткнись, мешаешь лечить.

Потеплевшие пальцы друга сжали мою руку. Даже сейчас он мог по-настоящему улыбаться. Мне хотелось вцепиться в него, обнять, заплакать от счастья и не выпускать… наорать, вывалить на него самые грубые из известных мне ругательств, ударить изо всех сил прямо по этой поддразнивающей нежной улыбке…

— Малышка? Ты что?

— Ненавижу, — пробормотал я, давясь комком слез. — Авантюрист хренов… Я запретил звать меня малышкой!

— Не бойся. Всё хорошо.

Я прикусил губу и всё-таки едва не всхлипнул.

— Хорошо?! Обещай мне… больше никогда…

— Обещаю. Как Джед?

— Прекрасно. Никого не убил…

— Ещё слово, — мягко проронил Кэс, — и я заклею вам рты. Признаваться в любви будете после, когда отсюда уберут стражу.

Мы послушно умолкли. Его угрозы никогда не были пустым звуком, а ледяную печать нам уже доводилось на себе испытать, и повторять эксперимент как-то не хотелось. Я передвинулся, чтобы Нер мог положить голову мне на колени, и закрыл глаза: зрелище ускоренной регенерации относится к тем, которых по возможности стоит избегать. Он не издавал ни звука, даже дышал неслышно, только стискивал мою руку всё сильнее и сильнее. Что он чувствует, я боялся и представить. Восстановление извне — всегда штука не из приятных, а когда оно происходит почти с нуля, то и подавно… Все мои инстинкты кричали: вмешаться. Помочь ему пережить это. Хотя бы легонько, одним касанием, снять хотя бы не всю боль… Но Кэс смотрел на меня. Даже зажмурясь, я ощущал его взгляд. Он запретил. А сейчас было не самое лучшее время игнорировать его запреты.

Это продолжалось не так уж долго, всего лишь вечность. Когда всё закончилось, рука болела куда сильнее, чем тогда, от стекла. Кэс выглядел почти таким же мёртвым, как совсем недавно его пациент, но при этом как-то странно, сумасшедше усмехался.

Возможно, так казалось потому, что губы его дрожали.

Двигаться сам Нер не мог, поэтому подтаскивать его к окну пришлось нам. Точнее, мне, потому что Кэс пока ещё способен был ходить и не падать, но заниматься передвиганием едва живых тел — это вряд ли.

Нер смотрел на ночное небо своим особым, приберегаемым только для звёзд, восторженно-влюблённым взглядом и тянулся к ветру. У него не получалось, но он продолжал пытаться.

Кэс взял меня за плечо… на волосок от того, чтобы всей тяжестью на меня навалиться.

— Идём.

— Погоди. — Я вывернулся и наклонился к другу: — Я знаю, ты не хотел ранить меня. Без вопросов. И это совершенно неважно.

Он фыркнул и слабо потянул меня за выбившийся из хвоста локон.

— Малышка.

— Поправишься, убью!

— Угу. Кэс…

Наш учитель сел на низкий, у самого пола, подоконник. Лица его я не видел: оно обращено было к иссиня-чёрным в мерцающем золоте небесам. И к Голосу Звёзд… отчасти.

— За мной долг. Дважды.

— О чём это?

— Спас его от моего вихря. И не пускал ко мне… а то бы и он… Спасибо.

— Не за что. Я не для тебя.

— Всё равно.

— Ты мне ничего не должен, — чуть слышно сказал мой возлюбленный, теперь глядя прямо на Нера, склонясь к нему очень близко, почти касаясь щекой его щеки. — Я дал тебе слово и не сдержал его. В тот, первый день… я обещал, что никто больше не причинит тебе боль.

— Не твоя вина. Ты не мог помешать.

— Но я обещал.

Они усмехнулись совсем похоже: невесело, зло, понимающе.

«А то бы и он» — что?

Я смотрел на них с чувством неловкости, словно подглядываю в замочную скважину, впервые вдруг осознавая: между ними есть нечто, мне неведомое, к чему не прикоснуться никогда, где мне нет и не будет места.

Так братик был прав. Ты всё-таки из-за меня. Ненавижу. Тьма тебя, Нер, бестолочь… первый мой настоящий друг… ну что же ты настолько не веришь в меня… настолько хорошо меня знаешь!

Уже в моей комнате Кэс привлёк меня к себе, и несколько секунд мы просто стояли так, спрятавшись от мира в объятьях друг друга, растворяя в молчании всю усталость, боль, безнадёжность этого слишком затянувшегося дня. Я знал, о чём он думает… в последнее время я часто это знал, не проверяя, не спрашивая, но и не сомневаясь. Он боялся за меня, боялся за Нера, подозревал Джеда и не доверял ему… да и нам двоим, наверное, не очень-то он доверял… в самом важном. И если учесть, сколько раз мы поступали по-своему, то его недоверие можно было понять.

— Не ходи туда больше.

Он не требовал, а просил. Сейчас, такого, его было проще любить… но отпустить — почти невозможно. И я не отвечал, не поднимал глаз, только всё крепче вжимался лбом в его плечо, считая секунды до того момента, когда он уйдёт.

И бросит меня одного. Теперь надолго. Гадать, не его ли я увижу в том зале… следующим.

— Останься, — вырвалось у меня.

— Это было бы лучше всего.

Вот так… стоит мне решить, что я понимаю его, как он снова подбрасывает мне сюрпризы!

— Я хочу этого, не представляешь, как хочу, но не могу. Этой ночью нас вместе не было. Тебя не было рядом со мной. А если я останусь, скрыть не получится. Быть может, нам надо было именно сегодня ни на миг не расставаться, пойти ко мне у всех на глазах, запереться и не выходить… разумнее, это уж точно…

— Он бы умер?

— Не знаю. Но это не тот случай, когда хочется проверять.

— Я люблю тебя. Восхищаюсь тобой. Что бы ни случилось.

— Он вправду умирал, — негромко уронил Кэс. Словно оправдывался передо мной за этот приступ человечности… внезапной дисгармонии с его прославленной природой Льда.

В которую я не верил никогда. Очередная ложь в мире, и без того переполненном разнообразной, опасной, жестокой и во спасение, ложью.