ГЛАВА IX

ГЛАВА IX

Солнечный луч коснулся обтянутого тугой кожей борта и ударил Мирта по глазам. Кисару вздрогнул всем телом, тихо застонал, а затем медленно перевернулся на живот. Сон несколько ослабил путы. Юноша зевнул, потянулся, вспоминая, как только что ехал верхом на гураму. Знакомый до боли запах ящера всё ещё стоял у него в носовых отверстиях. Соплеменники радостно приветствовали возвращение воина-спасителя, о доблести которого по всей Периферии ходили легенды. Счастливое лицо Зоркого Шуму, сидевшего рядом с Уно, согрело аруту юноши. Наконец-то он дома. Однако резкий толчок и последующий удар о каменистое дно реки, окончательно привели Мирта в чувство, вернув к суровой реальности. Их прибило к берегу.

Первым каноэ покинул Тунай. Мальчик потёр застывшие после сна щеки и помог Калати выбраться на берег. Мука не стал спешить, предпочитая, как следует осмотреться. Шмыгая носом он внимательно изучил местность вокруг, затем с опаской посмотрел на сидевшего в лодке кисару. Вспомнил, как Гу кидался на него и быстро перелез следом за девочкой. Лодку качнуло, Мирт решил не дожидаться особого приглашения и последовал примеру кроманьонцев. Как только все четверо оказались на берегу, Тунай укрепил кап, так чтобы течение его случайно не унесло, об остальном позаботятся асы.

Осмотревшись, друзья пришли к выводу, что снега вокруг меньше, чем на их территории. Намного больше участков, где виднеется земля и даже кое-где проглядывает скудная растительность. Пока Калати, Тунай и Мирт собирали хворост для разведения костра, Мука отправился на разведку. Мальчик не очень хотел бродить по незнакомым местам, но голод придал ему решимости. Так как Тунай не хотел подвергать Калати опасности, а объяснить Гу, что-либо было задачей не простой, выбор пал на Муку. Дуясь за это на друга, кроманьонец всё же поднялся на пригорок. Солнышко пригревало так, что вся затея с костром показалась ему ужасной глупостью. Он посмотрел вниз, где на берегу суетились соплеменники, выругался на Калати с Тунайем и почесал ухо. Надо их проучить! Мука решил особо не изощряться, а окопавшись в снегу, просидеть до тех пор, пока совесть не загрызёт Тунайя до крови и он не оправится на его поиски.

«В другой раз подумает, как менять лучшего друга на девчонку! Мог бы и со мной пойти, пусть её вон — этот хвостатый охраняет. Что такого? Всё равно Амаку достанется, а ещё друг!»

Мирт помогал детям, отбирать подходящие ветки, прислушиваясь к их речи. Она не походила ни на один знакомый ему язык. Короткие фразы, вылетавшие из горла кроманьонцев больше всего, напоминали кочевнику крики кутов. Он даже произнести такое не мог, не то, что начать общаться. Поэтому решил попытаться ввести между ними язык жестов понятный каждому разумному существу. Первое, что надлежало выяснить, это куда они направляются и где ему искать ворота домой. Кроме солнца, которое он по-прежнему отождествлял с Великой Ра-Аам, кочевника в этом мире ничего не радовало. Особенно угнетало, что он никак не мог себя защитить. Убогий нож, который у него отняли не шёл ни в какое сравнение с саяком или даже с ширу. Как выжить без оружия в мире, где агато, показался бы не многим опаснее кута. Вот это стало главной заботой кисару.

Очень скоро воин заметил, что дети начали волноваться, из-за отсутствия их лопоухого соплеменника. Этот рыжий малыш, в глазах которого страха было больше чем у любого кута, пропал и не откликался на их зов. Тунай как смог объяснил кисару, что тому нужно оставаться в капе, а сам вместе с Калати отправился на поиски друга. Мирт даже не успел закрыть глаз, устроившись на дне каноэ, как послышались крики девочки и рычание незнакомого зверя. Ах, ты ж, охвостье кута! Мирт выпрыгнул на берег и поспешил навстречу кроманьонцам. Когда из-за ели показался Тунай, державший за руку Калати, кочевник чуть не потерял дар речи. Следом за Мукой, придерживающим, спадавшие от быстрого бега, штаны, неслось огромное волосатое чудовище. Оно было намного больше гураму, имело два небольших рога, расположенных в ряд, маленькие глазки и вытянутое тело с короткими ножками. Рука Мирта непроизвольно дёрнулась к поясу, пытаясь нащупать рукоять меча.

«Вот же, фокуру! И что теперь делать?!»

Устав сидеть среди сугробов, Мука решил размяться. Он заметил на ветвях ближайшего дерева белку и предположил, что будет неплохо поймать зверька, а после зажарить, когда представиться возможность. Такой подарок, уж точно заставит Тунайя мучится от угрызения совести. Мальчик выбрался из своего укрытия и залез на дерево. Однако на практике всё оказалось намного сложнее. Очень быстро кроманьонцу наскучило следить за белкой, которая была настолько прыткой, что от энтузиазма Муки вскоре не осталось и следа. Когда мальчик стал спускаться и повис на последней ветке, собираясь спрыгнуть, то почувствовал, как под ногами что-то живое. Как оказалось, пока он увлеченно выслеживал зверька, карабкаясь вверх, к дереву подошел детёныш носорога и принялся обнюхивать ствол, чувствуя поблизости присутствие человека.

Прикосновение ног Муки перепугали маленького амаха. Не разбирая ничего на своём пути, он бросился в лес. Мальчик, дрожа от страха, спрыгнул на проталину. Осмотрелся, а затем, стараясь не тратить время понапрасну, побежал к реке. Однако зверь очень скоро вернулся, но на этот раз не один. Следом за носорогом бежала крупная толстобокая самка. Увидев убегающего от него мальчишку, детеныш направился по следу. Мука чуть из штанов не вылетел, когда понял, что детёныш и взрослый амах преследуют его. Копи постоянно предупреждал кроманьонца о том, что больше всего ему надо остерегать безумного амаха. О свирепом нраве животного, способного сбить с ног даже мамонта, знал каждый ребёнок в племени. Страх ещё больше усилился, когда Мука встретился с глазами Тунайя, ведь кроме маленького ножа при себе у кроманьонца ничего не было.

— Бегите! О, матерь-шуцу, долго я так не выдержу! — Мука замахал руками на ошарашенных друзей, так как боялся, что столкновение с ними существенно снизит его собственную скорость, — чего уставились, бегите, говорю!

Тунай схватил Калати за руку, и они вместе бросились к реке надеясь найти спасение на каноэ. Но добежать у них не получилось: когда до капа оставалось не больше двадцати метров, Мука споткнулся и полетел кубарем вниз. Тунай отпустил руку девочки, повернулся лицом к бегущему на них носорогу. Детеныш, восприняв всё происходящее как игру, пригнул голову к земле, зарычал и ринулся, подобно локомотиву, на лежащего перед ним мальчишку. Самка остановилась, видимо, желая предоставить возможность детенышу, разобраться самому. Амах убежал от мамаши на довольно приличное расстояние. Первым делом, Тунай решил метнуть гарпун. Попытка сразу оказалась удачной. Наконечник попал в глаз животного, обломился и заставил взвыть детёныша так, что похолодели даже лапки у белки, наблюдавшей с вершины ели за всем происходящим внизу. Самка амаха ринулась в атаку.

Тунай едва успел выдернуть из-под ног носорога Муку. Прыгнул на животное и, вцепившись в длинную шерсть, попытался тяжестью своего тела заставить амаха повернуть. Нож отлетел в сторону. Оглашая округу дикими воплями носорог кинулся на стоявшую в стороне Калати. Времени раздумывать — не было. Мирт подхватил валявшийся на снегу нож, издал боевой клич кисару и бросился на детёныша.

Услышав незнакомый звук, носорог лишь на мгновение замер, однако этого оказалось достаточно для кисару. Вскочив на горбатую холку амаха, он схватился одной рукой за жирные волосы носорога и начал наносить мощные удары. Удар следовал за ударом. Кровь брызгами разлеталась по снегу. Рев стоял такой, что мог позавидовать даже гураму. В ответ на крики детёныша сначала раздался волчий вой, а следом последовал рёв самки амаха. Мать кинулась на помощь малышу. Кровь ледяными кристаллами застыла в жилах кроманьонцев. Мука почувствовал, как ноги становятся ватными, к горлу подступает тошнота, а перед глазами поползли жёлтые круги. Как же так, он слишком молод, чтобы умирать? Вся троица прекрасно понимала, что за убийство своего детёныша самка не оставит от них даже воспоминания.

Тем временем Мирт, залитый кровью амаха, выдохнул с облегчением, когда грузное тело упало к ногам Тунайя. Мальчик смотрел на кисару широко открытыми глазами, не зная радоваться ему или просить матерь-шуцу о лёгкой смерти. Увитая мышцами грудь кочевника высоко вздымалась, а глаза блестели солнечным светом. Мирт вновь почувствовал азарт битвы. Воин внезапно осознал, что давно нуждался в таком эмоциональном всплеске. Он настолько устал от постоянного сидения в клетке, что сейчас готов был выйти против сотни агато. Вой мамаши становился всё громче. Тунай наконец пришел в себя от увиденного. Гу действительно — воин Гутунда. На опушке послушался рёв амаха. Она приближалась намного быстрее, чем предполагал кроманьонец.

— Живее в кап! И ты, Гу!

Тунай, побежал к каноэ, помог Калати забраться внутрь. Мука, даже не пытался осторожничать, пробираясь по камням. Хлюпая по холодной воде стёртыми мокасинами, мальчик буквально влетел в лодку, готовый грести руками, лишь бы поскорее отплыть от берега. Пока кроманьонцы готовились к отплытию, Мирт привычным движением срезал кусок кожи с ещё теплой туши. Он был голоден, а уходить, оставляя столько еды Сам-Ру — глупо. Кочевник уже собирался отрезать хороший ломоть, когда из леса вылетела самка носорога. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

«Сохрани мою аруту, Великая Ра-Аам!» — первое, что мелькнуло в голове юноши, когда он увидел гигантское чудовище.

— Гу! — Тунай порывался спрыгнуть на берег, но Калати помешала ему, вцепившись в одежду. — Гу, давай к нам! Гу!

Вид мохнатого монстра, заставил съежиться аруту воина. Рыже-бурое существо походило на огромный горный хребет, щедро поросший шерстью. Два мощных рога, слегка сплющенные по бокам, напоминали по форме мечи сиронгов. Маленьким глазкам самки хватило минуты, чтобы сориентироваться в ситуации. Она заревела и понеслась на оцепеневшего от ужаса кисару. По сравнению с этим чудовищем агато просто детёныш топориска.

Гу! — послышалось за спиной кочевника.

Мирт наконец-то пришел в себя. Не желая больше испытывать терпение богини, кисару бросился к лодке. Тунай схватил весло и начал интенсивно грести, так как ожидание слишком затянулось — дальнейшее промедление серьезно угрожало их жизням. Мука старался больше всех: не жалея рук, захлёбываясь в брызгах, весь мокрый от воды и пота, он двигал кап даже дальше чем это получалось у Тунайя, который орудовал веслом. Мирт, оказавшись в воде, в последний момент успел ухватиться за борт лодки. Она сильно накренилась на один бок, перепугав до смерти кроманьонцев.

Самка влетела в воду следом за кисару. Амах с силой ударила рогом в покатый борт, вызвав у детей панику и вопли ужаса, так как каноэ практически перевернулось. Их закрутило, кисару откинуло в сторону. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Тунай при помощи весла кое-как смог удержать кап на плаву, не позволив ему пойти ко дну. Страх цепкими лапами ухватился за детские души. Амах ревела так, что у Мирта заложило слуховые отверстия. Подхваченный течением он поплыл следом за лодкой, на которой, трясясь от страха, обнявшись, сидели кроманьонцы. Рогатый вестник Гутунда ненадолго отступил.

Возмущенная подобной дерзостью самка носорога вернулась на берег и продолжила преследование маленьких убийц её детеныша, двигаясь вдоль отмели. Как только Тунайю удалось восстановить равновесие и отрегулировать курс плавучего средства, он помог Мирту забраться в кап. Мука, по-прежнему не обращал внимания на то, что происходит, вокруг продолжая отчаянно грести. Никогда в жизни мальчик не испытывал такого страха. Течение усилилось, однако амах не отставала. Гнев мамаши не мог найти выхода. Она, сметая всё на своём пути, упорно гналась за лодкой кроманьонцев.

— Да успокойся ты! — Тунай дёрнул Муку за куртку, — От тебя больше воды, чем пользы. Решил потопить нас! Мука! Ты, чего?

Малыш вскочил на ноги, озираясь по сторонам испуганными глазами. Затем подтянул штаны, подпрыгнул и с силой толкнул Тунайя в грудь двумя руками. Кроманьонец сделал шаг назад и непременно упал бы в воду, если бы этому не помешала Калати. Мука уставился на них бешеными глазами, из которых сочился дикий ужас. Его руки тряслись. А левый глаз даже начал слегка дёргаться, как у старой Мао.

— Успокойся.

— Сам…успокойся! Нечего меня успокаивать! Мы чуть с жизнью на попрощались из-за твоего ненормального фуха! — мальчик вновь подтянул штаны, который и так стремились к подбородку, и с угрожающим видом двинулся на лежащего Мирта. — Я сейчас скормлю его ро. И все закончиться! Хватит с меня! Вот будет жертва матери-шуцу! Может тогда она пожалеет нас и прогонит эту тварь! Из-за него все началось.

Мука показал рукой на самку, которая упорно продолжала погоню, надеясь, что рано или поздно каноэ кроманьонцев причалит к берегу, и тогда настанет их смертный час.

— Мука, прекрати. Криком ты делу не поможешь, — вступилась за Тунайя Калати. Вспомни, кто привёл к нам детёныша амаха?!

Мука почесал ухо, надул губы и, демонстративно, сел подальше от остальных, забравшись на другой конец лодки. Как же они его бесят! Обида и злость бушевали внутри рыжеволосого кроманьонца. Ведь он столько сделал для Тунайя, а он не поддержал его ни с Калати, ни с этим мерзким фухом! Мальчик отвернулся, стараясь больше не смотреть в сторону друзей, боясь, что они увидят, как из его глаз капают слёзы. Облизывая солёные губы, Мука чувствовал, как гнев на пару с обидой буквально разрывают ему сердце. Шмыгая толстым носом Мука, ругал себя за то, что когда-то связался с Тунайем и поддался на его авантюру. Мало того, что им теперь грозило наказание, так ещё и до стоянки не добраться. Вот куда их сейчас несет?! Лес переполненный свирепыми хищниками просто не оставлял детям никакого шанса выжить. Мука решил, что как только всё закончится, сразу разорвёт дружбу, как с Тунайем, так и с Калати.

«Я лучше буду возиться с маленькой Му, чем находится с ними рядом! Подряжусь носить снасти Амаку, как Ука Последыш или Ап Хвостик, да мало, чем можно заняться?»

Когда выше по течению раздалось рычание саблезубой кошки, самка носорога повернула назад. Она знала, что кихой нечего не оставит от её детёныша, если не вернуться к малышу сразу. Вот на чьей шкуре она сможет, наконец, выместить свою не растраченную злобу. Огласив округу громким ревом, амах сверкнула маленькими глазками и удалилась. Слава асам!

Над рекой вновь наступила привычная тишина, нарушаемая лишь плеском воды. Течение стало ослабевать, ход капа замедлился. Высоко в небе закричал стервятник, напомнив Муке о существовании Мувати. Жизнь маленького кроманьонца дала трещину и всему виной Тунай, которого случай с пещерным медведем так ничему и не научил. Какое-то время все четверо соблюдали тишину, прислушиваясь к лесным звукам и размеренному биению волн о борт каноэ. Наконец, чаша терпения Муки переполнилась, он решил вылепить другу всё, что о нём думает.

— Это ты, во всём виноват!

— Мука, прекрати! Сейчас не то место! — попыталась урезонить мальчишку Калати.

— Самое … самое то! Если бы не он со своими бредовыми идеями, сидели бы сейчас и уплетали жаренных ро, а теперь что? Как мы вернёмся назад?

— Тунай хотел как лучше!

— Для кого? Для него? — Мука, с вызовом в глазах, подтянул штаны и показал пальцем на Мирта. Кисару к тому времени поднялся и с интересом наблюдал за разгорающейся перед ним ссорой. — Или может для тебя? Ты тоже не лучше, дочь вождя! Он перед тобой хвост распушил, а ты и рада! Смотрите-ка! Тьфу! Посмотрю, на вас когда здесь Амак появится. Ты ещё не сказала Тунайю, а? Ах, ты ж, матерь-шуцу! Могу я рассказать!

Тунай подскочил, сжимая кулаки. Кап сильно качну в сторону. Калати испуганно посмотрела на Муку, дёрнула мальчишку за рукав и громко потребовала:

— Прекрати! Чего расфыркался! Раньше надо было думать теперь-то чего?

— Я? Это, я-то?

Мука почесал ухо, а затем с силой толкнул Калати. Девочка поскользнулась и упала на Мирта. Тунай не стал больше ждать: приблизившись к другу, он с силой ударил Муку в челюсть. Мальчик охнул, присел, пошатнулся и опрокинулся через борт каноэ. От двойного падения, лодка накренилась до предела, перевернулась, набрав воды и пошла ко дну. Захлёбываясь в волнах холодной воды, все четверо поплыли к берегу. Тяжёлые шкуры тянули к низу, поэтому, когда под ногами показалось каменистое дно сил у кроманьонцев практически не осталось.

Для Мирта все реки Периферии не могли сравниться с полноводной Аюн. Плыть такое расстояние да ещё в шкуре мамонта стало для кочевника непосильной задачей. Окончательно выбившись из сил, кисару начал тонуть, что не ускользнуло от глаз Тунайя. Бросив презрительный взгляд на Муку, мальчик, оставил свою куртку Калати, а сам повернул назад. Он успел, схватит кисару в последний момент, прежде чем голова кочевника исчезла под толщей воды. Волны били в лицо, мешая обзору. Вытащив Гу на берег, Тунай прилёг у высокого камня, дрожа от холода. Его трясло, как никогда. Калати попробовала накрыть кроманьонца своей мокрой курткой, но это практически не помогало. Зубы мальчишки стучали так, что их могли слышать шустрые белки, резвящиеся на нижнем ярусе елей.

— Давай собирать ветки! Чего уставился? Иначе мы здесь замёрзнем и тогда уж точно не вернёмся домой.

Мука подскочил и начал послушно выполнять все, что поручала ему Калати. Боевой пыл сошел, на нет и теперь мальчика мучали угрызения совести, но говорить об этом Мука не хотел. Он осознал, что стал причиной их крушения, а возможно и скорой гибели. Безропотно собирая сухие ветки, мальчик то и дело бросал косые взгляды на лежащих на берегу Тунайя и Гу. Если кроманьонец ещё шевелился время от времени, пытаясь согреться, то кочевник вообще перестал подавать признаки жизни. Мука вспомнил, с каким трудом шаману удалось вылечить стража Гутунда и у него зарделись от стыда щеки, и защемило сердце. Вот же, олух! Не глядя, дёргая рукой за торчащую из снега сухую поросль молодняка, кроманьонец неожиданно ощутил в руке полированную поверхность древесины.

Волосы на голове Муки встали дыбом, когда он обнаружил, что держится за дубинку с кремневыми вкладышами по всей длинне, а из-под снега на него смотрят чьи-то живые глаза. Зрачки двинулись в сторону, Мука отпрянул и закричал, словно новорождённый младенец. Тут же перед ним рассыпался снежный завал, из-под которого показались пять коренастых воинов. В мускулистых руках вуты, сжимали увесистые дубинки. Получив сильный удар по ногам, Мука упал и зажмурил глаза. Ах, ты ж, матерь-шуцу! Боясь получить удар по голове, малыш уткнулся лицом в холодный снег. Калати даже не успела понять, что произошло, когда её настиг сильный шлепок по спине. Воин, скрывавшийся до сих пор за валуном, у которого лежал Тунай, выбрался из засады и нанёс девочке упреждающий удар. Вуты действовали быстро и слажено. Уже через несколько минут вся троица лежала, крепко связанными, у ног старшего неандертальца.

Скуластый неандерталец с размазанной по лицу белой краской, лохматой бородой и торчащей над верхней губой рыбьей костью, наклонился к Калати, принюхался, погладил по голени и что-то буркнул стоящим рядом соплеменникам. Страх обуревал кроманьонцев, только этого не хватало! Девочку бесцеремонно схватили за волосы, а затем грубо оттащили в сторону. Калати закричала от боли, но помочь ей было некому. Тунай лежал связанным без сознания, а Мука даже не поднимал головы. Мальчик зажмурил глаза, прося Гутунда о том, чтобы это все оказалось кошмарным сном.

Старший вут встал, косолапя, подошёл к лежащему на берегу Мирту, схватил когтистой рукой кисару за шею, поднял и принюхался. Широкие ноздри, ритмично сокращались, втягивая незнакомый запах. Посчитав, что ящерица-переросток сдохла и не годится для сегодняшнего пира, он закинул мёртвое тело подальше в воду. Небывалая щедрость, но асы нуждались в жертве. Каюм всегда старался делиться с духами частью своей добычи, а это была хорошая жертва.

Неандертальцы отправились к пещере, которую совсем недавно облюбовали для проживания. На сегодня — мяса больше чем достаточно. Каюм решил, что двух молодых камотов отдаст братьям, а самку оставит себе. Ему приелась Соу, по мнению вождя, она была уже стара, чрезмерно ворчлива, к тому же стала ужасно плохо пахнуть. Пусть готовит, латает шкуры, поддерживает пламя костра, а развлекаться он будет с молодой камота, пока она ему не надоест. Когда же все-таки приестся, он с удовольствием насытится её мясом вместе с братьями, а после поймает новую. У камотов всегда хорошие, пышущие здоровьем, самки. С ними очень приятно проводить время, а при случае и голодным не останешься.

Довольный собой, Каюм хищно оскалился, набрал в лёгкие как можно больше воздуха, и издал победный клич, предупреждая Соу о своем приближении. Основная часть племени вутов осталась за рекой, дожидаться возвращения вождя с охоты. Неандертальцы давно уже искали новое место для проживания, так как то, на котором они обитали раньше, окончательно пришло в негодность, да и порядком всем надоело. А тут такая удача: теплая пещера, река и соседство камотов, у которых можно разжиться всем необходимым для племени, включая женщин.

Крик Калати начал раздражать вождя. Он наклонился и с силой ударил по лицу девочку, маленький зуб вместе с кровавой росой вылетел на снег. Калати стихла, страдая от нестерпимой боли. Неандертальцы дружно рассмеялись, такому фокусу. Урум подошел, чтобы тоже попытать счастье, но вождь, обнажив лопатообразные зубы, пригрозил младшему брату дубинкой. Урум помнил последнюю трепку, но девочка притягивала его. Вождь зарычал, ударил себя в бочкообразную грудь, обозначив, что данная самка принадлежит только ему, и любое поползновение в её сторону будет пресекаться на корню.

Урум хищно оскалился, демонстрируя брату желтые клыки, но испытывать судьбу пока не решился. Он ещё проявит себя, когда голод станет невыносим, вытеснив страх перед соперником. А это среди вутов бывало не раз. Перекидываясь между собой редкими фразами, неандертальцы скрылись в лесу, унося с собой маленьких кроманьонцев. С высоты за всем происходящим наблюдал старый стервятник, он кружил над группой вутов в надежде, что и ему что-нибудь да перепадёт. Временами эти двуногие по отношению к нему были особо великодушны. Солнце степенно садилось за горный хребет, погружая владения вутов в кромешную тьму.