ГЛАВА I

ГЛАВА I

Медленно, стараясь под собой ничего важного не пропустить, над холмами парил остроглазый стервятник. Голод пока не особенно беспокоил птицу, поэтому она не торопилась идти на снижение, а продолжала описывать круг за кругом над снежной долиной. Сильный порыв ветра сбил с раскидистых ветвей ели шапку снега, спустился к маленькому озерцу, причесал сугробы и ударил в спину мальчику. Тунай, едва заметно качнулся, затем присел, стараясь удержать равновесие, и потянул за тонкий шнурок из сухожилий молодого оленя. Сорвалась! Ах, ты ж, ну что за напасть сегодня!

С самого утра, рыбалка у юных камотов из племени Уму не задалась. Клева, как такового не было, и они собирались возвращаться домой. Тунай испуганно посмотрел по сторонам: большая часть соплеменников стягивала свои скудные снасти и, неторопливо, пробиралась к берегу, чтобы выйти на тропу ведущую к стоянке племени Кагая Рваное ухо. Мальчик хотел задержаться, но оставаться одному на озере чревато для него последствиями. Шицу будет очень недоволен, но азартная натура молодого камота брала своё.

— Нет, посижу ещё! Будь, что будет! С чем я вернусь-то? Авось повезет! Все равно влетит от Шицу, одним тумаком больше, одним меньше!

Юный кроманьонец, постарался лучше укутаться в тёплую шкуру медведя, сгрёб тонкий слой наледи из проруби обглоданной лопаткой оленя и закинул костяной крючок с наживкой ещё раз. Он решил, что пока не пошел сильный снег, можно попытать счастье. Должно же сегодня повести! Тропу заметёт не сразу, и наверняка получиться успеть добежать до стоянки охотников, даже при сильных порывах ветра. Возвращаться домой с таким скудным уловом Тунайю не хотелось. Мальчик четко помнил, что дядя обещал побить его в следующий раз, если он опять сбежит от работы по хозяйству и впустую потратит время. Нужно было помочь Хипо разобраться со свежей шкурой зубра. Ценная вещь! Но, как же он не любил возиться с этими ненавистными шкурами! Не благодарное и довольное глупое занятие для воина-камота, по мнению Тунайя. Жена дяди совсем недавно принесла младенца и, по состоянию здоровья не успевала справляться с домашними делами. Шицу переложил часть обязанностей на хрупкие плечи мальчика. Амак прошлым вечером притащил отменный улов и Тунай, конечно, не смог удержаться от соблазна, утереть нос соплеменнику.

На этот раз он докажет этому губастому увальню, что ничем не хуже! Юный камот рисовал в своём воображении яркие картины признания со стороны соплеменников, когда его волокуши будут ломиться от богатого улова. Да он пока в силу своего возраста не может бросить вызов никому из опасных хищников леса, но с ро-то он способен справиться?!

Поэтому, даже, несмотря на страх получить сильную взбучку от дядюшки, а подобное случалось не раз, мальчик сбежал на озеро. Ему очень хотелось доказать Шицу, что он стал настоящим воином-охотником и, конечно, впечатлить своим уловом первую красавицу в племени Уму-Калати, дочь вождя Кагая Рваное ухо: курносую девочку с большими умными глазами. По меркам племени, худенькая, невысокая Калати не была красавицей, но Тунайю она очень нравилась, а высокое положение отца в иерархии камотов с лихвой компенсировало незначительные недостатки, как в глазах самого Тунайя, так и в глазах других мальчишек племени.

— Сегодня Амак ушёл вместе со всеми, а значит, у меня появился шанс! Я покажу этому брюхастому губошлёпу, кто самый удачливый рыбак племени! Подумаешь, выловил ро! Ещё поглядим, кто из нас лучший! Сейчас, сейчас. Я остался один, а значит, выбора у них нет никакого.

Тунай размял затёкшие ноги, потоптался на месте, бросил тревожный взгляд в спину последнему мальчишке, скрывшемуся на холме за высокой елью и замер над лункой в ожидание чуда. Ему очень хотелось побежать следом за остальными, но желание доказать всем и прежде себе самому собственную значимость оказалось намного сильнее страхов и предубеждении. Охотиться поодиночке, как и ходить за рыбой, Кагай Рваное ухо запретил ещё с первыми ручьями — прошлой весной, но упустить возможность утереть нос Амаку юный камот не мог. Только не в этот раз!

«Ведь ничего страшного не произойдёт. Подумаешь. Ото ещё высоко, до темноты я успею, а там, будь, что будет. Да чего и думать — вождь сам меня похвалит, как только увидит какой я удачливый добытчик. Тут тебе почёт, да и уважение! А Калати …Калати, вообще, отдаст лапку маленького шуцу мне, а не Амаку. Главное, чтобы матерь — шуцу не подвела меня!»

Тунай поёжился от холода, проникавшего под меховые складки, и хитро улыбнулся, удивляясь собственной сообразительности. Наконец-то всё озеро в его распоряжении — лови сколько душе угодно! Только вот удастся ли что-то выудить, при такой погоде, это большой вопрос. Солнце началось клониться к зениту. Согретого лучам кроманьонца потянуло в сон. Мальчик присел на корточки, вяло подергивая за нить. Мороз крепчал. Лунку вновь замостило ледяной коркой, а Тунай, тем временем, провалился в сети сна. Стервятник наблюдал с высоты за одиноко сидящим у берега мальчишкой. День складывался для хищника, как нельзя лучше. К вечеру, когда голод проснётся в нём — маленький человек, наверняка, замерзнет и, если не появятся конкуренты, которых в здешних лесах не мало, ему легко удастся набить желудок свеженьким мясом. Издав пронзительный крик, птица пошла на следующий круг. Стервятник выбрал удобную для обзора ель и разместился на ветке в ожидании заслуженной награды. Как же хорошо, что сегодня он выбрал именно эту долину для охоты.

Закоченевшие пальцы мальчишки почувствовали толчок. Шнурок натянулся до предела. Ух ты! Тунай подскочил, затем упал на колени и резким рывком на себя подсек рыбу, точно, так как учил его когда-то Шицу. Послышалось легкое потрескивание снасти. Боясь упустить улов, кроманьонец двумя руками ухватился за шнурок. Погрузив руки по локоть в ледяную воду, начал тащит рыбину на себя. Борьба была не долгой. Как только мальчик заметил мерцание чешуи в озёрной толще, тут же подхватил валявшийся рядом гарпун и с силой вогнал орудие в тело рыбины. Так-то оно лучше! Ловко орудуя локтями, камот расширил диаметр лунки и, ликуя во все горло, вытянул на лёд большущую ро.

— Вот это да! Вот так Тунай! А какая мощь! Ух, даже дух захватывает! Да Амак проглотит язык, от зависти. Ха, что его жалкие ро, в сравнений с этим чудищем! Ещё посмотрим кто кого! Ну, дядечка, что ты теперь мне на это скажешь? Кто после этого, бестолочь не достойный толочь зерна для беззубого яски?

Кроманьонец, громко шмыгая носом, гордо поднял голову и осмотрелся по сторонам, но разделить его радость от удачного улова было некому. Ветер всё также гонял снежинки по мутному льду озера, а стоявшие стройными рядами вековые ели терпеливо молчали. Эх, не свезло! Вот и доказывай им потом! Мальчик потёр руками заалевшие щёки, затем подул на пальцы. Холодно! Пора собираться домой, к вечеру температура, скорее всего, понизится ещё сильнее. Дольше оставаться опасно! Обмотав кожаной верёвкой рыбину, кроманьонец собрал снасти, прихватил парочку заледеневших мальков, попавших ему ещё поутру. Малышей он решил скормить духу шуцу, если медведица попытается чинить ему козни на обратном пути, что бывало не редко, по рассказам соплеменников.

Не успел Тунай выбраться на берег, как позади, послышалось знакомое рычание. Мальчик замер на месте, боясь пошевелиться. Зажмурив глаза, камот сделал попытку отогнать мрачные мысли, тянувшие за собой панический страх, однако из этого мало, что получалось. Злобный рык повторился, на этот раз совсем рядом. Ну почему именно сейчас-то?!

— Ухта!

Стараясь не делать резких движений и не поворачиваясь к волку лицом, юный воин вытянул из-за пазухи одну из своих маленьких рыбок. Осторожно повернулся, посмотрел в горящие голодным блеском глаза зверя. Ну, и морда! Кроманьонец сглотнул слюну, ноги ниже колен словно обледенели. Волк оскалился, демонстрируя жертве острые клыки. Тунай подумал, что возможно хищник не станет его преследовать, если оставить ему весь улов, но пойти на это он не мог. Образ, смеющейся над ним Калати, мгновенно всплыл перед глазами, а затем девочку сменил низколобый губошлеп Амак, злобно смотрящий на него сверху вниз. Этот уж точно не упустить шанса, поиздеваться, и попробуй ему что-нибудь докажи!

«Нет, ухта, сегодня тебе придётся уступить Тунайю! Да поможет мне большелапая шуцу!»

Кроманьонец нащупал холодными пальцами рукоять маленького ножа, который, не так давно, подарил ему Шицу, за первого пойманного руками зайца. Глаза волка накалились до предела. Он не переставал рычать, скалясь на жертву. Размерами хищник намного превосходил всех тех, что Тунаю приходилось встречать до этого. Пуская тягучую слюну на снег, зверь приготовился атаковать, видя, что мальчишка не собирается уступать ему добычу. Тунай бросил к ногам волка маленькую рыбку, на которую хищник даже не обратил внимания. Стервятник откуда-то с высоты подал голос — волк собирался оставить его без ужина. Ухта сорвался с места и бросился на мальчишку, в руках которого мелькнуло остриё ножа. Мохнатая туша повалила кроманьонца на снег. От рычания хищника закладывало уши. Тунай закрыл рукой лицо и несколько раз наугад ударил ножом куда-то вверх.

Несмотря на отсутствие опыта у него все же получилось попасть по волку. Зверь взвыл от боли, но успел разорвать кроманьонцу капюшон. Кровь брызнула из раны на сугроб. Камот втянул голову в плечи, одной рукой вцепился в шерсть хищника, а другой без передышки наносил сильные удары ножом. При этом Тунай кричал так, что холодом перехватывало легкие. Катаясь по снежному настилу, оба рычали и кусались, не желая уступать друг другу победу. Ухта вцепился острыми клыками в руку мальчика, чуть выше локтя, интенсивно работая при этом лапами. Одежда на кроманьонце очень быстро пришла в негодность. Холод пробирал до костей. Ах, ты ж, матерь-Шицу! Тунай взвыл сильнее волка, ощущая, как зубастая пасть хищника обхватывает плоть.

Стервятник громко прокричал в ответ мальчику, пролетая над вершинами сосен. Намечается пиршество и он непременно примет в нем участие, но чуть позже.

Размахнувшись, как следует ножом, мальчик со всей силы вогнал оружие в глаз зверя. Волк ослабил хватку и резко дернулся, вырываясь из крепких объятий противника. Тунай быстро смекнув, что удача благоволит ему, вскарабкался на волчью спину несколькими точными ударами, обездвижил хищника. По неопытности мальчик разворотил грудную клетку волка, но результат не заставил себя ждать. Хищник какое-то время ещё оказывал слабое сопротивление, однако это только раззадорило юного кроманьонца. В памяти всплыл приём, который дядя часто использовал на охоте, когда дело доходило до рукопашной. Сжав коленями тощие бока волка, Тунай напряг мышцы рук, вогнал нож между позвонков и резким движением, как показывал ему Шицу, свернул шею зверю. Послышался глухой хруст, после чего тело хищника замерло навечно. Мальчик сгрёб кровавый снег мокрой рукой и откусил от него кусочек, ощущая во рту солоноватую прохладу волчьей силы. Грудная клетка кроманьонца высоко вздымалась, прогоняя через тело вскипевшую в жилах кровь.

«Шицу крепко накажет меня за нож! — первое, что мелькнуло в голове юного рыболова, — Ну и ладно, это того стоило!»

Оружие сломалось у самой обмотки рукояти, когда, в процессе борьбы, Тунай попытался добраться до сердца противника. Прием с переломом пришлось проводить жалким осколком, благо этого оказалось достаточно. Ликование от победы над опасным хищником, несмотря на внутреннюю браваду, сменилось унынием, ведь дядя обещал содрать с него шкуру, если мальчишка потеряет нож. К тому же волк теперь казался не таким уж и большим. Тунай присмотрелся внимательней к поверженному врагу и убедился, что перед ним лежал не тот исполинский зверь способный противостоять даже мамонту, а тщедушный хищник, который, судя по всему, давно страдал от голода по причине собственной старости. Поэтому и бросился на мальчишку в надежде одержать легкую победу.

Ах, ты ж, матерь-шуцу!

— Нужно попробовать как-то оправдаться. Возможно, Кагай вмешается и не даст Шицу сильно меня выпороть. В прошлый раз, два дня пришлось прятаться от Амака. Ведь это не правильно — наказывать такого удачливого воина! Поймал такую большую ро, да ещё справился с ухтой, пусть и не таким уж сильным! Много ли найдётся смельчаков, кто может этим похвастать? То-то и оно! Вот Мука-то от зависти всех блох на себе переловит! Нет, Кагай дяде не позволит! Не допустит!»

Повалил снег. Крупные хлопья залепили глаза. Тунай перевернулся, потянул на себя мёртвое, но ещё теплое тело хищника и погрузил пальцы в рану. Нащупать осколок получилось не сразу. Ругая себя за нерасторопность, кроманьонец достал из волчьей груди рабочую часть ножа. Обмотав оружие лоскутом шкуры, разодранную волком, он аккуратно отделил голову зверя от туловища и привязал к салазкам с рыбой. Никто в племени не поверит словам мальчишки, пока лично не убедится. Но дотащить по снегу большую рыбину на импровизированных салазках из сухих веток, да ещё вместе с взрослым волком, для маленького кроманьонца стало бы невыполнимой задачей.

Раскопав в снегу рыбку для шуцу, Тунай пошептал над ней, как учила однозубая Мау и постарался закинуть малька, как можно дальше в лес, чтобы отпугнуть злых духов и задобрить мать-медведицу. Когда мальчик, наконец, двинулся в направлении стоянки племени Уму, тропу практически завалило и, продвигаться по свежему снегу получалось очень медленно. Каждый шаг юному охотнику давался с большим трудом. Ледяной ветер вперемежку со снегом нещадно бил по лицу, трепал рваные лохмотья одежды, больно кусал тело. Вскоре снег прекратился, но тропы уже было не разглядеть. Сгущавшиеся сумерки нагнали температуру, понизив ее до максимума. Мальчик решил довериться духам леса и брёл наугад. Ледяные когти холода хватались за стопы и нещадно царапали лицо. Где-то высоко на холме завыл волк, Тунай вздрогнул: если ему повстречается ещё один ухта — до стоянки, скорее всего, он уже не дойдёт.

Треск порванной верёвки посеял семена паники в душе мальчика. Он повернулся к окоченевшей рыбине, на которой, оскалившись зубастой пастью, моталась волчья голова. Отогрев пальцы в складках меховой накидки, Тунай заново связал концы верёвки, однако не успел он пройти и сотни шагов, как она вновь затрещала и лопнула уже совсем в другом месте. Ах, ты ж, матер-шуцу! Только этого не хватало! Рыба качнулась на сторону, накренилась, а затем медленно сползла с тропы в сугроб. Мальчик выругался про себя, бросил снасти, чертыхаясь, полез доставать улов. Снег расступился под его весом, Тунай мгновенно застрял в нём по пояс. Пришлось пройти чуть дальше, чем требовалось, чтобы удержать равновесие. Сделав ещё пару шагов, юный воин почувствовал тепло идущее из-под снежного настила. Ногам стало довольно комфортно, что не могло не радовать. Однако это не все, что приготовили ему духи леса. Раскопав рыбий хвост, мальчик потянул его на себя. Неожиданно рыбина вместе с головой ухта сама выпрыгнула из сугроба, а за ней показалась бурая макушка огромного медведя.

«Вот так порыбачил! Только шуцу сейчас мне не хватало! По всему видно — обиделись духи на мою скудную подачку».

Медведь издал низкий рык и стал выбираться из своего логова, злобно сверкая маленькими глазками на перепуганного мальчишку. Тунай, крепко обхватил двумя руками рыбий хвост, подумал о соплеменниках, которые поднимут его на смех, затем размахнулся и силой бросил драгоценный улов в раскрытую пасть хищника. Комки снега разлетались по сторонам, затрудняя обзор, но кроманьонец не обращал на это внимания, ещё никогда смерть не подбиралась к нему так близко. Активно работая конечностями, воин расчищал себе путь. Выбравшись на возвышенность, он, не жалея ног, побежал через лес. Медвежье рычание повсюду преследовало Туная. Казалось ещё самую малость, и огромные когти хищника пронзят разгоряченную плоть. Страх рисовал причудливые образы. Он нашептывал мальчику, что самец шуцу призвал многочисленных собратьев, чтобы начать охоту, на потревожившего медвежий сон, кроманьонца.

Окончательно выбившись из сил, Тунай забрался на вершину высокой сосны. Застыл, прислушиваясь к каждому постороннему шороху. С соседнего холма опять раздался волчий вой. Где-то внизу послышался треск веток. Воображение рисовало самые мрачные картинки ближайшего будущего. Сердце мальчишки замерло, он крепко обхватил древесный ствол двумя руками и зажмурил глаза. Слова мольбы о пощаде сыпались из уст юного камота на бурую голову разбуженного шуцу. Как Тунай не пытался сдержать внутри себя слезы страха, но одна за другой слезинки предательски выступили наружу и покатились по разгоряченным погоней щекам. И не понятно чего в них оказалось больше: соли обиды, что он больше не соответствует статусу отважного воина, или тепла первобытного страха свойственного даже великим камотам славного прошлого.

Медвежий рык стоял в ушах мальчика. Казалось, что вот-вот свирепый зверь вскарабкается на дерево, стащит жертву вниз, а затем разорвет на куски. Но вопреки ожиданиям кроманьонца очень скоро вокруг вновь воцарилась привычная тишина. Медведь прошел стороной и, судя по всему, утащил за собой улов Тунайя вместе с головой волка, которой юный камот, ещё недавно, так гордился и думал похвастать перед соплеменниками.

Мальчик очень долго сидел на ветке, прижавшись заплаканным лицом к шершавой поверхности ствола, и обливался слезами. Сердце билось в груди, словно пойманная в силки птица, и готово было вырваться на свободу, как только представиться возможность. А учитывая близость опасного хищника это не так-то и сложно. Тунай боялся даже посмотреть вниз — разгневанные духи леса могли специально спрятать от него шуцу. Мокрыми глазами, стянутыми льдинками страха, мальчик наблюдал за тусклым мерцанием огней стоянки племени Уму, но ничего не мог с этим поделать. Вот так порыбачил! Бессилие и обида, когтистыми лапами шуцу, терзали душу юного камота. Даже если ему удастся выбраться, как объяснить всё дяде? Страх, щедро сдобренный ледяным холодом, сковал все части тела, препятствуя возвращению Тунайя к родным. И тут не понятно, чего стоит опасаться больше: неминуемой кары и позора от соплеменников или острых зубов и когтей бурого хищника?

Воображение играло с ним, подбрасывая все возможные варианты дальнейшего развития событий. Маленький воин, живо представил, как будет негодовать, и возмущаться Шицу: скорее всего, накажет, наверняка, даже, заставит вылавливать блох у старой Мау. Какая же это, мерзость! Мау — как же он ее боялся! Мальчика передёрнуло от одной мысли о беззубой старухе, осыпанной коростой. Как пить дать — Калати вместе с подружками вволю посмеются над ним. А Амак со своими долговязыми дружками опять посадят его в выгребную яму и будут держать до утра, а то и дольше. В прошлый раз он провел там почти двое суток. Тунай живо представил одутловатое лицо кроманьонца, не обремененное интеллектом, который ехидно ухмыляясь, кидает в него обглоданные кости и громко смеется, когда они попадают в цель.

«Нет! Не бывать этому! — мальчик достал из складок одежды последнюю рыбку, откусил кусочек, и злобно глядя на далёкие огни стояки, жадно сглатывая слезы разочарования, закончил мысль — Пусть лучше мной подавиться шуцу, чем я опять позволю им издеваться над собой! Сейчас вот перекушу, спущусь вниз и пойду назад. А там, будь, что будет! Нечего пускать слюни по обглоданной кости. Хорош, же я буду, если на утро Амак с друзьями найдут меня здесь примёрзшего к дереву! Нет, все решено!»

Мальчик ещё какое-то время посидел на верху, собираясь с духом, затем быстро спустился вниз и решительно пошёл в направлении стоянки племени Уму. По мере того, как он отдалялся от порушенной медвежьей берлоги, настроение у него поднималось. Совсем скоро, кроманьонец забыл свои слезы, пролитые на верхушке ели, и решил, что столкновение с грозным самцом шуцу произошло по велению матери-медведицы. Он рассудил, так, что если бы ему не попался свирепый хищник, он мог не догадаться влезть на ель, а значит, наверняка заблудился бы, замёрз и помер на радость туповатому Амаку. Довольный таким объяснением Тунай брёл среди вековых деревьев. Сбивая с веток снег, мальчик насвистывал мелодию, которую любил напевать Амак. Когда, неожиданно, позади него раздался волчий вои, а следом послышался хруст веток и глухое рычание. Сердце кроманьонца откатилось в пятки. Ах, ты ж, матерь-шуцу! Тунай смолк, огляделся по сторонам — темнота наводила ужас на него даже больше чем оскаленная пасть хищника, несущая на своих клыках смерть. Духи леса вновь испытывают силу маленького кроманьонца, и на этот раз удача может изменить ему.

Смахнув с бровей налипший снег, мальчик, присмотрелся к теням скользящим по стволам деревьев. Он внимательно всматривался в темноту, прося дух матери — медведицы отвести от него голодных ухта. Мальчик пообещал шуцу, что больше никогда один не покинет пределы стоянки — будет брать с собой, к примеру, того же Муку или кого другого, и обязательно задобрит её новым уловом, как только представится возможность. Но, несмотря на обещанные дары от маленького кроманьонца, духи леса оказались глухи к его мольбам. Очень скоро Тунай услышал у себя за спиной волчий рык, а затем лающее повизгивание молодых ухта, идущих по следу. Мальчик увеличил скорость, насколько было возможно, но это только подтолкнуло голодных волков сократить дистанцию между ними. Камот понимал, что до стоянки племени Уму не так далеко, однако голод гнал ухта и они не побояться даже смертоносных копий кроманьонцев, чтобы отведать свежего мяса жертвы.

Так как при мальчишке не осталось ничего, кроме разорванной, волком, одежды он выломал сухую ветку ближайшего, поваленного ветрами, дерева. Оперся о ствол спиной и приготовился обороняться. Загнанный страхом перед неминуемой гибелью, Тунай даже не подумал забраться наверх, где волки никак не смогли бы его достать. Трое молодых ухта окружили камота. Истекая слюной они, свирепо ощерившись зубастыми пастями, ходили вокруг него из стороны в сторону, ожидая сигнала к нападению.

— Ну, походите! Со мной дух матери — шуцу, просто так вы меня не получите!

Тунай громко кричал, чувствуя, как мурашки бегут по его спине и осыпаются вниз, как только добираются до само макушки. Однако крик безумца, готового принять смерть, да и угрозы не помогали — медленно, но верно, волки смыкали кольцо. Им, все же, удалось сломить дух кроманьонца. Понимая, что ещё немного и ухта набросятся, Тунай бросил ветку в самого крупного волка, повернулся и, оглашая лес громкими воплями, бросился бежать. Крепкие челюсти рычавших вестников смерти клацали рядом с пятками мальчика.

«Не добегу! Не добегу! Ох, матерь — шуцу! Не до-бе-гу-у!» — не переставая звучало в голове мальчика.

Ощущая близкий запах волка, Тунай взвыл от отчаяния и неожиданно для себя почувствовал, как проваливается под снег. Где-то высоко над головой послышался волчий вой, смешанный с гневным рыком. На этот раз хищники упустили жертву. Мальчик зацепился за каменный выступ расщелины. Ухта рыли снег в бессильной злобе, стараясь добраться до ускользнувшей добычи. Тунай посмотрел вниз: там не оказалось ничего кроме тёмной бездны неизвестности. Перебирая ногами в воздухе, камот постарался перехватиться за более надежный выступ. Когда ему это, наконец, удалось, он нащупал носками меховых мокасин небольшую ступеньку, подтянулся и замер. Скалясь друг на друга и вгрызаясь в снег, волки не оставляли попыток добраться до ускользнувшей жертвы. Ах, ты ж, матерь-шуцу! Просто так, теперь от них не избавиться! Тунай закусив губу, постарался подумать о чем-то хорошем, но близость смертельной опасности не давала его юной душе покоя. Если волки не смогут добраться, то, скорее всего он разобьется. В любом случае, конец весьма печален и радоваться, особо не чему.

Внезапно удача улыбнулась одному из ухта. Самому молодому удалось протиснуться внутрь расщелины и проползти по естественному жёлобу до того места где обосновался кроманьонец. Только этого ему не хватало! Волки взвыли от радости. Тот, что оказался над головой мальчишки попробовал зубами ухватиться за меховую куртку кроманьонца. Тунай вскрикнул и зажмурил глаза от страха, когда волчья пасть мелькнула рядом с ухом. Хищник ухватился за мех на голове кроманьонца, а затем с силой потянул на себя. Мальчик почувствовал, как трещит шкура, оголяя предплечье. Страх придал решимости: одернув руку, он со всей силы ударил кулаком по волчьей морде. Пальцы второй руки разжались, и, к досаде незадачливого хищника, мальчик полетел в темноту расщелины. Волки вновь завыли, понимая, что теперь уж точно добыча ушла от них окончательно и бесповоротно.

Тунай зажмурился, ощущая, как его одежду разрывают острые скальные выступы. Когда он уже мысленно попрощался с родными и приготовился предстать перед матерью — медведицей, меховой отворот куртки затрещал, перекрыв мальчишке доступ к кислороду. Задыхаясь от перетянувшей его горло одежды, кроманьонец повис на расстоянии около трёх метров от горизонтальной поверхности холодной пещеры. Какое-то время он висел, просто хаотично размахивая руками, словно разгонял невидимый рой пчел. Наконец, у него получилось ухватить себя окровавленными пальцами за ворот. Из последних сил Тунай дёрнул за волчью шкуру. Ничего! Чувствовалась усталость рук. Повторил попытку. Раз, затем ещё и ещё! И вот послышался треск растянутой кожи, и мальчик, глухим шлепком, закончил полёт. Больно ударившись о каменную глыбу, он тут же потерял сознание.

Время шло, Тунай лежал неподвижно на холодном пещерном полу, присыпаемый сверху мелким снежком, залетавшим внутрь через отверстие сверху. Когда кроманьонец пришёл в себя, то не сразу смог понять, где находится. Тёмный потолок со свисающей до земли паутиной и запах сырой земли дал благодатную почву, для того, чтобы не на шутку разыгралось воображение молодого охотника. Тунай обрадовался, что не слышит больше волчьего рыка и даже похвалил себя, за сообразительность. Но ликование мгновенно сменилось паникой, когда мальчик заметил, как потолок над его головой начал медленно двигаться. Только сейчас Тунай обратил внимание на то, что его кто-то или что-то тащит по низкому тоннелю пещеры.

Кроманьонец попробовал перевернуться на живот. Когда это у него, наконец, получилось: Тунай обнаружил, что за меховые лохмотья, бывшие ещё совсем недавно тёплой одеждой, держится муравей. Огромный муравей! Куда больше тех, что ему когда-либо приходилось встречать! Такие большие насекомые, способные сдвинуть с места камота, ему ещё не попадались ни разу в жизни. Муравей не уступал по размерам небольшой собаке или даже детёнышу волка. Тунай дернул ногой — никакой реакции. Попробовал ещё раз — ничего. Тогда мальчик начал активно работать двумя ногами, привлекая к себе внимание. Насекомое, наконец, остановилось. Забавно перебирая усиками, несколько мгновений смотрело на него, словно пыталось понять как вести себя дальше, затем издало глухое потрескивание, повернулось и исчезло в темноте тоннеля.

Слава матери-шуцу!

Не успел мальчик прийти в себя и подняться, как насекомое вернулось, приведя с собой ещё нескольких муравьёв. Дрожа от страха всем телом, Тунай закричал, в ответ шестиногие издали свиристящий писк и набросились на жертву. Юный кроманьонец отвивался, как мог, орудуя кулаками, словно барабанными палочками, но муравьёв оказалось слишком много. Они плотной пробкой забили проход, не позволяя мальчику даже пошевелить конечностями. Сок, которым выстреливали противники, сковал все тело. Но этого им оказалось мало: укусы насекомых возымели довольно сильный эффект — Тунай, будучи в сознании, полностью потерял способность к передвижению. Ноги с руками совершенно отказывались слушаться. Они просто лежали плетьми под копошившимися на груди муравьями.

Мальчик устал и окончательно выбился из сил. Он перестал кричать. После чего сразу заметил, как поменялось поведение насекомых. Постепенно они начали освобождать проход, расползаясь, кто, куда по своим делам. Когда последний муравей слез с груди кроманьонца, Тунай почувствовал, как свод тоннеля вновь начал над ним перемещаться, однако на этот раз намного быстрее.

«Ну и куда же они меня теперь тащат? Даже не знаешь, что было бы лучше: ледяной холод леса и зубастая пасть ухты или эти мерзкие создания темных духов подземелья?»

Гадать пришлось не так долго. Очень скоро муравей остановился напротив круглого отверстия и стал кружить вокруг лежащего мальчишки. Судя по всему, насекомое столкнулось с проблемой и пыталось найти её решение.

«Так, это же он меня внутрь затянуть хочет! — внезапная догадка кроманьонца сменилась следующей, которая подсказывала наиболее приемлемый способ решение возникшей проблемы, — так и есть: эта букашка, судя по всему, собирается разделить меня на части, а уже после запихнуть. Ах, ты ж, шуцу — хранительница!»

Муравей подбежал к голове кроманьонца. Камот зажмурился, страха. То ли ещё будет! Шестиногий хищник прощупал усиками грудную клетку лежащего перед ним человека и, убедившись, что по-другому протащить жертву никак не получиться, вцепился острыми челюстями в шею мальчика. Тунай заголосил так, что не по себе стало даже червям, живущим в грунте. Ах, ты ж, матерь-шуцу! Крик разлетелся по тоннелю и потух в ушных отверстиях ящеров, тесной группой пробиравшихся по узкому коридору Ох-Ра. Затем в холодных коридорах лабиринта Ситуст-Ры вновь наступила привычная тишина.