Глава третья

Ночь шуршала по мрачному небу обрывками газет. Макс не спал. Он слушал, как бьется сердце Фина, спящего на тахте в гостиной. Еще несколько минут, и старик поднялся с кровати. Быть бесшумным ничего не стоило: он умел делать шаги, не касаясь пола, только предпочитал не показывать своих умений кому-либо, способному прожить дольше минуты после встречи с ним.

Он любил новолуние. Сейчас по его лицу, склонившемуся над спящим, блуждала довольная улыбка. Темнота за окном заливала комнату, но нисколько не мешала Максу внимательно рассматривать Фина. Даже сейчас, во сне, сознание его было недоступно для старика: ни проникнуть, ни считать, ни понять. Постояв еще немного, Макс пожал плечами и неслышно покинул дом.

Ветер обжег лицо. Макс хищно улыбнулся ему, схватил зубами воздух и проглотил. Порывы стихли мгновенно. Плотная тишина пригорода обступила его. Старик уверенно двинулся к парку. Каждый шаг приближал его к завершению долгого процесса подготовки. Каждый шаг распрямлял его плечи, выравнивал дыхание, стирал морщины, заострял черты лица.

Бродячая собака с визгом унеслась с помойки, когда Макс прошел мимо. Он не повел и бровью, слишком был сосредоточен. Резко остановившись, Макс огляделся, прислушался и сбросил старое пальто. Черные перья осыпались на асфальт, когда он, склонившись, прикоснулся к асфальту. Улыбка не сходила с лица: тайные знаки впитались в тело земли, влились в ее кровь, шрамами остались на веки вечные в самом существе этого места. Призывающее заклинание будет завершено уже сегодня, чтобы завтра наполнится светом девственной луны — и притянуть Сида прямо в заботливые руки… Ворона. Оба брата окажутся в его власти. Макс беззвучно рассмеялся, лицо его стало почти счастливым, однако вскоре он посерьезнел. Пока не настало утро, нужно было завершить ритуал.

Макс протянул руку над выбитыми в асфальте рунами. Тайнопись пришла в движение, расползаясь по дорожкам заброшенного парка паучьими нитями, оплетая город и души, проникая в воздух. Заклинание с вплетенными в него именами, событиями, пророчеством звало только одного человека, притягивало мощнейшим магнитом, которому не сможет противиться даже тот, кто назван Ткачом.

После нескольких часов, проведенных над знаками, Макс устало опустился на асфальт, поглаживая его трещины длинными ногтями. Он отдал почти все силы для последнего призыва, потребуется не один день для того, чтобы восстановиться. Вот только это было неважно, дело сделано, ожидание оправдает себя. Оправдает, когда он вонзит нож в сердце… Макс жадно сглотнул подступающую волну эйфории — еще рано.

Сид остановился, раскинул руки и позволил телу впитывать энергию, обрушившуюся внезапно. Он путешествовал уже не один день, но не улавливал Первоначального Фина ни в одном из посещенных эфиров. Теперь же он ясно ощущал, что брат ждет его. В призыве не чувствовалось опасности, только сила. Сид задумчиво нахмурился. Его тянуло туда, откуда еще никто не возвращался, в неизведанное прежде пространство, называемое Дном. Пойти за братом? Остановиться здесь и сейчас? Вернуться домой к жене и своим обязанностям? Как перестать чувствовать необходимость встретиться с братом? Вопросы, вопросы, вопросы, ответов на которые никто, кроме него самого, не сможет дать.

Сид закрыл глаза, пытаясь представить Тил, ее глаза цвета холодной стали, ее улыбку, и не смог. Всего несколько недель назад он покинул дворец, а время пребывания там рассыпалось на тысячи разрозненных осколков, которые никак не удавалось собрать воедино. Сид полностью оправился от полученных ран, тело вновь стало послушно ему, вот только душа никак не желала успокаиваться в попытках найти нечто связующее. Что должно быть связано, почему, Сид не знал, но слепо повиновался своим ощущениям, с каждым днем все более усиливающимся. День за днем.

День за днем Сид исследовал полотно. Каждый новый шаг казался ему последним, но эфир за эфиром оказывались пустыми. Нет, они жили, бурлили событиями, перипетиями, но ни следа Фина там не обнаруживалось. Сейчас Сид скрывался за тяжелыми шторами от палящего солнца, вчера он поднимался в воздух на одном из аэростатов, усеивающих небо Фатерники подобно звездам, завтра он проникнет в дикое сознание совсем еще юного эфира, в котором и людей-то нет, или… Или прямо сейчас он выйдет за границу миров и позволит полотну поглотить себя.

— Господин желает еще чего-нибудь? — слуга, укутанный в несколько слоев ткани, не позволяющих мучительной жаре терзать тело, склонился в поклоне.

— Нет, — Сид даже не заметил, как тот вошел. Гостеприимство здесь считалось единственным законом, который ничто не могло отменить, и теперь десяток приставленных к пришельцу слуг ежеминутно донимали Сида вопросами о том, как ему можно угодить.

— Быть может, свежей воды? Эта уже застоялась…

— Вы принесли ее всего несколько минут назад.

— Что вы! Прошло уже несколько часов. Вы были так заняты мыслями, что никто не рискнул вас отвлекать, — слуга вновь поклонился и начал задом пятиться к двери.

— Постойте. Я могу… Мне нужно прогуляться.

— Но сейчас самый жаркий час. Подождите немного, скоро наступят минуты ночи…

— Нет. Сейчас. И я пойду один.

Слуга не решился спорить, порылся в одном из сундуков, вынимая оттуда большой зонт и протягивая его гостю. Сид покинул комнаты, ступил на раскаленный песок. Тело тут же покрылось каплями пота, стало будто бы тяжелее, непослушнее. Шаги давались с трудом, так же как и решения, сопровождающие их. Сид обернулся. Утопающий в барханах город плыл в душном мареве…

Через несколько часов слуга доложил хозяину, что гость ушел и словно растворился в воздухе, нигде его не найти. Хозяин хмыкнул, пожал плечами и сделал еще один глоток обжигающего кофе.

Фин проснулся до рассвета. Кошмары терзали его всю ночь, но он не мог вспомнить ни одного. Нужно бы рассказать об этом Максу: тот высмеет, и страх уйдет. Фин уставился в потолок. Прошлый день никак нельзя было назвать обычным. Его вообще никак нельзя было назвать.

Александра. Фауст. Больничная палата. Фин поежился, вспоминая.

Он долго стоял у кровати мальчика, затем опустился на стул и, должно быть, незаметно для самого себя уснул. А когда проснулся, тяжелый взгляд пригвоздил его к месту: Фауст смотрел на него и улыбался.

— Кто ты такой?

— Она зовет меня Фаустом.

— Но ведь это не твое настоящее имя, — слова давались Фину с трудом.

— Имена вообще не имеют значения, я выдумал их сотни.

— А что же имеет значение?

— Хочешь, чтобы я показал тебе?

— Но ты…

— Болен?

— Д-да.

— Ты же не думаешь, что находишься в той реальности, где я не могу позволить себе подняться с постели?

Фин сглотнул, а Фауст легко поднялся и зашлепал босыми ногами по полу. Фин последовал за мальчиком в коридор. Вообще, мальчиком это существо не являлось, было чем-то большим, чем обычным ребенком в обычном теле. Чем же, Фин не мог понять.

Коридор был непривычно пуст и тих.

— Куда мы идем?

— Так просто, гуляем. Я люблю гулять, наблюдать, чувствовать…

— И за чем же ты наблюдаешь?

— За вами, — в голосе Фауста чувствовались легкие нотки раздражения.

Фин не стал продолжать разговор, просто шел за Фаустом. Коридор упирался в темноту, мальчик вступил во мрак совершенно спокойно, даже не задумываясь об этом, Фин помедлил и сделал шаг.

Холод ударил по лицу, ворох снежинок ослепил, ветер спутал волосы. Когда Фин смог наконец сделать вдох и открыть глаза, он чуть не задохнулся:

— Эртея!

Фауст улыбался, странно и страшно. Улыбался и молча смотрел на Фина, отчаянно озирающегося по сторонам.

— Но как это возможно?!

— Я многое умею, — произнес Фауст спустя несколько минут. Он то ли забавлялся, глядя на реакцию Фина, то ли откровенно скучал, определить было невозможно. — Сейчас мне показалось, что это хорошее место для разговора.

— Разговора о чем?!

— О том, что не дает тебе спокойно дышать.

— И что же это?

— «С чего всё началось», «Чем всё закончится», «Кто решил, что должно быть именно так».

— Откуда ты знаешь, что меня тревожит?

Фауст неприятно ухмыльнулся:

— Потому что ты — это я.

Ветер заглушал слова, бился о скалы и выл. Фин пытался понять, как он оказался в этой точке пространства, почему так ясно ощущает то, что должно быть — не могло быть иным — всего лишь иллюзией, зачем слушает ребенка, который не может ничего знать о нем. Фауст улыбался, а Фин ловил себя на мысли, что каждая его идея известна мальчику: он не читает ее, не понимает по выражению лица, он и есть — она.

— Уйдем отсюда. Я не в силах понять того, о чем ты говоришь.

— Это «отсюда» уже уничтожено… А ты все способен понять, ты попросту не хочешь этого делать, как тогда, когда плыл по воде на белоснежном лепестке к городу, возвышающемуся над морем.

— Откуда ты…

— Я уже отвечал тебе.

— Но…

— Значит еще не время.

Фауст снова ухмыльнулся и исчез. Фин огляделся в попытках найти выход, но из Эртеи не так просто уйти. Метель замахнулась в ударе, сбила с ног, опрокинула со склона — Фин проснулся, в ужасе отпрянул от постели больного. Только мальчик не пошевелился, не открыл глаз, не выдохнул прерывисто. Ничего не изменилось в нем с того момента, как Фин заснул.

Всего лишь сон. Короткий и страшный сон. Он поднялся со стула и поспешно покинул палату, приложив все усилия к тому, чтобы не обернуться в дверях.

Пожалуй, стоило рассказать об этом Максу. Он бы быстро поставил зарвавшееся воображение на место, вот только что-то останавливало. Когда Фин вернулся домой, не рискнул что-либо говорить старику, да и сейчас сама мысль о том, чтобы произнести вслух увиденное и услышанное, замораживала.

— Чего ты хочешь, мальчик? Что тебе от нас нужно?

Он повторял и повторял вопросы до тех пор, пока первые тусклые солнечные лучи не пробились сквозь задернутые шторы. Пора было подниматься и… что? Что делать, как себя вести, да и зачем? Александра. Он должен был помочь ей. Помочь ей и ребенку, который столь несчастен, что пугает. Эта мысль придала Фину сил. Он резко поднялся и едва ли не рухнул на пол под потоком мощнейшей силы, ворвавшейся в этот мир. Именно в эту секунду. Фин огляделся, сглотнул, распахнул шторы — и улыбнулся.

— Ну здравствуй, брат.