Глава шестая

Известия ползли по столице, обрастая всё новыми и новыми подробностями. Торговки знали, как именно брат Сид убил магистров, проститутки рассказывали, какими именно болезнями заражен Верховный магистр, купцы, торгующие монашкам свечи и зерно, разносили слух о том, что дочь брата Адана на второй день заключения в юдоли Грусти умерла в страшных мучениях, и якобы именно её крик все слышали в час захода звезд, стража роптала, слуги дворца шептали об ужасных злодеяниях магистрата. Горожане готовили ножи, топоры, а кое-кто и сабли. Население забрасывало глашатаев сырыми яйцами, в квартале Нищих в ход пошли и камни: мало кто верил, что брат Сид способен на убийство, ведь это он освободил побирушек от унизительного клеймления, он бился на Совете города за снижение податей, он выкупал девушек и детей из юдоли Грусти. Разве мог убивать такой человек? А если и убил, то, видать, за дело.

Люди постепенно стекались в город. Доносчики так и не заметили, как почти всю страну охватило волнение, как быстро самые бесстрашные съехались к городу, как почти опустели за несколько дней оба портовых города и бастионы юга и востока: столица полнилась и бурлила, подобно водовороту, готовому всё затянуть в свою ненасытную глотку. Служба оповещения была в недоумении. Прямо под носом её ищеек развернулось движение, о масштабах которого можно было только догадываться.

Утром Лита вышла из дому. Обычно в этот час площади уже голосили шумным многоцветьем вновь прибывших в город, ремесленники уже топили свои печи, а стражники совершали пятый обход, однако сегодня всё было иначе. Люди молча стягивались к дворцу магистрата; девушку затянуло движением, она не сопротивлялась, просто шла рядом с толстым столяром, у которого в мочке висело огромное золотое кольцо, и проституткой, пахнущей шафраном и потом. Спрашивать о происходящем, значило бы нарушить что-то. Что-то. Неизвестное. Пугающее. Волнующее. Наверняка, половина идущих не понимала этого Что-то, но двигалась волнами к центру города. Кто-то схватил её за руку и потащил прочь, в один из многочисленных переулков. Лита попробовала было высвободить руку, но хватка у мужчины была стальная, — и длинные волосы, увязанные кожаным ремешком в хвост. Фин! Лита едва не бежала вслед за уводящим её глашатаем.

— Куда мы? Ну ты чего, ведь там сейчас что-то начнется! — завернув в очередной арочный проход, они остановились. С улиц их ни за что бы не увидели, настолько был загроможден ящиками из-под вина этот тупичок. Пахло кислым пивом и отбросами. Одна из дверей, наверняка, была черным входом таверны.

— Потому мы и не там, — голос Фина звучал как-то странно. Он всё еще не поворачивался к девушке лицом, осматриваясь. — Не хватало еще, чтобы тебя растоптали, или повязали стражники. Давно мечтала в юдоли Грусти побывать?

Таких ноток в голосе глашатая Лита еще не слышала. Ей даже померещился сарказм, который Фину точно не присущ: он лишь иронизировал, беззлобно посмеивался прежде, а сейчас… Вдруг захотелось расплакаться, но она не успела — Фин резко обнял её за талию, поднял над землей и усадил на один из ящиков, чтобы её глаза оказались на одном уровне с его лицом. Сид ненавидел смотреть на кого бы то ни было сверху вниз, но иначе у него никогда не получалось. Лита ойкнула.

— Ты… ты…

— Тебя отправили за чем?

— Закончилась соль, в лавке через дорогу…

— И что делаешь здесь? «Через дорогу» в пяти кварталах отсюда.

— Просто мне стало интересно…

— Нужно было бы и мне поинтересоваться… Посмотреть, как быстро бы тебя вмяло в стену и переломало ребра, — Сид не повышал голоса, спокойно глядя в темные глаза Литы. Та же только моргала в попытках понять, ругает ли её сейчас один из магистров, спас ли её брат Фина, стоит ли обидеться на него за такое пренебрежительное отношение, и имеет ли она вообще право обижаться на Говорящего со звездами, убившего Ворона, загадочного близнеца глашатая. Девушка выбрала второй вариант.

— Спасибо.

— Не за что, — как отрезал и выбросил, Лита поморщилась: ну и характерец.

— Ты давно за мной идешь?

— От самого дома. Вашего дома, — Сид имел отвратительную — с точки зрения многих — привычку смотреть в глаза собеседнику, не моргая. Почти никто не был способен выдержать пристальный взгляд зеленых глаз. — Ты удивительно беззаботна. А меня трижды перепутали с братом. Удивительно. А еще и ты…

— Я только хотела…

-… За солью сходить, я слышал, — Сид принюхивался и, казалось, прислушивался. Слышны были только шаркающие шаги тысяч людей, в домах сохранялась тишина.

— Тебе тут не опасно разве?..

— Думаешь, их просто так тут так много? — магистр кивнул в проход. — Обеспечивают мне безопасное передвижение по городу, в такой толчее вряд ли кто-то меня заметит.

— Тебя сложно не заметить, — Лита всё еще сравнивала обоих близнецов: Сид казался выше, но только казался, наверное, из-за осанки, а волосы были такими же, даже убраны так же. Наверное, использует образ брата. И глаза… Пронзительные, зеленые-зеленые, как кленовые листья… Но Фин! — А если его схватят вместо тебя?!

— Если меня не схватили, то его тем более оставят в покое. За все семь лет нас ни разу не спутали, чему я рад, признаться. Разные круги, всё-таки…

— И долго мы тут? — Лита совсем стушевалась от повелительного тона. Сразу видно — магистр, из Фина бы такой не получился.

— Скоро уже пойдем. Сейчас спадет волна, а стража уйдет в оцепление дворца…

— Ты расскажешь мне, что происходит?

Люди замерли у резных ворот. Дышали друг другу в затылки. Напряженно ждали указаний. Сторонники Сида — своих проводников, защитники магистрата — городского главы, а тот мял носовой платок в кабинете Верховного магистра.

— И как это получилось? Я не приложу ума… Я совершенно не понимаю, господин, как так произошло. В каждой деревне, во всех городах были наши люди, а монашки внимательны…

— Успокойся, — Адан прервал поток слов, льющийся уже не одну минуту. Он терпеть не мог извинений, он терпеть не мог городского главу, он ненавидел сейчас всё вокруг. — Мы не сможем их удержать в любом случае. Даже если численный перевес на нашей стороне, даже если наполним комнаты юдоли Грусти до предела, всё равно рано или поздно это повторится.

— Разве нельзя будет снова?..

— Нельзя. Пока они просто бунтуют, а потом начнут подсылать изменников и убийц, как этот брат Сид…

— А вы уверены, что он…

— Уверен! — рыкнул Адан, но, увидев, как вжался в спинку кресла мэр, смягчил тон. — Уверен. И сейчас мы должны решить вопрос раз и навсегда.

— И как же мы его решим? — мэр дрожал от страха, сопричастности к великим событиям, нежданной близости к Верховному и ожидания награды.

Магистр улыбнулся и дал знак слуге. Его план был прост.

Кто первым швырнул камень в толпу горожан, никто так и не понял. Бойня развязалась тут же. Никто не думал об идеалах, далёких целях, плане, боролись за Сида, боролись за Адана, город против города, село против села, сосед против соседа. Сначала в ход шли лишь кулаки и ругательства, затем все ожесточеннее становилась схватка у дворца. Долгая тишина разорвалась стонами покалеченных и раненых, людская толпа расплескалась по улицам столицы, неся разрушение и боль. Вся ярость, что так долго копилась, была выбита из людей одним лишь камнем и высыпалась теперь разгромами. Сид сдернул Литу с ящика и потащил за собой. Так быстро она еще никогда не бежала. Сквозь черные ходы и узкие щели между домами, обходя человеческие свалки и пригибаясь при звуке выстрелов, они неслись ко дворцу.

Сид оказался прав. Все охранники ринулись на усмирение восставших. Как он и предполагал, главным для магистра было лишь затеять бойню, которую более чем лениво пытались пресечь уведомленные заранее военные. Бунт угас бы сам по себе, когда громить больше было бы нечего. Адан хорошо знал свой народ и позволил ему выплеснуть накопившееся напряжение. Затем он вышел бы к уцелевшим, обвинив в развязывании столкновения брата Сида, изменника и лжеца, открыл бы ворота своей казны, совершив Сто тридцать первое благое дело, прикрыл бы юдоль Грусти, на время, только чтобы успокоить недовольных, — но и этого было бы достаточно, чтобы народ обожествил его. Между тем, во вспыхнувшем огне сгорел бы брат Сид, его непременно нашли бы ищейки магистрата, нашли бы и спрятали так далеко, чтобы сама память о нем исчезла. Верховный магистр явно недооценивал своего врага, считая рассказ о полёте вновь обретенного брата лишь байкой впечатлительных монахинь, его проницательность и ум трактовал только лишь проявлением строптивости и жажды наживы, его последователей воспринимал лишь как шайку бандитов, которых можно переманить ящиком золота. Но главной ошибкой Адана было то, что он наивно полагал, будто Сид не догадывается об этих мыслях магистра.

Они вбежали по лестнице, Сид захлопнул высокие двери дворца. Лита застыла, остатки дыхания выбило из груди. Великолепие. Единственное слово, которое она смогла подобрать при виде долгой колоннады, мраморных стен, пола из отшлифованного до блеска малахита, огромных, инкрустированных драгоценными камнями канделябров. Деревенская молельня, которую она когда мнила самым красивым зданием, показалась бы ей сейчас жалкой лачугой трубочиста. Только вот не было чего-то в этом здании, чего-то, что обязательно должно присутствовать… Она шла за Сидом по гулким пустым коридорам и пыталась понять, что же должно быть здесь: ковры? доспехи? картины? Всё было.

— Здесь нет святости и почитания звезд, — Сид ответил на вопрос. Лита ненавидела, когда близнецы так делают, но иначе она вряд ли справилась бы с давящим ощущением роскоши и светского лоска. — Давно здесь никто не чтил звезды так, как подобает магистрату.

Девушка промолчала. Что она могла сказать? Она даже не до конца понимала, что делает здесь, зачем оказалась вдали от родной деревни в бушующем океаном городе, где вершатся судьбы всей страны. Она, такая маленькая, всегда фыркающая на тех, кто называл её так.

— Не время сейчас, — снова вмешался Сид. — Нам сюда.

Говорящий со звездами открыл тяжелую створку. Лита ступила на темную, но достаточно широкую лестницу.

— Это башня Ворона?

— Да.

— Что я должна делать?

— Я говорил тебе. Твоя суть очистит это место. Просто встань там и повторяй за мной…

Лита боялась, до одури боялась входить в клетку. Ей казалось, что стоит только сделать шаг, как серебряная кованая дверь захлопнется за ней, а огромный клюв сойдется на её шее. Колени подгибались. Она умрет. Прямо сейчас и закончит свои дни в пасти демона. Прямо сейчас…

— А тебе нельзя?..

— Нет, я был заполнен единением с женщиной, а ты девственница, если, конечно, Фин не постарался…

Лита вспыхнула. Оскорбление было лучшим толчком для того, чтобы исчез страх. Вздернув дрожащий подбородок, она сделала шаг, затем еще один, оказавшись в центре клетки. Если бы Фин был здесь, то непременно убил бы братца, решила про себя девушка и так зыркнула на Сида, что если бы он был не он, то точно провалился сквозь каменный пол. Однако на серьезные обиды не было времени. Лита слово в слово повторяла за магистром слова заговора:

— Именем дальних звезд, пречистых и пресветлых, заклинаю собственной невинностью Очищение и взываю к воле Млечного пути, дабы он отпустил грех мой и того, за кого молю. Ни имени, ни жизни, ни призвания нет у него. Очисти его, Полотно эфира, и отпусти вслед за нитью времен. Очисти его, Полотно эфира, и отпусти вслед за нитью времен. Очисти его, Полотно эфира, и отпусти вслед за нитью времен.

Лита зажмурилась, но ничего не происходило. Снизу доносились голоса и звон разбитого стекла. Тянуло дымом. Воздух по-прежнему оставался спёртым. Она открыла глаза. Сид не улыбался, но выражение его лица вполне можно было расценивать как довольное.

— Получилось?

— Надеюсь. А теперь идём, пора выбираться отсюда. Мы провели здесь слишком много времени.

— Как?! Всего лишь несколько минут…

— Тебе так кажется. Время к вечеру.

Неужели повторяя странные слова, она сбилась со счета времени? Не может быть… Уже вечер? И зачем вообще нужно было сюда подниматься? Гнил бы этот треклятый Ворон на дне небытия вечность вечную! Ей-то что… Лите не терпелось расспросить, в чем же всё-таки заключена эта необходимость очищения сгинувшей жизни демона, но она помалкивала. Сид не производил впечатления расположенного к разговорам человека.

— Что там происходит, ты знаешь? — девушка выглядывала из-за плеча Сида на улицу. Они остановились у одного из окон небольшой залы, украшенной коврами всех оттенков красного.

— Они добрались до монастыря, — голос магистра не выражал ничего, а глаза Литы округлились.

— Но как? Ведь стены… и это же… монастырь!

— Дурочка. Жаль, своего ума не одолжу, — Сид перевел взгляд на макушку Литы, затем на дверь, предусмотрительно запертую. — Как ты не поймешь, борешься ты как раз за то, чтобы не было этого монастыря, чтобы не было юдоли Грусти, чтобы не было даже этого дворца, которым так восхищаются твои глазенки…

— Но как же… — только сейчас до девушки стал доходить весь смысл происходящего. — Как же мы справимся без всего этого?.. Это же — мы.

— Вы — это точки на карте. Волею звезд справитесь.

— Но ты, ты сделал это! Ты! — Лита принялась колотить кулачками по груди магистра. — Мы не сможем одни, не сможем, не сможем! Ты поднял людей, ты дал надежду, ты разрушил старое, а что же делать нам?!

— Новое создавать… — Сид покачал головой, как старый учитель, в сотый раз объясняющий урок. — Кажется, восставшие уже во дворце. Как бы не впали в ступор, как…

Взгляд был более чем выразительным. Лита шмыгнула носом.

— И что теперь?

— Пора поговорить с Верховным магистром. Думал, что обойдемся без этого, но раз уж так…

Сид предполагал покинуть дворец, очистив путь демона и оставив на волю народа продолжение действий. Однако что-то настолько напряженное росло в его груди, что просто так оставить Верховного магистра он не мог. Предполагалось вечное заключение того в юдоли Грусти, «семья» под влиянием Фина отказалась от мысли о смертной казни Адана после победы восставших, да и она всё еще была под большим вопросом.

Увидев, что восставшие ворвались во дворец, стражники наконец начали действовать более непреклонно. Выстрелы и крики разрастались эхом в огромных залах магистрата. У каждого, кто прорвался в эти стены, было одно желание — убить Верховного магистра. Но только у одного единственного это желание было всей жизнью.

Иритая оказалась в числе первых заключенных, выпущенных из клетушек юдоли Грусти. Толпы людей громили и поджигали всё, что видели. Монашки с визгом, воем, криком разбегались, сдирали с себя синие одеяния, когда-то считавшиеся знаком неприкосновенности, а теперь ставшие прекрасной мишенью. То здесь, то там вспыхивали новые и новые костры. Кто-то лежал, кто-то сидел, покачиваясь из стороны в сторону, кто-то так и не вышел на свет из открытых камер. Иритая же провела в заключении всего несколько дней, поэтому хоть и двигалась с трудом, но всё же вполне понимала, что происходит. Серое тряпье, служившее заключенным одеянием, уравнивало всех, никто не обращал на нее внимания. Толстяк с огромной серьгой в ухе выкликал имена, пока ему в спину не воткнула нож одна из монашек. Её тут же скрутили и оттащили в пылающую уже кладовую, а на место толстяка встал другой человек, зовущий заключенных. Иритая, опираясь о стены, выбралась из монастырских врат. Теперь у нее была только одна дорога, к смерти.

Она сама не помнила, как добралась до дворца. Ворота и дверь уже проломили, а окна первых этажей зияли пустотой, за которой метались тени. Грабят и убивают, наверняка. Иритая схватила чудом уцелевший графин для полива роз, отхлебнула воды, отвела от лица слипшиеся пряди волос и поблагодарила звезды за то, что по иронии судьбы стало её спасением: юдоль Грусти надежно защитила дочь Верховного магистра от надругательства, а то и смерти. Вряд ли кто-то из ворвавшихся помнил, что она была женой Сида, вряд ли об этом помнил сам Сид, но, как бы то ни было, нищенка-воровка не вызывала ненависти. Какой-то красильщик прикрыл её своей грудью от свистящего дротика, повалился — Иритая злобно оттолкнула труп и скрылась за портьерой, скрывающей один из многочисленных потайных ходов.

Кажется, её отец совсем утратил контроль за ситуацией. Не учел влияния Сида. Не подумал о путях отступления. Ничего, она, Иритая, даст ему такой путь. Если восставшие могли лишь бесцельно громить всё, что попадется им на глаза в залах дворца, то Иритая знала каждый его уголок, каждую тайную комнату, каждый переход, сокрытый в недрах стен. И она точно знала, где искать отца.

Да, он был там. Небольшая молельня, вшитая в толстую стену. Два выхода. Первый, должно быть, охранял мерзкий приблудный пёс — слуга магистра, но о втором входе никто не знал, поэтому Адан и не позаботился о нем. Магистр стоял на коленях, благочестиво взывая к звездам. Неужели он верит, что они придут к нему на помощь? Нет, Иритая не была неверующей, она лишь точно знала, что звезды больше не верят её отцу, не могут верить после того, что он сделал с собственным ребенком теперь, что он делал с ней так много лет. Гнев кипел в ней, уничтожая слабость и физическую усталость, ей казалось, что сейчас она может сдвинуть горы и не почувствовать ничего. Прямо сейчас — и нечего затягивать!

— Иритая, нет! — слишком долго сопротивлялся старик-слуга, защищая вход в комнату. Сид не успел. Осколок зеркала вошел в горло Верховного магистра с чавканьем и хрустом. Алая кровь брызнула фонтаном, заливая руки, одежду, волосы опустившейся рядом с отцом на колени Иритаи. — Что ты наделала?!

— Я убила его! Я убила его! Убила! — женщина зашлась в хохоте, полном сумасшествия и отчаяния, боли и пустоты. — Убила, убила, убила его!

Лита не верила своим глазам. Эта помешанная и есть Иритая Прекрасная, принцесса магистрата, супруга Сида? Отцеубийца. Девушка смотрела на хохочущую оборванку и не могла пошевелиться, настолько ужасающей казалась ей эта картина.

— Успокойся, — Сид медленно подходил к жене. — Успокойся. Отдай мне это…

Он даже протянул руку, ладонью вверх, мягко уговаривая Иритаю отдать её оружие, но лишь получил рану, быстро наполняющуюся кровью, прозрачной, темно-вишневой — кровью. Лита подумала, что сходит с ума и помотала головой, когда она вновь взглянула на ладонь Сида, он уже перевязывал руку нашейным платком.

— Отдай, Иритая, ты поранишься, — голос его даже не дрогнул.

— Я уже ранена, Сид… — смех резко прекратился, Иритая поднималась с колен, — и убита, пожалуй…

Она была слишком быстра для умалишенной, она отправилась вслед за своим отцом, но прежде чем Лита успела понять это, комнату заполнил яркий свет, словно бы сами звезды каким-то чудом проникли в междустенье, чтобы прекратить кровопролитие. Свет был горячим, но не обжигающим, голубовато-серым, покачивающим гобелены, проникающим под кожу. Он потух так же быстро, как и вспыхнул. Лита несколько секунд привыкала к вернувшейся темноте.

— Что это, Сид?

На нее смотрели добрые голубые глаза.

— Ничего, Лита, ничего, — Фин ободряюще улыбнулся. — Я потом тебе объясню, а сейчас пойдем-ка отсюда.