Глава седьмая

Волнения в городе не утихали несколько дней. Всё это время ни Фин, ни Сид не появлялись. С момента сцены в потайной комнате дворца близнецы не разговаривали с Литой. Фин доставил её к дверям дома какими-то тайными ходами, прорытыми под улицами города, и скрылся в толпе, вооруженной мотыгами, должно быть, пахари с юга страны. С тех пор он не появлялся. Как только девушка начинала волноваться, в двери входил новый «брат», «дядюшка» или «племянник», приносящий весточки от глашатая.

Разумеется, по дороге из дворца ей ничего не было объяснено, ни до того было, и теперь Лита ломала голову над тем, что же произошло. Когда она поведала Инге, что видела своими глазами смерть Верховного магистра и его дочери и с волнением начала доказывать, что попытка Сида остановить Иритаю была явной глупостью, Инга промолчала, а вот рассказ о вспышке света и о том, как вдруг неожиданно братья поменялись местами, рыжую явно заинтересовал, как и упоминание о клетке Ворона. Инга так и сыпала вопросами, а Лита пыталась ответить на них, но только еще больше путалась.

Вопросов становилось всё больше, а ответить ей никто не мог — все только разводили руками и пожимали плечами. До тех пор, пока не вернулся Фин. Выглядел он, как обычно, довольным жизнью. Лита тут же решила идти в атаку.

— Слушай, а твой брат всегда такой злой? — девушка поставила перед Фином чашку с чаем после того, как поутихли разговоры о продолжающихся беспорядках и попытках установить хоть какое-то подобие власти, а «семья» разошлась по своим делам: большинство мужчин ушло к восставшим, чтобы раздать распоряжения брата Сида, переданные Фином.

— Он не злой, — глаза глашатая смеялись.

— Как же, не злой, мне казалось, что он меня пригвоздит ненароком к стене своими глазищами… И ведь за просто так…

— Сид ничего не делает просто так, — Фин отпил глоток чая и принялся покачиваться на стуле.

Лита хотела было надуться, но ей очень хотелось знать, что же произошло.

— Пусть так, тебе виднее, а скажи вот…

— Допроса мне не избежать, да? — глашатай умел говорить так, что всегда хотелось смеяться, что Лита и сделала, но вовремя остановилась. Она давно уже раскусила эту манеру Фина уходить от серьезных разговоров.

— Нет, не избежать. Я хочу знать, зачем мы спасали того гнусного демона, ты хоть понимаешь, скольких он убил?

— Потому что нас так учили…

— Учили спасать демонов?! Но твой брат, между прочим, его убил…

— И мой же брат попытался спасти его. Послушай, Лита, всё правильно. Нельзя оставлять Ворона в лапах зла. Просто — нельзя. Даже после смерти — нельзя. Потому что мы должны очищать дорогу свету, понимаешь, а не задерживать его горами зла.

— Но ведь Ворон убит… Зачем ему? — Лита была в недоумении.

— Ничто не исчезает, — Фин улыбался. — Всё идет к свету. По своему пути, но идет. Мы можем упростить этот путь, можем усложить, но зачем усложнять?

— Но ведь демон — зло!

— И ты помогла ему, злу, уйти отсюда с миром, тем самым преумножив добро. Разве это плохо?

Лита пожала плечами. Наверное, она не вполне понимала, что же такое ей толкует Фин, но разобраться старалась. Выходит, не случайно тогда глашатай постучал в двери сеновала. Для того нужна была ему девушка, чтобы преумножить добро, чтобы очистить…

— Поэтому твой брат не хотел, чтобы Верховный умер? Чтобы ничего не загораживало путь свету?

— Да. И чтобы путь магистра тоже не прервался во зле. Но у нас не получилось.

Девушка хотела возразить, но не нашла аргументов, не оспоренных ранее.

— А этот свет?

— О, этот свет… Красивый он был, правда? — Фин берег воспоминание, глаза его лучились всякий раз, как он видел сияние Саосса.

— Да, очень. Но что он такое? И ты… и твой брат… и как ты там оказался?

— Боюсь, что этого я объяснить тебе не могу. Боюсь, что именно из-за этого великолепного света мы и расстанемся с тобой, маленькая Лита.

Анта смотрела в окно. Её ничего не тревожило сейчас, кроме попыток углядеть хотя бы одну крохотную точку там, внизу, в вымороженной долине. Мидар гладил жену по спине, разглядывая её кудри. Сыновья не унаследовали серебро волос матери, а жаль…

— Не жди, Анта, они не появятся здесь, — как ни старался владыка, не мог придать голосу жесткости.

— Не могу, — тихий её голос шелестел ветром по его коже, — потому что один из них точно вернется ко мне.

— Только один? — Мидар перевел взгляд в окно.

— Только один, — Анта повернулась к мужу и обняла его.

— Кто из них?

— Я не знаю.

Мидар легко сжал подбородок Анты, приподнимая её лицо и заглядывая в глаза. У Сида её глаза. И его характер. У Фина всё наоборот. Стук в дверь оборвал мысли отца, возвращая к делам владыку.

— Господин, — Ицца не вошел в комнату, призывая Мидара из-за дверей, — господин, техники нашли Сида.

— Что?! — тонкие темные брови сошлись на переносице, Мидар так резко отпустил жену, что она отшатнулась к окну. — Где?

Анта не стала останавливать мужа, быстрым шагом покидавшего комнату, только щелкнула пальцами, подзывая своих птиц. Оперение темно-вишневого цвета, будто прозрачное, и хрупкие клювы птиц мелькнули за окном и зависли в воздухе. Две пары внимательных глаз смотрели на свою госпожу. Она улыбнулась птицам, подставляя им руки. Тонкие коготки впились в запястья.

— Я хочу знать всё, что будет сказано в Синем зале людьми в оранжевом, — одна из птиц вспорхнула с руки и вылетела в окно. — А ты лети в Диорас, найди там человека, названного Фирлитом, и призови его к госпоже вот этим.

Анта повязала черную ленту на лапу птицы. Та ответила кивком, больше похожим на поклон, расправила крылья и отправилась на запад.

Мидар всё еще носил черное. Ицца решил, что это своего рода покаяние господина: он читал, что в некоторых эфирах черный цвет — погребальный, цвет скорби. Никто не обязал бы владыку носить один и тот же цвет, но тот не изменял выбранной гамме уже несколько лет. Впрочем, мотивы Мидара не должны тревожить его советника до тех пор, пока они не оказывают влияние на полотно и эфиры. И вновь, как в первый день, Синий зал встречал техников. Ицца едва сдержал грустную улыбку.

— Итак, что у вас? — Владыка сверлил взглядом дверь за спинами мастеров.

— В одном из эфиров, владыка, было замечено Первоначальное Сида.

— Вы уверены в этом? — кажется, Мидар облегченно выдохнул, но Ицца тут же отогнал крамольную мысль с этим замечанием.

— Да, господин. Цвет полотна. Такое Первоначальное может быть только у ваших детей.

— Откуда вы знаете, что это был именно Сид?

— Его кровь, владыка, окрасила Первоначальное голубым.

— Кровь?! — Еще один выдох. Ицца заметил. И сохранил в памяти выражение глаз Мидара, которое не увидели техники, склонившие головы.

— Да, владыка. Совсем немного. И вспышка была не самой сильной, но наши приборы обнаружили её.

Мидар взмахнул рукой, прогоняя техников. Он хотел еще что-то спросить, уточнить, хотел, но передумал. Ему вдруг так захотелось остаться в одиночестве, а потом пройти по мосту, войти в покои жены и уткнуться лицом в её волосы…

— Владыка?

— Щенки! Гадкие щенки! — Мидар грохнул кулаком по столику с бокалами, хрусталь жалобно звякнул. — Что потянуло их туда, где нужно проливать кровь? Что они там делают?!

— Владыка… — Ицца уж точно не ожидал от Мидара подобной реакции.

— Что ты заладил одно и то же?! Мне нужна информация, много информации. Всё о том эфире. И послать туда поисковиков. Может, нечестивец оставит нам след. Сид не глуп, он не останется там после вспышки.

Ицца осмелился задать вопрос:

— Интересно, что его там задержало? Может, пытается найти брата?

— Если он его найдет, к лучшему, я смогу сразу убить их обоих!

Ицца спрятал улыбку за краем бокала. Владыка слишком любил своих детей, чтобы уметь скрывать это.

Дым, поднимающийся над крышами, был мирным. Неделя прошла с момента захвата дворца. Жизнь возвращалась в привычное русло, лишь с одним исключением — магистрата больше не существовало. Люди спорили об управлении, что-то отменяли, что-то восстанавливали, моление звездам объявлено было всеобщим, а один из портовых городов ответил тем, что прислал знаменитого чтеца звезд для установления новых путей. «Семья» рассыпалась: кто-то занялся городским управлением, кто-то делами установления мира в разоренных Вороном пределах. Лита коротала вечера за долгими разговорами с Ингой, решив остаться с «сестричкой» до тех пор, пока может быть полезной. Инга знала много сказок и преданий, которые и передавала девушке при свете свечей. Иногда к ним подсаживался Фин и неотрывно следил за огнем. В последнее время он держался как-то поодаль, сторонился разговоров, всё больше молчал и улыбался, но совсем не так, как прежде.

— Ты уходишь от нас? — спросила Инга.

— Да, — Фин качнулся на стуле, пламя свечи потянулось к нему.

— Надолго?

— Думаю, что насовсем.

— Ты поплывешь за море? — сердце Литы болезненно сжалось.

— Нет, — Фин, бывший глашатай, перевел взгляд в глаза девушки. Конечно, свеча — неверный подсказчик, но девушке показалось, что на мгновение глаза Фина сделались зелеными.

— А куда ты идешь?

— Я еще не знаю.

Разговор оборвался. Так они и сидели втроем молча. Всю долгую ночь. Прощаясь без слов. Каждый из них понимал, что навсегда. Лита незаметно для себя задремала, а, проснувшись, увидела повязанный на запястье кожаный ремешок, которым Фин стягивал волосы в хвост. Сам глашатай исчез.

— И куда мы теперь?

Близнецы сидели на берегу реки. Город был еще недалеко. Его запах вился в ветвях деревьев, его шум сгонял с неба облака.

— Куда-нибудь, где нас не будут искать. Ты ведь понимаешь, что со дня на день тут появятся те, кто ищет нас.

— Понимаю. Не стоило тебе быть таким эмоциональным, — Фин улыбнулся.

— Наверное, я немного любил её, — Сид пожал плечами, — но уберечь так и не смог.

Фин промолчал.

— Пора, брат.

— Пора.

— Надеюсь, что однажды я увижу твои глаза напротив.

— Хочется думать, что так.

Сид поднялся, сплетая Первоначальное в тугую сеть, втягиваясь в мягкую прозрачную паутину.

Телега проскрипела вдоль берега. Возница поежился и поднял взгляд к задержавшимся на небе звездам. Он хотел спросить дорогу у чудака на берегу, но тот исчез прямо перед носом. Торговец сплюнул и отправился искать указатель.