Глава вторая

Фирлит разглядывал каменный потолок. Мысль о том, что здесь он в заключении более, нежели в ссылке на западе, все настойчивее терзала ум. Нет, Глава дома Мечей не мучился одиночеством, не рвался к ветреным рассветам, не питал желания поговорить с кем-то: ему лишь хотелось не скрываться больше — и ничего не скрывать.

Сид вернулся. Известие едва ли не напугало учителя наследника, до того оно было странным. Фирлит скорее смирился бы с тем, чтобы близнецы скитались вечно и никогда больше не увидели мать и отца, чем позволил бы одному из них вернуться в Саосс. В глубине души он понимал, что поступок Сида единственно верный, но волнение захлестывало. Мидар не выносил своеволия и неповиновения. Как он накажет сына за побег и тайный брак, оставалось только догадываться. Тут Фирлит резко оборвал ход своих мыслей. Не будь он Хранителем Чести, не стал бы этого делать, но, кроме того, что он являлся опальным царедворцем, был он и попросту честным человеком. Нельзя отказывать Мидару в человечности, умении любить и оберегать своих близких. Да, он делает это по-своему, порой жестко… Вполне может статься, Сид лишь порадует отца…

Фирлит поднялся с постели, взгляд его растеряно скользил по стенам, увешанным коврами. Героические сцены, мифические герои, легендарные подвиги, умело вплетенные в нити, окружали Фирлита и затягивали в темный хоровод, в водоворот, вращающийся все быстрее и быстрее. Звук неровным свистом прорывался сквозь мечущиеся картины, раня слух, становясь всё ближе. Прервать сумасшедшую пляску цветастых полотен не представлялось возможным: кружилась ли комната вокруг Фирлита, вилось ли его воображение вокруг нити сознания… Звук резал пронзительной, прерывающейся нотой.

Он упал на колени, пытаясь заткнуть уши руками, голова разрывалась от дичайшей боли.

— Ты так предсказуем, — тихий слабый голос ворвался в сознание очередным спазмом, Фирлит застонал. — Когда ты научишься не воспринимать все так болезненно?

— Когда это перестанет доставлять тебе удовольствие, — Фирлит с трудом выговаривал слова, но боль постепенно отступала.

— Будешь мучиться вечно, если не научишься контролировать себя.

Пророк слышал мягкую поступь: Эф ходил кругами у скорчившегося на полу человека.

— Ты хочешь что-то поведать мне, Эф?

— Нет. Наверное, нет, — вздох был почти искренним. — Даже не знаю.

— Ты странный сегодня…

Фирлит никогда не осмелился бы сделать то, что сделал сейчас: он приоткрыл глаза. Раньше Эф делал всё, чтобы Хранитель Чести не смог увидеть его: слепота, мрак, искрящиеся вспышки. Сегодня же ничего этого не было. Фирлит увидел ворс ковра, каменную кладку пола… и детские ступни. Эф стоял прямо напротив. И пророк осмелился впервые поднять глаза. Ребенок улыбался. Улыбался странно. Как улыбаются старики перед смертью. Фирлит почувствовал, как ужас сковывает его, на сей раз уже не позволяя оторвать взгляд от черных глаз напротив. Дитя — не образ, не фантазия, всезнающий Эф на самом деле был ребенком, мальчиком лет десяти. Изможденным, бледным, с лихорадочным блеском в глазах и усталой улыбкой. Страх — единственное чувство, которое испытывал сейчас тот, кого называли Пророком.

— Я всегда такой.

Фирлит молчал. Язык отказывался повиноваться, губы пересохли, руки — влажные комки плоти. Эф присел на корточки, склонил голову набок и принялся внимательно изучать лицо Хранителя Чести.

— А вот ты странный. Раньше почему не смотрел на меня?

— Я не мог, — слова звучали глухо, доносились словно бы со стороны.

— Не хотел, — Эф не моргал, не двигался, синие губы его едва приоткрывались. — Впрочем, у нас еще будет время поговорить об этом. Наследник вернулся домой… Второй обрел то, что потерял когда-то.

— Фин.

— Он никого не винит, — послышались ли Фирлиту снисходительные нотки? — Он продолжает свой путь с новым пониманием себя. Это хорошо.

— Что мне сказать его матери, его брату?

— Откуда мне знать, что ты им скажешь?

Очередная улыбка морозом прошила позвоночник, совершенно безразличная и будто бы пустая. Эф поднялся, огляделся, поморщился и продолжил:

— Сейчас куда важнее другое. Что они сделают, когда уйдет их отец…

Эф приложил тонкий палец к губам, изображая размышление, именно изображая и желая показать это. Фирлит осторожно поднялся на коленях, во все глаза глядя на парнишку. Эф молчал, выжидая, затем резко уставился на пророка: чернота глаз резала нервы кинжалом.

— Мидар..?

— Уйдет, да, что они сделают?..

— Но как?!

— Откуда мне знать, как? — Эф снова отмахнулся, словно выбрасывал ненужную игрушку, которая занимала его лишь мгновение перед тем, как он увидел нечто новое. — А откуда эта сцена?

Он указал на один из гобеленов. Тонкая работа мастера рассказывала о том, как Праотец, носящий Имя, Стершееся в Вечности, побеждает своих мятежных братьев, создавая Эртею и ее холодные заснеженные пики. Легенда, на которой росли и близнецы. Фирлит пересказал ее Эфу. Лицо мальчика медленно искажалось улыбкой.

— Скажи, а Праотца кто-то надоумил убить своих братьев?

Фирлит сглотнул противный комок, забивающий горло:

— Насколько мне известно, нет. Он сам решил править твердой рукою, подчинив себе все эфиры…

— И с тех пор наследник у владыки всегда был только один?

— Д-да.

— Хм...- Эф покачал головой, столько показной скорби Фирлит еще не видел. — Скоро грядут перемены… Уже совсем скоро.

Пронзительный звук оглушил Фирлита, он вновь упал на пол. Волнами накатывала тошнота, отступая на секунды, когда едкая нота прерывалась, останавливая и пульс Хранителя Чести. Раз за разом, вдох за вдохом. Фирлит не сразу услышал тишину, не сразу открыл глаза, не сразу смог подняться. Он вновь был один под сводами комнаты, спрятанной в глубине катакомб. С новым пророчеством. Быть может, даже более страшным, чем предыдущее.

Он все пытался отдышаться, но силы находились только на то, чтобы не разрыдаться. Фирлит никогда не пытался задумываться о сущности того, кто разговаривал с ним. Однажды он почти поверил в то, что Эф — лишь его собственная фантазия, измышление, миф, но ребенок, стоявший перед ним сегодня, вовсе не был метафорой, он был куда более настоящим, чем весь этот мир, Мидар, Полотно и сам Фирлит. И у этого мальчика не было Первоначального, не было — Пути. Он словно бы был всем — и ничем при этом не был. Пророк обхватил голову руками.

«Что ты такое, Эф? И почему ты говоришь такие страшные вещи так спокойно? И зачем ты говоришь их мне? Могу ли я изменить что-то, только зная о них, или весь смысл в том, что ты всего лишь озвучил идею? Ты ведь не правишь нами! Не контролируешь! Велик и всемогущ Правитель Полотна, а ты… всего лишь ребенок, которому взбрело в голову расспрашивать меня о старых легендах!..»

— Что с тобой?

Анта взволнованно смотрела на Фирлита, остановившись в дверях. Таким она еще не видела Хранителя Чести. На полу у постели сидел затравленный, растерянный, испуганный человек, под глазами которого залегли темные круги, а губы были белее снега. Фирлит поднял взгляд на владычицу. Так сложно понять, кто она такая и с кем разговаривает, почему он здесь, а не в морозном Диорасе на морском причале.

— Что с тобой? — повторила Анта, помогая Фирлиту подняться. — Что, скажи мне?

Фирлит заглянул в зеленые глаза владычицы. Море убаюкивало, успокаивало, снимало дрожь силой глубины и вечности. Он глубоко вдохнул, прежде чем опуститься на постель:

— Мне нужно поспать, Анта. Поспать и подумать, прежде чем я смогу говорить с тобой.

Она не стала ничего спрашивать, только едва заметно кивнула, словно бы в чем-то согласилась сама с собой. Уходя, бросила еще один взгляд на Фирлита: словно бы постарел за один день на десятки лет, словно бы что-то в нем сломалось в угоду росткам страха. Не таким знала Анта Главу дома Мечей. Увидит ли она когда-нибудь его прежним, и что произошло с ним? Дверь тихо закрылась за владычицей, поспешившей сейчас к сыну; к Фирлиту она вернется завтра, когда всё хоть немного уляжется.

Поспешным, но неслышным шагом Анта пересекала одну из галерей дворца, словно замершего в ожидании. И в обычные дни внутренние покои обители не бурлили людьми, сейчас же и вовсе казалось, что владычица здесь одна. Но только казалось. Анта улыбнулась: сын вернулся. Она справится с Мидаром, сможет, как могла всегда, лишь бы только Сид смог хоть немного отдохнуть.

Только ранним утром он вернулся, отпуская мать от Тилл, спящей тревожно и чутко. Девочка улыбнулась Сиду сквозь сон, а он благодарно смотрел на мать. Они почти не разговаривали, не то было время, беседы еще будут, но только не сейчас. Владычица желала знать, что произошло с детьми, но не торопила Сида с рассказом. Вряд ли сейчас он найдет правильные слова.

Тихие шаги замерли за дверью, когда от одной из колонн отделилась тень. Аврит не спал, не мог позволить себе спать в такое время. В любую секунду он мог потребоваться владыке или его жене, или советнику, или наследнику… Подгоняемый тщеславием и уверенностью в своих силах, гонец следил за каждым из правящей семьи, чтобы в случае чего первым оказать требуемую помощь.

Сейчас на его губах играла улыбка. Он узнал нечто, что позволит ему… О, Аврит даже не осмеливался мечтать о тех горизонтах, что откроются ему, когда он расскажет, где укрыт глава Дома Мечей, Хранитель Чести и бежавший пророк Фирлит. Сейчас гонец решал, к кому идти с этой вестью: к Мидару, чтобы получить кошель золота и быть отосланным от двора с очередным опасным поручением? к Анте, чтобы Сиятельная снизошла до патроната ради защиты своего любимчика? к Ицце, чтобы он, как и подобает по уставу, первым донес весть владыке, но вознаградил Аврита, помогшего ему еще более возвыситься? к Сиду… Вот кто мог бы щедро отблагодарить и облагодетельствовать нашедшего учителя.

Аврит захлебывался предстоящими возможностями, сбегая по лестнице к покоям владык. Внезапно нога его соскользнула, словно бы одна из ступеней была уже прочих или ниже, Аврит не успел понять, только увидел впереди острые углы гранита — и темноту. В глазах его застыл невысказанный вопрос.

— Всякое случается, когда вмешиваешься туда, куда не следует. Еще не время.

Тихий голос ответил тому, кто его уже не слышал. Эхо секунду позабавилось с отзвуками падения и смолкло, не ответив мальчику, склонившемуся над телом. Эф еще несколько секунд смотрел на Аврита, а затем растворился в воздухе.