Глава третья

«И я ждал бы тебя звездной ночью,

Пил бы странствий твоих сок,

Чтобы увидеть воочию

Каждый всплеск волн,

Что уносят тебя от меня...»

Фин бережно вставил книжный лепесток на место и задумался. Все стихи этого эфира были посвящены воде, ветрам и звездам, а еще — любви. Не странно, что не упоминаются в них ни страшные звери, ни деревья, ни высокие горы. Здесь их попросту не было. Во всяком случае, не было на момент написания удивительных строк. Фин затруднялся вспомнить, слышал ли он где-либо столь благозвучный язык. Для него существуют поэзия, песни и речи. Люди, говорящие на подобном языке, действительно должны жить в белоснежных высоких домах, выросших посреди моря, должны плавать на лепестках и пить саму жизнь. Только вот что же скрывается за тонкими и, казалось бы, прозрачными одеждами этого эфира?

Фин поднялся с кресла и прошел в прихожую. Углы, черными насекомыми разбегающиеся по стенам буквы. Он вглядывался в сплетение знаков очень долго. Определенно, сон его как-то связан с каждой из этих букв. Исиантарин говорила о проклятье. Значит ли, что защита от проклятья преследует его? Значит ли это, что он каким-то образом связан со странным неизвестным злом, настолько сильным, что о нем не говорят в этом эфире? И как со всем этим связаны небесные скитальцы? И почему он сразу не почувствовал страха, а увидел лишь свет старой и спасающей магии? Почему не задумался сразу о том, от чего же нужно спасать всех этих людей? Нет ответов. Домысливать что-либо совершенно не хотелось. Фин вздохнул, оторвался от бессмысленного созерцания стен и вышел с твердым стремлением получше узнать портовую жизнь.

Конечно, в таком тонком деле как знакомство с совершенно незнакомым местом главное — не утруждать себя наличием карты, путеводителя или хоть какого-нибудь проводника. Фин считал, что нет ничего лучше, чем заплутать в узких улочках, сложносплетенных переходах или… навесных мостах.

Он вдохнул побольше воздуха в грудь и улыбнулся, покидая дом. Спускаясь, он насчитал семь этажей, еще несколько десятков уходили к воде. Интересно, Исиантарин живет так высоко, потому что её ранг это позволяет или потому, что её ранг только это и может позволить? Размышляя об этом, Фин вышел на один из мостов. Одежда встречавшихся ему людей никоим образом не свидетельствовала об их социальном положении. Пастельные тона, полупрозрачная вышивка, никаких украшений, длина волос, скорее всего, была совершенно произвольной. Толстяков в порту, похоже, не было, как и худышек. Люди ходили по двое, по одиночке, нигде не было заметно хоть сколько-нибудь заметного их скопления. Это тоже показалось Фину странным. Всё-таки порт должен был быть, в его представлении, местом людным, шумным, ярким. Здесь же по самым скромным прикидкам жило несколько сотен тысяч человек, не издающих почти никаких звуков. Гул голосов казался отдаленным, к нему невозможно было приблизиться, невозможно было оказаться в его эпицентре, в каждой точке пространства стояла тишина. Однако она была приятной, мягкой, успокаивающей, а не гнетущей.

Фин остановился на одном из подвесных мостов, оперся о жгуты перил, глядя на линию горизонта, слабо подрагивающую под грузом неба.

— Красиво, не правда ли? — голос выдернул его из оцепенения.

— Да, очень.

Фин повернулся. Рядом с ним стоял старик. Возраст его угадывался даже не столько по лицу, сколько по глубине во взгляде. Ветер баловался с легкой его бородой, серебристой, как и брови старца. Морщин на смуглой коже почти не было.

— Я люблю приходить сюда днем, когда порт почти пуст. Люблю поиграть в то, что остался совсем один в этом мире. Я и небо.

— Зачем же играть в такую странную игру?

— Это не странная игра. Это всего лишь возраст.

— А почему порт почти пуст?

— Ты, айрими, еще ничего не знаешь о нас?

— Нет. Зато, похоже, каждый здесь знает что-то обо мне. Почему ты назвал меня айрими?

— Ты похож на них. На скитальцев, — мужчина посмотрел на подушечки длинных узловатых пальцев так, словно что-то читал на них. — Мало людей с цветными глазами и темными волосами осталось в этом море.

Только сейчас Фин осознал, что все встреченные им люди имели карие глаза и светлые волосы. Словно пытаясь разубедить себя, он обернулся в поисках брюнетов, но проходящие по соседнему мосту были светловолосыми, как и спешащая куда-то женщина, выскользнувшая из одной галереи, чтобы тут же исчезнуть в другой.

— Да, я почти ничего не знаю, — рассеяно ответил Фин.

— А порт пустует, потому что все избегают праздности. Те редкие прохожие, что встречаются теперь, лишь временно выходят к воздуху по какой-то своей надобности.

— Что значит «выходят к воздуху»?

— Основные здания города находятся под водой, — старик улыбнулся. — Там каждый и убивает праздность.

— А как? Чем вы занимаетесь?

— Мало ли дел у того, кто хочет что-то делать? Изготовление кораблей, производство пейрита, — незнакомец обвел рукой здания вокруг, — добыча пищи, выращивание растений, патруль, воспитание детей…

— Так значит, у вас есть растения?! — почему-то эта новость обрадовала Фина, тут же он вспомнил о загадочных плодах, что ела на завтрак Исиантарин.

— Конечно. Их выращивают в особых секторах в каждом порту. Их зелень нам необходима.

— Но почему всё это происходит под водой?

— Для равновесия, для безопасности… — старец пожал плечами. — Да и красиво там.

Фин представил, как зелень вод облизывает подводные строения, как рыбы проплывают мимо огромных стекол, как штормы остаются лишь на поверхности, не касаясь даже порывом ветра — действительно, красиво. Вот только ему необходим был воздух.

— А что происходит с теми, кто не нашел себя в работе?

— Такого не может быть.

— Может, — Фин покусал губу. — Когда не можешь выбрать, что тебе по душе, когда работа нелюбима и бросаешь её, когда…

— Ты говоришь странные вещи. Хочешь быть поэтом, пиши стихи, и люди будут тебе благодарны, хочешь бурить скважины и добывать пейрит, живи для этого, хочешь ухаживать за аолесс, никто не скажет слова против…

Фин не рискнул уточнять, что такое аолесс, однако удивление скрывать не стал.

— Я был в одной стране, где множество нищих страдало в бесправии…

— Они сами выдумали бесправие, чтобы страдать и нищенствовать.

— Их подавляли силой.

— Для каждой силы найдется большая.

— Они страшились за своих близких!

— Страх правит там, где ему это позволила слабость.

Старик смотрел вдаль, говорил тихо, с едва заметной хрипотцой, но легко, словно пел колыбельную младенцу. Фин надолго замолчал. Спор показался ему бессмысленным и чуждым духу самого этого места.

— Благословенна страна ваша…

— Мы долго шли к этому.

— Те, с кем я уже знаком, ничего не говорили мне об этом.

— А зачем тебе знать о том, что прошло?

— Прошедшее определяет будущее, — Фин заглянул старику в глаза. — Прошлое отпустит тогда, когда будут стерты надписи.

Старик вздрогнул, но не отвел темного взгляда. Казалось, в нем боролись противоречивые чувства: его родина процветала, не было голодных, не было необразованных, но тень чего-то страшного всё еще простирала свои крылья, хотя и защита от нее была велика.

— Сколько тебе лет, мальчик?

— Я не считал.

— А стоило бы… Быть может, тогда я не рискнул бы называть тебя мальчиком.

Фин усмехнулся.

— Как тебя зовут?

— Лотрентар.

Теперь вздрогнул Фин и восторженно уставился на старика.

— Я читал твои стихи этим утром!

— Я рад, — Лотрентар белозубо улыбнулся. — Мои стихи приносят мне счастье и покой.

— Они действительно прекрасны. В них много морской соли, неощутимой до тех пор, пока волна не отступится, и солнца, живущего в сердце каждого, выросшего свободным!

— Ты разделяешь со мной один дар, — если слова Фина и польстили поэту, он не показал этого, а может, считал само собой разумеющимся похвалы в свой адрес.

— Давно я не писал песен…

— Почему?

— Я не знаю…

Фин задумался. Почему перо не просилось в его пальцы, почему строки позволяли лишь оценивать, но не создавать, что ушло из его души?.. Просто было не до того, отмахнулся он. Лотрентар внимательно следил за собеседником и качал головой. Фин вопросительно взглянул на него.

— Ничего, мальчик, просто старался увидеть тебя.

— Я даже вполне осязаем.

— Вот только я тебя не вижу. Не вижу чего-то важного.

— Ты обладаешь каким-то особым зрением?

— Все поэты им обладают, разве ты не знал?

Фин пожал плечами, стараясь не встречаться взглядом со стариком. Тот отошел от перил и медленно направился прочь, Фин пошел следом.

— В такой день стоит прогуляться.

— Действительно.

Они надолго замолчали. Фин и радовался компании, и недоумевал над тем, как этому человеку удалось его смутить настолько, что даже привычная веселость никак не желала возвращаться. Сердце не сжималось тревожно, ровно билось в груди, пальцы не дрожали, взгляд не метался хаотично, вот только стремление к чему-то неуловимому, недостижимому уверенно росло в нем.

Они спускались все ниже, к воде. Фин уловил, что устройство порта напоминало спираль. Здания опоясывали мосты, с каждым ярусом их количество росло, а чем ближе к воде, тем меньше становилось навесных, зато всё шире становился пронзающий «паруса» белоснежный и прочный Главный мост. Фин вполуха слушал рассказ Лотрентара о том, как устроен город, глазел по сторонам и ловил себя на мысли, что подсознательно ищет среди прохожих брюнетов со светлыми глазами. Таких не встречалось.

— Сейчас мы на самом краю. Когда вернемся к центру, можно будет перекусить…

Фин смотрел на воду, подкрадывающуюся к его ногам и отбегающую, не успев прикоснуться.

— Мы ставим сдерживающие сети, усмиряющие воду, вблизи порта почти не бывает волн.

Лотрентар коснулся ладонью поверхности воды, словно ткани, разглаживая складки моря. Фин оторвался от своих мыслей.

— Ты говорил, что где-то можно поесть?

Старик рассмеялся и направился к центру порта. Еще с полчаса они молча шли, поднимаясь к четвертому ярусу мостов, и остановились у одного из зданий. Дверь привычно распахнулась без приложения каких-либо усилий со стороны входящих.

Помещение напоминало обычный большой зал, в котором радушный князь кормит своих воинов, послов и многочисленных жен, правда, стены его были гладкими, полы — идеально чистыми, свечи — только лишь бесполезным декором, посуда — необходимостью во что-то класть пищу. Ничего общего с обычным большим залом, в котором угощает богатый князь, решил Фин и вздохнул, оглядывая долгие ряды столов, скамьи, окна, вырезающие из неба ровные квадраты синевы, чтобы разбросать их по снегу стен.

— Но ведь здесь…

— Ресторации должны ублажать вкусовые рецепторы и не отвлекать от наслаждения пищей наслаждениями иного рода, — пояснил Лотрентар, видя некоторое замешательство Фина.

— А где я могу насладиться чем-то иным, кроме пищи?

— Мы храним историю в музеумах, книги на полках своих комнат, красоту в подводном мире, каждый имеет право спуститься туда.

— Я обязательно это учту.

К их столу подошла девушка с подносом, полным разнообразных блюд. Фин не стал уточнять, что они ничего не заказывали, должно быть, здесь не принято выбирать, а может быть, выбор ограничен. Старик хитро посмотрел на Фина, помогая девушке покрывать стол разнообразной посудой.

— Здесь есть всё, что может предложить это заведение в такой день, такую погоду и таким людям, как мы.

— А что, сегодня особый день, особая погода и… откуда они знают, что у меня нет аллергии на… да хоть на вот это?!

Фин схватил кусочек обжаренной рыбы, положил его в рот — и расплылся в блаженной улыбке.

— Вот видишь, — Лотрентар так же принялся за еду. — Никто не занимается своим делом просто так. Повар готовит то, что соответствует обстановке, его настроению и умению, девушка подает то, что должно понравиться вошедшим, потому что умеет определять желанное.

— Но как? — проворчал Фин с набитым ртом.

— Потому что никто не борется с праздностью только для того, чтобы победить её, бороться с праздностью нужно так, чтобы наслаждаться этим.

Фин только молча удивлялся и наслаждался едой. Покончив с последним бокалом глотка жизни, Фин сообразил, что расплачиваться ему нечем. Даже карманов, в которых могла бы чудом заваляться монетка, не оказалось на его одежде.

— Что же делать, Лотрентар, у меня нет денег…

— У меня есть.

Серебристые шарики упали в специальное углубление в столе.

— Но я…

— Ты, айрими, очень много спрашиваешь, очень много думаешь, но очень мало видишь.

Старик улыбнулся, взял Фина за локоть и вывел на один из навесных мостов неподалеку.

— Мы не думаем о том, что досталось нам легко. Мы легко расстаемся даже с тем, что потребовало значительных усилий. Поэтому деньги незначительны. Они — лишь инструмент, упрощение, не смысл.

— А о чем же вы думаете? — Фин склонил голову набок, задумчиво поглаживая пальцами перила.

— О прекрасном. Потому никуда не торопимся, хорошо выполняем свои обязанности и живем мирно.

— Идиллия. Такое почти невозможно себе вообразить.

— Только если фантазия твоя бедна и зашорена. Однако ты же поэт, айрими.

— Расскажи мне еще. Расскажи об этом мире.

— Раньше люди здесь жили иначе. Это было так давно, что не осталось в живых тех, кто видел. Кто-то говорит, что жилось так сложно, потому что горы еще пронзали небо, позволяя злу проникать сюда.

— Так раньше здесь была земля?!

— Конечно! — Лотрентар посмотрел на Фина, как на лишенного рассудка. — Ведь есть же дно у этого моря, есть и рифы, и отмели. Много трехсотлетий назад это было. До тех пор, пока не появились айрими. Великие и опасные воины опустили пики гор под воду, уничтожив несправедливость, довлеющую над мирами. Сохранилось совсем немного свидетельств о том, каковы они были, эти братья.

Фин до боли сжал пальцы.

— Братья?

— Более того, близнецы. Каждый из них был наделен особой силой, хотя и выглядели они почти так же, как и мы, хотя волосы их были темнее наших, а глаза светлее. Они боролись со злом. Один, сдавшись, ушел сквозь дыру в небе, второй остался, чтобы зашить её.

— И?

— И? Он исчез. Как только последний шов был наложен. Мудрецы говорили, что один брат не может без другого и каким-то образом они воссоединились, еще утверждают, будто опустив землю, один из айрими оставил здесь что-то столь же важное для него, сколь и причиняющее боль.

— Причиняющее боль?

— Мало кто мог претендовать на понимание их природы, мальчик, я тоже не стану. Я лишь передаю тебе легенду и не знаю деталей. Эта боль и осталась проклятьем над нашими водами. Айрими, штопая небо, пел прекрасную песню, которую записал один из наших хронистов, её слова и теперь защищают нас от зла.

— Значит, и спас, и наказал, и защитил?..

— Выходит, что так.

— Есть ли продолжение у этой истории?

— Нет.

— Объясни, Лотрентар, почему я не могу понять ни слова из той песни, что украшает входы в ваши дома?

— Потому что никто не может этого сделать. Язык айрими остался для нас непостижимым. Считается, что тот, кто прочтет эти слова, уничтожит проклятье.

— Значит, если я не могу прочесть ни слова, я не айрими?

— Не знаю, — поэт пожал плечами. — Мне пора предаться борьбе с праздностью. Да и тебя, должно быть, заждались.

Фин растеряно посмотрел в небо. Он и не заметил, как приблизился закатный час. Тепло попрощавшись со стариком, он отправился на поиски дома. Мысли его были далеки от попыток выяснить, в нужном ли направлении он идет, однако ноги сами вынесли его к открывшейся двери.

— Я хотела отправиться искать тебя.

— Зачем?

— Потому что ты мог не найти дорогу.

— Дорогу?

— Дорогу домой, — Исиантарин изогнула бровь. — Ты странный, айрими.

— Я не айрими.

Девушка только вздохнула, провожая Фина долгим взглядом. Он не заметил этого, дверь в комнату бесшумно закрылась за его спиной.