Глава 40

Наконец заявился очень важный и гордый Домка. В зубах он держал птицу размером с курицу. Она была явно мертва, сломанные крылья висели почти до пола… Я просто онемела от удивления — вот это мой городской пес сам поймал птицу?!

— Домка, ты где это взял? — только и смогла произнести я, завороженно наблюдая, как кровь ритмично капает на пол пещеры.

— Я смотрю — это для него нехарактерно, да? Ну что ж, суровая жизнь вносит свои коррективы в каждого, и в пса тоже. Молодец, охотник и добытчик!

Домка понял, что его хвалят и свалил бедную птицу прямо к моим ногам.

— Вы что же, рассчитываете, что я буду это потрошить и готовить? — еле слышно спросила я.

— А есть ты это будешь? — с хитрецой спросил старик.

— Нет… — я не могла отвести взгляда от открытых замерших глаз птицы.

— Ну, я тоже не ем мяса, поэтому вся добыча достанется самому охотнику.

— А Олегу, как вы думаете — может, нужен какой-нибудь бульон?

— Таня, поверь мне на слово — организму Олега сейчас меньше всего нужно бороться с мочевиной и трупными ядами, и это в то время, когда он все свои силы бросил на кроветворение и восстановление. Голод — лучшее лекарство.

С этими словами старик поднял птицу с пола и вынес из пещеры, положив ее за следами костров.

— Я думаю, для всех будет лучше, если твой пес поужинает здесь, не так ли?

Я облегченно вздохнула. Во-первых — я никогда в жизни не чистила птицу и совсем не рвалась начинать это делать, а во-вторых, отпала проблема — чем кормить собаку. Я подозвала Домку к птице и разрешила ее есть. Домка с непониманием посмотрел на меня.

— Молодец, Домушка, молодец, ешь — это все для тебя.

Домка начал жадно рвать добычу, а я поспешила зайти в пещеру.

***

— Ну что же, пора и нам подкрепиться, солнце-то уже почти село… У меня есть грибы и ягоды — что ты будешь?

Я с удивлением посмотрела на старика. Грибы и ягоды? Вот такой ужин? И только сейчас я вспомнила, что сегодня, не считая молока с утра, вообще ничего не ела. Вот это да, столько переживаний — и не до еды было…

Старик достал из своего «термоса» какие-то тряпичные сверточки и стал их разворачивать. Там оказались сушеные сморщенные грибы, такие же сморщенные ягоды и еще тот раздутый шиповник, который утром мне предлагала Олеся. Я смотрела на него в недоумении.

— Да ты не бойся, я тебя не отравлю. — хмыкнул он. — Ты попробуй. Возможно, на вкус они не очень, но сил тебе придадут, ведь это живая еда.

У меня совсем пропал аппетит — в памяти всплыли виденные когда-то ролики о поедании живьем маленьких осьминожков и насекомых…

— В каком смысле живая? Оно же не шевелится…

Старик расхохотался звонким, юношеским смехом. Видимо, мои слова и перекошенную физиономию он находил смешными…

— Ну ладно, ладно, не обижайся… Живая не в том смысле, что ты подумала. Это же растительная пища. Но в ней сохранены… ферменты, энзимы. Так тебе понятней? Ты же слышала эти слова в своем мире?

Я с непониманием смотрела на него.

— Ну вот смотри. Для каждого, обрати внимание — каждого существа в нашем мире, да и во всех остальных, Богом или там природой, высшим разумом предусмотрена своя пища. Все уже готово, причем для всех и абсолютно бесплатно. Пчелу никто не учит, что ей есть, как выстраивать соты и как выводить потомство и тем не менее — она делает это идеально… Ты же понимаешь, во что бы ей обошлась малейшая ошибка в этих таких важных действиях…

В живой пище, как и в нас с тобой — мы ведь тоже потенциальная пища, например, для хищного зверя или для бактерий после нашей смерти — содержатся очень важные крупицы энергии, единицы измерения жизни. Их называли энзимы или ферменты, возможно, так тебе будет понятнее. Так вот, наесться — это не забить брюхо хоть чем-нибудь, только чтобы появилось чувство полного желудка, а главный и важный смысл этого действа — пополнить свое тело этими самыми энзимами. То есть с рождения человек имеет вроде бы как …капитал энзимов, в течение жизни — на движение, переваривание мертвой пищи, воспроизведение себя в виде продолжения рода — он эти энзимы тратит. Ну и тут простая арифметика — если что-то только тратишь, то оно очень быстро заканчивается… Человек начинает болеть, ему просто не хватает энергии — и рано умирает. В последнюю эпоху люди вообще жили до абсурда мало. Причем благодаря своим же стараниям…

Если же тратить и восполнять извне — то, понятное дело, энергии будет прибавляться. Так вот в растениях, вот в этих непривлекательных сушеных ягодах и грибах, как и в любом живом организме, полно энзимов. Обрати внимание — только в живом организме. Если нагреть эту пищу выше сорока трех градусов, выше максимальной температуры любого, и в том числе твоего тела — энзимы погибают.

Если вот эту серую куропатку, которую тебе так жаль, сварить — энзимов в ней не останется, это будет мертвая масса, которая просто заполнит пищеварительный тракт и твой организм от безнадеги ценой собственных энзимов будет выковыривать из нее кусочки хоть чего-то условно полезного. И тратить на это массу энергии, практически безрезультатно…

Если же съесть эту птицу, как это делает наш мохнатый дружок — сырой и полностью, начиная с потрохов — то он получит массу куропаткиных живых энзимов, которые войдут в состав его тела и заметь — сами же переварят все это мясо, в живых клетках встроен механизм самопереваривания, самоуничтожения при попадании в чей-то желудок. Но мы же с тобой не хищники — у нас совсем другое устройство пищеварения и абсолютно другая микрофлора в нем — поэтому еще раз предлагаю свою скромную пищу — свежая мушмула, сушеные ежевика и опята. Все это живое, так как просто высушивалось в тени. Энзимы в них находятся в анабиозе, в спячке — но при попадании к тебе в рот уже при взаимодействии со слюной они проснутся и отдадут тебе все, что смогут.

Я ошарашено смотрела на старика. Конечно, я не буду прям вот свято верить ему, но все же… какая-то железная логика просматривалась в его словах. Он разложил свои сверточки передо мной в раскрытом виде. После этой лекции я смотрела на них совсем другими глазами… Только вот…

— Вы сказали «люди последней эпохи»… Это как? Последней до чего?

Старик недовольно нахмурился и проворчал:

— Что-то с тобой я становлюсь не в меру болтливым. Не будем об этом, забудь… Советую начинать с мушмулы — она более свежая, не сушеная. И рекомендую тщательно жевать, так ты возьмешь от пищи намного больше.

И взяв несколько ягод в ладонь, начал есть, тем самым дав понять, что разговор окончен. Я по его совету взяла несколько ягод мушмулы. Внешне эта ягода совсем не вызывала аппетита — коричневая, какая-то не упругая, в общем — некрасивая. На вкус она оказалась кисло-сладкой, довольно приятной, а мякоть по консистенции как тесто. Но пошла она мне замечательно — то ли от голода, то ли от прослушанной только что лекции. Старик наблюдал за моим выражением лица и улыбался.

— Если все равно почувствуешь себя голодной — поешь грибов. Их сначала какое-то время подержи во рту, чтобы хорошо размокли от слюны. Главное — убери психологическую установку, что этого мало и тогда ты насытишься…

Поев мушмулы, я принялась за сушеные опята. Их терпко-солено-горьковатый вкус удивил меня. И через какое-то время я с удивлением поняла, что не голодна… Возможно, этот старик обладает гипнозом, или просто у меня эффект плацебо сработал… Мысли путались, ужасно клонило в сон.

— А что с Олегом? Лечить его как-нибудь будем?

— Нет, не трогай его. Тепло, вода, голод, сон и любовь — при этих словах старик улыбнулся — вылечат его гораздо лучше нас. Человеческий организм — совершенное создание…

— А любовь — это вы к чему? — не поняла я.

— Если будет желание, ложись спать вместе с ним… С целой стороны. Он будет чувствовать это, даже если и не осознавать…

Мы принялись готовиться ко сну — старик подкинул дров, и в пещере стало светлее и уютнее. Я отдала ему Туркины одеяла, хорошо расстелила одеяло под Олегом…

— А вход в пещеру закрывать-то будем?

— Ну, смотри сама — отсюда вряд ли стоит кого-то ждать, да и пес твой, наверное, тревогу поднимет.

Я прислушалась — Домка все еще чавкал. Ну не загонять же его насильно… А спать рядом с растерзанным птичьим трупиком как-то совсем неохота. Ладно, поспим и так…

Я прижалась к Олегу и накрыла нас обоих вторым одеялом. Олег был теплым, хотя бледность его лица все так же пугала. Но дыхание спокойное. Так радостно просто лежать рядом с ним, ощущать запах и тепло его тела! Я положила руку ему на грудь. Олег вздрогнул. Как там говорил старик «он почувствует, даже если не осознает»? Что ж, пусть чувствует…

— Спокойной ночи, Татьяна! — раздалось от костра.

— Спокойной ночи! — ответила я.

Еще один безумный день прошел… Уже второй подряд… Способность удивляться заметно притупилась — наверное, от частого использования…