Глава 7

Несмотря на быстро темнеющее небо, мы с Домкой успешно пробирались к мерцающему вдали огоньку. Они развели огонь на той самой полянке, где мы делали привал днем. Идти было легко: во-первых — уже не пекло солнце, а во-вторых — мы уже знали дорогу. Подойдя достаточно близко, я в нерешительности остановилась, чего-то вдруг застеснявшись. Не так-то легко идти к малознакомым людям и просить у них приюта, тем более у них даже нет никакого повода мне симпатизировать.

Уже совсем стемнело, но в свете костра я могла хорошо их рассмотреть. Турка сидел лицом ко мне и что-то вытачивал ножом из веточки, судя по всему — очередную стрелу. Недалеко от него в полутьме виднелась Олеся — она что-то искала в полотняном мешке при этом скудном освещении. Боком ко мне, сложив руки на груди, стоял кареглазый, смотрел в огонь и видимо, о чем-то сосредоточенно думал. Временами он улыбался, будто вспоминая что-то забавное, а временами наоборот — сжимал губы и углы его челюстей в этот момент заострялись, делая лицо каким-то злым и жестоким. В такие моменты он выглядел вдвое старше. От костра поднимался аппетитный запах жареного мяса и Домка в нетерпении шагнул вперед. Услышав треск сминаемых веточек, все заметно напряглись. Кареглазый настороженно обернулся в нашу сторону, но увидев кто это, расплылся в улыбке:

— А, это ты… Проходи, не стесняйся.

Мне было очень непривычно такое снисходительное обращение, тем более — я еще чувствовала себя неловко после нашего предыдущего разговора. Но я собралась с духом и с независимым видом подошла ближе:

— Спасибо за приглашение! — я церемонно кивнула кареглазому, проходя мимо него поближе к костру — Привет всем, это опять я. Пустите на огонек? В лесу самой как-то скучно и неуютно… Кстати, меня зовут Таня, а это Доминик, он же Домка.

— Будем знакомы, Таня. Меня зовут Олег. — с улыбкой ответил кареглазый. Казалось, его смешит моя манера поведения и он с трудом держит себя в руках.

Я выжидающе посмотрела на девушку. Я знала ее имя, но ждала, когда же она сама представится. Повисла долгая тяжелая пауза, во время которой Олеся постоянно переводила взгляд с Олега на меня. Турка равнодушно строгал свои стрелы.

В конце концов Олеся еле слышно пролепетала:

— Меня зовут Олеся…

То ли она боялась чужих людей в принципе, то ли стеснялась именно меня — непонятно… А Турка стойко молчал. Странная, однако, компания…

— Турка не говорит, но все хорошо слышит и прекрасно соображает — пояснил Олег, предвосхищая мои вопросы. Да уж, его присутствие значительно упрощает мне жизнь. Я села у костра слева от него, а за мной примостился Домка.

Я заметила, что багажа у моих новых приятелей прибавилось. На земле валялись баулы из грубой мешковины, а чуть дальше — мохнатые тряпки, чьи-то шкуры. Похоже, Олеся с Туркой ходили не только за водой.

— Итак, чем же мы будем потчевать наших гостей? Кабанчика еще предстоит дождаться, пока можем лишь предложить перекусить. — Олег, протянув руку, взял один из мешков, развязал его и стал жестом фокусника доставать оттуда продукты. — Хлеб, яблоки, творог и ммм… — достав какую-то зелень, он блаженно принюхался — укроп! Чего желает наша умудренная годами и опытом почтенная мадам?

Я решила все же извиниться:

— Олег, ну пожалуйста, прекрати кривляться. Извини за то, что я тебе там наговорила. Я потом подумала и поняла, что ты во всем прав. Прости меня и давай будем без шутовства и на «ты», как и до того разговора. Хорошо?

Он смотрел на меня с такой радостью и улыбался так заразительно, что я не выдержала и тоже расплылась в улыбке.

— Ну как — мир? — и я протянула ему руку для пожатия в символическом жесте примирения.

— Мир, Таня, мир — я хочу его не меньше тебя.

Моя рука продолжала одиноко висеть в воздухе. Я с недоумением посмотрела на Олега. Тяжело вздохнув, он ответил:

— Мне приходится напоминать, что я дал обещание не дотрагиваться до тебя без крайней на то нужды.

Я вмиг помрачнела от этого лицемерия и отдернула руку — ведь он прекрасно знает, что вовсе не рукопожатия я имела в виду, когда он давал обещания.

И в этот момент громкий, заливистый хохот раздался с другой стороны костра. Оказывается — смеялся Турка. Вот уж немой так немой!

— Но ты же говорил, что он немой! Я думала, у него что-то с голосовыми связками, а тут такой хохот! — с недоумением обратилась я к почему-то покрасневшему Олегу.

— Нет, Татьяна, со связками у него все в порядке — он может смеяться, наверное, может и плакать, иногда он даже напевает какой-то мотивчик… У него просто нет языка.

— Как это нет языка?

— Вот нет и все тут, отрезали ему язык.

— Кто?

— Этого я не знаю. А что нет языка — знаю, потому что его остатки он мне показывал.

— Ужас какой… И давно это случилось?

— Ну как тебе сказать… Когда я встретил своих друзей, Турка уже был нем, причем, наверное, давно — раны не было, все уже срослось… Да и ничего ужасного здесь нет. Просто язык примерно вдвое короче и немного другой формы. Жаль только, что говорить он не может.

— А почему вообще «Турка»? У турок, насколько я знаю, совсем другой тип лица и вообще…

— Как я понял — его так прозвала Олеся… Ну, «басурманин, иностранец» — для нее это все Турка… Сейчас его все так зовут. А настоящего имени, похоже, никто из нас и не знает…

Да уж, вот так история… Мне в моей мирной жизни с такими ужасами сталкиваться не приходилось… Мелькнула мысль попросить Турку показать язык, но тут же исчезла. Я вообще плохо переношу всяческие увечья, есть у меня какая-то брезгливость — даже вид гладкой и давно заросшей кожей культи руки, которую мне как-то довелось видеть — вызывает сильнейшее отвращение. При виде Туркиного языка меня наверняка бы перекосило, а несчастный парень мог бы на это обидеться. Хотя, несчастным он и не выглядит. Олег говорит, что это с ним давно — наверное, привык. Давно… Во время разговора я успела забыть о том, что со мной произошло, что здесь понятие «давно» имеет совсем другое значение. Но ведь…

— Олег, а я вот не пойму — ты говорил, что вы ищете выход десятилетия — это как понимать? Ты здесь ходил сопливым карапузом и уже искал выход?

Он фыркнул:

— Нет, конечно… Я попал сюда в девятнадцать лет, и здесь провел около восемнадцати лет.

Я только испуганно хлопала глазами:

— Так что, тебе под сорок на самом деле? Но как же это возможно? Ты же явно и с бритвой еще не знаком… У тебя же вон растет три волосины в два ряда… Ты же выглядишь на двадцать с копейками…

Он криво усмехнулся:

— Я же рассказывал тебе о замедленных процессах… Точнее спросишь у Учителя, но, насколько я понимаю, скорость старения в пять-семь раз меньше…

Я недоверчиво скривилась. Олег продолжал:

— Твое право — верить мне или нет… Но у нас нет причин обманывать тебя.

— А вы, Олеся и Турка? Тоже старперы на самом деле?

Так как они не пожелали со мной разговаривать, то за них ответил Олег:

— Олеся здесь немногим больше, чем я… Года на три дольше. А вот Турка — даже не знаю, но, насколько я понимаю — он тут появился чуть ли не первым… Точнее тебе скажет старик.

Я даже опешила от неожиданности — так это они здесь все намного старше меня? От осознания этого мне стало как-то не по себе и я поспешила сменить тему:

— Как вы так без календаря и без часов живете? Совсем никак время не отмеряете? — для меня стало приятной неожиданностью то, что я произнесла это спокойно, без паники, слез и истерик. Видно — начинаю привыкать…

— Много раз мы пытались это сделать, хотя особого смысла в этом и нет. Когда нужно начинать готовиться к зиме — мы понимаем и так, по похолоданию и по изменениям в окружающей природе. Беда в том, что Олеся с Туркой совсем безграмотны, а возлагать на одного человека такую задачу — дело ненадежное. Но, если тебя это так интересует, то есть один человек, мы зовем его Учителем — так вот он ведет какой-то свой календарь, и ведет уже давно.

Я остолбенела:

— Как это — безграмотны?

Олег усмехнулся:

— Да очень просто — в их время грамотность была мало кому доступна… Но им и так неплохо живется…

— Что значит — в их время?!

— А я не сказал тебе? Мы все здесь из разных времен… Турка вообще из древних, Олеся — не очень… Ну, если сравнивать со мной… Некоторые из одного времени, например я и Ефим… Ты с ними всеми потом познакомишься… Что касается меня, то я попал сюда из тысяча восемьсот двадцатого года от Рождества Христова…

От таких откровений я просто выпала в осадок. Я отказывалась верить в то, о чем говорит этот сорокалетний мальчик… Мой мозг кипел от натуги, а мыслительный процесс сопровождался, по-видимому, ошарашенной физиономией. Олег, горестно и криво ухмыляясь, смотрел мне в глаза и наверно читал мои мысли.

Мне стало стыдно, очень стыдно… Мы ведь теперь в одной лодке, они взялись во всем мне помогать — хотя вовсе и не обязаны были. Могли бы бросить меня, или вообще не подходить с самого начала, а издали наблюдать, как я схожу с ума от неизвестности и отчаяния и бросаюсь с обрыва. Какая сейчас, по большому счету, разница — кто из какого года или века пришел?! У нас одна беда и одна цель — вернуться назад!

Олег, видимо, уловил искреннее раскаяние и благодарность в моих глазах, так как сменил гнев на милость и просто, даже как-то по-домашнему, сказал:

— Да ладно, чего уж там. Забудь. Ужинать будешь?