Глава 24

Из-за наших с Олегом ночных разговоров и «будем спать до обеда» мы вышли довольно-таки поздно, солнце уже прошло зенит. Лес закончился, и мы шли по живописному лугу, раскинувшемуся на склоне очередной горы. Сначала идти было приятно, медовые ароматы кружили голову, пронзительно-синее небо наполняло разум восторгом. Но идти в самый солнцепек было неразумно и я поняла это позже всех. Знойное марево стояло над землей, гудение насекомых сливалось в один тяжелый гул…

Так что дойдя до небольшого оазиса из деревьев, мы все-таки решили сделать привал, хотя вдалеке, за небольшим перелеском уже была видна их деревня. Я очень переживала за Домку — при всех своих достоинствах собаки этой породы плохо переносят жару, они наши северные гости. Домка тяжело шел позади меня, пыхтя и понурившись.

— Мы можем подождать вас и здесь, а не в перелеске — сказал Олег Турке и Олесе — Это не имеет значения.

Я была благодарна ему за эти слова как никогда… К жаре и тревоге за пса у меня прибавилась еще одна проблема — ведь все это время мы ходили босиком, но то ли у моих новых друзей более загрубевшая кожа, то ли они как-то сворачивают или напрягают стопу при ходьбе — уж не знаю причины, но ходьба везде и всюду босиком тяжело давалась только мне. Да, я знаю, что это жутко полезно, это просто приятно — походить босиком по мягкой зеленой травке или песочку — но мне все больше попадались иголки и шишки в сосновом лесу и колючки и жесткие травинки на лугу. Ступни ныли и болели и это забирало всю радость жизни… Устроившись на привал, я сразу принялась рассматривать ноги на предмет заноз и мять их в самых исколотых местах. Олег присел рядом со мной, а Домка по-быстрому выкопал себе большую прохладную яму и улегся в ней с явно читаемым выражением морды: «Все, больше я никуда не пойду».

— А как же он обычно выдерживает жару?

— А никак. В обычной жизни он находится на улице пару часов в сутки… Да и гуляем мы с ним в парках и скверах, в основном утром и вечером, там деревья и такого пекла нет. И живем мы намного севернее… Иногда ездим на море — вот там ему туго, но мы пускаем его под навес… А так сидит в квартире день напролет, бедное животное…

— В квартире? Что это значит? Он не охраняет дом?… А почему он не может жить во дворе? — Олег явно недоумевал.

— Ну как тебе сказать… Это значит, что в многоэтажном очень большом доме каждой семье выделена небольшая ячейка — квартира. Там может быть одна или несколько комнат, кухня, ванная, туалет, балкон…

— Это вроде как инсула в Риме? Или как доходный дом? То есть вы вообще не выходите на улицу из этой ячейки?

— Да нет, ну почему же? Я езжу по работе — то на машине, то на метро, и по магазинам хожу, ну и дома сижу — работаю за компом…

— Я не понял, за чем ты работаешь, но понял, что большую часть жизни ты проводишь так или иначе в помещении, да?

— Ну… да… Если транспорт тоже принять как помещение, то получается так, большую часть жизни…

— И как — не тоскливо? Или вы так бедно живете, что ты вынуждена работать?

— Да нет… Ну, я же не просто так работаю, а с интересом — пытаюсь достичь каких-то высот, добиться каких-то результатов… А почему ты спрашиваешь?

— Просто хочу понять — что ты за человек… А что у тебя с ногами?

— Я просто не привыкла так много ходить босиком и по пересеченной местности…

— Дай посмотрю…

Он осторожно взял мою левую ступню и стал рассматривать ее. Я опять ощутила прямо какую-то тягу к этому молодому человеку, тягу на химическом уровне — его руки были сухими и теплыми, но мне казалось, что под его пальцами кожа горит, как после горчичников в детстве… Но все же не хотелось, чтобы он отпускал ногу.

— Плохо. У тебя непривычная к таким походам кожа и не стоило ее сразу так нагружать… Я об этом как-то не подумал…

Ну вот, теперь он будет в этом себя винить! Прямо какая-то ответственность за всех!

Увидев на моей стопе уколы и царапины разной тяжести, Олег принялся водить по ним пальцем, пытаясь определить — сочатся они или уже нет. От этих прикосновений меня опять бросило в жар и я начала непроизвольно вздрагивать.

— Так — больно? Да? Извини, я просто пытаюсь обнаружить, не нагноился ли какой-нибудь порез… Раны на ногах коварны, даже очень сильного человека могут лишить передвижения…

— Да нет, не очень-то и больно… Это я не от боли…

Я пыталась собраться с мыслями и промолчать, но не смогла. Да и какой в этом смысл — в нашем положении городить какие-то тайны мадридского двора на пустом месте?

— Послушай, Олег, у меня такой вот нескромный вопрос…

— Да-да, продолжай, я отвечу на любой твой вопрос. Если смогу, конечно.

— Вот скажи — у тебя никаких странных ощущений не возникает, когда ты до меня дотрагиваешься? Никакого жара, дрожи, учащения пульса?

— Вот так вопрос… — Олег лучезарно улыбнулся, наконец подняв взгляд от стопы в глаза. — Возникает… И я очень рад, что и у тебя возникает… Тебе нужно объяснять, что это значит?

— Ты имеешь в виду любовь? Да ну ладно… Мы с тобой и знакомы-то — без году неделя, да и вообще — ты действительно веришь во весь этот бред насчет любви?! Ну ты же здравомыслящий человек, уже не тот наивный мальчик, которым был когда-то…

— А почему ты считаешь это бредом?

Я замешкалась с ответом — мне даже не приходило в голову, что кому-либо придется это объяснять.

В моем сознании крепко сидела установка, что любви нет, есть влюбленность, физическое влечение, симпатия, в конце концов. Как вариант — воспринимать любовь как совокупность всего перечисленного… Но вот так открыто говорить о том, что веришь в любовь — это все из слащавых сказок и диснеевских мультфильмов… Я так и не придумала, что ответить, ответ вроде «меня так воспитали» или «так считали все мои подружки в юности» был бы совсем нелепым, поэтому я решила — пусть сам и отвечает на встречный вопрос, если уж это для него так очевидно…

— А ты, значит — это бредом не считаешь?

— Конечно, нет. Любовь — самое светлое и чистое на земле чувство. Ей никто не указ — ни возраст, ни сословное положение, ни даже то, отвечают ли ей взаимностью… Она делает жизнь прекрасной и осмысленной, она помогает человеку видеть красоту этого мира, наполняет его таким счастьем, которым он с радостью поделиться со всеми…

Для меня было удивительным слышать такие речи от этого вполне трезво смотрящего на жизнь человека и я слушала его с открытым ртом.

— Ты сейчас очень забавно выглядишь. Пока ничего не говори, дай себе время все обдумать, возможно — когда-нибудь ты поймешь меня и возможно — когда-нибудь ты с этим согласишься. А сейчас давай просто посидим и помолчим…

Хотя это и прозвучало, мягко говоря, странно — но и мне тоже этого хотелось. Олег сел поближе к дереву, оперся на него спиной и протянул мне руку. Как-то само собой мне пришло в голову, чего именно он просит. Я уселась рядом с ним и положила голову ему на плечо, оставив свою руку в его ладони. Я посчитала, что в такой ситуации уже скрывать нечего и нужно для себя расставить все точки над «i»:

— Так ты думаешь, что дело не только в сексе? В смысле — не только в физическом влечении?

— Ну что ты, девочка моя… Конечно, не только в этом… Я так не думаю — я в этом уверен…

Мы молча сидели, опершись на корявый ствол старого абрикосового дерева. Я слышала ровное дыхание Олега, ощущала виском тепло его кожи — и ранее неведанное, спокойное и безграничное счастье наполняло меня. Это чувство где-то глубоко внутри соединялось с радостными мыслями разума о том, что это взаимно… Возможно, потому я и боялась любви всю свою жизнь, скрывая этот страх под циничными насмешками. Боялась, что мое чувство не будет взаимным, допускала разумом и такой вариант. А оказывается, не нужно просчитывать варианты — нужно просто любить душой… И так мне было хорошо в этот момент, что я разомлела и… уснула.