Глава 3.

Глава 3.

Десять-двенадцать дней, не меньше прошло прежде, чем в пещеры вернулось обычное тепло. Так что, совет оставаться там был не совсем удачен. Пока не наступила глубокая ночь, и не пришло время прятаться, те, что захотели остаться, провели время на верхней террасе, ловя тепло с неба, от многоцветных облачных миров, от случайных лучей, пробивавшихся в их надёжно закрытые двери. Остальные разлетелись на Белых Драконах, обдумывать слова высшего дроида наедине, искать подтверждения или опровержения своим мыслям в потоках Впечатлений под синими тучами, под сизыми тучами дождя, или забыться под ними же. Лелий улетел первым. За ним большинство. Индиго остался.

— А почему ты просил про Царя на Троне? — поинтересовалась у него Мурена.

— Ну, я не знаю, — Индиго замялся. — Когда я впервые увидел солнце...

— Чего ты увидел?

— А, ну да… диск этот над горизонтом… я… обалдел просто. А самого дроида, Коронованного я никогда не видел.

— Так это же здорово, — Мурена искренне не понимала в чём интерес. — Не видел, значит, не было причины, твоё счастье.

— Но мне любопытно. С тех пор, как я утратил, стал изгнанником… Кроме того, что нужно, мне ничего не нужно, — Индиго начал запутываться. — Ну, то есть, кроме того, что каждый день нужно… Немного воды, тепла, да и то...

Он помолчал, повертел в руках метёлочку красноватой травы.

— Но только очень красивые вещи, миры, пусть чужие, Впечатления как-то на время дают забыть, забирают всё, все мысли. Вот, например. У Беста Белый дракон сильней моего и быстрей, а мой — красивее! Намного. И я люблю его. Жаль, что они невидимы в покое. Зачем мне быстрый дракон? Куда мне спешить? Я люблю только самые красивые вещи, а он красивее того, что я могу найти, летая на нём...

— Да… — протянула Мурена. — Ты не трус, но и не боец. Не будешь ты мне морским боевым товарищем. Очень разные мы с тобой… — Она отняла травинку и исследовала её с той же тщательностью. — А про Царя-на-Троне… что тебе рассказать? Вопрос твой был дурацкий, звать его незачем. Он, этот дроид, присущ тебе. Ты же не зовёшь телохранителя? Если что, он сам приходит.

— Присущ мне? — Индиго не знал, как спросить по сути.

— Ну да, сказала Мурена. — Он, если так можно выразиться, телохранитель твоего Огненного Круга. Только он не хранит ничего. Он просто утверждает — ты ещё есть. Он — твои жизненные силы. Потому так и бывает, что на фоне, перед лицом смерти ты видишь его лицо. Конечно, оно тебе кажется невыразимо прекрасным! И не удивительно, что в этот миг ты видишь всё разом, все выходы, все возможности… Такой дроид, простейший. Наверняка относится из первой расы к дроиду Тепло.

Она помолчала и добавила минуту спустя:

— Это ведь тот самый дроид, что несёт Восходящего со дна Великого Моря… Ты не знал?

И тут Индиго вспомнил. Изумрудные, сине-зелёные толщи воды, тени огромных рыб и переливы серебристых косяков, подводные травы, лучи скользящие по ним… и шаги, шаги, шаги, не его, чьи— то, качающие его шаги. Этот дроид не плывёт, он идёт, словно по незримой лестнице, мимо всех Чудовищ Моря, унося Восходящего со дна.

Когда оставшиеся уже ныряли в промёрзшие своды, Индиго обернулся на долину внизу и увидел, как Сонни-сан, отрешённый, неторопливый возвращается по высохшему руслу из подземелий. Чёрный Дракон вёл его, как пастушья собака вела бы стадо, преграждая путь с разных сторон, кроме одной, в нужном направлении. Необычный у него дракон, чёрный, но перламутрово-синий и показывается редко.

— Вот что интересно, — сказал Амарант, тоже заметивший эту картину. — Он каждый раз смывает всё целиком, все Впечатления, дочиста. Никогда не рассказывает об этом. Да и не может рассказать, как? То есть, в памяти, такой, как у нас есть, оно у него не откладывается. И, тем не менее, в следующий раз он делает ровно тоже самое. Почему? Как это желание складывается в нём снова? В каких глубинах что хранится?

Сонни-сан успел подойти к ним за это время, и теперь стоял невдалеке, глядя на вход огромными, тёмными, невидящими глазами, мокрый с ног до головы.

— Он замёрзнет там, — сказал Индиго.

— А ему и не надо внутрь, — отозвался Амарант. — Я согласен с дроидом, и с Муреной, такого никто не тронет. Утром дадим ему что-нибудь для начала. Пусть Лелий даст, если вернётся к утру. У него всегда что-то припасено как раз для таких чудиков, безопасное.

— Безопасное? С трудом представляю опасное Впечатление.

— Да? — Амарант улыбнулся. — Ну-ну… Да и не в этом дело, представь, в нём, совершенно отмытом, пустом — одно только Впечатление, первое, единственное. Грубо говоря, оно должно быть лёгоньким и лежать точно посередине, а то забросит чёрт знает куда.

Индиго ощущал невольную брезгливость, глядя на это отрешённое существо, словно мог заразиться от него или запачкаться.

— А если бы вы не приняли конвенцию, вы бы бросили его или обворовали?

Амарант изумился:

— Кто — вы? Я что ли? Мы тут до тебя вообще-то долго жили, и до этой конвенции. Сонни давно здесь. И никому не пришло в голову… А вот стоит ли приводить новеньких без разбора… для меня лично… — ещё вопрос!..

— Не злись, я сдуру спросил.

— Среди изгнанников хищников нет.

Индиго молчал.

— В конвенции… — Амарант подчеркнул это слово, — попросту перечислено всё сложившееся с ходом времени. А у Беста фантазий — более чем… Для чего самоочевидные вещи закорючками записывать, он один знает.

Они зашли в пещеру. Как же холодно! Злясь дальше, но уже не на Индиго, Амарант продолжил:

— Взял тряпку, понаставил на ней закорючек… Спорю, сам же их и придумал, ни на один из знакомых мне языков они не похожи, и… мне это нравится, все по очереди, глядя на одну закорючку, должны повторять первый пункт, на вторую, второй… Это он так новое Впечатление создаёт. Для грядущих поколений… — и, без паузы, Амарант предложил. — Хочешь участвовать?

— Хочу. Да и надо, наверное. Я ведь её целиком ещё не слышал.

— Ну, так пойдём. Сегодня будет твоя очередь.

Переходя во вторую пещеру, Индиго бросил взгляд туда, где Сонни-сан сидел без движения, тоненьким силуэтом среди заступивших на стражу Чёрных Драконов и ночных облаков.

В холодном зале было непривычно безлюдно.

— Вот тебе смена, — сказал Амарант крепкому белобрысому парню с тряпичным свитком в руках.

— Лады, — отозвался тот. И неожиданно пристально взглянул в глаза Индиго. — Борей, — представился он.

— Индиго.

— Ясно. Садись, — и сам сел рядом.

Перед ними лежала небольшая прямоугольная тряпичка, которую прежде украшали узоры или цветы, но слиняли от времени. Горизонтально, одна над другой шли четыре строчки, а над всеми ними одна загогулина, написанные иссиня-чёрной, расплывшейся краской. Они, и правда, походили больше на орнаменты, чем на отдельные буквы письма. Но за короткое время Индиго успел проникнуться уважением к Бесту, потому смотрел на них безо всякой иронии. Да и Борей тоже. Он ткнул пальцем в верхнюю загогулину и сказал:

— Конвенция.

Взглянул на Индиго.

— Конвенция, — повторил тот.

Палец переместился на верхнюю строчку, и Борей уточнил:

— Смотри на саму строку, когда произносишь.

— Ага.

— Не лгать новоприбывшим.

Индиго повторял:

— Не торговать новоприбывшими… Не использовать новоприбывших… Не изгонять никого без особых причин.

— Всё, — сказал Борей. — Запомнил? Понял? Хочешь повторить?

— Запомнил, — быстро согласился Индиго. — А использовать?.. Ведь раньше написано: не лгать?

— Ну, это когда нарочно. А бывало, приходили с таким количеством своих тараканов… то есть, своих Впечатлений, что использовать их, раз плюнуть, тут и лгать не надо, — объяснил Борей и добавил, — да ещё бывают объединившиеся с дроидом 2-1. Если узнать, что за дроид, из человек верёвки вить можно. Был тут такой один...

— Но почему? — Индиго не слишком задумывался о природе дроидов, однако, на основании того, что знал, подобный расклад никогда не приходил ему в голову. — Почему он не освободился от этого дроида?

Амарант, слышавший их разговор, рассмеялся:

— Потому что он не хотел!..

— Но почему?!

Рассмеялись оба.

— Встретишь радостного 2-1, поймёшь, — Амарант посерьёзнел. — Только не делай так, слышишь? Бест не простит нам, скажет, мозги запудрили… И не ходи пока в Туманное Море дроидов в одиночку, ладно? Я серьёзно. А про то, когда новеньким что рассказывать, в этой… конвенции… ни слова.

Немного позже, любознательный Индиго принялся выяснять у книжника Амаранта про их имена…

— Борей? Из-за ездового дракона так назвали. В честь ветра из старых сказок. Его нашёл Бест не на материке, где обычно тоскуют изгнанники первое время, а в полёте, на Белом Драконе верхом. И не смог догнать!

— Бест не смог догнать?

— Ага. Это сейчас Борей кажется таким спокойным. Вначале он был просто невменяем! Они дня три носились над океаном… Падали в него, между прочим!..

— И что? Бест догнал или Борей выдохся?

— Ни то, ни другое. Последний раз удачно, в кавычках, упали. Оба попались, целая стая там была морских хищников, слаженная стая. Обоих драконы вытащили. И Мурена. Вот так.

— Интересное начало новой жизни, — Индиго задумался, — как я понял, не типичное начало...

— Да уж, — Амарант улыбнулся. — Расспроси его при случае, деталей добавит.

Какие же беды подстерегают изгнанников, кроме хищников моря? Какие тревоги не проходят, со временем не утихают? Те, которым не подступиться. Мало знаний, слишком мало, никак. Что известно изгнанникам о природе миров, вещей и дроидов, помимо основных законов? Кто расскажет неведомое им?

И вот второй закон.

Гостем в чужом Собственном Мире можно творить. В этом хозяева и утратившие равны. Гость в чужом облачном мире волен превратить всё, что угодно, во что ему заблагорассудиться. Любое видимое, слышимое и так далее, он может превратить в любое другое: в артефакт, звук, свет, в неопределённое, безымянное чувство. Он творит, подняв и опустив руку, сказав, или держа в уме… Может превратить всё, кроме хозяина. А хозяин — ничего, кроме гостя. Гостя может — точно так же: подняв и опустив руку, когда видит его, даже молча, но только гостя, зашедшего или похищенного.

После того, как нагулялся под дождевыми тучами, Индиго следовало бы спуститься в подземелья и смыть с себя, пусть и наугад, хоть сколько-то лишних Впечатлений. Раз уж он не умеет делать это осторожно и выборочно, с помощью одной ракушки Чистой Воды забвения. Но, познав вкус утраты, он начал жадничать, боялся что-нибудь важное потерять… Перемешиваясь, дробясь, мысли и образы прошедших дней утянули его в глубокий, тяжёлый сон.

Индиго шёл мимо чужих миров, мимо огромных рам, причудливых и строгих. Он не летел между облаками, а широкими, тёмными коридорами шёл в полном одиночестве, где они висели вплотную друг к другу. Заглядывал в них, что-то видел, не чувствовал ничего. Хотел и не мог остановиться. Убегал от других людей. Ему казалось: ещё поворот, и за ним совершенно безлюдно, там можно отдохнуть, там он увидит что-то открывающееся для одного… Но что? Коридоры разветвлялись, вели вниз, не меняясь и не отпуская. Последний был короток. Он закончился тупиком. В самом тупике висела рама. Единственная. Вертикальная, простая, высокая чёрная рама. В ней темнота, ничего. Вокруг сидели люди, давно, он знал, очень давно сидели. Смотрели в неё. И Индиго почувствовал их ужас.

Они не могли ни отойти, ни отвернуться. Они могли сдвинуться только вперёд, сдаться. Из темноты за рамой появилась рука, высунулась наружу по локоть, правая рука, четырёхпалая, с отрубленным указательным пальцем. Она шарила в воздухе, искала, хватала, почти касаясь их плеч, их лиц. Убралась внутрь. Высунулась снизу, из-за нижнего края рамы, и шарила, шарила снова. Из углов, ощупывая раму, перебирая пальцами по ней. Вдруг перевернулась ладонью вверх и поманила. Задохнувшись, Индиго ощутил вдруг мучительное, несомненное желание шагнуть к ней, сойти по пальцам, как по лестнице… Что-то крепко стукнуло его в лоб.

Индиго проснулся. С мокрым лицом и волосами. Рядом валялась ракушка из-под воды, аж подпрыгивая от яростного рёва.

Его Черный дракон, вцепившись в Беста всеми до одного когтями четырёх крепких лап, катался с ним по полу. А чешуйчатый хвост уже обернулся вокруг сердца, готовый сдавить. Чёрный Дракон Беста кружился вокруг них и рычал, поскуливая, не находя момента вступить в схватку.

— Эй, эй! — крикнул Лелий драконам и хлопнул в ладоши. — Баста! Он проснулся.

Драконы отступили, ощерились друг на друга и исчезли.

— Ну и зачем так делать? — С упрёком спросил Лелий у Беста, пока тот отряхивался. — Не ожидал от тебя, честно.

— Он должен был увидеть. А так безопаснее. И, между прочим, ты сам это знаешь.

— Но можно же предупредить?

— Когда?.. А если завтра? Сегодня?

Индиго сел и тряхнул головой:

— Я без претензий. Но что там была за хрень?

— Пустой Чёрный Мир, — ответил Бест резко. — И ты должен был видеть его заранее, прежде чем где-нибудь натолкнуться на раму, чем даже услышать о нём!

— Особенный мир? Мир, который может ловить?

— Конечно, не может. Законы миров непоколебимы.

— Значит, ты полагаешь, что я польстился бы на приглашение из такого места?

— Нет, Индиго, ты не понял. Пустой Чёрный Мир, это только название. Это не Собственный Мир. Это рынок. И там не рука, а лестница.

Индиго пытался уловить его мысль:

— Но там же ничего не видно? Какой рынок?

— Такой вот рынок. Я хотел только чтобы ты видел его, знал, как выглядит.

— Зачем?

— Чтобы случайно не зашёл туда.

— Но зачем мне заходить туда, Бест?!

И тот взорвался:

— Ну чего ты не понимаешь?! Ты ведь уже хотел зайти!..

— Да… — прошептал Индиго и вспомнил последний момент перед пробуждением. — Я хотел зайти.

— Вот.

— Ты хочешь сказать, что и мог бы?

— Нет, конечно, нет. Сон, это только сон. А драконы, они простые дроиды, реагируют порой без разбора.

— Ты не врёшь?

Бест обиделся:

— Я вообще никогда не вру. Но есть много, очень много факторов… Любого из них достаточно, подтолкнуть, вызвать желание зайти в Пустой Чёрный Мир.

— Какие?

— Узнаешь. Вечером у нас большие посиделки. А днём, когда будешь кататься, не делай глупостей.

— Ладно. Но какие, например?

Бест, необычно грустный и усталый, потирал рукой свою щёку, дракон-таки оставил следы когтей.

— Ну, например, — протянул он, внимательно заглянув в глаза Индиго, — мнимая простота его завоевания.

В глубине души ещё сохранив то чувство полной открытости и свободы, присущее Восходящим изначально, их разговору с дроидами и между собой, Индиго был уверен, что отвергнут быть просто не может. Подлети он к дверям любого Собственного Мира, постучись, выйдет хозяин, скажет: "Привет". Он не раз слышал, что хозяин не только не выйдет, но и не покажется, один шанс против тысячи, но не верил, как-то не верил. И, конечно, собрался убедиться сам.

Белый Дракон летел стремительно и плавно, восточная сторона светлела, серо-синие цепи облаков распадались на отдельные крутые горы, клубились, обведённые огнём недоступного солнца. Посмотрев вниз, на Великое Море, Индиго заметил, что летит давно вдоль какого-то течения, изгибавшегося, как молочная река. Вот его перепрыгнул по высокой дуге зверь с тёмным блестящим телом. Тень не распавшихся Впечатлений или Хищник Глубин? Вот целая стая таких зверей перелетели поток, свернув глянцем хребтов, вслед за первым. Почему? Что им не понравилось там, в перламутрово-белом потоке? Течение разбилось на рукава и незаметно исчезло.

Вдали облака окрасились розовым цветом, а прямо перед Индиго высилась кучевая, отдельно стоящая шапка большого белого облака. Солнце пробивалось, как всегда сквозь раму чужой прихожей, тонким лучиком на самой вершине облака.

— Посмотрим? — спросил Индиго дракона, и тот послушно направился ввысь.

По мере приближения, луч превратился в светлое пятно, пятно в квадратный проём, заполненный светом, а подлетев вплотную, Индиго увидел широкую раму серебристого цвета, отделявшую этот проём от тумана облаков. Красивые завитки на раме. А в ней...

В ней был чужой Собственный Мир.

За цветущим кустом шиповника в тени спал кот, серый в белых гольфиках кот возле серой же, каменной стены дома. Не происходило ничего, только ветерок сдул и перенёс два опавших лепестка через дорожку. Тени и пятна света заиграли на стене. Крик чайки над пасторалью. Это сад, это домик садовника. Незримое море за ним, пределы семейства Там…

Лесенка в несколько ступеней, с изящными коваными перилами, от края рамы шла вниз. На драконе перед рамой, он как бы стоял на крыльце другого дома, только что вышел из него и думал спуститься вниз. Если пригласят… Долго-долго смотрел Индиго на этого кота, на трещины камней. Цветки, живые под ветром… На чистую просинь неба… На — ничего особенного… Упоение. Это в другой раз, во все последующие разы, заглядывая, он ощутит горькую глухую тоску, но не сейчас. Сейчас...

На краю рамы, близкий и бесхитростный, Индиго увидел дверной колокольчик. Кованый, в завитушках, под стать перилам и раме. Он уже потянулся к язычку...

— Нет-нет-нет, — сказал Бест и перехватил его руку. — Нет.

Белый Дракон Беста завис рядом, сверкая тёмно-сапфировыми глазами.

— Почему? — Индиго словно проснулся, но не отошёл ото сна.

— Сейчас объясню. Ты бывал в каком-нибудь рынке?

— Конечно. То есть, мимо… бывал. Мне ничего там не было надо.

— Ага. Так вот, это, — Бест кивнул на раму, — может оказаться не Собственный Мир, а облачный рынок. Любой может оказаться им. Не такой большой и тяжёлый, как те, стоящие на земле, но сути это не меняет.

— Какой сути? Если и рынок, почему я не могу зайти? Или позвонить?

— Потому что есть вероятность, что это не колокольчик, а артефакт, товар, выставленный на продажу.

Индиго молчал. Он смотрел на Беста с нарастающим тихим гневом, не понимая ничего. Бест заметил это:

— Пойми, возможно, ты не задумывался, но все мы, все изгнанники, и даже хозяева, находящиеся вне Собственных Миров, — артефакты. Мы вещи. Мы тела. А на рынке, когда меняются, что делают? Сталкивают с торговой пирамидки продающийся артефакт своим. Правильно? Ты хотя бы видел со стороны?

Индиго молчал. Да, он видел это. Если хозяин согласен, его артефакт упадёт с подставки, а твой на ней останется, твой он уже забрал. Ты тоже можешь поднять, который выменял, и уходить.

— Да, видел.

— Так вот. В общем, ты понял, если окажется, что для того колокольчик тут и висит, и ты прикоснёшься к нему… То у меня станет одним колокольчиком больше и одним другом меньше. А я, знаешь ли, не коллекционер. Тебя схватят за руку, и, оказавшись в чужом мире, вещью ты станешь по мановению руки, мгновенно.

— Там? — Индиго взглядом указал внутрь, за раму.

— Там.

Без колебаний, Индиго снова потянулся звонить.

— Нет, нет… — Бест опять перехватил его руку. — Ты под обаянием места, я понимаю. И, скорее всего, обойдётся… Хотя… Не все так уж прямо вывешивают на входе звонки. Большинство их очень даже прячет. Гостей не ждут. Но твой Чёрный Дракон не встревожился, хотя… И это не гарантия. Очень уж тут безмятежно, как-то...

Бест мимоходом взглянул вовнутрь:

— Нет, мы позвоним, ты не думай. Вот у меня есть камешек, им и позвоним. Если хищник караулит, то будет спешить, нам достанется красивый колокольчик, а ему простой камешек.

— Ей.

— Ей?

— Это мир девушки. Я вижу.

— А я не вижу, — Бест усмехнулся и осторожно камешком позвонил.

Но к этому времени Индиго уже чувствовал, что никто не выйдет, был уверен на сто процентов. Он и не ждал. Бест тоже так думал, но позвонил снова. Индиго с тоской смотрел в уголочек чужого синего неба, пока мелодичный звон не затих.

— Полетели отсюда? — спросил Бест.

— Она никого не караулит! — воскликнул Индиго со злостью и обидой. — Вы все помешались на своей безопасности, Мурена права!

— Ладно, она права. Ну, так, полетели?

— Как запомнить дорогу?

— Не понял.

— Как запомнить сюда дорогу?!

— Зачем?.. О небо и море! Попроси своего дракона и всё. Много путей они не запоминают, но несколько вполне способны.

— Ладно. Полетели.

Индиго словно умер, с момента утраты во второй раз. Или, скорее, до-умер до конца. До-понял, что мёртвый.

— Запомни, — прошептал он, наклоняясь к белой голубоглазой морде, хорошо запомни, пожалуйста.

Драконий глаз покосился на него, влажный, и согласно моргнул.

Мурена и Бест собачились снова. Индиго застал момент, когда она втолковывала ему:

— Во-первых, в море надо идти только с памятью, без Впечатлений. Освободившись от Впечатлений. Вы ими за всё задеваете, и всё вас цепляет. Вы держитесь за них, и они вас тормозят. Скорость… Там важна скорость. Наконец, они-то и делают вас уязвимыми. Вас видно! И не надо на меня так смотреть. Если это что-то стратегически важное, оставь себе память о нём, а само Впечатление — сотри.

Она держала руку на спине Белого Дракона, собравшись лететь давно уже, судя по тому, что дроид успел стать почти невидимым в покое.

— Мурена, это всё правильно, но мы не пойдём вниз, Мурена, мы созданы, чтобы жить в небе… — Бест говорил с ней так мягко сейчас, мягко и печально.

— Ну и?.. — переспросила она. — Что дальше? Мы никогда уже не будем жить в небе. А то, что сейчас происходит, вообще не жизнь. Ты предлагаешь что-то? Мы сидим на маленьком камешке, глядя в чужие облака…

Видимо, терпение, отпущенное ей на один разговор тут, иссякло, и проявились обычные нотки:

— Но они не станут нашими! Никогда! Нет способа, я знаю… Я вынуждена это признать. Можно отнять мир, сделать его рынком, но как сделать его только своим?! А… — Мурена махнула рукой, запрыгнула на спину дракона. — Сидите дальше.

И взвилась на своём юрком дроиде, спирально в небо, раскручивающимся серпантином.

Индиго был ни на чьей стороне в споре. Но ближе к Мурене с её беспокойной злостью.

Когда, пресытившись дождями связных Впечатлений, он сидел и слушал Беста среди низкой травы, на красноватой сухой земле, как ученик учителя… Или на Белых Драконах, когда они кружили над материком, безмятежно, болтая ногами, на драконьих спинах, и Бест отвечал ему или рассказывал всё подряд… Индиго смотрел на него, на прямое открытое лицо, волнистые волосы, которые тот постоянно укорачивал, обрезая ножом… У Беста есть нож, это круто!.. Смотрел и ощущал свою бездомность. Свою чуждость. Как недо-дроид смотрел он на человека. Бест, такой честный и щедрый, такой добрый, причём ко всем, без исключения… "Для него как бы Собственным Миром стали пещеры… Здорово, правильно, да..."

Он отвлекался и мысленно уходил в Туманные Моря дроидов, не для того, чтобы что-то понять, как сделал бы Бест, как делал Лелий. А только чтоб слышать перезвон, надеясь различить голос, дивный голос высшего дроида однажды и, если повезёт, другим же везло, увидеть самого дроида и заключить сделку. Нужную дроиду. Ненужную Индиго, мечтавшему об этом. Он хотел быть среди своих. Себе подобных. Он скучал по их власти и покою.

Невообразимая притягательность Собственного Мира манила его не золотыми россыпями оживших Впечатлений, а возвращением к покровительству высших дроидов. К их силе и спокойствию, способности пребывать в покое, без новостей, мыслей, сомнений. Индиго так страстно хотел этого невозможного возвращения, так жадно слушал про самые провальные и странные авантюры, переспрашивая мельчайшие детали по сто раз, что иногда Бест начинал подозревать в нём несостоявшегося хищника. Но нет, Индиго был самый настоящий изгнанник, самый что ни на есть, сирота.