Глава 19. Взгляд в прошлое. Кусака (часть I)

— Никто не продержится на арасинце без седла дольше четверти часа, кроме вэй разве что!

— Пять, — меланхолично отозвался Кер и зевнул. — Пять минут, Брент. Ни мигом больше.

— Иди ты! — Найл Дарис всем своим видом, тоном и движением плеч выразил степень несогласия: примерно как от земли до шпиля самой высокой башни замка Эврил. — Четверть часа хороший всадник просидит точно! Ясно, не как некоторые арфисты…

— У тебя, конечно, есть опыт, — ласково протянул Кер. — Неужто я спутал, и не твоя каурая камышинка хрупает овёс в конюшне? Дело стеклодува развивает воображение, Найл эджейан?

— А арфа, похоже, развивает излишнюю уверенность в том, чего не понимаешь, — прохладный смешок из-за спины заставил Кера стремительно обернуться, но Джерин уже отошёл, привычно играя кинжалом — не учебным, а из заточенной стали. Что вообще-то не одобрялось, но Джер носил стальное оружие с дня, когда ему исполнилось тринадцать, и пока никому не удалось ему запретить. Иной раз Керу очень хотелось пойти к старшим и спросить, какой трясины… но это было исключено. Дела друзей остаются между ними и не выносятся на суд старших — даже если дружбой тут и не пахнет. Но если ты лидер и намерен им остаться, то не бегаешь жаловаться и просить помощи. Сильный справляется сам. Особенно потомок первых Рыцарей рода Арайн.

— Да при чём тут арфа, — обронил голос, приглушённый шелестом листьев на резком осеннем ветру, с ветки высоко над их головами. Найл самую чуточку всё-таки вздрогнул — а Кер нет, и даже не стал прятать довольную улыбку: он тоже не заметил, что на дереве кто-то есть, но можно было уже и привыкнуть. За восемь-то лет.

— Брент, твой Ветер просто не выезжен толком, вот и брыкается. Я на Кусаке доехал бы без седла до Лойрена и обратно. Легко. Поспорим?

— Легко болтать, — фыркнул Брентон Деленн, который хоть и обогнал почти всех их в росте и размахе плеч за год работы в кузнице, но сноровки в спорах мускулатура ему не добавила. Хотя Кер понимал, что если друг накачается ещё немного и наслушается похвал от старших кузнецов — побеждать его в словесных стычках будет не легче, чем в боях. Где у Кера, если начистоту, шансов и вовсе не было. Но Крис — дело другое… хотя спорить не любит, но если упрётся, его не свернуть. Вот только сейчас несёт он глупость. И зря это всё… и спор надо живо остановить!

— Крис не болтает, — отрезал он, вкладывая в тон всю уверенность и властность, на которую был способен. — Не знает, так молчит. А тебя, Брент, Ветер и с седлом скидывает через раз.

— А то Кусака не скинула его недавно! Кер, ну что ты мелешь, ты ж сам рядом стоял! До трёх лет арасинцы бешеные. Какое до Лойрена, на ней без седла и Черту не пересечь!

— Скинула, но больше не скинет, — лучший друг Кера спрыгнул с ветки так легко, словно от земли её не отделяло минимум три взрослых роста. — Брент, такие случаи учат. Я понял, что ей не нравится. И что делаю не так. И без седла в Лойрен — это запросто. Правда, тут лучше бы и без одежды, чтоб чувствовать её настроение… но так я ещё не пробовал. Конский пот едкий.

— Не тупи, — Брентон обеспокоенно нахмурился: — У арасинцев шерсть колется. Ты после такой поездки ни сесть, ни шагнуть не сможешь. Неделю будешь жить, лёжа задом кверху в лечебне.

— Скорее, две, — уточнил Кер. — Неделя — это в штанах не из кожи. Крис, помнишь, как мы наперегонки скакали прямо в чём сбежали с урока, когда тебя внезапно понесло на Северинский Пик смотреть закаты?

Ребята весело рассмеялись. И Крис тоже, громче всех.

— Не было там недели задом кверху. Пара дней. И всё потому, что кто-то упустил лошадь и его пришлось везти на моей, и она его покусала. И меня заодно. Так спорим, Брент? На что?

— Спятили?! — Кер злился уже всерьёз. И надеялся, что хоть один из друзей, более разумный (и привыкший его слушать), заметит и остановится. — Опасно же! И если верят, то не спорят! Брент, ты не веришь слову Рыцаря?

— Верю, — смутился Брентон. — Конечно. Крис, он прав, не надо споров. И я о Ветре говорил, а не о Кусаке. Насчёт неё тебе видней.

Тут его окликнули из кузницы, Найл мигом исчез в свою стекольню, прочие тоже разошлись. Кер облегчённо вздохнул: пронесло. Слегка смущало лишь присутствие Джера поблизости. Тот вроде и болтался в стороне, лениво кидая в мишень ножи, в самое яблочко, но по опыту Кер знал: если кто и умеет слышать всё, особенно не для его ушей сказанное, так это Джерин.

— Ты же сам мне не веришь.

У Кера внутри что-то колюче сжалось.

— С чего ты взял? Я вдруг не верю лучшему другу?

Крис улыбнулся. Той улыбкой, которую Кер терпеть не мог: словно вокруг Криса все люди не настоящие, а вырезанные из бумаги, и мир тоже плоский, кое-как нарисованный на огрызке листа потёкшими пятнами акварели.

— Крис, я знаю, ты неправду говорить не станешь.

Раньше он так не улыбался. Когда им было десять… двенадцать… а может, два года назад и началось. И ведь его не уболтать, Крис сам в таких фокусах мастер.

— Слушай, — Кер чувствовал себя прижатым к стенке и от этого снова начинал злиться, — что ты в себе не сомневаешься, я верю. Но ты можешь ошибаться. Как все. И глупо это проверять!

— Глупо. Только я не ошибаюсь.

— Хорошо. Ладно. — Кер развёл руками: — Как скажешь! Но пожалуйста, не надо раздеваться, лезть на Кусаку без седла и переться в таком виде в Лойрен! Не она сбросит, так заметят, и что тогда?! Мейджис оторвёт тебе всё, до чего достанет. А весь замок десять лет будет смеяться.

Крис всё с той же отстранённой улыбкой кивнул.

— Не сделаешь так? Дай слово.

— А то будешь следить? Поселишься в моей комнате или в конюшне?

Кипящий от негодования Кер бессильно тряхнул головой:

— Да что с тобой творится с дня рождения?! Было же весело! А ты словно сам по себе. Вдали.

Его друг посмотрел удивлённо, будто вынырнул из яркого и запутанного сна.

— Ничего не творится. Просто нам уже четырнадцать, и остался год на то, чтобы всё решить.

— Что решить? — не понял Кер.

— Заповеди, Орден… пока ещё можно передумать. Никогда не хотел выбрать иначе?

Кер открыл рот и глядел на друга, застряв на единственной мысли: «Не верю»! Крис засмеялся:

— Ты бы себя видел! Кер, я не собираюсь предавать заповеди и имя. Но думать-то можно.

«Нельзя», чуть не рявкнул Кер. Но хорошие манеры взяли верх — отец и Талин гордились бы!

— Можно, но бессмысленно. Я знал, не стоило приносить на праздник ариту, да ещё мешать с элем: до неё ты вроде был умным. А это ещё глупей, чем голым лезть на неоседланную лошадь!

Ему показалось, к хохоту Криса добавился второй смешок, скрытый стуком ножей о мишень.

— Да я шучу! Ты веришь всему, ну как тут удержаться! Кроме часа без седла, хотя вот это была не шутка.

— Это идиотизм, — сердито бросил Кер. — Ты точно перепил вчера ариты! И я задал вопрос, а ты не ответил. Не станешь ваш дурацкий спор выигрывать? Без одежды и без седла? Обещай!

— Обещаю, — Крис выразительно вздохнул, без слов добавив «только отстань», и обнял друга за плечи: — Я и не собирался. Пошли на тренировку. И увидим, кто тут перепил ариты.

_ _ _

Энтис задумчиво смотрел на кожаные штаны для верховой езды. Вторые, из плотной ткани в рубчик, которые звались пастушьими, казались более подходящими для эксперимента, но всё-таки выбрал эти: конский пот тряпку и правда может проесть, а потом объясни-ка появление интересных дырок на заднице, если попадёшься Мейджису. А в летнюю жару ходить в коже невелика радость, особенно на тренировки.

Солнца уже закатились; сумерки плавно перетекали в ночную тьму, смягчённую лишь звёздами. Энтис натянул чёрный свитер с высоким горлом, выкинул из шкафа всё в поисках шапки, не нашёл и в итоге замотал волосы тёмным шарфом — не очень охотно: в прошлый раз шарф зацепился за ветку, и Энтис чуть не слетел с вяза на уровне пятого этажа, приятного мало. Он поморщился и затянул узел на шарфе потуже. Шапка, видно, тоже осталась где-то в ветвях… может, в плодовом саду, по которому обычно выводил Кусаку на тайные прогулки; немудрено в темноте за сучок зацепиться и не заметить. Вообще-то надо поискать: в саду любит гулять Мейджис, а он может шапку и узнать, если ему её подсунут садовники.

Перед Кером было немножко стыдно — самую чуточку. Он усмехнулся: а кто виноват, что до сих пор не освоил науку точных формулировок! Попросил обещать, что Энтис не будет выигрывать спор без одежды и без седла — ну так о выигрывании спора речи не идёт, спорить-то Брент отказался. И ехать он собирается одетым. Обещание не нарушено.

Конечно, он понимал, что по сути это нечестно. Как и высмеивать друга, заявляя, что пошутил, хотя почти всё сказал всерьёз. Но Кер сделал такое ошарашенное лицо, будто Энтис предложил пойти и со шпиля прыгнуть. И продолжать о выборе Ордена — о том, что порой его отталкивает, едва ли не пугает перспектива связать себя клятвой, лишиться свободы в большей степени, чем требует соблюдение заповедей… нет. Кер бы начал волноваться, спорить, поднял бы шум и невольно втянул в разговор ещё кого-то — как уже бывало не раз. Будто бы он не знает Кера. А потом ещё в панике к Талину побежит, и тот из него мигом вытянет подробности, а с Талином это обсуждать нисколечко не хочется. И толку нет, и ещё сболтнёт Мейджису…

Зачем ему сдалась эта затея, Энтис сам не знал. Он ведь правду сказал: не собирался. Но уже давая слово, понял: сделает. Может, потому, что Кер не поверил? Значит, доказать. Другу или себе… или стоявшему рядом Джерину…

Он отмахнулся от таких мыслей, как всегда. Чего там думать, это же будет весело. Приключение!

Спускаться не лифтом, а по дереву он привык давно: ночная вылазка была далеко не первой. И Кер об этом знал, так что требуется особая осторожность: мало ли, вдруг правда решит подстеречь. Ну и ладно: или седло всё-таки придётся использовать, или они поедут без седла вдвоём, выйдет ещё интереснее. Об этом он размышлял, уже перебравшись с балкона на здоровенный вяз — гордость Тени Эврил, одно из самых высоких и самых старых деревьев Тефриана, — и ловко скользя меж ветвей вниз. За два года он успел изучить вяз так, что мог бы слезть с закрытыми глазами: ноги и руки сами находили нужные ветки, он двигался вниз стремительно, неслышно, незаметно. Когда слезал в первый раз, тоже после дня рождения, то боялся, что из окон его увидят и, конечно, растреплют, и дойдёт до Мейджиса. Но густые ветви и ночь укрывали надёжно: ни разу его не застукали. Более опасным был момент перелезания на вяз с балкона — но и тут ему повезло: балкон оказался устроен так хитро, что из других покоев его не увидать. Стена и стена, с выступом для красоты. Энтис тщательно проверил, напросившись в гости к соседям на своём этаже и снизу, а выше комнат уже не было, только крыша и шпиль.

Он думал о секрете балкона и тайной комнаты, чтобы отвлечься от зудящего, как укус комара, чувства, что поступил с Кером нехорошо. Надо было позвать. Или попросту сказать правду, и Кер ещё и помог бы тихо вывести из конюшни Кусаку, и дождался бы — восхититься очередной победой… а так ведь обидится.

Вот с чего он, Энтис, вообще завёлся с этим седлом? Брент прав насчёт арасинцев: если их грамотно выезжать, они становятся лучше любых других лошадей, но жеребятами — дикие, как биры. Кусаке два года, а она всё ещё… кусака. Норовистая зараза. Здорово, конечно, что Мейджис подарил именно арасинку, да ещё от знаменитого производителя, победителя всех крупных скачек за последние десять лет, круче некуда, но справляться с нею — та ещё радость.

Ветка под ногой опасно хрустнула. Седьмой этаж. Упс. Он приник к стволу, выравнивая дыхание и впиваясь пальцами в пару других ветвей, словно пытался в них врасти, как злодеи в сказках. Но ветка не обломилась, из окон никто не высунулся — обошлось. Из прикушенной губы потекла кровь, он облизнулся, чувствуя себя тем самым биром в засаде, и продолжил спуск.

Потому и завёлся, что сбросила. Это сейчас хорошо говорить о ценных уроках — и ведь слушают и верят… а тогда было просто обидно. И Кер ещё с речами о болезни… он сжал зубы. Кер был прав. Он — нет. Золотой Сокол, неудержимый, ставший за год легендой, всех поучающий, как переносить поражения, чтоб они обернулись победами, — проиграл и бесился, как самовлюблённый глупый мальчишка. А Кер сперва так радовался, что в кои-то веки выбил у него меч, да ещё дважды. И думал, лучший друг разделит с ним радость — ведь когда твои друзья овладевают новым уровнем мастерства, то радоваться за них нормально и правильно. А злиться — нет. И тем более, срываться на друга, когда тот понял, что не в его мастерстве дело, а в том, что Энтис поддался своей солнечной болезни и от неё даже падает с лошади. Ну подумаешь, сказал ему Кер идти в постель или в лечебню. Всё ведь верно сказал. Глупо было переться на площадку и лезть в бой, когда от головной боли едва видишь блеск мечей. И на кусачую непослушную двухлетку забираться глупо. Кер-то в чём виноват.

До земли осталось полтора этажа. Энтис повис на руках и спрыгнул. Платок не развязался — ура. Весь в тёмном, в ночи он скользил к конюшням незримой тенью, ветром, соколом… имя отца. Путь отца. И его честь. Кер прав и тут, у сына Крис-Талена нет и не может быть даже мыслей о выборе.

Только у конюшен, не найдя друга, он понял, что на самом деле ждал его. Хотя вышло бы, что Кер не поверил. И что лучше: когда тебе верят или когда понимают? Он не знал. Верили ему все, кроме, пожалуй, Мейджиса; по части понимания опыта пока не было.

Вывести наружу Кусаку вышло легко: она привыкла к ночным прогулкам, а ещё ей нравились ягоды ласии, терпкие и горьковатые, состоящие сплошь из твёрдых семян. Лошадиным зубам они были не очень полезны, но Энтис много не давал. Только если требовалось быстро и тихо выманить Кусаку из стойла. Уздечку он всё-таки взял: седло — ладно, но вовсе без сбруи арасинку точно не удержать.

До Черты всё шло прекрасно, а затем, на гладкой дороге — и вовсе замечательно. Лошадь почти не пыталась брыкаться, и то не всерьёз, словно приняла игру и решила её не портить. Но почему бы и нет? Перед тем, как садиться (без седла — задачка не из лёгких) он всё ей объяснил. Он всегда объяснял Кусаке, чего от неё хочет: и словами, и мыслями, и волей — ведь пишут же в книжках, что животные понимают вэй, а значит, думать умеют. И хоть он не вэй, конечно, ещё чего, но с живым существом, способным думать, имеет смысл общаться не только с помощью узды, сапог и коленей, но и просто говорить. Лошади умные. Вообще-то ему часто казалось, что они поумнее многих знакомых людей.

Сапог, кстати, не было. Сперва он попросту о них позабыл, а потом уже перепрыгнул на дерево, а с полпути возвращаться — пути не будет, это всем известно. И хотя жёсткая шерсть и в самом деле кололась, но зато он куда лучше чувствовал, что лошадь сейчас выкинет, и мог вовремя подтолкнуть или придержать. До Лойрена — мог. Но там, видно, зверюшка учуяла запахи другой живности, в том числе с острыми клювами и зубами, или припомнила, как носились тут в последний раз, — и рванула таким бешеным галопом, что у него перехватило дыхание, и он не правил, лишь старался держаться.

А потом что-то свистнуло по глазам, ветка или птица, и дальше под ним была уже не спина лошади, а очень твёрдая земля, а одна нога неловко утыкалась в ещё более твёрдый камень. Кусака, судя по хрумканью, бродила поблизости, с аппетитом жуя листья. И встать, подойти и залезть на неё снова он не мог: стоило той ногой, что на камне, шевельнуть, как от боли у него в глазах всё вспыхнуло, словно на миг ночной лес охватил пожар, и тут же сознание поймала глухая тьма.